I.
LORENZO
Адреналин. Я держал руль крепко, но не сжимал его до боли — нет, это было скорее прикосновение, чем захват, будто между мной и этой машиной было нечто большее, чем просто водитель и металл. Под капотом урчал V8 (восьмицилиндровый двигатель), низко, сдержанно, почти вкрадчиво, словно зверь, который только ждал команды вырваться вперёд. Воздух был тяжёлый, наполненный дымом от резины, запахом прогретого масла и бензина, и он будто впивался в кожу, заставляя кровь бежать быстрее. Жизель сидела рядом — пристёгнутая, как я и настоял в прошлый раз, когда обещал ей показать, что значит настоящая скорость. Сейчас она не говорила ни слова, только смотрела вперёд, вцепившись в край сиденья, и я слышал, как ровно она дышит. Но это пока. Как только мой малыш сорвётся с места, Жизель начнет задыхаться.
Я щелкнул первую передачу, коротко взглянул на неё и чуть усмехнулся. Машина рванула с места резко, с пробуксовкой, не из-за ошибки, а намеренно, чтобы прочувствовать, как шины цепляются за асфальт, как оживает каждый винтик внутри. Разгон шёл плавно, но с яростью, обороты ползли вверх, тахометр метался к красной зоне, и я переключался без лишних движений, вторая, третья, всё по памяти, на автомате. Жизель вскрикнула, но не от страха — от неожиданности, от захватывающего порыва, от чего-то нового, дикого, неизведанного. Я слышал это, и мне этого было достаточно. Грёбаное наслаждение.
Дорога впереди изгибалась, словно испытывая меня. Я чуть сбросил газ, плавно надавил на тормоз и щёлкнул передачу вниз, при этом делая перегазовку — это позволяло машине не терять ритм при переходе с высокой скорости на пониженную. Пятка нажимала газ, носок — тормоз, и всё это происходило в долю секунды, легко, как вдох. Я вложил машину в поворот, заранее зная, как поведет себя задняя ось, как нагрузится подвеска, как поведёт себя центр тяжести. И в тот момент, когда интуитивно почувствовал лёгкое смещение веса, дал газ, не в пол, а ровно настолько, чтобы задние колёса сорвались в скольжение. Машина пошла боком, но в этом не было паники. Это был танец. Контрруль — и я уже держал её на дуге, точно, остро, чувствуя, как рвутся связи с привычным ощущением гравитации. Жизель закричала, но это был крик восторга. Всё внутри вибрировало от звука, от скорости, от эмоций. Я был не просто водителем — я был дирижером хаоса. Я был чертовым монстром на дороге. Кайф.
На короткой прямой перед следующим поворотом я вновь поднял обороты, вывел машину из заноса и сразу же вложился в новый вираж, уже без торможения, потому что чувствовал — сцепление держит, инерция правильная. Газ выжимал аккуратно, чтобы не потерять линию. Каждый миллиметр руля значил многое, каждое движение ног — ещё больше. Я знал эту трассу, знал каждый её изгиб, каждую микротрещину на асфальте. Это было не просто катание, это было признание в любви — машине, дороге, скорости, и адреналину. Я мог не есть сутками, мог не пить, но руль должен быть со мной как минимум раз в день.
Следующая прямая просилась на нитро (нитро — система, временно увеличивающая мощность двигателя за счёт окиси азота). Я дождался, когда обороты снова подскочили вверх, затем нажал на кнопку, и малышка вздрогнула, как будто её ударили током. Ускорение стало безумным, рывком меня буквально вжало в кресло, а сердце в этот момент застучало в висках. Казалось, будто воздух снаружи рассыпался в мелкую пыль, звук мотора стал почти нечеловеческим, и вся трасса сузилась до узкой нити между смертью и экстазом. На самом пике скорости выскочил ещё один поворот — острый, под коварным углом. Я отпустил газ, почти до конца, дал по тормозу и перешёл на пониженную, затем рванул руль внутрь. Машина пошла в занос, но я держал, руки сами знали, как поймать, как не дать ей выскользнуть из-под контроля. Она хотела срыва, хотела выйти из-под власти, но я не позволил — и это было самое прекрасное в этом моменте. Мы с ней спорили, но не как враги, а как близкие. Малышка мурчала под капотом.
