AMNESIA||АМНЕЗИЯ

"Кто-то сказал мне, что секрет заключается не в том, чтобы меньше думать о себе, а в том, чтобы больше думать о супруге. "

|TISIANA|

Крик матери настолько резал слух, что я хмурилась, пока доктор перематывал мне локоть. Пуля прошла по касательной, поэтому госпитализация и швы мне не понадобились.

—Чтобы еще раз я разрешила вам поехать куда-то без Неро! — болтала мама, сидя рядом, и поглаживая меня по плечу.

Минерва же в это время была в больнице, где был и Неро, закативший сумасшедший скандал по пути туда.

Мама не умолкала ни на секунду. Она нервно перебирала пальцами цепочку на шее, то и дело хватаясь за кулон, и все говорила, говорила... О том, как у нее сердце ушло в пятки, когда на экране ее телефона вспыхнуло уведомление о срабатывании тревожной кнопки, о том, как бросилась звонить папе, но он не отвечал. Когда доктор ушел, сказав, что я в порядке, только тогда мама позволила себе снова дышать.

— Ты не представляешь, Тизиана, как это было, — в тысячный раз повторяла она, сжимая мою ладонь в своих холодных пальцах. — Я чуть с ума не сошла!

Папа в это время мерил шагами гостиную, держа телефон у уха. Лицо его было мрачнее тучи.

— Я спрашиваю, откуда они там взялись?! — рявкнул он в трубку. — Кто это допустил?

Я не вслушивалась в его разговор. Наверное, это было важно, ведь он повторял один и тот же вопрос снова и снова, но меня волновало совсем другое.

Перед глазами все еще стоял агент, который вытащил меня и Минерву из того кошмара. Не знаю, как его звали, да и вряд ли узнала бы, даже если бы он представился. В тот момент мне было все равно. Он просто делал свою работу. Так почему же я теперь не могла выбросить его из головы?

Единственное, что я в нем заметила, — его глаза. В серых с оттенком зеленого, почти прозрачных радужках отражался свет сирен. В них не было страха, ни капли паники, только сосредоточенность и... что-то еще. Я не могла понять, что именно, но этот взгляд не отпускал меня, будто оставил на мне невидимый след.

—Бледная, пойдем я приготовлю тебе поесть, — мама встала с места, но я покачала головой.

—Я ненавижу есть в обеденное время, мам.

—А я ненавижу, когда в мою дочь стреляют, — с недовольством, сказала она. —Пошли, ты потеряла много крови.

Я нехотя поплелась за мамой на кухню, ощущая усталость во всем теле. Голова гудела от событий прошедшего дня, но, похоже, она не собиралась оставить меня в покое, пока сама не убедится, что со мной все в порядке.

Мама всегда была саркастичной. Даже когда случалось что-то действительно серьезное, она умела подать это так, словно речь шла о каком-то бытовом недоразумении. Но сейчас в ней было что-то другое. Настоящей паники я никогда в ней не видела — даже когда Неро ранили, она держала лицо, будто боялась показаться слабой. Тогда она не сорвалась ни на крик, ни на слезы, лишь сжала кулаки и приказала всем взять себя в руки. Но сегодня... сегодня она была взволнована по-настоящему. И это странным образом цепляло.

Меня ранили впервые. И самое неожиданное — мафия тут была ни при чем. Не разборки, не чья-то месть, не подставы — обычные террористы, которые решили, что торговый центр с десятками случайных людей станет для них хорошей мишенью. Может, поэтому мама и выглядела так нервно — она привыкла к одной опасности, но не к этой.

Я села за стол, пока она доставала из холодильника упаковку лосося и хлеб. Кивком указала мне на кофемашину, и я молча нажала кнопку. Двигаться не хотелось, но если мы уже собирались сидеть тут, пусть хоть кофе будет горячим.

Мама быстро собрала бутерброд — лосось, немного сливочного сыра, капля лимонного сока. Именно так, как я любила. Даже когда она раздражалась, ругалась или делала вид, что ей все равно, мама всегда знала, чем меня успокоить.

— Ешь, — коротко сказала она, ставя тарелку передо мной.

