=
Глава 1. Тот самый Гарри Поттер
Когда в среду мистер и миссис Дурсль проснулись скучным и серым утром, ничто, включая покрытое тучами небо, не напоминало о странностях вчерашнего дня, и уж тем более не предвещало, что грядущий день бесповоротно изменит их налаженную, уютную и добропорядочную жизнь.
Пока Петунья ворковала над их маленьким сыном, Вернон, тщательно выбрив щеки и подбородок и расчесав свои пышные моржовые усы, опасливо покосился на телевизор и развернул недочитанную вчера газету. Вчерашние новости — все эти черт знает что на себя нацепившие люди, совы средь бела дня, странные кошки и прочий неприятный и тревожащий бред — за ночь померкли, а теперь и вовсе отступили под натиском курса валют и котировок акций. Вернон тщательно прочитал статью с экономическим прогнозом и недовольно покачал головой: кризис затянулся, и хотя до сих пор его фирма держалась на плаву, если так пойдет и дальше, для «Граннингс» настанут тяжелые времена.
Петунья принесла Дадлика, посадила в манеж и засуетилась у плиты: яичницу с ветчиной для них с Верноном, жидкую сладкую кашку для ребенка, тосты к чаю. Вернон тем временем умиленно смотрел, как сын колотит погремушкой по сетке манежа.
Наконец завтрак был готов. Но, прежде чем сесть за стол, Петунья собрала пустые бутылки из-под молока и понесла выставить на крыльцо, для молочника.
Через минуту до Вернона донесся ее пронзительный вопль.
С этой самой минуты день пошел наперекосяк, и очень быстро стало ясно, что одним днем дело не ограничится. Вчерашние таинственные Поттеры оказались теми самыми Поттерами, которых Вернон в первый и последний раз видел на их с Петуньей свадьбе — пригласить сестру на собственную свадьбу с волшебником Лили Эванс не сочла нужным. А вчерашний Гарри Поттер — тем самым Гарри, который хныкал сейчас на руках у растерянной Петуньи. На лбу у малыша кровоточил глубокий порез, Петунья прижимала к нему смоченную перекисью салфетку.
— Вернон...
— Да, дорогая? — Вернон посмотрел на часы, пробормотал: — Через четверть часа нужно будет позвонить, что я задерживаюсь.
— Вернон, там было письмо. Прочти...
Вернон быстро пробежал глазами несколько ровных строчек, написанных очень мелким почерком, с дурацкими завитушками, и почему-то зелеными чернилами. Покачал головой:
— Что за манера сообщать дурные вести. Могли бы прийти сами, как нормальные люди. Еще и ребенка на крыльце бросить, в такой холод! Надеюсь, он не заболеет и не заразит нашего Дадли. Дорогая, — он смущенно кашлянул, чувствуя, что говорит что-то не то, но не зная, как перейти к главному. — Петунья... Твоя сестра мертва.
Собственно, мертва была не только Лили, но и ее ненормальный муж, но вот уж до кого Вернону не было никакого дела! Заносчивый, высокомерный хлыщ, который так выпячивал свою ненормальность, что дело кончилось скандалом. Петунья о нем тоже плакать не станет, но с сестрой она переписывалась, хотя и не рассказывала Вернону, что в этих письмах. Наверняка всякие бабские глупости.
Вернон перечитал письмо еще раз и вдруг понял, что еще его смущало:
— Э-э, Петунья... Эти ненормальные оставили ребенка нам, но здесь нет никаких документов. Только письмо со всяким их ненормальным бредом! Боюсь, придется вызывать полицию, но, дорогая, если мы покажем им это... они еще решат, чего доброго, что все это какой-то дурацкий розыгрыш!
Петунья протянула руку, и Вернон вложил в нее хрустящий лист непривычно плотной, желтоватой бумаги. Он смотрел, как жена читает — медленно, часто моргая и вытирая слезы, и думал сразу о многих вещах. О том, что нужно перенести на завтра совещание, а сейчас, вот прямо сейчас же, позвонить секретарше и сказать, чтобы записывала звонки и сразу же докладывала ему домой, если произойдет что-либо, требующее срочного вмешательства. О том, что полиции нельзя рассказывать о ненормальности Поттеров, а значит, придется врать, и нужно вместе с Петуньей придумать, что именно. О том, что мальчишка тоже может оказаться ненормальным, но, может быть, если правильно его воспитывать, получится выбить всю эту дурь и сделать из него человека? Уж будьте покойны, Вернон Дурсль не позволит ребенку стать таким же чокнутым уродом, как его папаша!