Жизель же рядом молчала, только дышала чаще. Я видел, как её грудь вздымалась под ремнём безопасности, как она ловила ртом воздух, будто боялась, что сейчас проснётся. Но это была реальность — быстрая, хищная, настоящая.Я дал машине выпрямиться, отпустил газ и перешёл на четвёртую. Сквозь рычание раздалась мелодия звонка, и я слегка отвлекся, но удержал руль в правильном положении. Я чувствовал машину не только телом, но и нутром. Я был пропитан бензином, жженым асфальтом и кожей салона.
—Жизель, в кармане телефон, — выкрикнул я, и она сначала растерянно огляделась, а затем держась за ручку двери, второй рукой потянулась ко мне.
Я все ещё следил за дорогой, а Жизель дрожащими пальцами поставила разговор на громкую связь.
—Да, — я кивнул Жизель, что приняла звонок.
—Я тебя убью, — папин голос был слышен даже сквозь рычание мотора и свист шин.
—Я в Висконсине, не переживай, — прокричал я, все ещё сосредоточившись на трассе.
—А мне похуй где ты, Энзо. Если тебя не будет дома через гребаных двадцать минут, я тебя четвертую!
Я скривился, но в венах бушевал адреналин, и я был на юморе.
—Фу, как некультурно, пап!
—Как же тебе повезло, что рядом твоя святая мать, Энзо. Чертовски повезло, — прорычал отец, а я лишь кивнул Жизель, и она сбросила.
Сейчас мне хотелось жить моментом, поэтому папин звонок не остановил меня. Вся моя малышка дышала — слышалось, как шипят тормоза, как рык уходит в гортанный рёв, как стальные жилы под капотом греются и живут. Я провёл рукой по панели, не глядя. Всё это — моё. Не просто металл и двигатель, не просто резина и датчики. Это была душа, которая отвечала мне взаимностью.
Когда трасса подошла к концу, я замедлился, не выключая двигателя. Пульс всё ещё гремел в груди. Я повернул голову и наконец посмотрел на Жизель.
—Ну как?
—Ты суицидник, Лоренцо, — приложив ладонь к груди, выдала Жизель. —Смотреть на гонку приятнее, чем в ней участвовать.
Я лишь улыбнулся, держа руль одной рукой.
—Это была разминка. Когда я действительно сражаюсь на трассе, малышка летит ещё быстрее.
—До скольки, ты говоришь, она разгоняется? — с испугом в глазах, пробурчала Жизель.
—Двести пятьдесят, и тащит сотню за четыре секунды, — выдал я, зная характеристики своей машины наизусть.
Жизель ничего не сказала, лишь выдохнула, явно радуясь спокойному ритму.
—Куда тебя отвезти? Я слегка тороплюсь.
—Я думала, ты заедешь на кофе, — с особой интонацией произнесла она, льстив мне.
К моему сожалению, она не знала, сколько мне лет, и думаю, ее не обрадует эта новость.
—У меня дела, Жизель. В следующий раз, — я кинул на нее взгляд, и подмигнул.
Она же пожала плечами, и уставилась на трассу, что подходила к концу. Ещё чуть-чуть, и город. Завезу ее в Милуоки, а затем долечу до Чикаго, чтобы встретиться с гневом отца. Я обещал ему, что буду вести себя прилежно перед университетом, но, кажется, слегка подвёл его. Теперь мне требовались силы на то, чтобы выдержать очередную лекцию о том, что машины не дадут мне тех знаний, которые мне нужны, когда я стану капо. Но я умею убивать, стрелять, думать, размышлять и вести стратегию. И все это могу делать за рулём, черт возьми.
Я загнал машину в гараж, и добрался до дома пешком, хоть это и занимало больше времени. После езды мне требовалось некоторое время, чтобы ощутить себя "на ногах" после слияния с машиной. Некоторые назовут это бредом, но я проживаю жизнь машины, в то время как она живёт мою.