Я откусила кусочек, запивая его первым глотком кофе, посмотрела на маму, и вдруг вспомнила... Несколько лет назад у мамы были проблемы с легкими. Из-за того, что папа слишком много курил, она стала пассивным курильщиком. Тогда это меня пугало, хоть она и делала вид, что все в порядке. Врачи говорили, что ничего критичного, но иногда ей становилось трудно дышать, и мне казалось, что в эти моменты она стареет прямо на глазах. Я никогда ей этого не говорила, но тогда боялась за нее.

Сейчас же... Сейчас она выглядела здоровой, живой, раздраженной, обеспокоенной, но в порядке. И я поймала себя на том, что это меня успокаивает. Я сделала еще один глоток кофе, чувствуя, как горячая жидкость растекается по телу, и впервые за весь день позволила себе чуть расслабиться.

—Мам, вы бабушке про нападение не сказали? — поинтересовалась я.

Мама отрицательно покачала головой.

—У нее итак слабое сердце, ей не нужно об этом знать.

—Где дядя Кассио и Тео? Я видела их у торгового центра, — я пыталась больше говорить, чтобы мама не поникла в собственных мыслях.

—Разбираются с семьями погибших охранников. Там ещё вопросы от ФБР, поэтому у них работы хватает, — мама вздохнула.

Я была хорошо ознакомлена с тем, чем занимаются наши родственники, но Дядя Кассио, являющийся приближенным к отцу, всегда вызывал у меня кучу вопросов. Он одновременно занимался всем, и ничем. Что бы ни случилось, папа всегда сначала звонил Тео, а затем дяде Кассио, причем нет разницы между смертью кого-то из солдат, или проблеме в компании: Кассио всегда начеку.

—Я пойду, отдохну? Как Минерве станет лучше, сообщите мне, — я встала из-за стола, поцеловала маму в щеку, и вышла из столовой.

Я сбросила с себя одежду, пропитанную моей кровью, кровью Минервы, гарью и страхом. Натянула мягкую футболку и свободные шорты — кожа сразу ощутила прохладу ткани, и мне стало чуть легче. Но усталость не уходила. Казалось, что каждую мышцу свинцом заливает, но сон не шел.

Я забралась на подоконник и прижалась спиной к подушкам. Этот уголок был моим убежищем. В детстве папа садился сюда со мной и читал сказки перед сном. Его голос был низким, спокойным, окутывающим в ощущение безопасности. Тогда я верила, что мне ничто не грозит, пока он рядом.

Когда я выросла, я так и не смогла убрать отсюда подушки. Наоборот, добавила еще — мягкие, в чехлах из льна, цвета теплого песка. Убрала в угол плетеные корзинки с книгами, поставила лампу с приглушенным светом. И, конечно, цветы. Мне всегда нравились цветы, поэтому папа построил мне оранжерею во дворе. Теперь это был мой уголок, где можно было спрятаться даже от самой себя.

Я уставилась в окно, но двор за стеклом расплывался. В голове крутилась одна мысль: моя жизнь всегда будет опасной. Я родилась в этой среде, выросла в ней, и даже сейчас, когда угроза пришла не от мафии, а со стороны, я не могла отделаться от ощущения, что это все — часть моего мира. Неважно, кто именно целится в тебя, когда ты всегда живешь под прицелом.

Я не сразу поняла, что в комнате кто-то есть. Тихий звук шагов, едва уловимое движение воздуха за спиной. Я резко обернулась и...

— Черт! — взвизгнула я, а через секунду сорвалась с подоконника и бросилась к нему. — Тео!

Я влетела в его объятия, вцепилась в него, как ребенок, прижалась к его груди. Он ответил крепким, уверенным объятием, своей железной рукой — протезом. Я почувствовала, как он целует меня в макушку, и вдруг стало по-настоящему тепло. Я помнила, как он приезжал ко мне с Нерезой, как мы проводили время вместе, как дядя всегда находил способ меня развеселить. И я помнила, как отец запрещал ему ко мне подходить, но мне было плевать.

Папа всегда меня оберегал. Он держал меня под стеклянным колпаком, заслонял собой, защищал. Наверное, именно поэтому объятия Тео сейчас казались такими важными. Они пахли чем-то родным.

— Ты же не думал, что я тебя не навещу, да? — усмехнулся он, чуть отстраняясь, чтобы посмотреть мне в лицо.

Я только сильнее сжала пальцы на его плечах. Он всегда казался мне слишком высоким, хоть был ниже папы.

