Между двумя полюсами любви [редактируется]

– Пошла к чёрту! Собирай вещи и проваливай.

– Мам, – пролепетала я, перебирая в голове всевозможные оправдания, чтобы хоть немного снизить накал ситуации, – я правда не хотела тебя обидеть, прости меня, пожалуйста.

Мама притихла, она пригладила свои растрепанные блондинистые волосы и посмотрела на меня безумными, карими глазами. – Значит так, – она понизила тон, её голос прозвучал обжигающе холодно, из-за чего моё сердце рухнуло в желудок, – собираешь свои шмотки, и проваливаешь на все четыре стороны. Чтобы сегодня тебя тут не было!

Я взмолилась: – мам, прости, не хотела этого говорить, вырвалось, ты же понимаешь, что я сейчас на нервах. Ещё и этот...

– Думаешь, меня это волнует? – Она взглянула в окно и запустила ладонь в волосы. – Матиас ушёл... – Её голос прозвучал с не характерной хрипотцой, даже с отчаянием. Она схватила вазу с завядшими цветами. Задержав на ней взгляд, я замерла, а мама неожиданно повернулась и швырнула вазу в меня. Я с трудом успела увернуться, иначе, наверняка проломила бы ей мою голову.

Смотря на то, как вода из-под цветов с неприятным, тухловатым запахом растекается по стене, я поняла: не только ваза сегодня разбилась в этом доме, разбилось и доверие в нашей семье. С этой секунды, мы стали чужими, друг для друга людьми.

Я взглянула на маму, словно в последний раз в своей жизни. На момент представив, что мои глаза – это фотоаппарат. Минуты превратились в секунды, а секунды в вечность. Её тёмно-карие, почти чёрные глаза, будто бы поглотила тьма, она похоронила своего ребёнка в этой тьме. Тонкие, светлые брови застыли в одной эмоции, может даже показаться, что вместо лица, маска. У неё есть несколько шрамов, оставленные от «великой любви» сожителей, как она сама мне говорила, навсегда впились, похоже, не только в её кожу, но и в сердце. Тонкие губы грубо стиснуты, она прячет за ними зубы, наверняка, чтобы не вцепится ими в мою шею, будто в шею врага. Блондинистые, слегка вьющиеся к концам волосы растрепаны, одна часть приглажена, другая же наоборот, взъерошена. Один непослушный локон упал на лоб, что, по всей видимости, её ещё больше разозлило.

Замечали когда-то, как тучи сгущаются на небе? Тяжёлые, грозные, издают громкий, пугающий звук, от которого даже земля вздрагивает, как и сердце в моей груди сейчас. Я застыла на месте, почувствовав огромную боль. Ком медленно подступает к горлу, защипало переносицу, и я готова вот-вот разрыдаться от отчаяния, злобы, обиды и боли.

Она предала меня. Родная мать, так бездумно отказалась от своего ребёнка, только из-за того, что он указал на её ошибку. Выгоняя меня, она ошиблась ещё больше... Меня будто глубоко ранили отравленным кинжалом и, мучения всё никак не могут закончиться. Как начинается ветер, который заставляет макушки деревьев колыхаться, будто вот-вот начнётся ливень, так и мои зелёно-карие глаза покраснели от потока слёз, которые теперь невольно бегут по щекам. Длинные чёрные ресницы слиплись из-за слез. Дымчатые густые брови сжались, взывая к материнской жалости. Но, не увидев даже намёка на неё, мои алые губы потеряли цвет, я заправила чёрный, словно смоль, локон за ухо, взглянув на маму, потеряв любую надежду. – Очень жаль, что ты променяла ребёнка на мужика. Даже не на мужика, а на истеричную тряпку. От тебя сбежали все: отец, затем Рита, а теперь и Матиас. Я одна была с тобой, несмотря ни на что. Но, тебе же плевать на это. И, даже после того, как этот Матиас меня ударил, когда я закрывала тебя собой, ты страдаешь по нему, а не переживаешь за своего ребенка. – Я подошла к ней ближе, и наши глаза встретились. – У тебя больше дочери нет. Ты сама этот выбор сделала. Но, если что-то с тобой случится, например: очередной раз отравишься алкоголем, кто тебе поможет? Кто тебя спасёт? Матиас? – Я натянуто улыбнулась. – Захочет секса и бесплатного жилья – вернётся.

Мать замахнулась, и со всей силы ударила по моей щеке ладонью. – Ты такая же мерзавка, как и твой папаша! – Она схватила меня крепко за волосы, пока я прижимаю ладонь к горящей щеке: – проваливай к чёрту! – Мама с ненавистью отшвырнула меня в угол комнаты, в который я буквально вжалась, смотря на неё испуганными глазами. Сжалась там, как маленький зверёк, в ожидании своей участи, не способная возразить.