— Мы ведь оставим его? Вернон?
— А? Конечно, Петунья. Какой бы ни была твоя сестрица и особенно ее муженек, ребенок не виноват. В нем и твоя кровь. Вот только документы... Что мы скажем полиции?
За что, в числе прочих достоинств, мистер Дурсль любил свою жену — она не просто была умна, в трудных обстоятельствах ее мозг начинал работать с не меньшей скоростью, чем самые скоростные дрели, всверливаясь в проблему так же беспощадно и неотвратимо. На ее здравый смысл можно было положиться, а ее талант рассмотреть ситуацию со всех сторон, выделить главное и предложить оптимальное решение заставлял лишь жалеть, что Петунье совершенно не интересны проблемы производства и сбыта инструментов. Иначе он выгнал бы к чертям весь свой аналитический отдел и посадил бы на их место одну Петунью — толку было бы больше!
— Мы скажем... — Петунья отложила пропитавшийся кровью кусок бинта и пересадила племянника на высокий детский стульчик: — Гарри, я думаю, проголодался. Хорошо, что от Дадли осталось немного каши, сейчас не до готовки. Я думаю, не стоит показывать полиции это письмо.
Она кормила Гарри — тот ел жадно, не плевался, как Дадли, только иногда замирал и вздрагивал, и тогда Петунья тихо гладила его по черноволосой голове.
— Мы скажем, что моя сестра сбежала из дома с парнем по фамилии Поттер, и больше мы ее не видели. Что если она и вышла потом замуж, нам об этом ничего не известно. Пусть сами ищут документы о бракосочетании, сомневаюсь, что они что-нибудь найдут, да и какая разница. А мы просто нашли на крыльце корзину с малышом — что за дурной вкус, как будто мы живем в каком-нибудь Египте времен Моисея! Я скажу, что малыш — вылитый папаша, насколько можно судить в его возрасте...
— Кстати, так оно и есть, — неодобрительно ввернул Вернон.
Петунья скормила Гарри последнюю ложку каши, вытерла перепачканный рот, кивнула и продолжила:
— А самое главное, Вернон... Прости, я не хотела тебе это говорить... Ты знаешь, я и сама подумала, что все это чушь, но... — Она замялась и наконец выпалила: — В последнем письме Лили писала, что боится за ребенка. Там нет ничего... ненормального. Обычные плохие сны и дурные предчувствия, и несколько намеков на то, что за Поттерами охотится какой-то маньяк. И что она жалеет, что вынуждена прятаться и не высовывать носа из дома, потому что скучает по мне и хотела бы встретиться. Если мы покажем полиции это письмо, как ты думаешь, могут они предположить, что Лили тайком передала нам сына, чтобы уберечь его? Может быть, через кого-то, кто не захотел нам показываться? Может быть, она надеялась потом забрать его, но...
— Звучит чертовски мелодраматично, — мистер Дурсль шумно, как-то по-моржовьи, вздохнул и поднялся на ноги. — Думаю, не стоит тянуть. Вызову полицию, а потом позвоню в офис, сообщить, что сегодня меня не будет. А если полиция не проглотит твою версию, можно просто усыновить мальчишку. Возможно, волокиты будет больше, но не это главное. Мы-то знаем, что он наш племянник.
Петунья подогревала для Гарри остатки молока, когда Дадли вышвырнул из манежа свою погремушку и громко заревел.
— Трудновато придется, — пробормотал Вернон. — На няньку денег нет...
Посмотрел на растерянную жену и выдавил ободряющую улыбку:
— Зато когда мальчишки подрастут, в четыре кулака они дадут отпор любому. Когда придет время отправлять их в школу, тебе не придется тревожиться насчет хулиганов.
— В школу... — Петунья покачала головой. — Давай не будем заглядывать так далеко. Нам бы сегодняшний день пережить...