— О, даже не смей исчезнуть, — пробормотала я, уткнувшись в его рубашку.

Мы уселись на кровать, я забралась к изголовью, дядя же растянулся чуть ниже, закидывая железную руку за голову. Я чувствовала, как он смотрел на мой локоть, но слава богу, не задавал глупых вопросов, потому что я правда была в порядке.

—Как дела? — ненавязчиво спросила я, оглядывая лицо Тео.

—Все было прекрасно, пока вы с Минервой не оказались в центре Нью-Йоркского дерьма.

Я скривилась.

—Тебя наверняка оторвали от каких-то важных дел.

Дядя цокнул, и посмотрел на часы.

—Через час я должен забрать Рензо из больницы, — он сказал это спокойно, но в моей груди зародилась тревожность.

Мой кузен не говорил с самого детства, и это заставляло нас всех нервничать и волноваться. Теодоро, казалось, смирился с особенностью сына, но вот его жена... Нереза была настолько поглощена этой травмой, что до сих пор не может поверить в то, что никогда не услышит голоса Рензо. Но проблема была не только в этом. Если Рензо и вовсе не говорил, то его родной брат Рафаэль был сплошным страхом интроверта: импульсивный, тревожный, раздражительный и вспыльчивый. Оба брата были разными до безумия, но это не мешало нашей семье любить их.

—Как малышка Фрея? — решила я сменить тему, чтобы Тео не загонял себя в мысли, не приносящие позитива.

—Все хорошо, — дядя улыбнулся. —А ты как? Прилетела на свадьбу, и уже умудрилась вляпаться в проблемы?

Я закатила глаза, скрестив руки на груди.

—Этот теракт не входил в мои планы, и, честно, я ожидала всего, но не сумасшедших исламистов.

Я не придерживалась религии, скорее была атеисткой, но со мной в школе учились прекрасные девочки из Узбекистана и Саудовской Аравии, которые уважали свою религию, и жили по ее законам. Они не являлись такими же, как те, кто напал на торговый центр, и меня радует, что подобное мышление не охватывает всех, кто верит в бога.

—Андреа отъехал по делам, попросил меня убедиться, что с тобой точно все в порядке, — дядя наклонился вперёд, и кивнул на локоть. — Я знаю, ты сильная девочка, и касательная пуля для тебя ничего не значит.

—Но для папы я все ещё малышка, — я подмигнула Тео. — Поэтому передай ему, что я в порядке.

Откинулась к изголовью, дядя кивнул, мы обсудили ещё пару мелочей, а затем он поторопился.

Дядя Теодоро всегда был моим хорошим другом. Он не лез с нравоучениями, не спрашивал лишнего, просто был рядом. С ним можно было молчать часами или говорить о чем угодно, зная, что тебя услышат. Он не смешивался с чужими жизнями, но если ты нуждался в нем, он знал это раньше тебя самого.

А вот тетя Мирелла... Она была светом и радостью нашей семьи. Она была поддержкой Неро, его другом. Он вспыльчив, жесток, его порывистость могла обжечь, но именно Мирелла сумела найти к нему ключ. И по сей день она остается рядом с ним — одна из немногих, кто может угомонить бурю в его глазах одним словом, одним взглядом.

Я заснула не сразу. Долго лежала, глядя в потолок, ощущая глухую пульсацию в локте. Сон накатывал медленно, как тягучая волна, накрывал меня, утягивал в глубину, пока не осталось ничего — только покой и пустота.

А потом я проснулась.

Грудь судорожно вздымалась, простыни были влажными от пота. Я даже не сразу поняла, где нахожусь. Горло стянуло сухостью, в голове застыла одна-единственная мысль: Как, черт возьми, глубоко засел в моей голове этот агент, раз пробрался даже в мои сны?

Я села, тяжело дыша, пытаясь выловить обрывки сна, который ускользал, но оставлял след, липкий, как паутина. Агент. Его лицо. Голос. Что он сказал мне? Или сделал? Я закрыла глаза, погружаясь в воспоминание, и оно тут же вспыхнуло передо мной.

Он был там. В сумраке сна, неподвижный, но ощущение от него — как от хищника в засаде. Тень, не имеющая права быть такой реальной. Его взгляд прожигал меня насквозь, тяжелый, всепонимающий. Он что-то говорил, но я не помнила слов, только интонацию — низкую, проникновенную, как будто он уже знал обо мне больше, чем следовало. Я резко открыла глаза, вырываясь из этого видения. Локоть изнывал, как после удара. Я провела по нему ладонью, как будто могла стереть этот сон, выкинуть из головы все, что там засело.