Поднявшись домой, я открыл дверь своим ключом, перед этим глянув на часы. Четверть второго. Мама, вероятно, спит, отец ждёт меня, а Роза как всегда нихрена не делает.
Я переступил порог, на ощупь нашел выключатель, и как только люстра осветила коридор, ведущий в несколько крыльев нашего пентхауса, я был вынужден столкнуться со взглядом, от которого стынет кровь. Отец возвышался в дверном проеме их с мамой крыла, в одних штанах, со сведенными на груди руками. Татуировки на его теле были схожи с моими, а точнее, Арианна рисовала эскизы по их референсу для меня. Подсознательно, в момент набивания тату я хотел быть похожим на папу, даже если иногда он был гребаным дьяволом во плоти, когда я шкодничал.
—Пол второго, — низким голосом произнес отец, смотря на меня исподлобья.
Даже несмотря на то, что папа не видел одним глазом, его взгляд был пронзительным и жёстким.
—Четверть, — исправил его я, в надежде перевести все в шутку, но он явно был не в духе.
—Я не спрашивал, а констатировал факт. Ты пришел, чтобы огрызаться? — папа был не просто зол, он пребывал в ярости.
Я вздохнул, прежде чем ответить.
—Я пришел домой, потому что закончил свои дела.
—Ключи на стол, и иди по своим делам, — произнес папа без заминки, и уже развернулся, чтобы уйти, как меня охватила паника.
Я без машины — не я. С самого детства сначала у меня были игрушечные машинки, затем те, которые управлялись пультом, затем квадроциклы, или мини машины, а затем я нашел себя в куче хлама на складах отца, где хранились обломки старых машин после аварий. Если отец отберёт мустанг, я буду вынужден сойти с ума.
—Отец, — окликнул его я, делая шаг вперёд.
—Ты в обуви, — кинул папа через плечо, и голос его был похож на рык. — Ключи на стол, я сказал.
—Я просто ездил обкатывать трассу, в этом нет ничего плохого, — бросил я, ощущая прилив агрессии.
Я не был психом, умел контролировать себя и свои эмоции, но гнев был тем, что иногда проступал сквозь защиту, которую я строил с момента начала осознанной жизни. Дома я был слабее, чем где-либо, потому что здесь была семья, и это мешало мне держать себя в руках.
—Ключи. На. Стол, — произнес папа с расстановкой, и все же повернулся.
Наши взгляды встретились, и я даже смог заметить, как его бровь дрогнула.
—Мне осталась чертова неделя до университета, и ты решаешь забрать тачку? — снова вспылил я, а папа стиснул зубы.
Мне не нравилось доводить его, но сейчас я был на грани. Послышались шаги, я напрягся, ожидая увидеть маму, но из своего крыла вышла Роза. Спутанные волосы, обозленный взгляд, топ короче обычного, и шорты, похожие на трусы. Черт, иногда мне хочется купить ей паранджу.
—Чего болтаете? — сонно протянула сестра, потирая глаза, а папино лицо тут же изменилось.
Он подозвал Розу рукой, обнял ее, прижав к своему боку. Она же бережно уложила голову ему на грудь, и зевнула.
—Principessa, я разбудил тебя? — едва слышно спросил папа, прижав губы к виску Розы.
Я сдержал смешок, дабы не злить его ещё сильнее. Со стороны может показаться, что отец любит Розу больше, чем меня, но на самом деле, он просто слаб к ней, как к дочери. Сыновей в таком мире всегда растят строже и жёстче, чтобы в будущем у них не было проблем с окружающими их вещами.
—Я встала в туалет, и услышала Энзо, — сестра пожала плечами, а затем подняла голову, и посмотрела папе в лицо. —А ты чего не спишь? У тебя щетина колется, пап.
Она скривилась, коснувшись папиного подбородка. Он же потрогал свою щетину, и кивнул, уже готовый бежать в ванную, чтобы сбрить ее. Роза могла вертеть отцом так, как всегда делала мама, и он не противился.
—Мы решили проблему с тачкой? — спросил я осторожно, надеясь на серые глазки своей сестры, что вводят в транс большую часть нашей семьи.
