1
Звезды.
Да, я любил смотреть на звезды, пока все остальные шли даже не поднимая голову в небо.
В небо всегда смотрят в надежде, вере и мольбе.
Вот и я всегда смотрел в небо когда хотел плакать, когда хотел увидеть хоть капельку необычного или в тихом желании и надежде, но ещё чтобы вспомнить о прошлом, ведь звёзды были и до меня. Они точно знают больше, больше какого-то мудреца с высокой горы в Божьем храме, ведь он даже не выше, звезды перескажут тебе любую историю, просто нужно слышать.
Ночью миллиарды, триллионы, а то и больше звёзд, от малой до великой.
А днём одна, которой поклоняются все, забывая о тех что видно загадочной ночью.
Пожалуй ночь это моя стихия, только ей я могу доверить себя, смотреть на эти крошечные фонари, что не достижимы и края солнечной системы, которые сопровождаются луной. В это время я готов просидеть до самого восхода, но утром нужно на репетицию. Никто не потерпит опозданий.
Мне только и остаётся докурить сигарету, потушить её о край подоконника, спрыгнуть с окна, и приблизиться к дивану, не хотя на нём расположиться, и уснуть к поздней ночи. И как бы спать не хотелось, приходится заставить себя.
Никогда не любил этот момент.
Утром приходится быстро собираться, параллельно разыскивая медиатор, который купил ещё вчера, и по своей же глупости куда-то дел. И только на горесть, запустив руку в карман кофты, обнаружил его там.
Выбегая из подъезда, почти спотыкаюсь, бегу что есть сил по микрорайону на самый его край, там где не часто встретишь людей. В небольшое здание, которое когда-то было библиотекой.
Мне хватает двадцати минут чтобы оказаться у него, и влететь в попыхах. Улыбаясь во все зубы, я глядел на всех остальных.
И видимо не выспавшись, они были не рады что я опаздываю на репетицию, ещё и улыбаюсь.
— Почему ты опять опаздываешь? — ругается солист, Тиллю всегда приходится вставать рано, чтобы через часть города приехать сюда.
— Просто проспал, но я же прибежал. — утверждал я, продолжая улыбаться.
— Что ты делаешь ночью? — опять спрашивает он меня, и я не понимаю к чему такой глупый вопрос, ведь сразу же понятно что делают люди ночью.
— Как же, сплю конечно!
На что он возмущенно покачал головой и подпалив сигарету, начал курить прямо в помещении.
Устроившись за инструментом, я как будто бы пробуя на вкус, провожу новым медиатором по струнам электрогитары. Бесподобно. Всегда любил новые вещи.
— Ребят, начинаем. — отзывается Шнайдер за барабанными стойками.
Сегодня он не в настроении, видимо кто-то опять пил ночью и теперь отходит от сего дела.
Репетиция проходит как обычно, сначала все бодряться, для сосредотачивания на игре, после играем повторно пару раз, ведь что-то идёт не так, а потом командное обкуривание (по другому не назвать это совместное курение во время решения всех нюансов) дел и проблем нашей группы. И только когда мы останавливаемся на обработке звука в песне, часть куда-то ускользает, аргументируя что дел не впроворот.
Как обычно я не могу уйти, нужен я как для отдельного слушателя, ведь у меня хороший слух на ритм и прочие особенности в музыке. Флаке который достаточно хорошо разбирается в программах и технике, записывает всё что я ему плету, как он говорит: «Я учитываю всё что ты мне говоришь, чтобы потом не получилось что слон на ухо наступил». Всегда это фраза меня смешила. Но его подход в этом деле всегда серьëзен, и иногда он хмуриться когда меня пробивает на смех.
А вот Тилль отдельный кадр. Есть два состояния, либо он спокойный и понимающий, либо чокнутый, со своими отдельными идеями. Текст песен пишет он, и ему всегда нужно что-то определённое под текст, внести и ещё разругаться, пока Кристиан не стукнет ему по лбу.
И такие заседания втроëм не часто, потому что солисту удаётся загнать всех, и до самого вечера писать песни, пока те не начнут ныть о том что устали. Только вот мне всегда было всё равно. Что сидеть писать песни в зале, что уйти пораньше. Никак не волнует, в отличие от остальных. Только лишь дайте выйти покурить и насмотреться на небо, желательно ночью.
В этот раз все отделались рано, потому что у каждого возникли дела, а у меня их всё никак нет.
Просто и назвать я их так не могу. Сплошной пустяк убраться (убирать в квартире мне нечего, не успел нажить), выполнить обычные дела, по типу вымыть посуду, постирать вещи, которых не так много, приготовить еду, даже если я и готовлю редко.
