Глава 1
Флоренс
Ночной город освещают огни, образованные от сотни небоскребов. Я сидела на высоком барном стуле и водила кисточкой по холсту, вырисовывая новые яркие линии. Густые каштановые волосы, ниспадали на палитре, которую я держала во второй руке. Одна прядь уже покрылась розовой краской, другая желтой, третья синей. Я громко цокнула и закатила глаза, когда услышала очередной телефонный звонок. Откинув кисть с палитрой в ящик этюдника, я встала со стула и подошла к панорамному окну.
Компания друзей, проходящая мимо, громко смеялась. Давно я не ощущала чувства веселья. Они были одеты довольно-таки легко, что странно, ведь это не Калифорния, это холодный Нью-Йорк. Снежный Манхэттен был, как всегда, прекрасен, я бы никогда не променяла этот чудесный район, этот чудесный город, чудесный штат. Наслаждаться видом из окна – одно из моих самых любимых занятий, в последнее время. Противный рингтон отвлек меня от размышлений, пришлось отойти от окна и пройти в кухню за смартфоном.
Плюс один пропущенный в копилку. Ох, Мартин. Что ж тебе опять надо?
Не скажу, что Марти назойливый, он мой единственный друг и знает обо мне все — это и раздражает. Моя жизнь вовсе не сладкий зефир, а скорее леденец «Toxic Waste». Я люблю описывать свою жизнь так, ведь эти леденцы сначала очень кислые, слишком кислые и, кажется, будто их совсем невозможно есть, но потом... Как только ты их рассасываешь они становятся такими сладкими, нежными и вкусными. Однако в моей жизни кислая оболочка слишком толстая, или вообще бесконечная. И как раз Мартин старается изо всех сил, чтобы рассосать эту кислую оболочку, ну и дурак, ведь сам прекрасно знает, что это напрасно.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы настроиться и перезвонить другу. С каждым гудком волнение и напряжение в груди возрастало. Марти всегда ведет себя как чересчур заботливый (по его словам, как по мне — это доминирующая гиперопека) старший брат. Для меня это максимально непривычно, потому что я не привыкла к... заботе?
— Флоренс, ты в себе вообще?! — заорал в трубку мужской голос, как только я нажала на зеленую кнопку ответа.
— Могу спросить у тебя то же самое, Мартин. На часах два часа ночи, а ты звонишь мне, спать иди, — ответила я, предчувствуя очередную глупую ссору.
— Я переживаю за тебя, идиотка!
— Ладно, прости. Я помню, что мы договаривались встретиться, но сдача картин назначена уже через несколько часов, а мне нужно дорисовать одну и нарисовать еще две, — я собрала волосы в высокий хвост и откинулась на спинку стула.
Мне было стыдно за свое поведение. Ведь это не сложно, просто набрать номер и отменить встречу. Но ладно, что произошло — то произошло, ничего уже не изменить.
— Хорошо, в следующий раз просто позвони и предупреди, спокойной ночи.
— Пока.
Я откинула телефон на барную стойку и потерла глаза руками, с ужасом отдернув их через секунду, вспомнив про измазанные в краске ладони, и отправилась обратно в студию.
«Еще пять минуток и пойду в постель».
Я вновь села на высокий стул, взяла кисть в руку и продолжила творить. Точнее пытаться. С момента расставания с Томасом у меня пропало вдохновение к чему-либо. И к жизни, в том числе. Прошло уже четыре месяца, а я все никак не могу отпустить его. Хотя нет, могу и хочу! Только вот Томас явно этого не хочет. Он постоянно приходит ко мне, звонит мне, пытается меня вернуть. Не понимаю, что с ним случилось. Наши отношения были волшебными, романтическими, трогательными и я была так счастлива с ним. Он любил готовить мне завтрак в постель, оценивать мои новые картины, а я так любила, когда он обнимал меня во сне, прижимая ближе, когда шептал нежные слова и клялся в вечной любви. Бесстыдник, так и не сдержал клятву. А потом я бросила его. Он изменил мне с какой-то моделью, которую встретил в клубе. И как иронично, узнала я это от нее самой. Бедняжка настолько сильно влюбилась в него, что позвонила мне с телефона Тома и рассказала об измене. Это сломило меня. Я впала в глубочайшую депрессию, моя жизнь вновь превратилась в огромную черную дыру, откуда спасения нет и не будет. Я начала приходить в себя. Точнее я смирилась с тем, что Томас мудак и разлюбила его, но депрессия никуда не ушла. Неужели я настолько плоха в постели, что он изменил мне? В любом случае мне уже безразлично, что подвигло его на измену. Важно сейчас то, что его подвигло вернуть меня. Вернуть меня таким мерзким методом — запугиванием. Он начал угрожать мне, вредить мне, портить мою репутацию. Вся любовь, которая осталась к нему, несмотря на ее маленькие размеры, превратилась в страх.