Глава опубликована: 02.11.2016Глава 2. Ночь, полная воспоминаний
Гарри был на удивление тихим мальчиком. По письмам Лили казалось, что ее ребенок пусть и не такой маленький разбойник, как Дадли, но и не тихоня. Лили писала о малыше, который охотно играл с отцом и крестным, даже когда сама Лили пугалась их слишком опасных развлечений. А Гарри тихо сидел в манеже, позволяя Дадлику пинать и щипать себя, и хныкал по ночам, не давая Петунье спать.
Что-то с ним было не так.
Детский врач утверждал, что малыш совершенно здоров. Миссис Полкисс, с которой Петунья нередко встречалась на детской площадке, рассказала, что ее сынишка тоже плачет по ночам и что это режутся зубки. Даже посоветовала какую-то успокаивающую настойку, мазать десны. Настойка не помогла, а Петунье вспомнилось вдруг, как Лили однажды сказала, смеясь: «Я бы сварила тебе зелье от прыщей, Туни, вот только на магглов зелья действуют слишком слабо». Это было еще в школе, Петунья тогда смертельно обиделась на сестру-ведьму, и в памяти застряла только обида — где-то на одной полочке с чашками, превращенными в крыс, и жабьей икрой в карманах. Теперь же обида куда-то делась, истаяла, как снег под апрельским солнцем. И этой холодной февральской ночью, когда за окном раскачивались под ветром голые ветки деревьев, а волшебные совы наверняка сидели где-нибудь в тепле, Петунья задумалась не о чувствах, которые вызвали у нее когда-то давно слова сестры, а о той информации, которую они несли.
Зелья слишком слабо действуют на нормальных людей, но волшебники-то успешно ими лечатся! Может, и не только лечатся, но об этом Петунья решила не думать. Ей нужно было лекарство для Гарри, который снова плакал вместо того, чтобы спать самому и дать поспать своей бедной уставшей тетке. И, едва задумавшись о волшебных лекарствах, она тут же поняла, где нужно их искать. Там, где Лили покупала всяческую гадость для летних домашних заданий — ту самую жабью икру, и глаза угрей, и панцири жуков, и каких-то мерзких склизких червей. Петунья совершенно точно помнила, что над лавкой со всеми этими гадостями, а может, по соседству с ней, раскачивалась и скрипела на ветру жестяная вывеска «АПТЕКА».
Одно воспоминание потянуло за собой другие. Темный, тесный и обшарпанный бар, через который можно было пройти на волшебную улицу — «совершенно неприличное место», как шепотом высказалась мама, когда они вошли туда. «Неприличное» — это было еще мягко сказано, подумала Петунья, вспомнив, как они с Лили, две домашние девочки, шарахнулись от пропитой рожи какого-то мерзкого типа и наткнулись на уродливую старуху с трубкой в желтых кривых зубах, и как та старуха хихикала им вслед и бормотала о маленьких симпатичных маггляночках, соблазнительно невинных и вкусно пахнущих. И как ухмылялся тип за стойкой, видя их испуг. И как маме пришлось объяснять этому типу, что дочка идет в школу, вот письмо, нужно попасть к магазинам, а тот неторопливо протирал залапанные стаканы, а потом открыл им проход — рядом с вонючим мусорным баком! Хорошего же волшебники мнения о собственном мире, раз вход в него располагается на помойке!
Но все же волшебный мир тогда потряс ее. Скрипучие старинные вывески, люди в странных одеждах, ухающие совы, метлы в витрине магазина «Все для...» Для чего, Петунья не помнила, странное какое-то было слово, но точно не «для уборки». Огромный глобус в другой витрине — ночная сторона Земли на нем была залита тьмой, а города отмечали скопления огоньков. И еще витрина — с волшебными двигающимися игрушками! Вкуснейшее мороженое с кусочками фруктов и сверкающими искорками, щипавшими язык, как пузырьки в лимонаде. Белоснежные колонны и высокие ступени волшебного банка, в котором они меняли нормальные деньги на золотые и серебряные кругляши, словно добытые из пиратского клада. Их с Лили страх, когда навстречу посетителям вышло странное существо — сердитый коротышка в алой с золотом униформе.
Гоблин, вот кто это был. О гоблинах Петунья слышала и позже, намного позже. Когда женишок ее сестры, мистер «Я-волшебник-а-вы-никто», черт бы его побрал (впрочем, уже побрал!), брезгливо оглядев скромный домик Эвансов, сказал своему такому же наглому дружку: «Нет, Бродяга, даже если чертовы гоблины не позволят мне раскупорить кубышку моего склочного папаши, наши с Лил дети все равно не будут жить в таком убожестве. Я, в конце концов, волшебник! И чего-нибудь стою даже без семейных деньжат, Эванс подтвердит».
