Глава 8.
Когда мне было двенадцать, мама подарила мне браслет из серебра. Это был браслет толстого плетения, который на моем тонком запястье ходил туда-сюда. Я не хотела огорчать маму, а потом носила его не снимая. Он нравился мне по внешнему виду, но я все время боялась, что он слетит с меня. Однажды я сказала матери об этом. Она тогда спокойно улыбнулась и сказала:
– Тогда будь спокойнее, внимательнее. Пусть движения будут более плавными.
Бабушка Илма тогда услышала наш разговор и громко рассмеялась.
– Чему учишь дочь, а, Санна. Сама-то в ее возрасте и побыстрее бегала, и громче смеялась, и руками махала активнее.
– Илма, она становится девушкой раньше.
– Нашу дикость никуда не деть. Эстер, – обратилась ко мне бабушка. – Будь осторожна, но в лес, когда ходишь – просто снимай, если тебе так спокойнее будет.
– У меня тонкая рука, а браслет большой. Некрасиво, – вздохнула я.
– Красиво, Эстер, – кивнула мама. – В этом и суть, на фоне чего-то большого всегда подчеркивается что-то маленькое. И в этом есть своя изящность. Пойдем, нам еще тебе новой одежды отшить нужно.
В тот день мне еще заказали штук десять нарядов. Куда в них ходить, я понятия не имела. По лесу в плиссированных рубашках да вышитых сарафанах не побегаешь. Но было красиво. Я вертелась напротив зеркала у портной, видя в отражении улыбающиеся глаза матери. Женщина, снимавшая с меня мерки, наверное, с ума сошла. Я не могла стоять ровно, она все время устало вздыхала, когда закрепляла булавку на мне.
А когда все было готово... Я нашла, когда их носить: ровно до обеда. Встать с утра, умыться, зачесать волосы, заплести шесть кос, подкрасить губы розовым бальзамом и надеть один из нарядов. Когда я выходила к завтраку с родителями, матушка ласково глядела на меня. Глаза отца смеялись, но он сурово говорил:
– Ну все, теперь отлавливать всех женихов буду! Вот этим буду их бить!
Он показывал на веник в руках нашей уборщицы, грозился, что сломает все веники о спины моих женихов. А глаза его продолжали смеяться. Только после обеда я снимала платье, прыгала в свои штаны, цвета дубовой коры и убегала в лес с ребятами. Женихов ему так и не пришлось избивать. А платья я те помню и по сей день, как и добрый глаза своих родителей.
– Ну-ка, повертись, – сказала Лаванья.
Я стояла в комнате лекарей, надев платье девушки. Ярко-розовое, с открытым пупком, а в районе ног ткань становилась прозрачнее, появлялись разрезы, от чего вид был более пикантный.
– Мне кажется, что это не ее цвет, – сказала нахмурившись Зара.
– А мне кажется, что это платье, в принципе не для меня, – подала я голос. – Можно что-то более закрытое?
Я не испытывала проблем с голой кожей. И хотя на Севере мы надевали куда больше ткани, наготы мы не стыдились. Летом по лесу часто бегали с голыми ногами, в укороченных юбках или брюках, сверкая коленками. Мы даже купались голышом. Разумеется, юноши отворачивались, когда девушки заходили в воду. Но надевать одежду только для... самого факта, что на тебе что-то есть, а на самом деле все видно. Это было дико для меня.
– Ну как закрытое?! Надо же нарядиться! – воскликнула Лаванья.
Еще одна странность для меня. Нарядное – значит открытое. Это, вообще, как связано? Нарядное, значит ткань дороже, больше вышивки. Ткани, в конце концов больше, а значит платье дороже.
– Девочки, дайте ей что-нибудь в цвет глаз, – сказала Кали.
– Она и так все время в синем да голубом. Надо что-то новое.
– У меня есть костюм бежевый, расшитый золотом. Может попробуем? Но он не такой уж нарядный.
– Если ты называешь менее нарядным, что-то более закрытое, то давай, – усмехнулась я.
Лаванья тут же подала новый сверток ткани, помогла снять розовое платье и одеться в новый наряд. Топ был коротким, но с длинными рукавами, брюки сидели высоко, закрывая талию, и между ним и топом была тоненькая полоска кожи.
– Какие ключицы, – цокнула языком Зара, подошедшая к нам. – Красивая ты.
Я почувствовала, как жар прилил к щекам. Я не питала каких-то скромных заблуждений на счет своей внешности. Понимала, что есть, чем привлекать. Но комплименты мне говорили редко. Я только-только стала входить в возраст девушек, на Севере мы поздно созреваем, наша красота раскрывается далеко не сразу. Хотя, конечно, Нолан мне с восьми лет твердил о том, что хочет попробовать на вкус мои губы. Наверное, наслушался парней постарше.
– Спасибо, Лаванья, за наряд, – поблагодарила я девушку.
– Обращайся.
Мы вернулись к себе в комнату с Кали, и она помогла мне завить концы волосы и украсила их золотистыми лентами.
– А ты не будешь помогать госпоже Сараби? – спросила я.
– Она сказала, что не хочет наряжаться. Вообще, она не горела желанием идти на вечер. Мне кажется, что госпожа будет присутствовать недолго. Она не любит семейные вечера.