Для меня дело — сходить в гисшефт, всегда сложно выбрать и контактировать с людьми. Делом я в принципе считаю просто выйти на улицу в дневное время. Уж у кого как, но несмотря на мои улыбки и умение подойти к каждому человеку по своему, мне всегда было страшно выйти в люди, прямо таки брала тревога. До самой дрожи в руках.
Другое дело если повезёт встретить знакомого человека и идти с ним, но это сплошная редкость. Я точно сам по себе.
Сам по себе я слоняюсь по ночам возле дома, иногда могу пойти в парк, что находится рядом, правда после разбитой брови, что-то не горит желание сидеть там в такое время.
Частое место — лавка возле дома, ночью она полностью становиться моей. Сиди хоть до посинения, тебя оттуда никто не выгонит.
Вот только в последнее время меня больше тянет сидеть дома, желания выходить из своей крепости абсолютно нет.
Часто хочется сидеть пить кофе без сахара, и параллельно курить сигарету, устремляя свой взор на небольшой телевизор с проигрывателем кассет.
Именно такие у меня планы после репетиции. Вот только всё же нужно пересилить самого себя, чтобы сходить в круглосуточный. В холодильнике возле бутылок с пивом, повесилась мышь.
До скрежета зубов, люди будто бы издеваясь, крутились перед носом, не давая спокойно выбрать. Мне уже хотелось бросить эту затею и уйти, но я тут же понимал, что даже если я уйду, позже всё равно придётся вернуться обратно, чтобы наконец закончить это плëвое дело, и пополнить запасы родины.
Я бы мог спокойно отказаться от еды, мне совсем не хотелось в этом нуждаться, обычно практически всё, вызывает отвращение. Стоит только подойти к холодильнику или кухонным шкафам, как есть перехотевалось.
Нет, я ничем не болею, нет у меня склонности ничего не есть, сидеть на диетах или что-то подобное, но с видом еды иногда приходится бороться.
Так всё же приходится покупать еду, чтобы заглушить потребность организма. Но всегда к этому набору добавляется табак и кофе, как зависимости.
Терплю я даже то, что когда маленькая старушка просит подать банку с верхней полки, я не достаю до неё, не выходя ростом, она ругается и говорит, глядя мне в корзину, что с таким набором продуктов я никогда не выросту. Зачем же нужно было ко мне обращаться, да и ещё высмеивать, заглядывая мне в корзину, я так и не понял. Человека даже не смутил факт, что я просто хотел помочь, вместо того чтобы послать в Антарктиду, как это часто делают.
Со своим бедным, на первый взгляд, набором, я наконец мог возвращаться домой. Я был действительно рад и горд, что справился.
Даже это не могло убрать мою улыбку с лица, было интересно идти и смотреть как дым сигареты сливается с облаками. Я так увлёкся, что не заметил человека и врезался.
Улыбка с моего лица пропала, не поднимая голову с земли я стоял, боясь что прямо сейчас мне прилетит, вот только слышу знакомое:
— Пауль, ну ты же смотри куда идёшь. — голос Рихарда заставил раскрыть глаза, и во всю уставиться на него.
— Э, прости, я как-то увлёкся! — мигом выдал я и улыбнулся, а потом как-то неуверенно и аккуратно обойдя его, стал направляться дальше, как раз до моего подъезда оставалось всего пару метров.
Отклик я услышал когда уже заходил в дом, но я как-то трусливо сделал вид что не услышал, а как только якобы спокойно закрыв дверь, бросился бежать на последний этаж, быстро это выходит сделать до третьего этажа, а потом я стал куда медленнее, и наконец ступил на свой пятый этаж.
Только оказавшись в квартире я смог выдохнуть. Вот только почему я вдруг решил сбежать, совсем не понял. Всё же Круспе не чужой человек, и очень мы даже неплохо общаемся.
Но решив не зацикливаться на этом, я стал убирать всё купленное в холодильник и по полкам. Хотелось наконец побыстрее сесть пить излюбленный напиток, который весьма подорожал, хоть не изменился во вкусе. Должно быть золото в банке продают, а не кофе.
Видимо не в этот раз суждено сбыться моим желаниям.
Цветастая нокиа, которую я смог купить на нашу первую крупную выручку, и при желании которой можно было убить человека, разрывалась от звонка.
А на экране светилось точное «Тилль». Ничего не оставалось, как взять трубку и ответить.
—«Пауль, ещё раз привет! Не желаешь вместе с нами пойти в бар?»
В голове пробежало: «Какой бар? Ты вчера говорил что нужно в срочном порядке репетировать!». Но это осталось лишь в моей голове.
— Я думаю что не против, где и когда? — спрашиваю я, хотя где-то внутри не хочется идти.
