«Туман нашей памяти»

Летний ливень обрушился на нас внезапно. Небо, ещё мгновение назад такое ясное, такое безмятежно-голубое, затянуло тяжёлыми, почти чёрными, грозовыми тучами, и первые крупные капли дождя с силой забарабанили по старой, прохудившейся крыше заброшенного рыбацкого домика, в котором мы с Ниссой, промокшие до нитки и дрожащие от холода, нашли своё временное убежище. Мне было лет десять, ей – на два год меньше. Мы тогда, как обычно, сбежали от скучных взрослых на наше любимое озеро, чтобы вдоволь накупаться и построить очередной «неприступный» шалаш на нашем секретном острове. Но эта гроза... она застала нас врасплох, на середине озера, в нашей старенькой, резиновой лодке. Раскаты грома, оглушительные сотрясали землю, а молнии, яркие и слепящие пронзали почерневшее небо, освещая на мгновение перепуганные лица и вырывая из темноты зловещие, корявые силуэты деревьев на берегу. Я, честно говоря, тогда струсил. По-настоящему. Мне казалось, что это конец света, что мы вот-вот утонем или нас поразит молния. Я сидел, сжавшись в комок на сыром дне лодке, закрыв уши руками, и отчаянно пытался не разреветься.

А Нисса... моя маленькая, веснушчатая, рыжеволосая Нисса... она, несмотря на свой собственный, видимый страх – её губы дрожали, а глаза были широко раскрыты от ужаса, – вдруг посмотрела на меня, её взгляд был на удивление твёрдым.

— Тэйн, не бойся! – крикнула она, перекрывая очередной раскат грома. — Мы же вместе! А когда мы вместе, нам ничего не страшно, помнишь? Мы же команда!

— Но... но молния... и лодка... она же сейчас утонет! – пролепетал я, чувствуя, как слёзы всё-таки начинают предательски капать из глаз.

— Не утонет! – уверенно заявила Нисса, хотя я видел, как она сама с опаской косится на быстро прибывающую воду на дне лодки. — Я сейчас что-нибудь придумаю! А ты... ты пой! Помнишь ту смешную песенку про лягушонка, которую мы выучили? Пой громче, чтобы гром испугался и убежал!

И она, моя невероятная Нисса, начала петь. Громко, немного невпопад, но с таким отчаянным, таким заразительным энтузиазмом, что я невольно перестал дрожать и, сначала тихо, а потом всё увереннее, присоединился к ней. Мы пели, как сумасшедшие, перекрикивая грозу, пока она, каким-то чудом, умудрялась вычерпывать воду из лодки старой консервной банкой, которую мы нашли на берегу. А потом, когда мы, наконец, причалили к этому полуразрушенному домику, промокшие до нитки, но такие счастливые, что остались живы, она начала рассказывать мне смешные, немного нелепые истории про своих воображаемых друзей – говорящего ёжика, который боялся щекотки, и очень умную, но немного вредную белку, которая постоянно воровала у неё орехи. Она говорила без умолку, её голос, немного дрожащий от холода, но был такой уверенный и тёплый, что перекрывал шум дождя и затихающие раскаты грома. И я, слушая её, глядя на сияющие в полумраке домика глаза. На её веснушки, которые казались ещё ярче от вспышек далёких молний. На её мокрые, прилипшие ко лбу рыжие пряди. И вдруг почувствовал, как страх медленно, но верно отступает, уступая место какому-то новому, незнакомому, но такому приятному чувству. Это было не просто восхищение её смелостью и невероятной внутренней силой, вперемешку с неиссякаемым оптимизмом. Это было что-то большее. Что-то, что заставляло моё мальчишеское сердце биться чаще, а щёки – гореть непонятным, почти стыдливым румянцем. Именно в тот момент, в том старом, продуваемом всеми ветрами, пахнущем рыбой и сыростью рыбацком домике, под аккомпанемент затихающей грозы и её звонкого, немного дрожащего голоса, я, кажется, впервые в своей жизни по-настоящему влюбился. В эту маленькую, бесстрашную, рыжую девчонку с глазами цвета лесного озера, которая своим светом смогла разогнать тьму не только в небе, но и в моей ещё детской душе...

Резкий, почти оглушающий визг тормозов вырвал меня из этого такого тёплого и далёкого воспоминания. Безжалостно швырнув обратно в ледяную, кошмарную реальность. Я мчался на своей BMW по ночной, залитой дождём лесной дороге, прочь от того проклятого места аварии. Места, где всего несколько минут назад я оставил Эйдана Уайта –парня, который так неожиданно ворвался в жизнь Ниссы и так же стремительно, кажется, из неё исчез.