Мать пошла в свою комнату, громко захлопнув за собой двери. А я, держась рукой за шею, словно мне не хватает воздуха, смотрю ей вслед. Почему я не ответила ей? Потому что была с ней груба. Пусть я и сказала всё верно, но, возможно, не стоило, это на самом деле звучало грубо.

Такие люди, как моя мама – любят жить в своём маленьком, придуманном мирке, они наверняка всё понимают сами: свои ошибки, свои проблемы, но пытаются ограждать себя от правды, этим самым придуманным миром. И любой, кто попытается их вытянуть из этой сладкой лжи, горькой правдой – рискует пасть жертвой их гнева. Я пыталась, сделала всё, что могла. Если она не хочет спасаться, что бы я не сделала – это не поможет.

В любом случае здесь мне больше делать нечего. Я медленно спустилась по стене, оседая на пол. В груди будто что-то рухнуло, ребра давят на легкие до боли, я истошно пытаюсь вдохнуть, но ничего не выходит. Тяжелые, тревожные мысли, заставляют сердце биться неистово быстро. Куда мне теперь идти?

Сейчас около одиннадцати часов вечера, кто меня ждёт за дверью? Кроме каких-нибудь маньяков, которые поджидают таких потерянных и не нужных, как я, наверно, никто. Я приложила руки к щекам и поняла, что по ним бегут горячие слёзы. Я осторожно поднялась на ноги и пошатываясь направилась в свою комнату, чтобы собрать вещи.

Нащупав на тумбочке лампу, я включила её. Найдя телефон глазами, решила, что нужно позвонить Адаму. Хоть мы немного и поругались, я думаю, что в помощи не откажет. Он не может не помочь своей девушке, тем более, когда она в беде. Сейчас Адам, возможно, единственный человек, который в силах мне помочь.

В телефоне, как всегда, я услышала длинные гудки, сердце пропустило удар. – Адам, – мягко пролепетала я, но сразу рубить с плеча не стала, – как у тебя дела? Чем ты занимаешься?

– Привет, Нат, – он поздоровался со мной прохладно, даже отрешённо, словно ему позвонила не его девушка, а посторонний человек: – всё в порядке, вот только по работе очень занят, до сих пор сижу в офисе. Дел много. Скорее всего даже домой не поеду сегодня.

Я с трудом улыбнулась, пытаясь сделать голос, как можно мягче. – Ты, как всегда, весь в делах, весь в заботах.

– Ты чем-то встревожена? У тебя какой-то странный голос.

Я тяжело вздохнула, понимая, что мне сейчас придётся вывалить всю эту ситуацию на него. Я понимаю, что Адам устал от моих постоянных слёз из-за ссор с мамой. Он уже не один раз высказывался насчёт этого, что не хочет слушать моё постоянное нытье, но сейчас, я не смогу обойтись без его поддержки. Поэтому, я чуть более уверенно сказала: – случилось кое-что и, мне очень нужна твоя по...

– Адам, тебе кофе со сливками, или без?

В трубке я услышала женский голос и все мышцы вдруг парализовало. Я напрочь забыла всё то, что хотела сказать, выпалив: – Адам, с кем ты? – В груди больно запекло и я затаила дыхание.

Адам шумно вздохнул. – Нат, только не психуй, это Мелисса, она мне пом...

Не дослушав своего парня, я сбросила вызов и прислонилась затылком к стене, смотря на запотевшее окно ледяным взглядом. В груди больно горело, а руки дрожали. Через минуту, почувствовав вибрацию телефона, я опустила взгляд на экран и увидела, что звонит Адам, задержав взгляд на его имени пару секунд, я сбросила вызов, чувствуя, как закипает нутро.

Что он творит? Мы много раз с ним разговаривали, ругались насчёт этой Мелиссы. Она открыто флиртует с ним, даже при мне. Если она при мне, его девушке, не стесняясь, оказывала знаки внимания, что происходит, когда меня нет рядом? А Адаму, это, словно нравится, он и сам всё это прекрасно видит: флирт со стороны Мелиссы, ревность с моей стороны. Но, ничего с этим не делает.

Иногда мне кажется, что между ними что-то есть. Чутье подсказывает, что он мне лжёт, да и сам он своими действиями подкрепляет эти подозрения. Не понимаю, почему я ничего не делаю с этим? Так ли я люблю его, чтобы всё прощать? Всё чаще ловлю себя на мысли, что нет.

Так, в чём тогда дело? В привычке? Возможно. Он мой первый парень, я не совсем понимаю, что такое отношения, что с ними делать и, как надо вести себя. Поэтому, я полагаюсь лишь на своё чутье, которое выручало много раз. И в этот раз оно говорит мне не доверять Адаму и разобраться в наших отношениях. Но сейчас, я должна подумать только о себе.