—«О, так держать, мы будем в Вольксбаре, в семь часов вечера, и желательно не опаздывать!» — радостно говорит он, а я перевожу свой взгляд на часы и понимаю что времени у меня не так много, а всего час.
Времени мало, добираться достаточно долго, и мне вновь приходится срываться, чтобы успеть.
Наспех одеваю белую майку что попалась под руку, и какие-то широкие джинсы. Хватаю сумку через плечо, и с трудом натягиваю берцы.
Почти выхожу из квартиры, как вспоминаю что не взял кошелёк.
Приходится вернуться, и уже бежать за ним в обуви по чистому полу.
На улице думаю как поймать транспорт, но тут же слышу своё имя позади и шугаюсь. Чего-чего, а вот опять увидеть Круспе было неожиданным.
Он кивает в сторону машины, припаркованной возле дома и говорит еле слышимое:
— Поехали?
Я только киваю. С одной стороны радуюсь что мне не потребуется выжидать транспорт, а с другой стороны не могу понять такого внимания от него. О чём и спрашиваю уже по пути.
— Ты почему за мной решил заехать?
Он улыбается и смотрит на меня, а после возвращается к дороге.
— Да подумал что тебе долго добираться... У меня были дела недалеко от твоего дома. — странно замялся он, но по прежнему улыбался. Но я же понимал что, что-то здесь не то.
— Хорошо, спасибо. — ответил я ему, и мы продолжили ехать в молчании.
Не знал я что сказать ему, но казалось что Рихард даже наслаждается этой тишиной. А мне вот было тяжело от этой тишины, складывалось ощущение что мне ну прям обязательно нужно что-то сказать, но ничего не приходит в голову. И так мы доезжаем до бара.
Возле него уже собрались четверо.
Очередной перекур у этих ребят, у них сигарету не отбери, всё равно найдут что покурить.
Выходя из машины, сразу же приветствую их. И каждый любезно приветствует в ответ пожимая руку или приобнимая.
В баре шумно, играет музыка, некоторые люди танцуют, умудряясь не врезаться в друг друга. А я внутри себя чувствую что такие заведения мне не совсем по душе. Какая бы здесь не была атмосфера и интерьер, но уюта точно не хватает. Но это лишь мне, потому что Тилль с Шнайдером сразу входят во вкус и хорошо отзываются об этом месте, Флаке и Рихард уже во всю выбирают алкоголь в меню. И говорят что не плохо бы начать с традиционного пива. Только Олли выделяется, останавливаясь на каком-то безалкогольном напитке.
Я же самую малость расслабляюсь от одной хорошей кружки пива, но для меня мало.
Нет, я совсем не выпивоха (уж точно не как раньше), но такие напитки меня берут не легко, точно понадобиться кружек девять. Уже было проверено.
Пока все разгоняют суету в баре, за столом остаются трое "выживших". Потому что кому-то не хватило, и сразу же за пивом пошло по парочке стопок чистого алкоголя. Олли так и ничего алкогольного не выпил, а Рихард рядом был предельно хмур. Я же сидел, продолжая пить и иногда заедать сушёной рыбой, которая мне никак не нравилась, но другого выбрать из меню я не смог, поэтому довольствовался тем что есть.
Спокойно мне не стало даже после пятой кружки, и я тоже решаю взять немного спиртного.
Начинаю чувствовать тяжесть в ногах, а суставы ноют. Тело точно расслабляется, но не настолько сильно. А сознание даже не плывёт, я соображаю так, будто бы совсем не пил. Что кажется странным. Либо я совсем уже не того уровня потребления алкоголя, либо на этот раз опьянеть как я хочу, не выйдет.
Двадцать минут назад Рихард покинул стол, и почему-то мне захотелось выйти и проверить как он, заодно покурить и высмотреть звёзды в небе, которые я так люблю.
На улице я сразу же обнаруживаю Круспе, он стоит спиной ко мне. И я тихо подпаливаю сигарету, смотря в небо. Устремив свой взор на звёзды, скуриваю к сожалению последнюю из пачки, потому что новую, впопыхах забываю дома. Уже даже не понимая, я улыбаюсь, а потом вспомнив про Рихарда, вновь смотрю на него. А он смотря тоже куда-то в небо, развивает дым от табака, совсем не отрываясь. И что-то жутко приспичивает дотронутся до него, расспросить об этих звёздах и нравятся ли они ему.
Что потом оказывается ошибкой.
Стоит только легко коснуться его плеча, как мне тут же прилетает кулаком прямо в лицо, по носу. И тут мои ноги точно дают понять что алкоголь, в кои-то веки взял своё.
