...
Самолёт мягко приземлился, шасси коснулись земли с лёгким глухим стуком. Рон сидел у окна, не двигаясь, глядя в потемневший горизонт. На взлётно-посадочной полосе мерцали огни. Он снова был здесь — в городе, который когда-то знал наизусть, а теперь казался чужим, будто стерся из памяти вместе со всем, что было три года назад.
Он не хотел возвращаться. Ни разу за это время у него не возникло желания переступить порог дома, где всё ещё пахло маслом для машин и терпким мужским парфюмом отца. С того самого вечера он исчез — не попрощался, не объяснился, просто растворился. Так было проще. Боль проще нести на расстоянии.
Салон начал оживать — кто-то потянулся за багажом, кто-то открыл мессенджеры на телефонах, кто-то шептал в ухо любимому человеку. У Рона не было никого, кто бы ждал его на том конце. Только Марк. Только Лана. И тело отца, которое уже не оживёт.
Он провёл ладонью по лицу. Пальцы пахли дорогим лосьоном, но под ними — уставшее, постаревшее лицо. Он изменился. Исчез юношеский азарт, задор в глазах. Осталась только жёсткость — в голосе, в осанке, во взгляде.
Он связался с отцом только год назад. Они общались по телефону, редко — но общались. Говорили не о прошлом, не о ней. Только о машинах, погоде, здоровье. Тогда отец ещё не сказал. Болезнь появилась внезапно, как гость без приглашения. И сразу забрала всё.
— Добро пожаловать домой, — пробормотал Рон, вставая и беря с полки свой кожаный рюкзак. Только это уже не было домом.
Он вышел в зону прилёта. Марк уже ждал его, облокотившись на капот чёрной машины, лицо прикрыто кепкой. Они встретились глазами — мгновение молчания, и Марк подошёл ближе. Обнял его крепко, по-мужски. Без слов, без объяснений.
— Прости, — только и сказал Марк. В этом «прости» звучало многое: за смерть отца, за молчание, за время, которое уже не вернуть.
— Спасибо, что встретил, — ответил Рон, отпуская друга. Он не привык к подобной близости, но сейчас это было нужно.
Когда они ехали по пустым улицам, в машине царила тишина. Лишь негромко играла музыка по радио. За окнами проплывали знакомые фасады, повороты, переулки. Всё будто бы на месте — только внутри всё давно переменилось.
— Я всё надеялся, что ты появишься, — тихо начал Марк. — Хотя бы ближе к весне. Ты знаешь, у нас с Ланой всё серьёзно.
— Да, я помню. Поздравляю. — Рон кивнул. Тон был спокойным, сдержанным.
— Свадьбы ещё не было, но скоро. Мы пригласим тебя, конечно. Я всё равно надеялся, что ты приедешь… даже если просто на пару дней. Без всяких объяснений.
Рон не ответил. Он смотрел в окно, будто пытался заново прочитать улицы города, по которым раньше ездил с закрытыми глазами. Он знал, что Марк ничего не скажет про неё. Они оба делали вид, будто всё под контролем. И это было удобно. Правильно.
— Я думал, что останусь там, — сказал он спустя минуту. — Но, видимо, у города другие планы на меня.
Марк кивнул, не настаивая.
Разговор об Ариелле не заходил. И это устраивало обоих.
Впереди был дом, в котором больше не горел свет в окне мастерской, и утро, когда придётся сказать последнее «прощай» отцу. А после — всё, что ещё не было сказано за эти три года. Или останется несказанным навсегда.
Дом стоял тихо. Такой тишины Рон не слышал никогда — будто даже воздух внутри него затаил дыхание. Когда машина плавно остановилась у ворот, Рон не сразу потянулся к дверной ручке. Он просто смотрел вперёд. Вечернее небо было затянуто облаками, свет фонаря напротив дома казался блеклым, почти прозрачным. Всё вокруг выглядело так, будто сдулось, как старая фотография, потерявшая краски.
Марк заглушил мотор.
— Хочешь, мы с Ланой приедем завтра пораньше? Поможем. Или... может, пока побудешь у нас? — осторожно предложил он.
Рон сжал челюсть, сдерживая усталость и внутренний надлом, который жёг изнутри.