—Да, ключи на стол, — снова повторил папа, и погладил Розу по плечу.
В эту секунду я с мольбой посмотрел на Розу, и двинул бровью. Мы понимали друг друга без слов с самого детства, и она была той самой сестрой, что может поддержать в трудную минуту, или послать в первый день своей менструации, и не разговаривать со мной ещё целую неделю.
Сестра прищурилась, мол спрашивая: что случилось?, а я лишь покачал головой, и Роза поняла меня. Прижавшись к папе ближе, она снова зевнула.
—А кто меня завтра отвезёт на тренировку? — спросила она.
—Я отвезу, не переживай, — ответил папа, а я пока что снял обувь, но все ещё не достал из кармана ключи.
—Ты обещал маме съездить с ней в бассейн. Забыл?
Я не был уверен, что это так, но Роза, кажется, знала, что говорила.
—Значит поедешь с охраной.
—Нет. Ты знаешь, у меня напряженные взаимоотношения с твоими посыльными. Пусть Энзо отвезёт, — парировала Роза, а папа тут же кинул недовольный взгляд на меня.
Эта секундная тишина раздражала.
—Пусть везёт на твоей, — папа, кажется, был непреклонен.
—Папа, я не пускаю за руль своей машины никого, кроме тебя, и ты это знаешь. Энзо отвезёт меня на тренировку на своей машине, а ты иди спать, — строже произнесла Роза, и поцеловав отца в щеку, кивнула ему на родительское крыло.
Папа прищурился, оглядел нас обоих, но ничего не сказал. Я видел, как он все ещё напряжен, как пальцы сжимаются в кулаки, но перед ним была его "Principessa", которую он явно не хотел расстраивать.
—Завтра ключи на стол, — все же выдал папа, и я выругался про себя, пока он желал спокойной ночи Розе.
Я уже снял кофту, и хотел убрать ее в шкаф, как Роза подошла к софе около двери, и плюхнулась туда после ухода отца. Я сел рядом, и уставился на сонное лицо сестры, изучая каждую веснушку на ее загорелой коже. Я любил Розу сильнее, чем она думала, хоть иногда не показывал этого.
—Когда перестанешь хулиганить? — устало спросила она, и дёрнув меня за плечо, заставила откинуться назад. —Иногда мне кажется, что ты делаешь всё назло папе.
—Я просто занимался тем, чем занимаюсь всегда. Да, задержался, но это не причина забирать мою малышку.
—Причина, Энзо. Дисциплина — важная часть твоего становления, вспомни слова Адамо, пожалуйста. Не веди себя как дерьмо, потому что мама не собиралась в бассейн, я сейчас обманула папу из-за тебя.
Я усмехнулся, а затем, не сдержавшись, пихнул Розу в бок не сильно, скорее просто по инерции, как продолжение драйва, который всё ещё гудел в крови. Она тут же отреагировала — раздался короткий шлепок по затылку.
— Моя нежная кожа не терпит побоев, — шепотом возмутилась она, с тем самым ленивым выражением лица, которое у неё появлялось, когда ей хотелось, чтобы её уговорили. — И вообще, я теперь не хочу спать. Поехали за кофе?
Я кивнул, легко, почти автоматически. После гонки казалось, что спать — это вообще для других людей, не для нас. У нас кровь не остывала часами, адреналин ещё гулял по венам, и если сейчас просто лечь, всё внутри начнёт рваться на куски. Кофе — это было правильно. Роза, как всегда, не стала тянуть. Бросила кроссовки у двери, развернулась на пятке и почти вприпрыжку побежала переодеваться, по пути шепнув:
— Заберем Арианну и поедем на наше место, хорошо?
Дверь хлопнула. Я остался один в прихожей, и тишина, будто поймав момент, медленно сползла на плечи. Я прислонился к стене, всё ещё чувствуя вибрацию в ладонях, будто руль всё ещё был там, между пальцами. Но ощущение от машины быстро растворилось, уступив место другому, более тяжёлому, вязкому. Арианна. Имя в голове зазвучало, как обычно — не голосом, не эхом, а чем-то телесным. Болью где-то под грудиной. Я опустил взгляд и несколько минут просто смотрел в одну точку, будто пытался поймать воображаемый силуэт на обоях. Она всегда была рядом. Почти каждый день — всё лето, каждый год, всё детство. Мы вырастали бок о бок, и с самого начала это было не как брат и сестра.