***

Я стояла рядом с мамой у алтаря, который сиял в бело-золотых тонах, словно вырезанный из какого-то сказочного сна. Ткань, ниспадающая с арки, переливалась в мягком свете свечей, золотая вышивка поблескивала на тончайшем шелке, а белоснежные розы вперемешку с орхидеями заполняли воздух тонким, едва уловимым ароматом. Вокруг нас раскинулась роскошь, которой позавидовал бы любой светский раут — к свадьбе моего старшего брата и Минервы приложили руку самые известные дизайнеры, лучшие повара, флористы, музыканты. Тут все кричало о безупречном вкусе и баснословных деньгах.

А ведь всего две недели назад в торговом центре было нападение. Теперь об этом старались не говорить вслух, но оно висело в воздухе, тенью ложилось на сегодняшний день. Тем не менее свадьба должна была состояться, и мы все были здесь.

Я медленно двигалась вместе с мамой вдоль прохода между рядами белых стульев, покрытых атласными чехлами, пока папа, дядя Мартино и дядя Теодоро занимались тем, что умели лучше всего — проверяли безопасность. Их не было видно, но я знала, что где-то неподалеку они сейчас оценивают обстановку, наставляют охрану, наблюдают за каждым подозрительным движением, обмениваются короткими взглядами, понятными только им.

Сама невеста все еще готовилась к выходу в одном из залов вместе со своей мамой. Минерва была из тех, кто не любит излишней суеты, но даже она не могла избежать всех свадебных ритуалов, предшествующих торжеству. Я представляла, как она стоит перед зеркалом, терпеливо выслушивая последние напутственные слова, поправляя мельчайшие детали платья, скрывая под спокойной маской легкую нервозность.

А мой брат где-то неподалеку ходил вместе с Флавио, что прилетел из кампуса ради этого мероприятия. Они могли обсуждать что угодно — от предстоящего брака до вопросов, о которых посторонним знать не следовало.

Я перевела взгляд на толпу гостей, на величественный зал, наполненный мерцанием хрустальных люстр и сиянием золотых деталей. Все здесь было идеально. Все было под контролем.

Когда мама отошла встретить своих кузенов, я стояла, делая вид, что не заинтересована в фуршете, как вдруг, меня схватили за руку, и затащили за грёбаный алтарь. Я была готова закричать, но паника отступила, когда Флавио обернул меня к себе. Грёбаный придурок почти шесть с половиной футов ростом, держал меня за больной локоть, и улыбался.

—Я тебе сейчас зубы пересчитаю! — возмутилась я, выпутываясь из хватки кузена.

Он же лишь закатил глаза, поправил свою слегка завитую челку, и достал из внутреннего кармана своего явно дорогого костюма фляжку. Флавио был до жути похож на своего родного дядю Артуро,и даже их интересы совпадали настолько, что Беатрис шутила, что он сын Артуро. Конечно, Крис был не в восторге от подобных юмористических выходок собственной жены, но ничего поделать не мог.

—Ликер, — кузен протянул мне фляжку, а я скривилась.

—Я не пью, запомни уже. И где Неро?

—В нем две таких фляжки, — Флавио сделал глоток, сунув одну руку в карман брюк. — Сказал, что хочет навестить Минни.

Я широко распахнула глаза, и с психу ударила Флавио по плечу. Хоть я и не была близка с ним как Неро, все же определенные взаимоотношения кузена и кузины между нами оставались. Сейчас я имела полное право вправить ему мозги.

—И ты отпустил его?! Если он сейчас сорвет свадьбу, украв Минерву, я тебя придушу!

Флавио же сбросил ехидную улыбку со своего слащавого лица, и с укором оглядел меня.

—Он пошел умыться, не нервничай, Зизи, — сказал он, и я заметила, что его взгляд был прикован к чему-то или кому-то позади меня. —А теперь спешу откланяться.

Флавио поспешил уйти, а я обернулась, и узрела компанию своих родственников, среди которых был тот, за кого, по личному мнению Флавио, головой отвечал он сам: Винсент — его младший брат. С ним я общалась так же редко, как и с Бенедетто, их третьим братом, поэтому не особо обратила на них внимание.