— Нет. Я останусь здесь. Нужно... просто пройти через это. Один, — голос звучал ровно, без надлома. Рон уже много раз прокручивал эту сцену в голове. Он должен был быть здесь.
Марк кивнул и, прежде чем выйти, слегка коснулся плеча друга:
— Я на связи, Рон. В любое время. Лана тоже. — Он открыл дверь, обошёл машину и взял из багажника сумку Рона.
— Спасибо, — коротко бросил Рон, принимая сумку. — Скажи Лане... спасибо, что вы не давили.
— Мы просто скучали, брат. — Марк улыбнулся, хотя в глазах стояла тоска. Он не стал затягивать прощание, сел за руль и уехал.
Рон остался стоять перед дверью.
Ключ немного заедал, как и раньше. Он знал это движение наизусть — поворот, лёгкий толчок плечом. Дверь открылась с тяжёлым скрипом. Дом встретил его запахом масла, старого дерева, бумаги. В мастерской ещё пахло отцовскими инструментами, но в прихожей было свежо — значит, кто-то заходил и проветривал. Возможно, Марк.
Сняв куртку, Рон прошёл внутрь. Он не включал верхний свет, только зажёг торшер в углу. Дом казался чуть меньше, чем в памяти. Или он стал больше. Трудно было сказать.
Он прошёл вглубь — кухню, столовую, зал. Всё на месте. Даже кружка с трещиной, которую отец так и не выкинул.
На диване лежал плед. Отцовский. Он прикоснулся к нему, провёл ладонью по грубой ткани, сел. И только тогда позволил себе выдохнуть по-настоящему.
Он не плакал. Не мог. В груди было тугое, плотное чувство, которое не выходило наружу.
Он просто сидел, как тогда, в детстве, когда отец задерживался, а он ждал его допоздна.
Теперь ждать было уже некого.
В доме снова стало тихо.
Но теперь это была уже другая тишина.
Дом встретил Марка мягким светом и запахом травяного чая — Лана, как всегда, знала, что ему нужно будет немного тишины и тепла после трудного разговора. Он вошёл на цыпочках, закрыл за собой дверь, оставил ключи на полке и сразу направился в гостиную. Лана уже ждала его, укутанная в плед, с двумя кружками на столике перед собой.
— Ты вовремя, — мягко улыбнулась она и потянулась к нему, чтобы обнять.
Марк сел рядом, положил голову на её плечо и выдохнул. Только сейчас он позволил себе чуть расслабиться.
— Он держится, — сказал он спустя минуту молчания.
— Я так и думала, — Лана провела рукой по его волосам. — Он вернулся в тот дом?
— Да. Я предлагал остаться у нас. Он отказался. Сказал, что хочет побыть там. Один.
— Господи… — Лана сжала его ладонь. — Мне его так жаль. Он ведь даже не знал о болезни отца до последнего. Это такой удар.
— Он сдержан. Очень. Но в глазах у него… — Марк покачал головой. — Там всё разорвано.
— А о Ариелле ты что-то говорил?
— Нет. Не хочу быть между ними. Тем более… — он замолчал на секунду. — Она же до сих пор с Феликсом. Как это вообще возможно?
— Потому что она никогда не рассказала правду. Даже мне, — вздохнула Лана. — Хотя я точно знаю, что то видео тогда дошло до неё не просто так. Кто-то постарался. А она... просто сдалась.
Марк молча сделал глоток чая. Потом сказал:
— Похороны послезавтра. Я поеду с ним.
— Конечно, — кивнула Лана. — Я тоже хотела бы быть там. Хоть и на расстоянии. Этот человек был добр к нам.
— Он тебе нравился, — усмехнулся Марк.
— Потому что в нём было достоинство. Без высокомерия. Без позы. Просто… настоящий, — Лана погладила его по плечу. — Как и Рон. Он просто потерял себя. И, возможно, если бы она...
— Лан, — перебил её Марк, — мы не можем ничего за них решать.
— Знаю. Но мне хочется верить, что, может быть… это не конец. Не окончательно.
— Главное, чтобы это не разбило его снова, — тихо ответил Марк. — Потому что он только-только вернулся. И похоже, сам не знает, зачем.
Они замолчали. Вечер был тихим, почти тревожным в своей спокойной нежности. Только огонёк в лампе подрагивал, как будто напоминал, что скоро всё изменится.
Очень скоро.