19||
Ночь прошла неспокойно. Где-то на границе сна и полубреда я чувствовала, как тело становится всё тяжелее, как будто я тонула в расплавленном свинце. Жар поднимался от груди к голове, дыхание было поверхностным, горячим. Подушка намокла от пота, в висках стучало, как барабанная дробь, и даже мысль о движении казалась слишком трудной.
Сквозь вязкое, тяжёлое забытьё пробился голос. Тихий, встревоженный, родной:
— Ариш... просыпайся, у тебя температура поднялась...
Глаза открывались с трудом, но когда я всё же смогла, передо мной оказался Артём — растрёпанный, глаза тревожные, движения быстрые, чуть резкие от волнения. Он сразу приложил ладонь ко лбу, к щеке, и нахмурился.
— Чёрт... горишь, — выдохнул он. — Потерпи, малыш, сейчас всё будет.
Он включил ночник — в комнате рассыпались мягкие янтарные блики. Я попыталась натянуть одеяло до подбородка, весь мир был пронизан ознобом.
— Мне холодно... — прошептала я, голос дрожал.
— Нет, это не холод. Это температура, зайка, — мягко сказал он, стягивая с меня лишнее. — Нельзя так укутываться, нужно сбить жар. Я с тобой, хорошо?
Он вернулся с аптечкой, термометром и влажными салфетками. Я попыталась было возразить, но он только хмыкнул:
— Серьёзно? Сейчас будешь геройствовать? — усмехнулся Артём, протягивая мне термометр.
Температура почти сорок. Он выругался тихо, почти срываясь на шёпот, и достал сироп.
— Пей. И даже не думай спорить.
Он аккуратно подсадил меня, поднёс ложку ко рту, потом протёр лоб прохладной салфеткой, а другой рукой держал за плечи, чтобы не завалилась назад.
— Всё хорошо... Всё идёт как должно. Ты сильная, Ариша. Это просто организм борется. — Его голос звучал уверенно, почти успокаивающе, как мантра.
Когда я снова завалилась на подушку, он не ушёл. Остался рядом, сидел у изножья кровати, гладая мою руку, отслеживая дыхание, поправляя прядь за прядью волосы, прилипающие ко лбу.
Температура начала немного спадать. Я засыпала рывками — то проваливаясь в забытьё, то просыпаясь от дрожи, то снова укладываясь под его руку. Где-то между этими колебаниями я почувствовала, как он лёг рядом. Инстинктивно я прижалась к нему, и он сразу же обнял — осторожно, но крепко, одной рукой, поглаживая по спине.
— Я тут. Я не отпущу. Спи, моя хорошая...
⸻
Проснулась я ближе к обеду — комната была тихая, тёплая, в воздухе витал лёгкий аромат кофе и чего-то поджаривающегося. Щека всё ещё пульсировала, но температура явно спала. Мир возвращался в очертания. Я немного полежала, потом медленно поднялась, прошла в ванную, привела себя в порядок и, укрытая в его толстовке, прошла на кухню.
Артём стоял у плиты в спортивных штанах и футболке, с сосредоточенным выражением лица переворачивал оладьи. Он не заметил, как я вошла. Я с хитрой улыбкой подошла ближе, ткнула его в бок и тут же с писком переместилась на другой край кухни.
— Эй, чего творишь, Нестле? — вскинулся он, обернувшись. — Как ты?
— Уже лучше, спасибо тебе, Тём, — тепло улыбнулась я, обнимая его за талию. Он обнял в ответ, задержался чуть дольше, чем нужно, потом шутливо подкинул брови:
— А ты вовремя, кстати. У меня там сейчас всё пригорит.
— Вот и говорю тебе об этом, — засмеялась я, а он, театрально охнув, кинулся спасать подрумянивающийся завтрак.
Я тем временем поставила чайник, заварила нам чай — ему крепкий чёрный с лимоном, себе — мятный с ромашкой. Мы сели за стол. Он заботливо пододвинул ко мне тарелку, посмотрел оценивающе:
— Будешь есть. Слышишь? Даже если не хочется.
— Так точно, шеф, — усмехнулась я и взяла ложку.
— Кстати, — сказал он, когда мы почти доели, — сегодня надо будет в офис заскочить. Там документы и встреча с партнёрами.
Я кивнула.
— Только я думал... — он почесал затылок, — может, я попрошу организаторов, чтобы нам один номер бронировали? С двумя кроватями. Просто... мне спокойнее будет, если ты не одна.
— Хорошо, Баунти, — тихо кивнула я с благодарностью.
Он вскинул брови, прищурился:
— Вы с Ляховым договорились что ли так меня звать?
— Ага. У нас тайный союз по троллингу тебя.
— Чё ты злая такая, а? Не нравится мне это прозвище.
— Слишком сладкий для этой жизни, вот и Баунти, — пожала я плечами.
— Ой, отстань, — пробурчал он, но уголки его губ дрогнули.
Мы смеялись. Было тепло, просто, по-домашнему. После ночи, полной жара, страха и боли, этот утренний завтрак казался почти сказочным — как глоток воздуха, как возвращение в жизнь