Глава 7
Работа на кухне оказалась тяжелее, чем я представляла. После целого дня лекций, после изнурительных тренировок у профессора Стальграда, где каждое движение отдавалось болью в натруженных мышцах, мыть горы жирной посуды, оттирать въевшиеся пятна со столов и до блеска натирать каменные полы огромной столовой было настоящим испытанием. Но я стискивала зубы и работала, не позволяя себе жаловаться. Берта и Марта, кухонные феи, оказались на удивление добрыми и участливыми. Они подкармливали меня остатками самого вкусного рагу, делились последними академическими сплетнями и старались подбодрить, видя мою смертельную усталость. Прошла неделя с тех пор, как Чонгук уехал. Я старалась не думать о плохом, цеплялась за его обещание вернуться, за ту решимость, что горела в его глазах. Но с каждым новым рассветом, не приносящим вестей, вера таяла, как снег под весенним солнцем.
В этот вечер я была особенно измотана. Последняя партия котлов, казалось, весила целую тонну, а спина отказывалась разгибаться. Столовая давно опустела, лишь тусклые магические светильники, отбрасывали дрожащие тени на вымытые столы. Я заканчивала протирать пол у самого выхода, когда тяжёлая дубовая дверь с оглушительным скрипом распахнулась, заставив меня вздрогнуть и выронить тряпку.
На пороге, в раме дверного проёма, очерченный мягким светом коридорных магических кристаллов, стоял он. Чонгук.
Он выглядел так, словно прошёл через все круги ада. Бледный, с резко заострившимися чертами лица, с тёмными тенями под глазами. Его дорожный плащ был покрыт слоем пыли и, кажется, а тёмные волосы, обычно так тщательно уложенные, сейчас беспорядочно падали на плечи. Но глаза... его глаза, с вертикальными драконьими зрачками, горели прежним неукротимым огнём, когда он смотрел на меня.
—Лиса... — выдохнул он, и в этом простом слове, в его хриплом, надтреснутом голосе было столько всего — невыносимая усталость, горькое облегчение, всепоглощающая радость и затаённая боль.
Я замерла, не веря своим глазам. Тряпка так и осталась лежать у моих ног. Время словно остановилось. А потом я бросилась к нему, забыв обо всём — об усталости, о грязных руках и фартуке, о том, что мы посреди пустой столовой и нас может увидеть кто угодно. Он заключил меня в объятия, так крепко, так отчаянно, словно боялся, что я растворюсь в воздухе. Я уткнулась лицом в его плащ, пропахший дорожной пылью и чем-то неуловимо знакомым, родным, чувствуя, как по щекам неудержимо катятся слезы. Не слезы горя, а слезы облегчения, такого огромного, что, казалось, я сейчас просто задохнусь от них.
— Ты вернулся, — прошептала я, мой голос срывался. — Ты... ты действительно вернулся...
— Я обещал, — хрипло ответил он, его руки гладили мои волосы, спину, прижимали всё сильнее. Он отстранился ровно настолько, чтобы заглянуть мне в лицо, и большими пальцами осторожно вытер влажные дорожки с моих щёк. — Я всегда буду возвращаться, Меллина. Всегда.
Тени в углах столовой, казалось, на мгновение сгустились, словно откликнувшись на бурю эмоций, бушевавшую во мне. Я привыкла к этому едва заметному резонансу, к тому, как окружающая тьма иногда отзывается на мои самые сильные чувства, но старалась не придавать этому значения, боясь привлечь ненужное внимание.
Чонгук, слишком поглощенный моментом, кажется, ничего не заметил.
— Что... что случилось? — спросила я, судорожно всматриваясь в его уставшее, но такое любимое лицо. — Твой отец?.. Он...
— Пойдём, — он мягко взял меня за руку, его ладонь была горячей и сильной. — Не здесь. Поговорим в твоей комнате. Здесь нас могут услышать. Я на мгновение опомнилась, вспомнив о своих обязанностях.
— Погоди, — я высвободила свою руку, хотя сердце протестовало против этого движения. — Я должна предупредить Берту. Я не могу просто так уйти, я же обещала закончить. Чонгук нахмурился, его взгляд снова скользнул по моему переднику и оставшейся работе.
— Берту? — в его голосе прозвучало непонимание, смешанное с раздражением. — Кто это? И что ты здесь вообще делаешь,Лиса? Хорошо еще, что доверился своему чутью и направился в столовую, а не к тебе.
Прежде чем я успела ответить, из кухонной двери, привлеченная, видимо, нашими голосами, выглянула сама Берта. Увидев Чонгука, она удивленно округлила глаза, но быстро взяла себя в руки.
— А,Лиса, милая, ты еще здесь? — она добродушно улыбнулась, затем перевела взгляд на Чонгука, и в ее глазах мелькнуло любопытство, смешанное с уважением к его аристократической внешности, несмотря на дорожную пыль. — Добрый вечер, молодой лорд.