Я не помнил, когда именно впервые понял, что смотрю на неё не как должен. Наверное, это было где-то в районе одиннадцати или двенадцати лет, когда все вокруг ещё играли в мяч, а я ловил себя на том, как смотрю на её волосы на солнце, как она кусает нижнюю губу, когда думает. Потом тринадцать, и вдруг её футболка стала казаться слишком короткой. Потом четырнадцать — и однажды она заснула рядом на диване, и я почти не дышал, чтобы не разбудить её, потому что это была пытка и рай одновременно. А потом — всё. Пятнадцать, шестнадцать, и дальше по нарастающей, а вместе с этим — тайна. Та, которая сначала жила в груди, тихо, просто сидела, как затаившийся зверь, но чем старше я становился, тем больше она гнила внутри. Гнила медленно, мерзко, с запахом боли. Потому что она — не родная. Потому что все вокруг называли нас кузеном и кузиной, потому что я сам, чёрт побери, так её называл — но каждая такая фраза будто вырывала у меня кусок сердца. Десять лет. Уже грёбаные десять лет я носил в себе это чувство. И ни разу, ни единого раза не сказал ей, как на самом деле смотрю на неё. Не мог, потому что если скажу — разрушу всё. Если промолчу — разрушусь сам.
Любить того, кто считает тебя братом — это не просто сложно, это невыносимо. Это как жить в аду, в котором тебе предлагают рай — но каждый раз, когда ты тянешься за ним, тебе ломают пальцы. Она обнималась со мной, спокойно, как с родным человеком, смеялась, смотрела в глаза, делилась мыслями, говорила, что доверяет, что всегда чувствует себя в безопасности рядом, а я кивал, улыбался, говорил, что тоже. Лгал.
Потому что я чувствовал не защиту, я чувствовал желание. Потому что каждое её движение для меня было не просто жестом — это был огонь, пробегающий по венам. Она могла сидеть рядом в пижаме, с мокрыми после душа волосами, и мне приходилось отворачиваться, чтобы не показать, как мне тяжело дышать. И каждый раз, когда она говорила "брат", я ненавидел это слово чуть сильнее. И всё же — я не уходил. Потому что её улыбка — это всё, что у меня было. Потому что даже если она никогда не узнает, как я ее люблю, даже если она всегда будет смотреть на меня, как на брата, я всё равно хотел быть рядом. Хоть так. Хоть на расстоянии вытянутой руки. Хоть и в аду, но с ней.
— Эй. — голос Рози вернул меня в реальность. — Иди в машину, я скоро подойду.
Я выдохнул, медленно, как будто выпуская пар из грудной клетки, и оттолкнулся от стены.
— Уже иду, — бросил я, и снова надел кофту.
Мы выехали не сразу — Роза, как всегда, явно устраивала показ мод, будто ехала на свидание, а не за грёбаным кофе. А потом появилась Арианна. Чёрт. Даже если бы я не видел её почти каждый день всё лето, она всё равно каждый раз ударяла точно в сердце. Не взглядом, не голосом, просто фактом своего существования. У неё был планшет под мышкой — стандартный набор для нашей художницы. В своей широкой худи она выглядела как школьница, хотя я знал, сколько в ней ядра и характера. Волосы, как всегда, убраны небрежно, но чётко по-своему красиво — чёрные, кудрявые, как облако. Зелёные глаза вспыхнули, как только она меня увидела.
— Ну что, вы там на кофе собрались или просто катаетесь кругами, как два идиота? — Она сразу с порога ввалилась с фразой, от которой Роза закатила глаза.
— Мы за тобой, королева сарказма, — фыркнула Роза, занимая своё место сзади.
Ари всегда ездила спереди, потому что так же как и я обожала быструю езду, а Рози от нее знатно тошнило. Однажды она уже обблевала мне панель, от чего я был не в восторге.