Я падаю на плитку тротуара, и не могу сразу осознать что произошло.
Сидя на пятой точке, тянусь к лицу, которое очень даже болит, особенно нос, который тут же даёт ещё и по голове, которая начинает трещать.
Круспе испуганно смотрит на меня, но не подходит. И я его немного понимаю, он и сам не ожидал.
Чувствую металлический привкус на губах, и тут доходит посмотреть на руку, которая уже вся в крови. Немного хочется верить что мне показалось, но как бы не так.
Уже выляпавшись в ней я соизволил встать, а потом вернуться в бар. Но не для того чтобы продолжить засидать этот вечер дальше за алкоголем, а забрать сумку и уйти. Сейчас очень хотелось уйти.
Олли за столом бросает обеспокоенный взгляд, и уже предлагает довезти, но я улыбнувшись и даже не ответив забираю сумку, и устремялюсь на выход из заведения.
Последнее чего я хотел это — внимания.
Кажется Рихард уже сам хотел меня перехватить, а я даже не обращая внимания, ушёл оттуда, да подальше.
Дома оказываюсь лишь к утру, потому что шёл пешком через весь Берлин, чтобы попасть в этот ещё более серый, почти забытый всеми район, в котором живу.
Нос и голова ноют, кровь благо уже давно высохла, а белая майка оказывается покрыта большим количеством красно-бордовых пятен, из-за которых я ещё и замерзаю. Без сигарет было тяжело, а все круглосуточные и заправки никак не могли продать сигарет. Что мне совсем не понравилось.
Раздражённый, я наконец добрался до пятого этажа, и почти свалился без сил успевая зайти в квартиру. Последние я успел потратить на то чтобы напиться воды и прилечь на диван, наплевав на свой внешний вид и то что могу замарать своей, не до конца высохшей, одеждой всё вокруг.
После мои глаза закрываются, и я проваливаюсь в беспокойный сон.
Просыпаюсь только к вечеру, от жуткой жажды и боли во всём теле. Я уже сто раз пожалел что пошёл туда.
Перевалившись и тут же упав на пол с дивана, я прокряхтел что-то под нос.
Похмелье выходило боком. Сначала я не мог встать, а потом пересилив, я уже не мог напиться воды. В аптечке удачно находится последняя таблетка обезболивающего, что меня радует, но вот теперь мне точно будет нужно пополнить свои запасы медикаментов, иначе следующий, возможно, раз будет куда мучительней.
В ванной даже становится страшно на себя смотреть, я будто бы человека убил. Потому что столько крови при носовом кровотечении я ещё не видел. Мне приходится долго убирать её с лица и некоторых частей тела, а потом и застирывать одежду. Телефон где-то на кухне вызванивает в который раз, а я занятый делом, ещё и с мокрыми руками просто не мог взять трубку, да и быть честным не очень то и хотелось.
Только хоть немного почувствав себя лучше, первое что я хотел сделать это наконец выпить кофе, а может быть и поесть, но смотреть в сторону еды было тяжело. Всё же до сих пор воротило, а рисковать было опасно.
Стоит мне только присесть за стол на кухне, как опять раздаётся звонок в телефоне, такой громкий что уши будто большой иглой пронзило, и эта игла застряла где-то в мозгу, причиняя боль.
Не имея никакого настроения, я швырнул телефон куда-то в сторону, и наконец отпил кофе.
Сегодня для других меня нет.
Я предпочту посидеть в тишине, которая мне сейчас ой как требуется, нежели буду что-то выслушивать, по поводу бара и жалости к себе, а после трëпку о репетиции завтра. А если и не будет ничего, я просто могу завтра посидеть за гитарой в зале.
Так я совсем устав лёг обратно спать, потому что организм требовал сна и сидеть за звёздами было немного некогда.
Утром мои чувства были весьма странными. Стало чтоле хуже, голова болела, а тело ломило, но в голове было одно, нужно идти на репетицию иначе вновь опоздаю.
Неохотно я оделся, да потеплее, мне было холодно, хотя это не очень то удивительно, по утрам всегда прохладно, да и в моей квартире постоянно так, не нужен никакой вентилятор летом.
На скорую руку я сделал бутерброды с кофе, и успел даже спокойно позавтракать. До репетиции двадцать минут, но бежать я не собирался, как-то было не до активных движений, только ускоренный шаг и никаких манёвров.
Я уже успел наплевать на то что начинаю опаздывать, ведь у меня не было даже настроения, и уж тем более желания из себя что-то выдавливать, но меня терзали сомнения что я не натяну улыбку перед пятерыми.
И всё так и было, я только доходя до зала улыбнулся, после потянул ручку двери и вошёл в открытую дверь.