— Берта, простите, — я подошла к ней. — Ко мне... ко мне приехал... друг. Я могу уйти сейчас? Я почти все закончила.
Берта окинула нас понимающим взглядом.
— Конечно, деточка, иди, — она махнула рукой. — Остальное я сама доделаю, не переживай. Рада, что твой... друг нашелся. А то ты совсем извелась.
Я благодарно улыбнулась ей.
— Спасибо вам большое, Берта!
— Да будет тебе, — отмахнулась она и снова скрылась за кухонной дверью.
Я повернулась к Чонгуку, который все это время молча и с каким-то мрачным выражением лица наблюдал за нашим коротким разговором.
— Теперь можем идти, — сказала я, снимая передник и бросая его на ближайший стул.
Мы вышли из столовой и направились по тихим, пустынным ночным коридорам академии, освещаемым ровным, немигающим светом магических кристаллов. Как только дверь столовой закрылась за нами,Чонгук остановился и резко повернулся ко мне.
— Так ты объяснишь мне, что все это значит? — его голос был низким и напряженным, в нем уже не было той мягкости, что звучала мгновение назад. — Какая Берта? Какая работа? Почему ты моешь полы в столовой,Лиса?
Его взгляд буравил меня, и я почувствовала, как внутри снова поднимается знакомое упрямство, смешанное с обидой.
— Мне нужны были деньги, Чонгук, — я выпрямила спину, встречая его взгляд. — После того, как ты «позаботился» о моей работе в «Веселом гноме», а потом исчез на целую неделю, мне пришлось как-то выживать. Агнес, помощница поваров, заболела. Я предложила свою помощь. Ректор дал разрешение.
Слово «ректор» заставило Чонгука напрячься еще сильнее. Его челюсти сжались.
— Ректор? — переспросил он, и в его голосе появились ледяные нотки. — Он знал, что ты будешь здесь... вот так? И он... помог тебе получить эту «работу»?
— Да, — честно ответила я. — Я сама его попросила. Мне нужна была новая форма после... инцидента в лаборатории. И деньги на жизнь.
Чонгук провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость и растущий гнев.
— Но почему ты не дождалась меня? Неужели ты думала, что я не вернусь? Что я оставлю тебя без поддержки?
— А что я должна была думать, Чонгук? — мой голос дрогнул. — Ты исчез. Не было никаких вестей.
Он несколько мгновений молча смотрел на меня, и в его глазах боролись гнев, боль и какое-то отчаянное понимание.
— Пойдём в твою комнату, — наконец сказал он уже более спокойным, но все еще напряженным тоном. — Нам действительно нужно многое обсудить. Крепко держа меня за руку, он повел меня дальше по коридору. Я чувствовала, как его пальцы слегка дрожат — от усталости или от все еще не отпустившего его напряжения. Он не рассказывал ничего по дороге, и я тоже молчала, понимая, что главный разговор еще впереди.
В моей крошечной, убогой каморке он устало опустился на единственный колченогий стул, который жалобно скрипнул под его весом. Я присела на край своей жесткой кровати, не сводя с него глаз, боясь, что если моргну, он исчезнет.
— Отец был в ярости, — начал Чонгук наконец, его взгляд был устремлен в пол, словно он снова переживал те тяжелые моменты. — Он... он не понял. Или не захотел понять. Запер меня в восточной башне, пытался сломить, заставить отказаться от тебя. Предлагал... — он горько усмехнулся, — ... Марану Бернид в качестве более подходящей партии.
— Марану? Сестру Селены? — ахнула я.
— Да, — кивнул Чонгук. — Как будто это что-то меняет. Я отказался. Сказал, что мой выбор сделан. Тогда он... — голос Чонгукана мгновение дрогнул, — он лишил меня основного наследства. Финансовой поддержки. Всего, что связано с главным домом Чонов. Он надеялся, что нужда, страх перед будущим заставят меня подчиниться его воле.
Моё сердце болезненно сжалось. Я знала, как много для него, для любого дракона из древнего рода, значили семья, наследие, положение. И он отказался от всего этого... из-за меня.
— Чонгук, это... это всё из-за меня, — прошептала я, чувствуя, как вина тяжелым камнем ложится на душу. — Если бы не я...
— Нет! — он резко поднял голову, и в его серых глазах вспыхнула прежняя стальная решимость. — Это из-за моего выбора,Лиса. Моего, а не твоего. И я ни о чем не жалею. — Он криво усмехнулся, и в этой усмешке была тень прежнего высокомерного Чонгука, но теперь она была окрашена какой-то новой, взрослой горечью. — К счастью, моя бабушка по материнской линии была женщиной дальновидной и не слишком доверяла моему деду. Она оставила мне в полное и неоспоримое владение небольшое поместье с приличным куском земли в предгорьях. Оно не зависит от основного наследства Чонов и, как оказалось, приносит неплохой доход. Нам хватит,Лиса. Мы не будем голодать, и крыша над головой у нас будет.