Дружок Поттера тогда рассмеялся и ответил: «Эванс всего лишь магглокровка, лучше не рассказывай ей об уплывших денежках Поттеров. Хотя, конечно, оба мы знаем — то, что ей в тебе нравится, всегда с тобой и наготове!»
Тогда Петунья заметила прежде всего пошлый намек на сестру, а еще — то, что Джеймс Поттер даже с собственной семьей ужиться не сумел. Теперь же как ударило — а ведь семья его была, похоже, не бедна. И если Поттер называл отца «склочный папаша» и бравировал тем, что тот лишил его наследства, так, может, мистер Поттер-старший был приличным человеком? И, может быть, у Гарри есть родственники и по отцовской линии — волшебники, которые не желали иметь дел с наглым молодым хлыщом, но помогут женщине, взявшей на воспитание его ребенка? Пусть даже не деньгами — возможно, они и в самом деле скряги, как знать? — но хотя бы советом! Дети часто болеют, и если с Гарри каждый раз будет столько проблем, ни к чему хорошему это не приведет. Ей нужен детский врач-волшебник, раз уж обычные лекарства так плохо помогают.
Конечно, можно было обратиться и к Дамблдору. Но однажды Петунья уже пыталась, и вспоминать о том письме и об ответе на него до сих пор было горько. Может быть, для таких, как Лили, директор волшебной школы и в самом деле готов творить чудеса, но простые люди, без всяких там ненормальных отклонений, ему не интересны.
И разве он, оставляя малыша в корзине на крыльце чужого дома, не предполагал, что у простых людей могут возникнуть проблемы с сыном волшебника и ведьмы? Но в его письме не нашлось ни советов, ни предложения обращаться, если понадобится помощь, хотя Петунья, впервые в жизни не доверяя собственным глазам, перечитала его раз десять. Только «я оставляю этого ребенка вам», «Гарри — ваша родная кровь» и «жертва его матери дала ему защиту». Петунья не понимала и не хотела понимать, чем может защитить ребенка смерть матери, но вот уж насчет родной крови совсем не обязательно было писать! Петунья Дурсль, слава Тебе, Господи, абсолютно нормальная, уважающая себя женщина, и что такое родня, понимает прекрасно!
Она снова подумала о предполагаемых родственниках Джеймса Поттера. Если они тоже понимают, что такое родная кровь, почему не забрали Гарри к себе? Может быть, для них он, как и Лили, «всего лишь магглокровка»? Ведь все эти волшебники обычных людей и за людей-то, похоже, не считают!
Что ж, если так, обойдемся без них, упрямо решила Петунья. Все, что сейчас по-настоящему нужно, это немного волшебных денег и аптека. Остальное — как уж получится.
За окном светало. Петунья зевнула, потерла глаза и вздохнула: снова придется пить крепкий кофе вместо любимого «Эрл Грея». Но теперь она знает, что делать. Вернон отвезет ее с Гарри в Лондон, она найдет тот обшарпанный паб и волшебную улицу, а там — сначала аптека, а потом — волшебный банк и гоблины. Даже нет, сначала банк, ведь в аптеке нужно расплачиваться волшебными деньгами, вряд ли они примут фунты. И обязательно узнать, где можно найти врача для Гарри!
А заодно, раз уж она все равно идет, через столько лет, на ту улочку, которую всю жизнь старалась забыть — ведь забыть всегда лучше, чем растравлять душу мыслями о невозможном! — она обязательно купит волшебного мороженого. Детям, себе и даже Вернону. И, может быть, по волшебной игрушке для Дадли и Гарри, если они не слишком дороги.
Управившись с расспросами и покупками, она позвонит Вернону на работу, и тот отвезет их домой. А Дадлика можно оставить у миссис Полкисс, ее сынишка обрадуется компании.
Петунья удовлетворенно кивнула: тщательно продуманные планы всегда добавляли ей уверенности. Сейчас она выпьет кофе, приготовит завтрак, покормит Вернона и мальчиков, а потом — за дело!