Все тут же уставились на меня, хмуро оглядывая, а после их лица немного расслабились, чего я не понял.
— Всем привет! — хриплым голосом говорю я, и улыбаюсь. Прохожу дальше и бросаю свою сумку на стул, а вот кофту снять не решаюсь, мне по прежнему холодно.
Все остальные молчат глядя на меня, что начинает напрягать и чуточку раздражать.
Что у них своих дел нет?
И как раз прерываю эту тишину именно я:
— Что такое? Что-то случилось?
И все как-то мнутся, водят глазами по помещению, но всё равно смотрят на меня.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Олли, он был спокоен, но в то же время решителен. Не удивительно, потому что он видел как я забегал за сумкой, в не самом лучшем виде.
— Да нормально всё, а что-то не так? — я вопросительно поднимаю бровь, и ложу руки крест на крест, и не потому что возмущён, а потому что в помещении до жути холодно.
— Ты выглядишь неважно, у тебя точно ничего не болит? — задаёт уже вопрос Флаке, его брови хмуряться к переносице. И мне совсем не нравится этот жалобный взгляд.
— Да всё отлично, ничего у меня не болит, что вы все сговорились то? — я нагло вру им в лицо, но мне эта ситуация начинает не нравится ещё больше.
— Кто тут сговорился? Мы волнуемся потому что Рихард от неожиданности ударил тебя, а ты убежал, так ещё и не брал вчера трубку! Ты вообще видел сколько мы тебе звонили?
Я тут же стал шарить по карманам тёплой кофты и джинсам, но так ничего и не нашёл, а потом уже схватился за сумку и после вспомнил что швырнул его вчера куда-то под обувную полку в коридоре.
— Ой, я видимо забыл его дома, но я не слышал телефона. — отмазался, но так ли это?
Ага, лги ещё больше Пауль. Ты всё прекрасно вчера слышал! Ты просто молил бога чтобы этот телефон наконец перестал работать, потому что тебе от него было плохо.
— Ты же понимае... — не успевает произнести Круспе, как я его перебиваю.
— Ребят, всё в норме, давайте уже начинать, я и без того опоздал!
И кажется у всех отпадают вопросы, и всё правда берутся за инструменты, будто опомнившись.
Долго и нудно мы репетируем до самого вечера, прорабатывая ошибки, которые всё же возникали во время игры некоторых песен.
Мне было настолько дурно, что я был готов разлечься прямо на полу, и не вставать. Тело ломило кажется ещё больше, потому что руки начинали болеть, а голова раскалываться до слёз в глазах. Это означало только одно — я заболеваю. А этого мне ещё не хватало для полного «счастья».
Меня трусит как от тремора, что точно заметно, и я решаю плюнуть на свои попытки скрыть это говоря всем.
— Ребят, мне как-то дурно, я всё же пойду домой.
А эти пятеро, будто добившись своего, подошли, сразу осматривая меня. Чья-то рука опустилась на мой лоб, и сразу последовал ответ:
— У него жар, нужно не затягивать с помощью. — Шнайдер констатировал это с полной серьëзностью, будто бы у меня не простуда, а какая-то страшная неизлечимая болезнь.
— Паульхен, почему нужно было так упираться, и утверждать что нормально себя чувствуешь? — спросил Рихард, а мои глаза чуть приоткрылись шире от такого обращения ко мне.
— Не люблю я это всё, ненавижу болеть.
— Ну а если бы ты не обратился, как бы справлялся, небось было бы хуже! — Тилль был возмущён, но он всё равно волновался, это было отчётливо видно, но не только у него, ещё и у других.
Оливер и Шнайдер подняли меня под руки, что из-за ломоты причиняло неприятные чувства. А я всё равно продолжал терпеть.
— Давайте я отвезу его домой, у меня совершенно нет никаких дел, если кто-то свободен то можете тоже помочь. — предложил Рихард всем, а они глядя на часы молчали, и впринципе стояли думая. Казалось что все заняты, но не тут то было.
— Я могу помочь, у меня дела не столь важны, без проблем их перенесу. — отзывается Флаке.
И почти каждый кивает на это. Так и прерывается наша репетиция.
Меня усаживают в машину и везут домой, ещё и при этом не забывая заехать в аптеку.
Моя слабость мне совершенно не нравится, даже заставляет злиться. Потому что я всегда самостоятелен, и если болел то заботился о себе сам, без лишней помощи. Даже если мне и пытались помочь, я всегда сопротивлялся, потому что не считал нужным. Якобы сам выберусь.
Домой меня завели как дитя, под ручку, а по лестнице несли на себе.
