Глава 3
Юджин О'Кеннет
В комнате стоял полумрак. Бликами в окне играл свет электрических горелок у навеса конюшни. Я поднес к губам толстое уздечко отцовской сигары и втянул полные легкие смоляного дыма. Он был чуть крепче сигарет, оставлял после себя древесное послевкусие, смешанное с нотками жженых трав. В тишине уснувшего дома слышался тик настенных часов, вой ветра, что заставлял ветки деревьев хлестать по крыше, и скрежет металлических петель дверей стойла, которые распахнулись из-за бури.
Буквально пару часов назад уехали коронеры и дежурный комиссар. Они осмотрели тело отца, упаковали его в черный мешок, уложили на носилки и последний раз пронесли через порог фамильного дома. Все говорило о том, что Эрнест умер естественной смертью. Признаков насилия и отравления не было, а остальное покажет вскрытие.
Я облизал пересохшие из-за курения губы и наклонился к серебряному подносу, туша все еще тлеющий табак о блестящую поверхность. Небольшая желтая баночка с приклеенной белой этикеткой вновь отвлекла взгляд. Я взял ее в руки, потряс таблетками и усмехался. Обезболивающее. Похоже, мистер О'Кеннет болел. Мне изначально не нравился его кашель, поэтому сейчас не сложно было догадаться, для чего он принимал препараты.
Ничего.
Внутри меня, словно пустота.
Я понимал, что это не здоровая реакция, ведь должен же был ребенок испытывать хоть что-то из-за смерти родителя? Наверное, моя скорбь, и в правду, отсрочена во времени. Может, это и к лучшему: у меня есть время и трезвая голова, чтобы разобраться с тем пиздецом, который наступил.
Достав из внутреннего кармана телефон, я проигнорировал позднее время и набрал номер Дезмонда. Долгие гудки заставляли нетерпеливо барабанить пальцами по столешнице. В запотевшем из-за моего дыхания стекле, отразилось недовольство.
— Ты отказываешься воспринимать тот факт, что между Чикаго и Дублином существует разница во времени, и звонить по ночам не нормально? — как всегда заворчал брат.
Я закатил глаза. Дез был из тех, кто любил нравоучения и слово «правильно».
— Чего ты так долго брал трубку? — так же, как и он, я проговорил шепотом.
На том конце раздались шаги, скрип половиц и уже громче брат ответил:
— Не хотел разбудить Терезу. Я вышел на кухню, так что у тебя есть пара минут, потому что она очень чутко спит и может проснуться.
— У твоей блондиночки яйца покрепче, чем у тебя? Никогда не думал, что ты будешь бояться девчонки, — специально провоцировал я его.
Голос брата разбудил во мне другую сторону натуры. Того, кто закатывал вечеринки до самого утра, не упускал возможности залезть в трусики девчонкам из Долины и просто жил в свое удовольствие. Тень, больше похожая на маску, вновь накрыла мое лицо, пряча того, кем я был на самом деле.
Дезмонд скривился - он делал так каждый раз, когда уставал от разговора со мной - и покачал головой.
— Во-первых, это не страх, а забота: у Терезы проблемы со сном. Во-вторых, у меня завтра, — судя по шороху, он посмотрел на часы, — уже сегодня судебное заседание, так что я не понимаю, почему вообще поднял трубку и...
— Эрнест умер.
Брат замолчал. Раздался скрип стула о кафель. Дез пару раз вздохнул и нарушил молчание натянутым голосом:
— Как это произошло?
— Так, как он этого заслуживал: одиноко и тихо. Не знаю, причина смерти еще не установлена, но все говорит о том, что он чем-то болел. Наш папаша отправился в лучший для него мир - в Ад, — усмехнулся я, поворачиваясь в сторону заправленной пустой постели.
Понятия не имею, что я делал здесь? Было бы лучше вернуться в свою комнату, попытаться поспать хоть пару часов, но вместо этого я расхаживал по дому, трогал пыльные вещи и курил. Только эти стены помнили меня другим: маленьким мальчиком с ангельским личиком, как любили повторять прихожанки в соборе. Наше детство сломало не только Дезмонда. Просто я всегда умело скрывал свои чувства, с возрастом переставая понимать границы.
Я играл, как на сцене, так и в жизни, уже не отличая своего «Я» от «Образа».
— Я приеду через пару дней, — прочистил горло брат. — Мне нужно закончить с делами, и мы вместе через это пройдем, ладно?
— Говоришь так, будто смерть старика тебя ранила, — я потянулся за сигарой, отсек гильотиной сгоревшую бумагу и вновь подкурил.