Глава опубликована: 02.11.2016Глава 3. Петунья Дурсль и гоблины
И обшарпанный бар, и волшебная улочка остались почти такими же, как в детских воспоминаниях Петуньи. Разве что пьяных рож в баре не было, вообще никого не было, с утра-то пораньше, лишь ничуть не изменившийся тип за стойкой все так же протирал залапанные стаканы. И смотрел на Петунью с таким же превосходством, как тогда. Но проход открыл молча и даже вроде бы торопливо. Может, оттого что Петунья помнила, как объяснялась с ним мама, и сразу же взяла совершенно другой тон? Вернон правильно говорит: всяким высокомерным хлыщам стоит сразу же показывать, что свой гонор они могут засунуть куда подальше.
Улица тоже пустовала — как видно, волшебники не ходили по магазинам так рано и в такую мерзкую погоду. Глазеть на витрины совершенно не хотелось, сколько бы чудес ни манило здесь на каждом шагу. Самым заманчивым сейчас казалось очутиться в тепле, с кружкой горячего ароматного «Эрл Грея» и тарелочкой песочного печенья. Петунья надвинула шапочку Гарри на глаза и закутала его шарфом до самого носа, и все равно боялась, что малыш простудится: очень уж было сыро, да и ветер продувал насквозь. Гарри прижимался к тетке, крепко обнимая за шею, и почему-то эти детские объятия, причиной которых была наверняка не любовь, а всего лишь потребность в защите, трогали Петунью до самого сердца.
Волшебный банк виден был издали — величественное здание из белого мрамора возвышалось над тесными магазинчиками, словно океанский круизный лайнер над мелкими суденышками, катающими туристов вдоль пляжа. Стоило бы поторопиться, но Петунья невольно замедлила шаг: еще немного, и ее надежды могут или сбыться, или развеяться, как туман под солнцем. К тому же гоблины в ее воспоминаниях выглядели черт знает какими гордецами, а инстинкт подсказывал, что с ними следует вести себя очень осторожно. Волшебные банкиры — это вам не бармен в тесной забегаловке с помойкой на заднем дворе!
Несколько последних метров перед высокими ступенями Петунья прошла очень медленно. И даже постояла немного, задрав голову и рассматривая белые мраморные колонны, отполированные до блеска бронзовые двери и гоблина в алой с золотом униформе возле этих дверей. Гоблин, в свою очередь, глядел на Петунью, и от его пристального взгляда хотелось то ли чем-нибудь закрыться, то ли просто убежать подальше.
Но все же Петунья набралась храбрости и поднялась по белым каменным ступеням к бронзовым дверям. И спросила, сглотнув перекрывший вдруг горло комок:
— Я ведь могу поменять здесь фунты?
— Разумеется. — Гоблин распахнул дверь, и Петунья вошла внутрь.
Вслед за бронзовыми дверями перед ней распахнулись еще одни, серебряные, насколько могла судить Петунья, хотя такое расточительство и казалось невероятным. За этими дверями посетителей встречали еще два гоблина. Но Петунья даже не сразу ответила на их приветствие, так ее поразили огромный, отделанный золотистым мрамором холл и длинная стойка, за которой сидели на высоких стульях не меньше сотни гоблинов — и каждый из них был занят делом. Кто склонялся над толстыми гроссбухами, кто взвешивал на медных весах монеты и драгоценные камни, кто изучал через лупу массивные перстни, сверкающие колье, диадемы и кубки. Они были как стражи пещеры сокровищ, и Петунья ничуть не удивилась бы, окажись, что эти сокровища стерегут еще и драконы, огромные и огнедышащие.
— Что вы ищете в Гринготтсе, мадам? — вновь, настойчиво и почти сердито, спросил встретивший ее гоблин. Петунья встрепенулась:
— Ох, прошу прощения. Я пришла обменять немного фунтов, но, боюсь, для начала мне нужен совет. Я совершенно не ориентируюсь в ценах волшебного мира. Могу я с кем-нибудь поговорить?
— Разумеется, — гоблин поклонился. — Вас обслужит Рибгвук, консультация обойдется в два сикля. Третья дверь слева, — он показал Петунье нужную дверь, как будто сомневался в ее способности досчитать до трех.