Перебирать своими ногами я увы не мог, они то и дело расходились и были ватными. Мне впринципе было тяжело соображать, мои глаза закрывались прямо по пути.
Единственное что я мог это — привалиться плечом к стене и стараться удерживаться, чтобы ребятам было куда легче со мной, ведь они и так всю тяжесть перенесли на себя.
Перегнувшись через порог, я разложился на кухне. Грохот стоял на всю квартиру.
— Твою мать! — тут же резко раздалось позади меня, и я вздрогнул, то ли от неожиданности, то ли от холода.
В квартире было до жути холодно, кажется я мог испускать пар из рта, я чувствовал своё жаркое, огненное дыхание, которое мешало дышать. Я был в изнеможении. Трудно было даже подумать, что всё дойдёт до такой отчаянной беспомощности, в которой я не могу себе помочь. Мне остаётся положиться на этих двоих, которые взялись за меня.
Рихард поднял меня на руки, и стал тянуть к дивану, хотя это только я могу сказать что тянуть, потому что в это время Круспе шептался с Лоренцом о том, что я лёгкий.
Где это видано то?
Я наконец почувствовал под собой родной жёсткий диван, и за исчерпание своих и чужих сил, я мог уже не волноваться.
— Риха, ты только допоздна не сиди тут, и Кристиана домой отправь. — просил его я севшим, хриплым голосом, в моём горле стоял ком который мешал издать звук.
— Вот когда сделаем что требуется, убедимся что тебе не станет хуже, конечно поедем, ты только лежи, не двигайся. — просит он, придерживая за руки.
Я только чуть приоткрытыми глазами увидел то, чего боялся с самого детства.
Уколы.
Флаке стоял со шприцем в руке, прямо перед диваном, а хватка Рихарда была всё сильнее и сильнее. А я даже пошевелиться не мог, я совсем ослаблен. Получилось только пустить скупую слезу, от страха и ожидания боли.
Я успокаивал себя тем, что это поможет мне. Хотя я мог и не такое выдумать.
— Чёрт, лучше кофту полностью снять, мне не хватит этого маленького участка кожи. — говорит Кристиан, хмурясь, а мои глаза всё больше и больше намокали. — Поль, потерпи пожалуйста, всё будет нормально. — успокаивает он меня.
Рихард придерживая меня за спину, стягивает кофту сверху, и мне становится ужасно холодно.
Я дрожу, меня покрывает только моё давно утрамбованное, когда-то очень тёплое и мягкое одеяло, и то накрыты только ноги. Ну и толку от этого, мне же совсем от этого не легче.
Круспе вновь хватается за мои руки, придерживая и тут же вылавливая у меня что-то на лице, будто бы через секунды вместо меня появится дьявол.
Смирившись с тем что меня ждёт, я отчаянно прикрыл глаза, прикусив нижнюю губу.
Когда в обработанном месте мою кожу пронзила игла, я сжался. Но было больно не от того что мне пробили кожу иглой, а от лекарства что мне вводили. Будто бы внутрь пропустили острые иглы льда, и они перемещались по всему телу.
Мою кофту возвращают обратно, но она никак не грела меня, по крайней мере как до этого.
После сильных переживаний и усталости, всё же болезнь берёт своё, я провалился в дрëму, не имея желания ещё это терпеть.
Во сне я только чувствовал что мне стало теплее, и мне это нравилось. Эта уютная тьма.Заставляла почувствовать себя в безопасности.
Утро, как оказалось, началось с попытки продрать свои глаза. Голова трещала, а из под одеяла, и как выяснилось ещё и парочки пледов, вылазить ужасно не хотелось. Оставалось только пересилить себя, и вылезти из-за желания срочным порядком посетить уборную, ну и осмотреться.
Слабость уж точно присутствовала, как и ломота. Перемещаться было сложно, очень сложно. В глазах темнело и плыло, голова кружилась, а я терялся в пространстве, только чудом оставаясь на ногах, хоть и держась за мебель поблизости со мной. Моя скромная и небольшая квартира была мне на руку. В ней не подержишься как китайцы за воздух.
Чудом сделав свои дела, я помыл руки и умылся. Закисшие глаза наконец полностью открылись. Теперь я мог посмотреть что твориться у меня в квартире. Конечно соображал я не до конца, простуда брала своё, притупляя мышление.
Как я и просил ребят, они уехали. Даже прибрали за мной беспорядок, который я устроил за два дня, и телефон мой лежал на кухонном столе. Они отыскали мой телефон, под старой обувной полкой и уложили на стол, чтобы я не мучился с этим. Мог, чёрт возьми, связаться с ними.
Я чувствовал что мне приятно от заботы своих друзей и коллег, по совместительству. Мысленно я был благодарен.