Вспышка пламени отразилась в зеркале, подсвечивая мои глаза. Каруселью начали пролетать силуэты: вот лицо деда, отца, брата, мое. Это зрелище вызвало животный ужас. Пот собрался по спине, отчего и так тесная рубашка прилипла еще больше. Я поежился.
— Так странно, мне от его смерти, как будто...
— Спокойнее, — закончил я за Деза. — Он был ублюдком - мы вполне можем так сказать.
Он кивнул и, хотел было еще что-то добавить, но сладкая музыка сирены перебила его.
— Дезмонд, ты чего в темноте сидишь? Что случилось? — это была Тереза.
Не знаю чего, но я улыбнулся. Мне нравился его выбор. Я видел эту девушку лишь пару раз, но такие, как она, не забываются. Высокая, фигуристая, стервозная красотка, с острым язычком и страстью к красному цвету. С ними секс особенно сладок из-за духа соревнования, постоянной борьбы и лидерства. Они трахают тебя, а не ты их. Пожалуй, Тереза единственная, которой удалось укротить моего брата.
— Я сейчас, детка, — ответил он и вернулся ко мне: — Как только смогу, сразу прилечу в Дублин. Не наломай дров без меня, ладно?
Я рассмеялся и сбросил звонок. Айфон выбелил комнату вспышкой дисплея и погас. Я сделал еще пару тяг дыма, закашлялся от его обилия, и поднялся с кресла.
Жизнь та еще вредная сука, если ты чего-то очень сильно хочешь - никогда не получишь. Она подразнит тебя, подарит ощущения эйфории и надежды, а потом заберет, оставляя горечь. Так произошло и со мной. Удивительно, мы в одночасье поменялись местами с Дезом. Наверное, я уже исчерпал дни своей свободы?
Вернувшись в свою комнату, я упал лицом на подушку, засунул под нее руки и прикрыл глаза. Одинокая тишина прилегла рядом со мной, заботливо обняла и принялась шептать на ухо ласковые речи. Под колыбельную боли сердца, я уснул.
Анита Хейзел
Несмотря на произошедшее мне хорошо спалось. Писк будильника вырвал из бесцветного сна - одного из тех, которые забываются на утро. Я перевернулась на бок и провела ладонью по холодной подушке. Постельное белье - белое с золотой строчкой - примялось мягким льном, создавая иллюзию того, что на нем кто-то лежал. Это отозвалось тоской. Так было каждое утро после дня свадьбы. Наверное, я отравляла свое сердце рисунками на ночь или пеплом сожженных фантазий, но только это помогало мне, хоть что-то чувствовать. Сначала была любовь к Дезмонду, сейчас боль. Только так я ощущала себя живой, ведь иногда казалось, что Анита все же умерла тринадцать лет назад на мокрой трассе в машине с мертвыми родителями.
Та ночь отняла у меня не только прошлое, настоящее и будущее. Она породила тоску и дыру в душе, которую я всячески пыталась заполнить. Я «до» была другая: веселая, улыбающаяся, счастливая. Помню, что любила ленты в волосах, гольфы и игры в салки. Я помню вкусы, запахи, цвета, но только не маму с папой. Какими они были? Как обращались со мной? Как ласково сокращали имя? Жестокое избавление - не травмировать саму себя, предпочитая жить забвением. Я не чувствовала связи с ними, а потому не понимала голоса внутри.
Приподнявшись на кровати, я сложила ноги в позе лотоса и соприкоснулась ладошками друг о друга. Прикрыв опухшие после ночи глаза, я принялась молиться. О душе мистера Эрнеста, о родителях. Только заученные строки начали слетать с губ, в груди потеплело. Губы тронуло подобие улыбки, а струна тоски перестала петь. Так я была рядом с ними. Эта вера, слепая вера в чудо родилась внутри меня после похорон родителей. Я была ребенком и запомнила: церковный хор, поклонения у нефа и библию в руках священника.
Этот утренний ритуал помогал мне тогда и сейчас.
Закончив читать строки, я поднялась с постели. Деревянный паркет под ногами скрипнул - мне нравились эти звуки. Само поместье стало моим домом, ведь большую часть своей жизни я прожила именно здесь, а потому привыкла к нему.
Подняв с изножья кровати молочный шелковый халат, я обмотала поясом талию и прошла к двери ванной.
Моя комната была самой светлой из всех. Она окнами выходила на сад и конюшню. Каждое утро рассветные лучи светили именно в эту сторону крыла, а солнечные зайчики - из-за застекленного шкафа - бегали по стенам. Белые обои с коричневыми полосками, темные плинтуса, ковер с ворсом у гардеробной зоны и туалетный столик. Простой стиль английской классики, но мне нравилось.