Перебирая варианты в голове, я замерла: – «папа... Папа!» – Я буквально прокричала это в своей голове, словно утопающий вспомнил о спасательном круге. Он то уж точно мне поможет, не сможет отказать своей дочери, которая оказалась в беде. Я в приподнятом расположении духа схватила телефон, смахнув слёзы с щёк, даже невольно улыбнулась, понимая, что не всё так плохо.

Недолго ожидая ответа, я услышала добрый, папин голос: – да, дочка? Ты чего-то припозднилась со звонком.

– Да, пап, извини, но, это очень важно. – Мой голос дрожал, – можно, я приеду к тебе сейчас?

Вместо: – «конечно, доченька, приезжай», услышала немного другое: – понимаешь, Наталин, я не против, но Нелли... у вас с ней не самые тёплые отношения, сама ведь, это понимаешь. Она недавно родила, и я не хотел бы, чтобы ты её и ребёнка нервировала своим присутствием.

– А, ясно. – Я нервно улыбнулась, горько всхлипнув, из-за потока слёз. Мой голос дрожал и надламывался. – Я поняла, пап. Спасибо тебе огромное. Заботься дальше, о своей ненаглядной Нелли и единственной доченьке.

Не пытаясь услышать ответ папы, я сразу сбросила вызов. На секунду, я оцепенела от страха, чувствуя, как бешено стучит сердце. Когда оцепенение прошло, я прикрыла рот ладонью, сдерживая в себе вопль. Я сжала глаза из-за бурного потока слёз, лицо сковала судорога. Как они могли так поступить со мной? За что? Я не заслужила этого, не заслужила! Боже мой, что же делать...

Я не хочу на улицу. Сейчас ночь, зима. Я не могу уйти, я же погибну там... нужно попросить прощения у мамы. Может, она это сгоряча, или ещё не протрезвела. Я вытерла слёзы с глаз и побежала к маминой двери. Я сжала ладонь в кулак и, стуча в двери, как в бреду, повторяю: – мам, пожалуйста, мамочка, прости меня. Мам, не выгоняй меня, я правда не хотела тебя обидеть. Я виновата, я прошу у тебя прощения. Я не буду так больше. Мам!

Вдруг, я услышала нервные, громкие, приближающиеся к двери шаги. Мама распахнула их и, не успела я что-то сказать, как она снова ударила меня по лицу. Я опешила от жгучей боли и согнулась пополам, чувствуя вкус металла на губах. Мама схватила меня за шиворот и встряхнула, выпалив: – ах ты, дрянь! Ты ещё здесь? А ну, пошла отсюда! Чтоб ноги твоей не было в моём доме. Живо! - Мама толкнула меня в грудь, и я не удержалась на ногах.

Я рухнула на пол, смотря на маму, глазами полными слёз, чувствуя, как кровь бежит по губе, я взмолилась, выставив руки вперед: – мамочка, я прошу тебя, не нужно. Давай забудем об этом, если хочешь, утром, на свежую голову, мы всё с тобой обсудим. Но не надо меня выгонять, пожалуйста.

Она швырнула мне в лицо какую-то тряпку. На этот раз, физически, больно не было. Но больно было морально. Я вскочила на ноги, выпалив ей в лицо: – там мороз, сейчас ночь, да я сдохну там!

Мама процедила, сквозь зубы: – а мне то что? У меня есть ещё одна дочь. По тебе плакать никто не станет, тем более я.

Я почувствовала исходящий от неё запах алкоголя и всё встало на свои места. Мама, похоже, снова выпила и бредит. Не успела протрезветь, как уже пьяна. С ней сейчас бесполезно говорить. Я кивнула, смотря на неё, сказав спокойным голосом: – понимаю, что это сейчас говорит алкоголь, ты бредишь. Но всё, что ты сказала мне сегодня – я не забуду, обещаю. Ты будешь жалеть, о сказанных словах, но мою любовь, ты уже не вернешь. Одумайся, пока есть время, иначе, останешься одна. – Мама фыркнула и захлопнула двери перед моим носом. Я стояла перед закрытой дверью, выпрямив спину, опустив взгляд, сжимаю кулаки. Я вздохнула, ощущая кровь на губах, я прошептала: – я тебе этого не прощу.

Я вытерла лицо ладонями, посмотрев по сторонам. Похоже, вариантов больше нет. Я должна уйти. Я зашла в комнату, закрыв за собой двери, сползая на пол по двери, разблокировала телефон, смотря на экран вижу, что там полно пропущенных звонков от отца и Адама. Увидев себя в отражении телефона, я встала на ноги и взяла с тумбочки платок, прижимая его к губе.