Рибгвук — ну и имена у этих гоблинов! — неодобрительно посмотрел на Гарри и указал Петунье на глубокое мягкое кресло. Спросил:
— Мадам не с кем оставить ребенка?
Петунья с легкостью угадала не сказанное: «Мадам слишком бедна для того, чтобы позволить себе няньку, а значит, вряд ли окажется достойным клиентом». И пусть гоблин был недалек от истины, Петунья не могла допустить, чтобы у него сложилось о ней настолько незавидное мнение. В конце концов, миссис Дурсль была женой бизнесмена и прекрасно понимала, что отношение к клиенту прежде всего зависит от толщины его кошелька!
— Видите ли, в этом ребенке все и дело, — решительно начала она. — Мы с мужем обыкновенные люди, а Гарри — волшебник. Я не знаю, к кому обратиться. Мальчику не помогают обычные лекарства, наш врач считает, что с ним все в порядке, и я бы хотела проконсультироваться с доктором, который понимает, чем может болеть такой ребенок и чем его нужно лечить. И, разумеется, мне потребуются волшебные деньги для оплаты лечения, ведь фунты здесь не в ходу?
Какое-то время Рибгвук молча рассматривал Петунью и ребенка на ее руках. Гарри согрелся и уже не прижимался к тетке, а спокойно сидел у нее на коленях, с любопытством глазея на гоблина.
— Довольно странно, — сказал, наконец, Рибгвук. — Обычно волшебные способности у детей из маггловских семей проявляются несколько позже.
— О, простите, я, похоже, неудачно выразилась, — Петунья мысленно скрестила пальцы на удачу. — Гарри — мой племянник. Моя сестра была ведьмой, а ее муж — волшебником. Они погибли, а ребенка оставили нам. Раз уж зашел разговор, мистер Рибгвук, позвольте спросить вашего совета и на этот счет. Я хотела бы узнать, есть ли у Гарри родственники со стороны его отца. Разумеется, я не стану настаивать на общении, если им не нужны магглы в родне, но хотелось бы выяснить это точно. Все же не слишком хорошо получится, если по моей оплошности мальчик будет знаком только с обычной частью собственной семьи.
— Вы действительно кое-что знаете о нашем мире, — гоблин вдруг замолчал, его глаза сузились, а лицо на мгновение застыло. — Мадам, как фамилия вашего племянника?
— Поттер. Гарри Поттер.
На какую бы реакцию ни надеялась Петунья Дурсль и какой бы реакции ни ждала, такого она не ожидала точно! Смуглое лицо гоблина побледнело, приобретя легкую, едва заметную прозелень, а пронзительный взгляд замер, остановившись на лице Гарри.
— Поттер?! — переспросил гоблин. — То есть вы хотите сказать...
Не договорив, он вскочил и выметнулся за дверь с поистине космической скоростью, оставив Петунью растерянно созерцать пустое высокое кресло и огромный стол из темного дерева, заваленный папками, гроссбухами и свитками пергамента.
Вернулся он, впрочем, довольно быстро, и не один. С ним было еще два гоблина — по правде говоря, все три казались Петунье на одно лицо, но Рибгвук все еще сохранял зеленоватую бледность.
— Подтвердите, мадам, — сипло проговорил он, — ваш племянник — Гарри Поттер, сын Джеймса Поттера и Лили, урожденной Эванс? И его воспитываете вы и ваш муж?
— Ну конечно, — удивленно кивнула Петунья.
— И вы — магглы? — спросил другой гоблин.
— Уж какие есть! — вспыхнула Петунья. — Вам разве не объяснили, что я потому и пришла?
— Прошу простить мою неучтивость, — пробормотал гоблин. — Видите ли, я поверенный семьи Поттеров. Мое имя Грамбл. А это Баррхох из нашего юридического отдела. Ваш случай очень необычный, мадам... простите, как ваше имя?
— Миссис Дурсль, Петунья Дурсль. Очень рада знакомству, мистер Грамбл, мистер... Баргох?
— Баррхох, юрисконсульт, — поклонился третий гоблин. — Позвольте, я объясню вам свой аспект ситуации, а позже вы обсудите с Грамблом все, что касается Поттеров.
— Я вас слушаю, — церемонно ответила Петунья. Поверенный семьи Поттеров — это было серьезно, как и граничивший с паникой интерес, который вызвало имя ее племянника. Похоже, она не ошиблась, решившись прийти сюда.