Но что я заметила во вторую очередь — это гребаную делегацию из Чикаго почти в полном его составе.

Я заметила тетю издалека — стройную, грациозную, в серебристом платье, которое мягко струилось по её силуэту, отражая свет, словно шелковая рябь на воде. Сердце на мгновение сжалось от переполняющих чувств, и я бросилась к ней, едва не запутавшись в собственных мыслях.

— Тётя Сицилия! — выдохнула я, едва касаясь её тёплого тела.

Она тут же обняла меня в ответ, нежно, но крепко, словно боялась, что я могу раствориться в этом вихре людей, огней и голосов.

— Ох, моя милая племянница... — с лёгкой грустью в голосе произнесла она, и я закрыла глаза, наслаждаясь этим мгновением.

Я видела её редко, но каждый раз понимала: тётя Сицилия была особенной. В ней не было ни капли той холодной сдержанности, что часто встречалась в семье маминых родственников. Она излучала свет, мягкий и тёплый, как первые лучи солнца ранним утром. От неё исходила та редкая доброта, которую нельзя подделать — её чувствовали даже незнакомые люди.

Папа рассказывал, что в юности тётя любила цветы. Её клумбы во дворе всегда были в полном порядке: аккуратные ряды разноцветных бутонов, зелёные стебли, напоенные заботой её рук. Она высаживала их не из желания похвастаться перед соседями, а потому что не могла иначе. Цветы были частью её души, так же, как сейчас её улыбка была частью её самой.

Рядом с ней стоял её муж — высокий, покрытый шрамами мужчина с резкими чертами лица. Мистер Тиара. Мой дядя, пусть я и никогда не называла его так вслух. Он кивнул мне, выражая ровно столько эмоций, сколько считал необходимым. Ничего удивительного, он всегда был сдержан, почти холоден. Не человек, а гранитная скала. Я привыкла, что от него не дождёшься объятий или тёплых слов. Может, они были, когда-то давно, но теперь остались лишь молчаливые знаки внимания, заметные только тем, кто научился их читать. Я снова взглянула на тётю и улыбнулась. Рядом появился дядя Адамо со своей не менее привлекательной женой, я поприветствовала их, и уже хотела оставить взрослых, как темная макушка показалась прямо за дядей Невио.

Роза. Я сразу узнала её по уверенной, почти ленивой походке, по тому, как она всегда держала голову чуть выше, чем было нужно, словно бросая вызов всему миру. Я невольно улыбнулась, радуясь её появлению, хотя не была уверена, что смогу сказать то же самое через пару минут — Роза никогда не упускала шанса поддеть меня, даже в шутку.

Мама тем временем оживлённо болтала с гостями из Чикаго, её звонкий голос время от времени разрезал общий гул разговора, но я не слушала. Моё внимание полностью захватил образ Розы, которая остановилась напротив меня. Её медно-каштановые волосы мягкими волнами струились по тонким плечам, оттеняя загорелую кожу. В отличие от всех остальных гостей, она явно не собиралась следовать негласному дресс-коду: на ней были мешковатые джинсы-карго, низко сидящие на талии, топ, завязанный из банданы, и огромные тяжёлые берцы, будто она собралась не на свадьбу, а на сафари или заброшенный завод.

Наши взгляды столкнулись, и на губах Розы тут же появилась её фирменная ухмылка — хитрая, чуть насмешливая, но тёплая.

— Тизиана, ты ли это? — протянула она, сложив руки на груди.

Она окинула меня взглядом с ног до головы, и я видела, как в её глазах мелькнуло легкое удивление.

Конечно, она привыкла видеть меня совсем другой. В университете, где мы пересекались большую часть времени, я носила исключительно оверсайз — мешковатые худи, просторные свитшоты, широкие брюки, скрывающие фигуру. И вот теперь я стояла перед ней в длинном элегантном платье, подчеркивающим осиную талию, с уложенными волосами и аккуратным макияжем.

— Ну надо же, — усмехнулась она, — и куда делась моя Зизи, которая вечно прячется в балахоны?

Я только закатила глаза, но улыбка не сходила с моего лица. С Розой по-другому не бывало. После того, как она поступила в университет в этом году, он пылает хаосом. Роза была одной из тех, чья самооценка равнялась с высотой гребаного Бурдж Халифа.

