Глава 10. Письмо в будущие
« Для будущей маленькой Наташи... или маленького Стива.
Я не знаю, кто ты пока. Не знаю, чьи у тебя будут глаза. Унаследуешь ли ты привычку морщить лоб от отца или терпеливый характер от меня. Я не знаю, будешь ли ты любить клубнику, как твоя сестра, или ненавидеть макароны, как я. Всё это — пока в будущем. А сейчас ты просто маленькое сердечко внутри меня. И я пишу тебе это письмо, чтобы однажды — может быть, в твои восемнадцать — ты смог или смогла прочитать его и узнать, какой была я. Какими были мы.
Прямо сейчас я сижу на полу у окна и доедаю греческий йогурт с черникой. Баки ворчит, что я опять не поела как следует, а я улыбаюсь — потому что он делает вид, что злится, но на самом деле просто боится за нас. Он бережёт меня как драгоценность. Смешно, правда? Я, бывшая Кира Фоноган, тайная убийца и агент, — и вот теперь под одеялом смотрю старые мультики и ворчу, что мне нельзя кофе.
Баки не отпускает меня ни на шаг. Он стал другим. Мягче. Домашним. Он считает мои вдохи, пока я сплю, приносит поднос с завтраком в кровать, читает мне вслух статьи о беременности, будто экзамен сдаёт. А ещё он уже выбрал тебе имя. Несколько, если быть точной. Думаю, он даже составил список.
У нас за плечами целый вихрь. Я не хочу, чтобы ты рос или росла в тени того, что пережили мы. Пусть у тебя будет выбор. Настоящий. Пусть ты узнаешь всё хорошее и только то плохое, что сделает тебя сильнее, а не сломает. Мы с Баки сделали многое, чтобы тебе достался другой мир. Лучше. Спокойнее. Семейнее.
Ты, вероятно, уже знаешь, что мы не обычная семья. У тебя есть сестра — Марта. Когда-то я спасла её, а теперь она спасает меня каждый день. И у тебя есть отец, который видел мир в огне и всё равно сохранил доброту. Есть дядя Алексей, который умеет только кричать, но сердце у него из золота. Есть Елена, Джон, Ава, Сэм, Джессика... у тебя будет целая армия тех, кто будет рядом, если нас с Баки не окажется рядом. Хотя, я надеюсь, ты читаешь это письмо, сидя между нами двумя, и просто смеёшься, что мама в твою беременность была такой сентиментальной.
Я хочу, чтобы ты знал или знала: ты — моя победа. Не моя миссия, не долг, не ошибка. А именно победа. Над прошлым. Над болью. Над собой.
Знаешь, быть беременной — странное чувство. Я на втором месяце, и пока ещё даже не особо видно, но внутри всё уже другое. По утрам мне бывает плохо, но я стараюсь не жаловаться. Я привыкла терпеть боль, привыкла не просить помощи. Но теперь всё иначе. Теперь у меня есть ты. И я уже чувствую, как меняюсь. Не быстро. Не всегда легко. Иногда мне страшно. Иногда я думаю, а вдруг я не справлюсь? А вдруг я что-то сделаю не так? Но потом я замечаю, как Баки смотрит на мой живот — будто там уже целая Вселенная, — и я понимаю, что справлюсь. Потому что это не про меня. Это про нас.
Баки, кстати, завёл список имён. Я украла его, пока он спал, и записала сюда — на память.
— Наташа (он сказал, что это чтобы отдать дань Нат — и я не могла не улыбнуться)
— Лия
— Джун
— Стив (да, он всерьёз)
— Джеймс (ну тут он, конечно, не слишком скромен)
— Роберт (потому что "никогда не знаешь, как жизнь повернётся")
Я пока что не согласилась ни на одно. Потому что, как бы ни был мил Баки, я всё равно решу, как тебя звать. Это моё право — первое право мамы.
А он милый. Настолько, что иногда я даже забываю, что у нас обоих кровь на руках и тысячи шрамов внутри. Он засыпает, положив голову на мой живот. Делает вид, что дышит спокойно, но я знаю — слушает. Боится, вдруг что-то пойдёт не так. Переживает больше, чем я. И каждый раз, когда я кладу его руку на своё тело, он будто замирает. Как будто боится сломать. Никто никогда не относился ко мне так бережно
Если бы мне, той — молодой, до Гидры, рассказали, что спустя сто лет я буду беременна от Зимнего солдата, смеяться над его шутками и мечтать о будущем, я бы просто ушла в другую комнату. Или вызвала врача. Но вот я здесь. И ты внутри меня. И мне не страшно.