Тишина - она была моей формулой комфорта.
Почистив зубы, я ополоснула рот, провела руками по непослушным рыжим прядям и достала расческу. С зеркала мне улыбнулась молодая девчонка. Пока я расчесывалась и собирала волосы в хвост, невольно рассматривала свои черты, пытаясь найти интересные детали. Я всегда была обычная. Моя память хранила много лиц, а руки были заточены на портреты, так что я могла судить о своей внешности именно так. Не красивая, но и не уродина, с круглым, но выделенным подбородком лицом. Странными разноцветными зелено-карими глазами, островатыми ушами и кукольным вздернутым носом. Как художник я не могла найти изюминки, той детали, из-за которой бы мне хотелось нарисовать саму себя.
Сощурившись, я отвернулась, быстро сбросила одежду и переоделась. Гольф с высоким воротом, черные джинсы и кроссовки. Засунув в задний карман телефон, я спустилась на первый этаж к завтраку.
Наверное, за ночь коридоры коттеджа впитали в себя всю мрачность и скорбь. Да, на лицах прислуги читалась суета и печаль, но не слышался плач, крики или разговоры о погибшем. Мистер О'Кеннет был специфическим человеком, но я всегда старалась видеть только хорошее. Он и миссис Сибил были моими опекунами, так что я провела достаточно времени рядом с ними, чтобы сказать: в этом доме никогда не было любви. Он, будто, убивал ее или приносил в жертву славы фамилии.
Я спустилась по лестнице, проскальзывая ладонями по перилам. В коридорах закрыли черными шалями зеркала и портреты Эрнеста. Я сама их рисовала, так что знала позиции, где они висели. Входные двери были открыты и пропускали в холл тепло первого летнего дня. Свежесть заиграла на языке привкусом зелени.
— Мэделин, принеси мне срочно пузырек успокоительного, — махнула рукой миссис Сибил, держась за сердце.
Я прошла арку в сторону столовой и наклонила голову немного вбок, рассматривая ее. Та, какой она была вчера, и сейчас, сильно отличались друг от друга. Теперь ее длинные русые волосы собраны в строгий пучок, розовый халат превратился в черный брючный костюм, а туш в подтеки на лице. Создавалось впечатление, что жена скорбела по мужу, хотя я не видела в ее глазах ни капли слез. Миссис не умела плакать и вообще жалеть кого-либо, кроме себя самой.
Отодвинув стул, я присела противоположно ей. Потянувшись за чайником с кипятком, я не знала, как приветствовать ее.
— Как вы держитесь, миссис Сибил?
Она заохала и покачала головой:
— А как выгляжу?
— Ну, — я отхлебнула чая, замешанного с медом, и начала ее осматривать. — Хорошо, как и всегда, только макияж немного осыпался...
— О, это так и надо. Пусть все общество видит, что мне плохо, и я скорблю по своему мужу.
Женщина непринужденно откусила тоста и запила его кофе. Пока я намазывала на хлеб масло и перекладывала себе омлет на козьем молоке, к нам вернулась Мэделин. Она поставила перед вдовой маленькие баночки с этикетками. Сибил прочитала название каждого, открутила крышечки, принюхалась и принялась капать жидкость себе на запястья, размазывая по коже.
— Зачем, вы? — не поняла я, кривя нос из-за яркого запаха лекарственных трав.
— Мне плохо, я не сплю ночами и пью настойки - именно такой должна быть скорбящая.
Мэдди закатила глаза, оборачиваясь в мою сторону. Ее коричневые кудряшки забавно скатились на лоб, отчего она вернула их на место. Мисс Уолш работала на семью О'Кеннет уже больше года, а это огромный срок, ведь характер хозяйки этого поместья мало кто терпел. Сибил была специфической дамой, но я привыкла к ней. Главное просто кивать, выслушивать все ее бредовые идеи и не перечить, потом делая по-своему.
— Тебе тоже стоит сделать что-то со своим внешним видом, — я подавилась куском еды, опуская глаза на свою темно-зеленую водолазку. — Мы поедем в город и лучше вызывать у всех сочувствие. После выходки Дезмонда нам нужны нормальные статьи и...
Она принялась захлебываться словами. От быстрой речи у меня засвистело в ушах, словно я всю ночь сидела у динамиков, слушая современные басы на полную громкость.
— Я не собиралась сегодня в город.
— Конечно, — Сибил сверкнула охровыми глазами, будто разведенными в палитре с водой, и замахала салфеткой. — Смерть моего мужа означает не только наследство, но и похороны, а значит приезд Дезмонда. У нас будет последний шанс склонить его на сторону брака с тобой. Ты видела его, как там ее, — губы скривились. — Эту американку, Терезу? Такая вульгарная, безвкусная хамка! Она не пара моему мальчику. Нужно срочно спасать его, пока эта безродная кобыла не родила ему таких же детей! Не дай Бог! Ужас.