—И я рада тебя видеть, — мы обнялись, и я почувствовала яркий аромат кожи, смешанный с табаком.

Не уверена, но кажется, Роза курит.

—Слушай, а здесь можно где-то укрыться, чтобы не приветствовать всех возможных родственников, и побыть наедине со своими мыслями и бутылкой шампанского? — Роза скривилась. —Конечно, я рада, что мой кузен женится, но​ как ты помнишь, я не особо близка с Неро, кажется, он и вовсе меня недолюбливает.

Я прыснула от смеха. Неро не недолюбливал Розу, просто ее поведение для него казалось чем-то из ряда вон выходящим. Все знали, что Роза любимая, и довольно избалованная дочь Тиара, поэтому ее поступки иногда казались неправильными. Даже не наряд на свадьбе отличался от дресс-кода, но и на это ей было плевать.

—Можешь встать около крайнего столика. Думаю, никто не заметит, — я указала ей на левую сторону, где в основном находилась молодежь, и Валерия с Артуро.

Роза благодарно кивнула, поцеловала меня в щеку, и двинулась к фуршету. Я проводила ее взглядом, наблюдая, как она уверенно шагает прочь, раскачивая на бедре сумку на длинном ремне. Она всегда двигалась так, будто весь мир должен подстроиться под её ритм. Я ухмыльнулась и перевела взгляд на маму — она оживлённо болтала со своими кузенами, размахивая руками, перескакивая с темы на тему, как это бывало, когда она была в особенно хорошем настроении.

Но мне нужно было другое. Минерва.

Я развернулась и направилась в сторону комнаты невесты. Просторный холл, высокие потолки, гул голосов, доносившийся из разных уголков банкетного зала. Я шагала быстро, размышляя, не нужна ли Минерве помощь, когда внезапно в кого-то врезалась.

— Ой, извини... — начала я, но тут же замерла, округлив глаза.

Чёрт возьми, это что, Лоренцо?

— Привет, Тизиана, — сказал он, смущённо улыбаясь.

Я моргнула, затем машинально окинула его взглядом. Взъерошенная макушка, будто он только что провёл рукой по волосам, чуть мятая рубашка, верхние пуговицы расстёгнуты, открывая ключицы. А татуировки... Они выползали из-под ткани, поднимаясь вверх по шее, придавая ему вид, который больше подходил бы взрослому мужчине, чем шестнадцатилетнему парню.

Лоренцо, младший брат Розы. Он не выглядел на шестнадцать. Черт возьми, этот мальчик не мог быть шестнадцатилетним, потому что его мускулы были такими же большими, как и у Флавио, который старше него на четыре года.

— Лоренцо, — протянула я, качая головой, но с улыбкой. — Вырос-то как.

— Так и ты, — он кивнул в сторону моего платья. — Не узнать.

Я фыркнула, но промолчала.

— Ладно, увидимся, — бросила я на ходу и, не дожидаясь ответа, поспешила дальше, ведь не была с ним близка.

Я толкнула дверь и шагнула внутрь комнаты невесты, едва сдержав улыбку. Минерва стояла перед большим зеркалом, полностью облачена в свадебное платье. Белоснежная ткань мягко струилась по её фигуре, подол касался пола, а полупрозрачные рукава едва заметно мерцали в свете люстры. Она выглядела невероятно — утончённая, грациозная, почти нереальная.

Рядом с ней, склонившись к её плечу, стояла её мать, Фарья. Её руки осторожно скользили по белым локонам дочери, поправляя их так, будто малейшее неаккуратное движение могло испортить всю причёску. В её жестах было что-то трогательное, что-то, что невозможно было не заметить — смесь нежности, заботы и лёгкой грусти.

— Мам, ну хватит, — пробормотала Минерва, закатив глаза, но не отстраняясь.

Я услышала тихий смешок и перевела взгляд в сторону. На диване, у окна, сидел Финн. Он, в отличие от сестры, не выглядел взволнованным. Спокойно развалился, закинув одну ногу на другую, и лениво покачивал ею в воздухе, рассматривая Минерву с лукавой ухмылкой.

Финн всегда был особенным. Блондинистое наследие отца, но в его чертах явно угадывалась материнская кровь: кожа чуть смуглее, чем у большинства светловолосых детей, а глаза карие, как у Фарьи. И этот взгляд — хитрый, внимательный, всегда замечающий больше, чем следовало бы.