— Главное, не забудь, кто тут старшая, — поддел я.
— Старшая — значит, мозгов больше, а ты, как всегда, по жизни в минусе, — отрезала Арианна и села рядом.
Я скосил на неё взгляд, даже не пытается фильтровать.
— А ты, значит, самая умная?
— А может, самая умная, — ухмыльнулась она, устраиваясь поудобнее.
Я усмехнулся. И всё же каждый раз, когда она открывала рот, я чувствовал, как будто моё сердце чуть меняется местами. Не больно, просто неприятно. Напоминание, что я для неё никто, кроме «братца». Чёртова кузина. Чёртова связь по крови — не по крови, а по фамилии, по клану, по структуре, по всему тому, что запрещало даже думать о ней так, как я думал.
— Ты бы хоть спасибо сказал, что вожу тебя по ночному городу, как принцессу. Рисовала бы сейчас дома своего кота.
— Ты что, ревнуешь к коту?
— Я ревную ко всему, что получает твоё внимание дольше, чем я.
Она повернулась ко мне, приподняв бровь.
— Ну тогда я тоже начну ревновать к твоей машине.
— Машина заслуживает ревности. Она хотя бы не упрямится.
— Машина не пихает меня в бок, когда я смеюсь.
— Ты заслужила, — фыркнул я и нажал на газ.
Дорога до нашего места была почти пустой. Улицы казались вымершими, как будто весь город заснул, оставив нас втроём. Их было много, этих мест. Но это — особенное. Укрытое деревьями, с видом на реку, с бетонными стенами, словно специально построенными, чтобы мы могли быть здесь — без чужих глаз, без камер, без шепотов за спиной. Только ночь, только гудение мотора, только наш маленький мир. Арианна включила музыку — старые треки, знакомые почти наизусть. Я ехал быстро, но не гнал, потому что Роза бы явно устроила истерику. Арианна же сидела, уткнувшись в планшет, и пальцы её скользили по экрану, как будто она писала заклинание. Иногда кусала губу, иногда морщила нос. Я знал каждое её выражение, каждое движение, и это было проклятие. Я не хотел, но знал.
— Что рисуешь, гений? Меня?
— Нет, машину. Она хотя бы не открывает рот, чтобы нести чушь, — не обернулась она.
— Честно, я бы сам себя нарисовал, если бы мог. Такое лицо нельзя терять для истории.
— Если ты ещё раз назовёшь себя красивым, я пересяду назад к Розе, и ты останешься один на один со своим эго.
— Я не против. Мой эго хотя бы не сжимает мне горло каждый раз, когда ты на меня смотришь.
Тишина. Не потому, что она обиделась, потому что не услышала, или сделала вид, что не услышала. Она всегда так делала, когда я заходил слишком далеко. И я тоже играл по правилам, делал вид, что всё нормально ,что я просто подкалываю, что я просто братец.
Когда мы добрались до места, я заглушил двигатель, и мы, как обычно, уселись прямо на капот. Роза плюхнулась на крышу, как тюлень, Арианна с планшетом, а я с с ключами.
Ари вдруг слегка усмехнулась, не отрываясь от экрана. Я не мог на неё смотреть. Потому что каждый её профиль, каждая тень от ресниц на щеке — всё это резало изнутри. Не резко, не кинжалом, а медленно, как будто кто-то точит нож по сердцу.
Я любил её. Любил с тех самых чёртовых одиннадцати или двенадцати. Любил, когда она разбила нос парню, который обозвал Розу. Любил, когда она рисовала на стенах дома дедушки и бабушки чернилами, а потом уверяла всех, что это современное искусство. Любить её было не просто невозможно. Потому что она считала меня братом, родным, семейным. А я каждую чёртову секунду боролся с собой, чтобы не выдать ни словом, ни взглядом, ни движением — насколько сильно я её хотел.
— Чёрт, — Роза чуть подалась вперёд. — Мы же за кофе собирались, совсем забыли.
Я медленно выдохнул, будто только что вышел из-под воды, и снова взглянул на дорогу.