Слишком грубо. Мне не понравился ее тон и слова. Я отложила столовые приборы и сделала большой глоток чая, проглатывая отвращение. Мисс Уолис не показалась мне такой, какой ее описала вдова. Наверное, что-то во мне было не так, но я не злилась на ту, которая украла у меня... любовь. Я искренне хотела верить, что ее чувства к нему столь же сильны, как и мои. Пусть хоть Дезмонд будет счастливым.
— ...это не обсуждается, Анита, — продолжала говорить миссис. Она яростно кромсала ножом стейк в своей тарелке. — Мы сейчас поедем в салон и купим тебе одежды. Что-то в духе американцев, но выдержанное простотой Ирландии. Дезмонд еще прибежит к тебе, послушай слова умной женщины.
Я вытерла салфеткой губы, аккуратно положила ее на край тарелки и отвернулась к окну. У фонтана стоял грузовик, и мужчины в серых комбинезонах выгружали какие-то вещи. В груди проснулась заинтересованность. Я немного привстала, пытаясь рассмотреть детали, но меня испугал громкий голос.
— Всем доброе утро и приятного аппетита!
Затылок стянуло, а кожа покрылась мурашками. Уже прежде, чем обернуться, я узнала вошедшего. Этот смешливый тембр, немного хриплый смех и терпкий запах пряности. Как гвоздика, но немного иначе. Я никогда не могла подобрать названия этому сочетанию, но мне нравилось. Так пахнет солнце.
— Юджин, дорогой мой, — голос Сибил наполнился азартом. — Ты разговаривал с Дезмондом? Юристы уже приехали? Что вчера рассказал комиссар?
Он остановился в проеме, оглядел мать, стол с едой и его яркие глаза потемнели сомнением. Мне так хотелось рассмеяться. Его лицо огорченно поморщилось. О'Кеннет облизнулся, как ребенок на мороженое, и сложил руки на груди. Явно мужчина был голоден, но не решался сделать шаг вперед, ведя танец с пираньей.
Солнечные лучи били через ситцевые шторы, подсвечивая золотые часы на запястье. У него раньше не было таких, а потому я заинтересованно вгляделась. Детали - моя слабость. Там, где любой не увидит чего-то примечательного, я залюбуюсь, а потом нарисую, оставляя с собой навсегда этот момент.
Должно быть, я слишком долго смотрела на Юджина, потому что, когда он поймал мой взгляд, я... покраснела. Сейчас, именно такой настоящий, он был еще привлекательнее. Костюм сменился джинсами, рубашка черной майкой, а строгость мальчишечьим задором. В такие моменты он был не похож на своего брата, и я начинала замечать в нем его самого.
— Знаешь, мама, пожалуй, я напишу тебе письмо и отравлю по почте.
Сделаю все, чтобы с тобой не разговаривать - вот, что значили эти слова. По замешательству на лице миссис Сибил было видно, что она ничего не поняла, а это только раззадоривало ее сына.
— Или пришлю курьером ответ, или напишу смс, или повешу плакат в доме. Ладно, я целый день в кабинете разбираюсь с бумагами, а завтра уеду на фирму. Не вписывай меня в свой журнал «кого бы сегодня замучить».
Юджин заиграл бровями, послал мне воздушный поцелуй и развернулся в фойе. Вместе с его удаляющейся спиной, меркла и моя улыбка. Я знала это состояние: шутки, игра, пафос и закрытость. Любой другой бы не заметил перемену его настроения, но я знала слишком хорошо. Две недели и все последующее время в поместье - не принесли ему счастья. Эта мысль кольнула под ребрами.
Я поднялась вслед за Сибил, стащила со стола яблоко и, проходя мимо Мэделин, наклонилась к ней:
— Принеси ему, пожалуйста, завтрак в кабинет. Я бы сделала это сама, но, — я указала на спину спешащей дамочки, на что служанка закатила глаза и кивнула. — Юджин любит бекон и сладкий кофе без молока.
Мисс Уолш пообещала исполнить мою просьбу и упорхала на кухню. Я откусила от яблока, разочарованно понимая, что в нем не оказалось яда, как в мультфильме про «Белоснежку». Жаль. Поход по магазинам с госпожой О'Кеннет - то еще испытание.
В дверях я остановилась и, на мгновение, обернулась, рассматривая живописный холл. Мне нравилось здесь, но получить свободу, значило, уехать.
Осталось совсем чуть-чуть.