— Минни, ты чертовски красивая, перестань ныть, богом молю! — воскликнул он, всплеснув руками.

Минерва бросила в него недовольный взгляд через зеркало.

— Я не ною.

— О, конечно, — он саркастически закатил глаза. — А что это было пять минут назад? "Ой, а вдруг я выбрала не тот оттенок белого? А вдруг платье меня полнит?" Минни, я тебя умоляю. В этом платье ты похожа на принцессу, которую ведут на трон.

Фарья тихонько усмехнулась, но промолчала, а Минерва фыркнула и отвернулась, отчего её кудри мягко подпрыгнули.

— Заткнись, Финн.

— Ой, как страшно, — парень закрыл рот ладонью, делая вид, что испугался.

Я рассмеялась и наконец сделала несколько шагов вперёд.

— Что, спорите? — спросила я с ухмылкой, подходя ближе.

Минерва тут же обернулась и, заметив меня, вспыхнула радостью.

— Зизи!

Я обняла её, осторожно, чтобы не помять платье.

— Ты потрясающая, Минни, правда, — прошептала я, отстраняясь, чтобы снова её разглядеть.

Она нервно закусила губу и оглянулась в зеркало.

— Ты думаешь? Я боюсь, что это слишком...

Финн громко застонал, а я лишь пожала плечами.

— Это именно то, что нужно. Ты выглядишь великолепно.

Минерва вздохнула, наконец-то немного расслабляясь. Фарья с нежностью провела рукой по её плечу.

— Осталось только надеть украшения, — сказала она.

Я тут же шагнула вперёд.

— Давай помогу.

Минерва кивнула и осторожно села перед зеркалом. Я взяла со столика бархатную коробочку и открыла её. Внутри лежали серьги с тонкими серебряными подвесками и ожерелье с нежными инкрустациями. Видимо, моя мама не смогла убедить ее надеть белое золото.

— Они твои? — спросила я, оборачиваясь к Фарье.

— Да, — женщина мягко улыбнулась. — Я носила их на своей свадьбе.

Минерва, кажется, впервые за всё утро выглядела растроганной.

— Спасибо, мама...

Фарья лишь ласково провела рукой по её волосам. Я аккуратно взяла ожерелье и застегнула его на шее Минервы.

— Готово, — сказала я, отступая назад, чтобы оценить её образ.

Она подняла руку, едва касаясь украшения, а затем посмотрела на себя в зеркало. И, наконец, впервые за день, улыбнулась без тени сомнения.

После того как я навестила Минерву, мне не хотелось сразу возвращаться к шумным разговорам и бесконечным вопросам гостей, но что-то внутри меня всё равно тянуло обратно в зал. Может, привычка — в такие моменты мы всегда собирались вместе, в гуще событий, даже если не хотели. Когда я снова вошла в зал, мой взгляд тут же выхватил его. Неро.

Он стоял у алтаря — высокий, собранный, в безупречно сидящем костюме, с серьёзным лицом. С первого взгляда можно было подумать, что он спокоен, но я знала своего брата слишком хорошо. Его ладонь, сжатая в кулак, и чуть напряжённая челюсть говорили о волнении, которое он не собирался показывать никому. Никому, кроме меня.

Я быстро подошла к нему, а затем, как в детстве, подлезла под его руку, прижимаясь боком. Он тут же заметил меня, и его напряжение будто бы немного ослабло.

— Зизи, — сказал он негромко и крепко прижал меня к себе, продолжая оглядывать зал, полный гостей.

Я последовала его взгляду. Впереди, около расставленных рядами столов, стояли наши родственники, боссы территорий, сенаторы, их жёны, их любовницы, их деловые партнёры. Кто-то разговаривал, кто-то уже успел заказать себе выпивку, кто-то стояо, наблюдая за действом с холодной невозмутимостью. Кроме них, здесь была целая толпа незнакомых мне людей.

— Неро, — я чуть наклонила голову, чтобы посмотреть на него снизу вверх. — Ты счастлив?

Он молча смотрел перед собой несколько секунд, а потом выдохнул, и на его лице появилась лёгкая, едва уловимая улыбка.

— Сегодня я стану мужем своей Скай, Зизи, — он повернул голову ко мне, и я увидела, как в его глазах промелькнуло что-то тёплое, что-то настоящее. — Я счастлив, как никогда.