Нисса, моя Нисса, моя единственная, моя драгоценная Нисса, лежала без сознания на заднем сиденье. Её прекрасное, такое обычно живое лицо было бледным. Её голова, покоилась на его наспех брошенной, кожаной куртке, которая уже почти полностью пропиталась её тёплой, такой пугающе-красной кровью. Мои мысли были спутаны в клубок, безумного хаоса и почти животного страха за её жизнь. Неконтролируемая ярость на того, кто посмел это сделать пронизывала каждую клеточку моего тела. Я снова и снова, как заевшую пластинку, прокручивал в своей голове последние, слова Эйдана. Кто этот дьявольский «он», что не остановится? Что-то внутри подсказывало, что эта авария была не трагической, нелепой случайностью, а хладнокровно, расчётливо подстроенным актом мести. Но за что? Ледяной, стальной обруч ужаса и безысходности всё туже и туже сдавливал мою грудь, почти лишая меня возможности дышать.

— Чёрт возьми, Уайт, во что ты, втянул её?! — прошипел я ударяя руками по рулю.

Я вёл машину на предельной. Мои руки, испачканные её кровью, крепко, до побелевших костяшек, сжимали кожаный руль, сердце колотилось, как сумасшедшее, как пойманная в клетку птица, готовое вот-вот вырваться из груди и разорваться на тысячи маленьких, кровоточащих осколков.

— Нисса... Нисса, слышишь меня, милая? – мой голос дрожал, срывался, я едва узнавал его сам. Я говорил с ней, хотя знал, что она меня не слышит, что она где-то далеко, в этой пугающей, неизвестной темноте. Но я не мог молчать. Мне нужно было говорить, чтобы не сойти с ума. — Держись, родная, умоляю тебя, держись! Мы почти приехали! Всё будет хорошо, слышишь? Я с тобой. Я тебя не оставлю. Никогда. Ты только не сдавайся, борись! Ты же у меня сильная, ты же боец, помнишь? Ты всегда была такой. Ты справишься. Мы справимся. Вместе.

Я судорожно, почти на ощупь, одной рукой, не отрывая взгляда от дороги, которая превратилась в сплошной, размытый, почти неразличимый поток воды и грязи, набрал номер Уилла. Гудки тянулись мучительно долго, каждый из них отдавался в моей голове ударом молота. Наконец, он ответил.

— Алло? Тэйн? — голос Уилла звучал с ноткой обычного для него сарказма, но тут же изменился, когда он услышал моё напряжённое, прерывистое дыхание на том конце.

— Уилл, – мой голос был твёрдым, но в нём отчётливо слышалась сталь и плохо скрываемая тревога. Я старался говорить чётко, каждое слово отчеканивая, как приказ. — Они попали в аварию. Серьёзную. Она без сознания. Много крови, Уилл. Очень много.

На том конце провода на мгновение воцарилась мёртвая тишина, я почти физически ощутил, как Уилл замер, а потом его голос, уже без тени иронии, полный ледяного ужаса, ударил по моим барабанным перепонкам.

— Что?! Какая, к чёрту, авария?! Тэйн, не смей шутить! Где вы?! Она... она дышит?! — На заднем плане я услышал испуганный, почти визгливый вскрик Сары, полный непонимания и страха— Что?! Что такое с Ниссой?! Уилл, что он говорит?! Боже мой!

— Я везу её в центральную городскую, Уилл! – я почти рявкнул в трубку, стараясь перекричать шум проливного дождя и рёв мотора моей машины. — Еду так быстро, как только это чёртово корыто позволяет! Но она... она в плохом состоянии, Уилл... Чёрт! Я боюсь не успеть, Уилл... — Последние слова вырвались против моей воли, это была та самая правда, которую я отчаянно пытался скрыть даже от самого себя.

— Держись, Тэйн! Слышишь меня, Холден, держись! Мы выезжаем! Ты только... ты только довези её, умоляю тебя! Сделай всё возможное и невозможное, но довези её живой! — голос Уилла дрожал, но в нём звучала такая стальная, такая отчаянная решимость, что я на мгновение почувствовал прилив каких-то новых, почти нечеловеческих сил. Я слышал, как на заднем плане Сара уже рыдает в голос, её причитания, полные отчаяния и самообвинений, смешивались с обрывками команд, которые Уилл, видимо, уже отдавал ей. — Нисса... о, боже мой, моя Нисса... только не это... это я виновата, это всё из-за меня... Уилл, быстрее, мы должны ехать немедленно! Быстрее, чёрт возьми!

— Я сделаю всё, что в моих силах, Уилл... и даже больше... клянусь тебе... — прошептал я в трубку, и связь прервалась, оборвавшись на полуслове.

Парализующий страх за жизнь Ниссы. Слепая ненависть к Эйдану Уайту за то, что тот, пусть и невольно втянул её в этот кошмар. Острое чувство вины за то, что не смог её уберечь, за то, что вообще, чёрт меня дери, оставил её. Я клялся себе, я клялся всем святым что знал, если с ней всё будет хорошо, если она выживет, если это невероятное чудо, вопреки всему, произойдёт, я больше никогда, никогда, ни за что на свете её не отпущу от себя. Я буду всегда рядом, буду оберегать и защищать от всего этого жестокого, и безразличного мира, от всех его бед, от всех его несчастий, даже ценой своей собственной жизни.