— Сейчас заедем, — сказал я.
— Только нормальный, не из автомата, — бросила она и слезла с машины. — Я с ума схожу от недосыпа.
Мы сели по местам. Арианна тихо хмыкнула, не отрываясь от планшета. Короткая реплика, пара слов — и снова полное погружение в рисунок. Когда она рисовала, мир будто переставал для неё существовать. В ней было что-то спокойное, упрямо-цельное, и я смотрел на это с тем же благоговением, с каким ребёнок смотрит на первую молнию — зная, что прикоснуться нельзя, но не в силах отвести взгляд. Мы ехали в тишине, пока за окном не замелькали огни заправок и круглосуточных закусочных. Где-то вдали сонно светились рекламные щиты. Ночной город будто знал, что мы не просто трое студентов, а наследники той тени, что лежит на улицах Чикаго с сороковых годов. И тень эта была частью нас.
— Через неделю уже третий курс, — проговорила Роза, проверяя что-то в телефоне. — В голове не укладывается.
— Летит, — согласилась Ари, не поднимая глаз. — Помню, как мы только въехали в кампус, будто вчера.
— А я только поступаю, — отозвался я, чуть тише, чем собирался.
— Ну, уже пора, — заметила Роза. — Я удивлена, что отец не потащил тебя за ухо.
Я усмехнулся и повёл плечами. На самом деле он почти это и сделал. На языке у него была одна фраза: «быть капо — не просто убивать, сын. Это значит думать на десять шагов вперёд. Учиться. Управлять.»
— Ему не нужен просто дрифтер, — проговорил я. — Ему нужен тот, кто сможет вести бизнес, и держать всё под контролем.
— Он прав, — спокойно сказала Арианна. — В университете нас этому и учат. Ты же знаешь, кто там учится?
— Дети наших, — кивнул я.
— И сироты, — добавила она. — Те, кто не знает, откуда мы.
Я молча кивнул. Эти разговоры звучали странно спокойно, но под ними всегда пульсировала правда — суровая и прямая. Мы знали, кем мы были, и знали, кем должны стать.
— А дисциплина? — спросил я, чтобы не погружаться в молчание. — Что там по распорядку?
— Строго, — ответила Роза. — Лекции, тренировки, профилирующие предметы вроде логистики, психологии влияния, тактики и международных связей.
— И некоторые преподаватели знают, кто ты, — добавила Ари. — Потому что это не просто университет, а место, где нас закаляют. Каждый день, каждое занятие.
Я слушал, но часть моего сознания всё равно возвращалась к ней. К её голосу, к мягкой линии профиля, когда она снова опускала взгляд к планшету. Она будто светилась в этой тени. Всегда была чуть дальше, чем я мог себе позволить.
Арианна. Девочка, чьё имя прожигало меня изнутри уже десять лет. Любить её — было как жить с ножом в ребрах. Не видно, но невозможно забыть, что он там.
— Остановись здесь, — сказала Роза, указывая на светящийся фасад кафе.
Я припарковался, заглушил двигатель и остался в машине на секунду дольше, чем следовало. Они уже выходили, но я смотрел, как она сдвигает ремешок сумки на плечо, поправляет кудри, небрежно скользит пальцем по экрану планшета, сохраняя файл. В ней было что-то такое, что цепляло за душу.
— Энзо, — позвала Роза. — Ты идёшь?
— Да, — отозвался я. — Сейчас.
И вышел, зная, что ночь закончится, но боль останется.
Взяв кофе, мы вернулись в машину, и не стали ехать на наше место. Решили остаться на парковке, и поболтать о поступлении.
—Энзо, предупреждаю, там с дисциплиной действительно все строго, кем бы ты ни был, — сказала Рози, высунув голову между двух передних сидений. — Драки и склоки запрещены.
Ари вдруг усмехнулась, и наконец убрала планшет.
—Точно не тебе рассказывать. Напомнить, как на первом курсе ты сломала Алисии палец?
Я удивлённо уставился на Розу, потому что не знал об этом. Ни мама, ни отец не говорили мне, что Роза устраивала драки во время учебы. Она же закатила глаза, сделав глоток своего любимого американо. Арианна же пила раф, а я остановился на капучино.