Но теперь появлялся вопрос — появятся ли они сегодня?
Я вовсе не прочь, но зачем же им тратить нервы, силы и ресурсы, чтобы примчать ко мне через такое расстояние. Конечно я не знал через какое (кроме Тилля), но я уверен что им нужно достаточно затрат на такие поездки. Хотя за них часто отвечают Линдеманн и Ридель, подвозя всех. Ну кроме меня, я живу совсем рядом, идти мне каких-то двадцать минут до зала, в котором мы и репетируем, ну и пишем песни.
Сейчас мне казалось совсем плохо, что в квартире нет толкового отопления. Есть ветродуй, который нагревает воздух, но это может только означать одно, согреюсь я без проблем, но дышать нормально я не смогу. И даже нет толку от того что я открою окно. Это бесполезная трата времени и энергии. А за свет надо платить.
Шлëпая босыми ногами по голому холодному полу, я вернулся к дивану, взять одеяло. Надежда согреться оказалась в чашке с горячим кофе.
Может и было в кои-то веки тепло, но не на долго, кажется температура вновь ползёт вверх, постепенно становится холодно, но мне хочется лишь двух вещей. Чтобы это всё закончилось, а ещё не помешала бы сигаретка у открытой форточки.
Последнее было исполняемое.
Дрожащими руками я взялся за не тронутую пачку сигарет на подоконнике. Вытащил одну, и по привычке, поджёг её спичкой. Никогда не любил это делать зажигалкой. Не эстетично как-то.
Ничего лучше не нашел как взять пепельницу и сесть на пол. Сесть на подоконник не вышло, а за столом не то.
Синевато-белый дым расплывался по кухне, а я за этим наблюдал. Это доставляло мне отдельное удовольствие, я был готов за этим наблюдать бесконечность, как и за звёздами по ночам, когда так тихо, и нет ни единой души что будет мешать покою.
Как раз мой покой закончился тогда, когда я об этом думал. И как я не догадался проверить заперта ли дверь или нет.
В прихожей раздался шум и разговоры, меня застали в том же сидящем положении, в котором я курил. Все пятеро приехали ко мне и стояли замерев, разглядывая.
— Я же не один это вижу? — спрашивает остальных Шнайдер.
— Нет, не один. — говорит Тилль, и меня пугает что все смотрят. Хотя я бы тоже так смотрел на кого-то из них, когда они болеют и на холодном полу курят, зная что ничего хорошего от этого не будет. Форточка для свежего воздуха, к ней претензий нет. Наверное.
— Тебя поднять, или сам встанешь? — спрашивает Флаке, подходя, но я даже не ответив, предпринимаю попытки встать.
Рихард вдруг подходит через чур быстро, и начинает тянуть меня вверх. Отбирает сигарету и кидает в открытую форточку, после держа под руку ведёт в комнату, я через какие-то пару секунд оказываюсь на диване, укрытый по подбородок одеялом и теми пледами.
— Почему вы все пришли? — тяну, впервые за долгое время, голос я. Он хриплый и не знакомый мне, совершенно чужой.
— Чтобы навестить, не бросать же тебя одного тут потухать. — отвечает на мой вопрос подошедший к дивану Линдеманн, с бутылкой пива, и в моей голове пробегает воспоминание. Он же был с пустыми руками... Или же кто-то с собой захватил, а я просто не видел. Но долго думать мне не пришлось, ведь он сам признался. — Я у тебя пиво взял, ты же не против? — отвечает пафосно, даже показалось что у него было такое лицо, будто бы я у него забрал пиво и поставил в свой холодильник.
— Меняю на квас! — возмущенно ответил я, и вцепился в одеяло.
— Тилль! Не нервируй его, в положении котором он находится, ему нельзя нервничать! — отзывает Доктор, то есть Лоренц, и хмуро глядит на солиста.
— Он что, беременный по твоему?! — выдаёт Тилль, и тут же получает хороший подзатыльник. — Эй, да за что? — ноет он после удара, и тут же получает второй.
— Ты следил бы за языком, наш Пауль, и обидеться может! — предупреждает появившийся Кристофер, тоже с такой же бутылкой пива. — Я всё слышал, обмениваю две бутылки домашнего кваса, на эту бутылку пива! — выдаёт он, а я не могу не согласиться.
— По рукам!
— Вот так надо, понятно тебе? — указывает Шнайдер солисту, и хлопает по плечу. Тилль что-то бурчит под нос, чертыхаясь, уходит в сторону кухни.