Иногда, когда я не могу уснуть, я закрываю глаза и представляю будущее. Наше будущее. Ты держишься за руку Баки, и он ведёт тебя в детский сад. Он немного волнуется, потому что у тебя новый рюкзак, и ты капризничаешь, потому что хочешь идти сам или сама. А он наклоняется, шепчет тебе что-то, целует в макушку и машет, когда ты идёшь внутрь.
Я представляю, как ты говоришь своё первое слово. И, честно, я надеюсь, что это будет «мама», но зная Баки, он добьётся своего, и это будет «папа». А потом ты будешь говорить это тысячу раз в день, и Баки каждый раз будет делать вид, что впервые слышит. И смеяться. Его смех — это, кстати, одно из самых дорогих сокровищ, что я знаю. Надеюсь, ты унаследуешь его. Или хотя бы его улыбку. Или его терпение. Или глаза.
Я схожу с ума, когда думаю о тебе как о маленькой копии Баки. Или, может, не копии — а новом, сильном, смелом человеке, которому он будет всё время читать сказки, делать какао, собирать лего и чинить велосипед. Я знаю, он будет прекрасным отцом. Он уже прекрасный отец — Марта тому доказательство. Он не сразу понял, что стал папой для неё, но когда понял — это было как вспышка света. Он её обожает. Он её слушает. Он её защищает. И он не боится быть с ней мягким. Если и есть кто-то, кто показал мне, что отцовство — это не про силу, а про любовь, — так это он.
Я боюсь ошибок. Боюсь, что однажды сделаю или скажу что-то не так. Что ты когда-то обидишься на меня — и я даже не пойму, за что. Я боюсь, что ты пойдёшь в школу и кто-то обидит тебя, а я не смогу это предотвратить. Боюсь, что ты вырастешь слишком быстро. Что я не успею. Не замечу, как ты перестанешь брать меня за руку.
И в то же время я думаю — ты вырастешь. У тебя будет жизнь. Сначала свои друзья, потом кто-то особенный. Возможно, свадьба. Возможно, свои дети. И я надеюсь быть рядом. Надеюсь, ты позволишь мне помочь. Или хотя бы просто сидеть в углу и молча любоваться.
Недавно Баки тоже попытался написать тебе письмо. Он сказал: «Ну, если мы уже пишем письма, я тоже хочу». Он сел, взял ручку, открыл блокнот... и через минуту просто опустил голову и заплакал. Я подошла к нему, обняла, он спрятал лицо у меня на груди и прошептал: «Я слишком волнуюсь. Я просто... боюсь облажаться». А потом, не сказав больше ни слова, он поцеловал меня — много, нежно, быстро, будто боялся, что забудет, как. И уснул, прижавшись ко мне, как ребёнок.
Вот так мы и живём. Пишем письма тебе, боимся и надеемся. Любим тебя уже сейчас.
Я уже битый час сижу над этим письмом и плачу. Не от боли — нет, это слёзы счастья. Мне кажется, я никогда в жизни не чувствовала столько всего сразу. Раньше мои слёзы были о том, что я потеряла. А сейчас они — о том, что я обрела.
Я спрячy это письмо в своей любимой книге. Она старая, потрёпанная, пахнет пылью и чернилами, но каждый раз, когда я её открываю, мне спокойно. Надеюсь, ты когда-нибудь найдёшь её сам или сама. Или я передам её тебе в руки. И, быть может, ты откроешь это письмо в день своего восемнадцатилетия. И прочтёшь. И узнаешь, как сильно тебя ждали. Как сильно тебя любили. С первого удара твоего крошечного сердца.
А теперь я попрощаюсь. До встречи, мой малыш. Моя победа. Моё солнце.
Я жду с нетерпением — того дня, когда смогу взять тебя на руки и сказать: «Вот ты какой, маленький Стив Барнс». Или, может быть, «Вот ты какая, маленькая Наташа Барнс».
(Хотя, по правде сказать... Я всё больше подумываю назвать тебя Анастасией. Или Кристианом. Не говори папе — пусть это будет сюрприз.)
С любовью,
твоя мама,
Мерри»