— Итак, — кашлянул юрисконсульт. — Джеймс Поттер и его жена Лили погибли в ночь на тридцать первое октября прошлого года, оставив сиротой единственного сына. Через несколько дней крестный мальчика, Сириус Блэк, был обвинен в множественном убийстве и препровожден в Азкабан, таким образом, его участие в судьбе крестника было перечеркнуто. Ответственность за судьбу ребенка взял на себя Альбус Дамблдор, как председатель Визенгамота и директор школы, в которой Гарри Поттеру предстоит учиться. Эта часть вопросов не вызывает. Далее, миссис Дурсль, я должен пояснить вам то, что знает любой в нашем мире, но вам это знать неоткуда. За Поттерами охотился темный волшебник. Он их и убил, но не сумел убить их сына и развоплотился сам. Как, почему — никто не может объяснить, но маленький Гарри Поттер стал героем магического мира. Его превозносят те, кто боялся тьмы, и ему мечтают отомстить те, кто следовал тьме. Поэтому Дамблдор сообщил, что надежно спрятал мальчика.
— Надежно спрятал? — переспросила Петунья. Она вспомнила намеки Лили в письмах, те самые, которые пришлось показывать полиции — о маньяке, который поклялся добраться до Поттеров. Однако в письме Дамблдора среди множества красивых слов о жертвенной гибели Лили не было ни слова о том, что на Гарри могут охотиться сообщники маньяка. — Надежно?! В простом доме простых людей?! Да он сумасшедший, ваш Дамблдор!
— Нет, что вы, — гоблин злобно оскалился. — Он себе на уме, так будет вернее. Он платил вам за содержание мальчика?
— А должен был платить? — подобралась Петунья.
— Ясно, — пробормотал себе под нос другой гоблин, тот, который поверенный — Грамбл, кажется.
— Видите ли, миссис Дурсль, некоторые действия традиционно не оговариваются в бумагах, потому что подразумеваются сами по себе, как естественное поведение, — медленно, как будто силой заставляя себя успокоиться, выговорил юрисконсульт, чье имя Петунья так и не запомнила толком. — Тем не менее, каждый понимает, что совесть — понятие эфемерное, и рассчитывать на нее как на безусловную величину глупо. Поэтому так важен выбор ответственного лица. У Дамблдора чистая репутация. Ему верят. От него ждут благородных и мудрых решений.
— О да, очень мудро, — пробормотала Петунья. Она не могла сказать, что разъярило ее больше — пренебрежение безопасностью Гарри, а вместе и ним и его приемной семьи, или афера с деньгами на содержание ребенка — ведь иначе, чем аферой, назвать это было трудно. — Могу я подать на него в суд?
— Можете, — гоблин ухмыльнулся, обнажив кривые острые зубы, — но я вам не советую. Магглы против главы Визенгамота, великого светлого волшебника, кавалера ордена Мерлина? Над вами посмеются, и только. К тому же, если следовать букве закона, предъявить ему нечего. Я рассказал вам все это только ради того, чтобы вы уяснили ситуацию. И, не скрою, чтобы убедиться, что я сам верно в ней разобрался.
— Хорошо, и что вы посоветуете?
— Советовать вам будет Грамбл, это его прямая обязанность. Моя доля ответственности в этом деле — убедиться, что Гринготтс полностью владеет информацией. Разумеется, на это дело распространяется положение о конфиденциальности. Никто из людей не узнает больше того, что знает сейчас.
Петунья кивнула. А Гарри, похоже, то ли заскучал от непонятных разговоров, то ли проголодался, но вдруг захныкал, и гоблины замолчали, уставившись на него. Как будто за разговорами о Гарри Поттере они успели позабыть о его присутствии здесь.
— Мадам Дурсль говорила, что Гарри нужен врач, — вспомнил Рибгвук.
Вслед за ним отмер Грамбл:
— Миссис Дурсль, я сейчас пришлю человека, который поможет вам с Гарри добраться до госпиталя. Прошу вас не покидать госпиталь ни с кем, кроме этого же человека. Через него же мы организуем следующую встречу. Нам с вами нужно о многом поговорить.
— А мы тем временем всесторонне обсудим ситуацию, — кивнул зубастый юрисконсульт.