Наконец, сквозь пелену дождя и моих безумных мыслей, замелькали огни города. Я свернул к центральной городской больнице, её огромное, безликое здание вырастало передо мной, как зловещий, равнодушный монолит. Не дожидаясь, пока машина полностью остановится у самого входа в приёмное отделение, я заглушил мотор, выскочил наружу и рывком распахнул заднюю дверь.

— Нисса, милая, мы приехали... Сейчас тебе помогут... Всё будет хорошо, слышишь? — мой голос был хриплым, но я старался, чтобы он звучал как можно увереннее, как можно спокойнее, хотя внутри всё бушевало.

Я очень осторожно подхватил её на руку. Она была такой лёгкой, почти невесомой, как сломанная кукла. Её голова безвольно упала мне на плечо, рыжие, мокрые волосы прилипли к моей шее, а слабый, едва уловимый запах её шампуня, смешанный с металлическим запахом крови и дождевой воды, ударил мне в ноздри.

Я почти бегом ворвался в ярко освещённый, гулкий холл приёмного отделения. Автоматические двери с шипением разъехались передо мной, впуская меня в этот стерильный, пахнущий хлоркой и чужой болью мир.

— Помогите! Срочно! Девушка... она без сознания! – мой голос, сорвавшийся на крик, эхом разнёсся по пустому, казалось, холлу.

В тот же миг ко мне подбежали две медсестры в белых халатах и молодой, но с очень серьёзным, сосредоточенным лицом врач в синей униформе. Их движения были быстрыми, отточенными, почти механическими, но в их глазах я увидел неподдельное беспокойство.

— Что случилось? Быстро, на каталку! – скомандовал врач, указывая на каталку, которую одна из медсестёр уже подкатывала к нам.

— Авария... На мотоцикле... Их подрезали. Она не приходит в себя... — я с трудом подбирал слова, мой мозг отказывался нормально функционировать. Я осторожно уложил Ниссу на жёсткую поверхность каталки, внимательно, с надеждой вглядываясь в её бледное, безжизненное лицо, на запекшуюся кровь на её виске.

— Так, спокойно, молодой человек, – врач говорил быстро, но очень чётко, его голос не допускал возражений. – Имя? Возраст? Есть ли аллергия на какие-нибудь препараты, знаете?

— Нисса Шелдон. Двадцать лет. — Я судорожно пытался вспомнить, говорила ли она мне когда-нибудь об аллергии. – Нет... кажется, нет... я не знаю точно... Боже, я ничего не знаю! — Паника снова начала подступать, ледяными тисками сдавливая горло.

— Спокойно, – повторил врач, уже осматривая Ниссу, проверяя её пульс, зрачки. – Сестра, готовьте операционную. Травматология, нейрохирургия на связи? Давление? Пульс?

Медсестра, ловко орудуя тонометром, быстро назвала какие-то цифры, которые мне ни о чём не говорили, но по напряжённому лицу врача я понял, что дела плохи.

— Так, увозите! Быстро! – скомандовал он, и каталку с Ниссой стремительно покатили по длинному, освещённому коридору в сторону операционного блока.

Я бросился за ними, но вторая медсестра, пожилая, с добрыми, но очень уставшими глазами, преградила мне путь.

— Молодой человек, дальше нельзя, – её голос был мягким, но твёрдым. – Вам нужно остаться здесь, в приёмном. Оформите документы, ответьте на вопросы. Врачи сделают всё возможное, поверьте. Вам остаётся только ждать.

— Ждать?! – я посмотрел на неё почти с безумием. – Вы не понимаете! Я должен быть с ней! Я не могу её оставить одну!

— Я всё понимаю, сынок, – она сочувственно положила свою тёплую, немного морщинистую руку мне на плечо. – Но сейчас вы ей там ничем не поможете. Только помешаете. Идите, присядьте. Вам, кажется, и самому помощь нужна, – она кивнула на мою окровавленную рубашку и дрожащие руки. – Я принесу вам воды. И, пожалуйста, постарайтесь успокоиться. Для неё сейчас самое главное – это ваше спокойствие и ваша вера.

Её слова, такие обыденные, почему-то немного отрезвили меня. Я посмотрел на свои руки – они действительно были в крови Ниссы, и они дрожали так, что я едва мог их контролировать. Я кивнул, не в силах произнести ни слова, и, как во сне, поплёлся к ближайшей скамейке, тяжело опустившись на неё. Голова гудела, перед глазами всё плыло. Медсестра действительно принесла мне стакан воды. Я выпил его залпом, не чувствуя вкуса. Она задала мне несколько стандартных вопросов. Я отвечал механически, почти не соображая, что говорю. Мои мысли были там, за закрытыми дверями операционной, рядом с Ниссой...