Да, мама разбила мне губу. Ничего удивительного, не первый раз она поднимает на меня руку словно того было мало, ещё и её ухажёры делали то же самое. С меня хватит. Да, от меня отвернулись самые близкие, но может, оно и к лучшему. Хотя, что я несу? Что к лучшему? Что меня бросили те, кому я доверяла? О да, какая радость. Какая радость! Чувствуя вибрацию в руке, я посмотрела на телефон. Адам звонит. Я взяла трубку, выпалив: – что тебе надо?

Он разгневался из-за моего тона: – это мне, что надо? Это, что тебе надо? Звонишь, непонятно зачем, сбрасываешь, затем берешь трубку и орешь на меня. Ты вообще, адекватная? Ты нам с Мелиссой, мешаешь работать, между прочим.

У меня задрожали губы, я улыбнулась: – приятного вечера, с твоей Мелиссой.

Я сдавила телефон в своей руке, так, что он захрустел и со всей силы швырнула его об стену. Слезы подступили к глазам, я зарыдала в отчаянии, сгибаясь пополам. Дав себе пару минут, чтобы прийти в себя, я вздохнула, выровнялась и грубо протерла глаза рукавом. Сейчас не время плакать. Нужно что-то решать. Мне надо где-то переночевать. Я не собираюсь поддаваться этой ситуации и впадать в отчаяние. Тем более, погибать на улице. Выкручусь, как-нибудь. Обязательно выкручусь, мне не привыкать.

Похлопав себя по щекам, понимаю, что на самом деле, действительно пора уходить, что-то менять. Мать не хочет меня видеть, отцу я тоже не нужна, у него своя жизнь, парню, выходит, тоже не нужна, с Мелиссой моего отсутствия он не заметит.

Похоже, так и начинается взрослая жизнь, да? Чувствовать себя одиноким, ненужным и покинутым. И ломать голову над тем, как же выпутаться из всего этого и выжить.

Мне двадцать, время перемен, время взрослеть. Я набрала побольше воздуха в лёгкие и начала хватать всё то, что попадалось на глаза и расположила это в паре сумок средней величины. Одна из них тёмно-синяя, та самая, на которой молнию заедает чаще, чем о меня вытирают ноги. Пора бы уже починить молнию, как и свою жизнь. Вторая сумка бардового цвета, плюс её в том, что можно закинуть на плечо.

Я надела тёплую куртку чёрного цвета, обула белые кроссовки, накинула одну сумку на плечо, схватила в руки другую, уже хотела уходить, но что-то заставило меня обернуться, в груди всё сжалось.

Неужели, этой женщине совсем не жаль выгонять дочь? Хотя... о чём я говорю? Риту она выгнала. Хорошо, что моя сестра смогла устроиться в жизни: нашла хорошую работу, вышла замуж за классного парня и родила двух маленьких хулиганок, какими и мы были с ней когда-то в детстве. Тоска взяла верх и глаза снова стали чуть влажными, я прошептала: – прощай дом, прощай всё моё прошлое.

Переступив порог, меня одолевают два чувства: чувство страха и чувство полёта. Чувство страха во мне – потому что нет денег, от слова совсем, последние я отдала маме. Немного хочется есть, холодно и, я не представляю, куда мне сейчас идти с парой сумок? Чувство полёта я обретаю из-за того, что мне кажется, будто новое ожидает за дверью... по крайней мере, пытаюсь в это верить. Грядут перемены, это уже не остановить.

Хотя, кто знает, что именно там меня ждёт? Может маньяк, или новые друзья, в лицах бездомных? В прочем, теперь, они мои собраться по несчастью. Да и нет повода грустить: можно продать пару вещей, на неделю прожить на хлебе и растаявшем снеге в виде воды, вполне хватит.

Всё, стоп! Хватит грузить себя лишними мыслями, я и так, оказывается, перед раскрытыми дверьми стою минут пять. Надо уходить. Бросив ключи на тумбочку в прихожей, я горько захлопнула за собой двери и спустилась вниз. Сегодня восьмое Декабря, время на часах двадцать три сорок, я ухожу в новую, неизведанную жизнь.

                                                                                       ***

Выйдя на улицу, я увидела, как белые хлопья снега вытанцовывают под яркими уличными фонарями вальс. Словно, множество молодых пар кружат в танце под лучи софитов. Вот бы сейчас и вправду попасть на бал... Мне хочется сказки, а не всей этой суровой реальности. Но, к сожалению, сейчас со мной едва ли может случиться что-то хорошее и, не придет тот человек, что поможет и заберет меня туда, где нет проблем и печали.

Поэтому, схватив сумки и свою волю покрепче, я направляюсь в сторону новой жизни...