Я смотрела на него и не могла не улыбнуться. Но тут его взгляд чуть сузился, и он окинул меня внимательным, пристальным взглядом сверху вниз.

— А ты? — нахмурившись, спросил он. — Ты рада, что я женюсь?

Я закатила глаза, но всё же поднялась на носочках и поцеловала брата в щёку.

— Когда ты счастлив, счастлива и я, — произнесла я, а потом, чуть отстранившись, добавила с ухмылкой: — И не будь дерьмом по отношению к Минерве, Неро. Иначе я надеру тебе задницу.

Он засмеялся, запрокинув голову, и крепко чмокнул меня в макушку, ещё сильнее прижимая к себе.

— Договорились, — пообещал он, всё ещё улыбаясь.

Я закрыла глаза, на секунду позволяя себе просто почувствовать его тепло. Он был лучшим братом, которого я могла себе представить. Строгий, но не гиперопекающий, всегда готовый помочь, защитить, поддержать — но не сковывать. Я всегда знала, что могу на него рассчитывать, но он никогда не давил на меня, не контролировал каждый мой шаг, как это случалось в других семьях. И я знала, что это заслуга наших родителей.

Я чуть развернулась, и взгляд сам собой нашёл их в толпе. Они стояли у главного стола.

Папа держал маму за талию, легко, но уверенно, как будто даже среди этой толпы и суеты она всё равно была его личным миром. А мама... Она смотрела на него так, будто ничего другого вокруг не существовало, будто он был единственным человеком, который ей когда-либо был нужен. Я улыбнулась. Если кто-то и знал, что такое настоящая семья, так это они.

GERXMVP Love Me (Sped Up)

Зал стих. Разговоры смолкли, лёгкий перезвон бокалов затих, и в воздухе повисло напряжённое ожидание. Затем заиграла музыка. Медленная, красивая мелодия, наполняющая зал невидимой волной эмоций.

И вот Минерва появилась в проёме дверей. Я быстро двинулась к родителям.

Дядя Мартино вёл Минни к алтарю, его рука крепко держала её ладонь, словно он хотел передать через это прикосновение всю свою поддержку, всю свою гордость. Минерва шла медленно, но уверенно, её белое платье мягко струилось по полу, локоны, уложенные аккуратными завитками, слегка покачивались при каждом шаге. Она была восхитительна. Тут же раздался лёгкий, восторженный гул, кто-то из гостей шептал комплименты, кто-то смахивал слезу.

Маленькая Фрея шла чуть впереди, несла подушечку с кольцами, сжимая её в маленьких ладошках с такой осторожностью, будто держала не просто украшения, а нечто волшебное. Рядом, чуть в стороне от дорожки, ведущей к алтарю, стояла Нереза. Она не сводила глаз с дочери, в её взгляде читалось что-то глубокое, что-то большее, чем просто волнение за ребёнка. Может быть, лёгкая, почти незаметная тревога.

Я стояла рядом с родителями, вцепившись в локоть отца. Он казался холодным, как и всегда, сдержанным, как и всегда. Но я видела, как его глаза блестели, когда он смотрел, как Неро аккуратно берет кольцо и надевает его на палец Минервы. Это было так... атмосферно. Так нежно.

Минерва смотрела на Неро с лёгкой улыбкой, но я видела, как её пальцы слегка дрожали, когда она повторяла за ведущим слова клятвы.

— Я обещаю быть с тобой в радости и в горе...

Неро держал её руки в своих, не выпуская ни на секунду.

—В богатстве и в бедности.

Зал затаил дыхание.

—В здравии и в болезни,

Он смотрел на неё так, будто Минерва была единственным человеком в этом мире.

—Пока смерть не разлучит нас.

И вот, теперь она не просто Минерва. Теперь она Минерва Романо.

Моя лучшая подруга и мой старший брат теперь семья. Официально. Я почувствовала, как внутри меня расплылось какое-то необъяснимое тепло, счастье, радость за них обоих.

Когда ведущий объявил их мужем и женой, зал взорвался аплодисментами, и Неро тут же наклонился, чтобы поцеловать Минерву, прижимая её к себе так, словно не мог поверить, что теперь она принадлежит ему полностью. Я выдохнула. Теперь их счастью нет предела.