— Но твоя семья... твой отец... Он же твой отец, Радон, — я не могла представить, каково это — пойти против самого близкого человека, против всего, чему тебя учили с рождения.
— Это их выбор — принять меня таким, какой я есть, или нет, — пожал плечами Чонгук, но я видела, как дрогнул мускул на его щеке. Ему было больно, я это знала. — Мой выбор сделан давно. В тот день когда я впервые понял, что не могу без тебя дышать.
Он поднялся со стула и подошёл ко мне, опускаясь на одно колено у моей кровати. Его руки легли на мои.
— Я вернулся любимая, теперь все заботы о тебе ложатся на мои плечи, ты больше не будешь тереть полы, ни в столовой, ни где либо еще — сказал он и погладил мои пальцы.
Внутри меня вспыхнула обида — горячая, неожиданная, как всегда, когда кто-то задевал мою гордость. Я вскочила с кровати.
— Я не хочу быть просто твоей содержанкой, куклой, которую ты будешь обеспечивать, даже если ты называешь меня своей девушкой! В честной работе нет ничего унизительного! — Но это... это ниже твоего достоинства! Ты — моя девушка! Будущая леди Чон, а не посудомойка! — воскликнул он, и в его голосе звучала неподдельная боль и уязвлённая гордость.
— Моё достоинство не зависит от того, чем я зарабатываю на жизнь, Чонгук! — парировала я, чувствуя, как внутри всё кипит. — И я буду работать, нравится тебе это или нет! Мне нужны деньги, а я не привыкла сидеть на чужой шее!
Магические светильники в комнате начали едва заметно мерцать, словно реагируя на накал наших эмоций. Я знала, что сильные магические всплески могут влиять на них, и наша ссора явно была таковой.
Мы стояли друг против друга, как два разъярённых дракона, не желая уступать. Его глаза метали молнии, мои — горели упрямством. Воздух между нами, казалось, потрескивал от напряжения.
Он тяжело вздохнул, и я увидела, как напряжение покидает его плечи. Он словно принял какое-то трудное решение.
— Хорошо, — сказал он тихо, и его голос звучал глухо, словно он переступил через себя.
— Пусть будет по-твоему,Лиса. Если это то, чего ты хочешь... я не буду тебе мешать. Только... — он сделал паузу, — ... пообещай, что не будешь доводить себя до изнеможения. И что позволишь мне быть рядом..Помогать? Хотя бы воду таскать или... столы протирать? Я быстро научусь. Ради тебя.
С его признанием напряжение в комнате начало спадать. Светильники перестали мерцать. Я не смогла сдержать улыбки, глядя на его растерянное и в то же время такое решительное лицо. Чон Чонгук, наследник древнего рода, предлагает мыть полы в столовой академии. Вот уж действительно чудеса случаются.
— Помогать? Ты? На кухне? Боюсь, Берта и Марта упадут в обморок, — я слегка ударила его кулачком в плечо.
— Пусть падают, — он тоже улыбнулся, и эта улыбка, такая редкая и искренняя, стёрла с его лица все следы усталости. — Главное, чтобы ты была рядом.
Он притянул меня к себе и снова поцеловал — долго, нежно, словно пытаясь вобрать в себя всю ту бесконечную неделю разлуки, все мои страхи и его тревоги. И в этом поцелуе я почувствовала не только страсть, но и обещание — обещание быть вместе, несмотря ни на что.
— Расскажи мне, — прошептала я, когда мы наконец оторвались друг от друга, — расскажи всё. Как ты сбежал? Твой отец знает, что ты здесь?
Чонгук усмехнулся, и в этой усмешке промелькнуло что-то похожее на восхищение.
— Марана, — произнёс он. — Она помогла мне. Она не так проста, как кажется. И гораздо смелее, чем я думал.
Мы сидели в моей маленькой тесной комнатке почти до рассвета, разговаривая обо всём на свете — о его мучительном противостоянии с отцом, о моём отчаянии и новой неожиданной работе, о наших страхах и хрупких надеждах на будущее. О ректоре Драгонхарте и его интересе ко мне, о предсказании, которое связывало нас, о том, что мы могли сделать, чтобы избежать его исполнения.
Где-то между историями и обсуждениями Чонгук крепко взял меня за руку и серьёзно посмотрел в глаза.
— Драгонхарт. Он... пытался приблизиться к тебе, пока меня не было? — напряжённо спросил он.
Я колебалась, не зная, стоит ли рассказывать ему о предложенных деньгах, но затем решила, что у нас не должно быть секретов друг от друга. Только полная честность поможет нам выстоять перед лицом всего, что нас ждёт. На рассвете он неохотно ушёл в свою комнату, пообещав встретить меня у входа в столовую перед завтраком. Я осталась одна, измученная бессонной ночью, но невероятно, до головокружения, счастливая.