—Я хочу услышать полную историю, — произнес я.
Ари сначала кинула многозначительный взнляд на Рози, и увидев ее одобрение, устроилась поудобнее. Я наблюдал за каждым ее движением.
—Алисия Фиоре - Риччи. Если ты помнишь жену вашего дяди Тео — Нерезу, то должен помнить и ее старшего брата Оттавио. Это его падчерица, которая очень не понравилась Розе в столовой. Я до сих пор помню, как она протащила ее за указательный палец по длине всего шведского стола, а затем разбила ей нос. Деметра орала как сумасшедшая, и нам выписали штраф.
Роза лишь покачала головой, а я ухмыльнулся. Да, это было в стиле Розы. Папин характер буквально передался ей в точности. Такая же жестокая, яростная и бесстрашная.
—Деметра это...? — спросил я, чтобы уточнить.
—Деметра это сука, — фыркнула Роза, — наш декан по безопасности и дисциплине. Гребаная проблема на голову. Где бы что ни случилось, она всегда рядом, будто следит, а потом стучит родителям.
—Не уж то за каждое дерьмо они тревожат таких людей, как наши родители? — я прищурился, оглядывая двух сестёр.
Ари была сосредоточена на Розе, что вдумчиво смотрела в окно, а я не мог не задержать взгляд на ее кудрявых волосах.
—Тревожат всех, чтобы предотвратить склоки и будущие убийства. Три клана в одном месте, и каждый с собственными правилами и законами. Иногда происходит вакханалия, за которую потом начинают отчислять. Когда мы только поступили, Неро Романо почти отчислили за ножевое ранение, но его отец владелец, все сложнее, — объяснила Рози, и вдруг посмотрела на меня. — Поэтому предупреждаю, Энзо, не ведись на провокации, и не смей вступать в склоки с каморристами или пятью семьями. Это дерьмо отец не простит.
Я кивнул, полностью понимая волнение Розы. Но осознав, что в университете я теперь буду больше видеться с Ари, моя душа расцвела. Пусть братом, но рядом, черт возьми.
—Что на счёт девушек? — выдал я, заметив, что Ари отвлеклась на сообщение в телефоне, а Рози залипла на вид за окном.
Да, я не был монахом, и хорошо проводил время с красивыми дамами.
—Что именно? — не поднимая глаз, спросила Ари.
—Спрашивает, можно ли их трахать, Ари, что ты как маленькая? — залилась смехом Рози, и ударила по моему креслу сзади.
Я выругался на нее. Мою малышку нельзя обижать.
—А мы трахаем девушек? К чему такие вопросы? — парировала Ари.
—Ну, было дело, — выпалила Роза, и мы с Арианной уставились на нее, как на умалишенную.
Она саркастично улыбнулась, и пожала плечами.
—Главное правило Флетчера — не попасться преподавателям, а особенно Деметре с голой задницей, остальное — пожалуйста. Секс нужен многим, — добавила Рози, но никак не утолила наше любопытство.
—С кем из девушек, Рози? — взвизгнула Ари, и забралась с ногами на сидение.
Будь это Роза, я бы уже накричал на нее, а если другая, так вообще бы попросил покинуть машину, но ей разрешал. Только ей.
—Ава, соседка Зизи. Она была расстроена, ну... я помогла расслабиться, — Роза победно улыбнулась, а затем резко двинувшись вперёд, щёлкнула по носу сначала меня, а потом и Ари. — Что? Да, мне нравятся члены и вагины, это плохо? Не смотрите на меня как на инопланетянку, я просто разносторонняя.
—Боже, мою сестру трахают девушки, — я откинулся на спинку сидения, и с усмешкой покачал головой.
—Эй, не путай. Я их трахаю, не наоборот, — возмутилась сестра. — Ари, ну закрой ты рот, скоро челюсть по полу покатится.
—Вы чокнутые, — Арианна сделала глоток кофе, и улыбнулась.
Самая чистая и красивая улыбка. Гребаная богиня, недоступная мне.