Рихард остаётся рядом, когда все остальные идут на кухню. Там они что-то громко обсуждают, а Рихард сидит в моих ногах рядом, вымеривая у меня пульс на руке, в то время пока я меряю градусником температуру. Конечно и без этого измерительного прибора было понятно, что температура имеется, но для принятия лекарств, нужно было точно знать какая она. Я молил всех богов чтобы она не дошла до тридцати девяти, ведь придётся вновь делать укол, а я их очень боюсь. Только чудом я вытерпел вчерашний вечер.
Я думал что мне нечего боятся, потому что по чувствам, я был очень даже живчиком. Точно не чувствовал себя так плохо, как вчера.
Рихард вытаскивает градусник, и хмурится пуще прежнего.
— Тридцать девять и шесть... Я сейчас, ой как, ругаться буду! — чуть громче выдаёт Круспе, а внутри меня, всё сжимается.
— Это почему? — настороженно спрашиваю я его, одеяло вновь сжалось в моих руках.
— Ты ещё и спрашиваешь. Вообще-то не я курил на холодном полу кухни, вместо того чтобы соблюдать постельный режим, который всегда необходим для скорейшего выздоровления! У тебя тело ломит? — ругает меня он, а после задаёт вопрос, я только киваю. — Сильно? — спрашивает опять он, а я вновь киваю.
Он тихо ругается под нос, и встаёт. Уходит на кухню, и странно долго отсутствует в комнате, пропадая на кухне, мне настолько надоедает лежать ждать, что меня начинает клонить в сон. Но я даже закрыть глаза не успеваю как ко мне возвращаются.
Рядом стоит не только Рихард, но и Флаке, Шнайдер и Ридель. Дрожь бросает по всему телу при виде их, таких серьёзных лиц.
— Что, на расстрел? — протягиваю я сиплым голосом, пытаясь разрядить обстановку. Мне не хотелось видеть их такими в мою сторону. Не хотелось строить из этого драму. Но никакой положительной реакции.
— Кристиан, скажи, действительно нет других лекарств которые помогают при температуре? — грустно тяну голос я, предсказывая ответ.
— Нет, Поль, увы тебе могут помочь только уколы, если не больница. — отвечает он, а я, дабы сдержаться, накрываюсь одеялом с головой, начиная сильнее дрожать от страха.
Мне так не хотелось показывать как я боюсь этих иголок, но ничего не выходило.
Я ждал осуждения. Ведь я известен как Пауль, или Хайко — весельчак, который улыбается ярче всех, никогда не грустит и всегда позитивен. Да, и курит больше всех.
Но никак не то что сейчас лежит перед ними, и содрогается от самого же себя.
Слов не следовало, за то были действия. Ко мне коснулись, я вздрогнул. Одеяло никто не стал убирать, моё лицо было накрыто, но они умудрились снять кофту.
Создавалось впечатление, будто бы они хотят убить, нежели помочь, поэтому мысленно, кажется я готовился к концу.
В этот раз меня держали не только за руки, но и за ноги. А толк какой? Я не стану убегать. У меня просто на это нет лишних сил, а инстинкт самосохранения отказывается работать. Мне только остаётся прятаться и ждать.
Ждать — это порой страшная вещь, это тебе не надежда, которая дарит веру в жизнь, в чудо. А ожидание неоднократно приводит к катастрофе, к смерти, чёрт побери. Бояться ждать совсем нормально, но терпеть это долго нельзя. Себе дороже.
— Пауль, ты можешь не прятаться, каждый из нас чего-то боится, это нормально, в особенности так реагировать на страх. — пояснял Олли, находясь где-то в ногах.
— Вы не должны меня таким видеть! — бурчу я под нос, и меня слышат.
Мою кожу пронзает тонкая игла, я вздрагиваю так яро и сильно, что меня почти вдавливают в диван со всей силы. Мне абсолютно не нравится как по моему телу пробегает толпа мурашек, ведь теперь они кажутся миллионами ледяных кристаллов, что впиваются во всё тело. Если бы я не понимал что мне вкалывают, я бы точно подумал что это самый настоящий яд.
Где только виданы такие лекарства?!
— Тише, Пауль, всё в порядке, тебе сейчас нужно немного полежать, а потом стоит поесть, так что не засыпай пока. — Риха шепчет мне это рядом с ухом, неподвижно лежа, я уже не скован руками ребят, которые теперь печально смотрят на меня.
Меня гладят по моим светлым волосам, и это убаюкивает, так нещадно и сладко одновременно.
Если бы такое было возможно, я бы хотел ощущать эти тёплые и нежные руки, на своих волосах, и разве что чуточку, так тайно и скрытно, на своем теле.
______________________
Новая история с которой я наконец справилась, и готова показать её первую главу! Спасибо за прочтение! Буду рада увидеть оценку и комментарий!