Я кинула взгляд на электронные часы. 02:34. Вновь отложила кисть и посмотрела на холст. Прошло так много времени, а картина до сих пор не закончена. Чувство вины меня все равно не покинет, поэтому я решила не мучаться и лечь спать. Пройдя к белоснежной кровати, мое тело устало рухнуло на мягкий матрас, и я окунулась с головой в холодное одеяло.
В последний раз я лишалась вдохновения двенадцать лет назад, после гибели отца. Я была ребенком, который нуждался в поддержке, а в ответ получал упреки от матери. Я перестала рисовать. Помню как приходила в художественную школу и елозила краской по бумаге, туда-сюда, ничего не вырисовывая, просто оставляя кляксы. Я не сразу рассказала своей преподавательнице что произошло, это казалось слишком личным. А потом она настояла и я взорвалась. В тот вечер я впервые выплакалась. Она меня поддержала. Я тогда очень удивилась, почему она была так тепла ко мне. Тогда мне дали очень важный совет: если в тебе бушуют эмоции и ты чувствуешь, что они не опасны для тебя — рисуй! Это как альтернатива личному дневнику, где ты пишешь все что скопилось в голове и на сердце. Я быстро начала приходить в себя, мне больше не хотелось выкинуть все краски и кисти.
Не знаю, как понять, опасны эмоции или нет, но в этот раз ее совет не работает. Единственное, что заставляет меня встать с кровати и зайти в студию, мысль о то, что это в первую очередь моя работа. Не будет денег, не будет и кровати, лежать и страдать будет негде.
***
Проснулась я совсем не от солнечных лучей, пения птиц или от других «мимимишных» причин. Проснулась я от настойчивого будильника, который точно не даст мне выспаться. Я взяла телефон, чтобы убедиться во сколько именно у нас с Робом запланирована встреча.
«11:00, в кафе на Парк Плейс, 17»
Отлично, осталось два часа, если потороплюсь — успею.
Я направилась в ванную, стянула с себя всю одежду и встала под горячую струю воды. Пока мне открывался вид на утренний Нью-Йорк из окна, вода приятно обжигала кожу. Это чувство можно смело записывать в книгу лучших чувств на свете. Обернувшись в теплое полотенце, я посмотрела на себя в зеркало. Каштановые волосы взъерошены, челка выглядит так — будто ее еще долго надо будет укладывать, не смытая вчера тушь, дала о себе знать под нижним веком, так же, как и дал о себе знать четырехчасовой сон, в виде синих мешков. Стерев с себя потекший еще вчера макияж, я принялась наводить новый. Много времени я тратить не хотела, тем более у меня его нет, поэтому я легко накрасилась, расчесала волосы и уложила челку. Теперь, когда я выгляжу как нормальный, а не пещерный человек, можно начинать одеваться. Быстро осмотрев гардероб, я взяла обычные черные джинсы и белый топ, накинув сверху теплый пуховик и схватив сумку, я вышла из квартиры. Спускаясь на лифте, я еще раз посмотрела на себя в зеркало.
Мой мозг захватила мысль о том, как я скажу Робу, что не смогла доделать картины вовремя. Мы работаем с ним так долго, не хочу, чтобы он разочаровывался во мне.
Спустившись на парковку, я прошла к машине, мысленно пересчитывая готовые картины. Двенадцать из пятнадцати мало, конечно, но хоть что-то. Сев на водительское место, я завела машину и поехала на встречу.