– Она выглядит иногда одинокой, – сказала я.
– Она рано потеряла своих родителей. И никто не смог ей их заменить. – Голос Кали был полон печали.
Тут к нам постучались, а затем зашла Люкасса.
– Эстер, выйди, пожалуйста, ко мне, – сказала она.
Я послушалась ее. Когда мы оказались в коридоре, она передала мне бумажную записку.
– Знаешь, от кого это?
– Понятия не имею, – растерянно ответила я.
– Будь благоразумна, пожалуйста. – С этими словами она удалилась.
Я раскрыла записку, кажется, что не дышала пока делала это. Я правда не знала, от кого это, и что там может быть написано. За эти секунды, пока я не прочитала, меня успела накрыть волна страха, что кто-то узнал, кто я, что кто-то будет мне угрожать... и...
Это был Дарий. И он звал подойти к библиотеке на пять минут. Странно. Что ему понадобилось? Но мне ничего не оставалось делать, как последовать его приказу. Или просьбе? Что это было, вообще?
Я подошла к библиотеке, прислушиваясь и принюхиваясь. Но нигде не чувствовала его... Мои шаги замедлились, и тут я услышала его. Я резко развернулась, вздрогнула. Но он казалось, испугался больше, чем я. Его глаза расширились при виде меня, а руки замерли. Он, видимо, хотел снова поймать меня и напугать. Я вопросительно подняла брови.
– Господин Дарий, рада вас видеть. Вы звали меня?
– Д-да, – ответил он, запинаясь и осматривая меня. Его взгляд прошелся по волосам, одежде, задержался на открытых ключицах. – У меня для тебя есть просьба и подарок.
– Оу! – только и смогла вымолвить я.
Он протянул мне цепочку из белого золота, на которой висел кулон со светло-голубым камнем.
– Это подарок, и я хотел попросить тебя надеть его.
– Это очень дорогой подарок, господин Дарий. Не думаю, что я могу его принять, – прошептала я.
– Я прошу тебя не отказываться, – ответил он, а затем добавил. – Пожалуйста.
Мне никогда никто не дарил украшений кроме родителей. Я облизала пересохшие от волнения губы и... кивнула.
– Позволишь? – спросил он, и я снова кивнула.
Она зашел за меня сзади, убрал волосы аккуратным движением. Я ощущала его дыхание рядом с собой и поняла, что мои руки слегка дрожат, я сцепила их вместе, чтоб унять волнение. Он застегнул цепочку и снова встал передо мной.
– Благодарю за подарок, – я слегка поклонилась. – Я буду беречь его.
Он сдержанно кивнул, все еще не отрывая взгляда.
– Увидимся на вечере, господин Дарий. Вы идете?
– Да, я буду там, – кивнул он с какой-то излишней серьезностью.
Я вернулась в комнату. Девушки заметили украшение, но ничего не сказали. Времени на расспросы уже не осталось. Люкасса нас поторопила, чтоб мы шли, ведь царь нас ждет.
Мы расположились в парадных комнатах, сидели по три человека за низкими столиками. Рядом со мной были Кали и Лаванья. Здесь были девушки под покровительством Люкассы. Но не все. Каким образом было решено, кто пойдет, а кто нет, было мне неведомо.
Царь Солен расположился за столом на подиуме, рядом с ним сидел Дарий и Сараби. Последняя, действительно, имела очень скучающий вид. Рядом с ней снова был ее спутник – солнечный лев. Мне уже начинало казаться, что она никуда без него не ходит.
Играли музыканты, я узнала, что они живут тоже в Доме, хоть и их услугами не очень часто пользуются. Здесь были и служанки с кухни, сидели за другими столиками. Все... молодые. Эта мысль где-то поселилась у меня в мозге и не давала покоя. Противный шепоток говорил, что здесь что-то нечисто. Но я пока не могла понять в чем дело.
Подавали еду исключительно служанки постарше. Почему такое разделение?
– Девушки, – обратилась Люкасса к нам. – Может быть станцуем?
Музыканты заиграли ритмичную музыку, а сама Люкасса подозвала пару человек к себе. Девушки свободно танцевали, двигая бедрами и животом. А я-то думала, что такие танцы исполняют только танриды. Странные порядки.
– Пойдешь танцевать? – спросила Кали.
– Я не любительница, – уклончиво отказалась я. Я правда не очень любила такие танцы.
– А я пойду, – ответила она.
Девушка подскочила со своего места и присоединилась к остальным, Лаванья осталась сидеть рядом.
– Ты не пойдешь? – спросила я ее.
– Я тоже не очень люблю танцевать, – ответила она, и ее щеки порозовели. – Хотя, это, наверное, странно звучит. Я до тебя не встречала тех, кто отказывался от танцев. Особенно, когда играет музыка, сам царь смотрит.
– Разве это правильно? – спросила я шепотом.
– Тш-ш! – строго посмотрела на меня Лаванья и пальцем поднесла палец к уху, а взглядом показала на династию.
Я поняла, о чем она, потому и не стала продолжать свою мысль о том, что кажется каким-то неправильным устраивать вечер с танцами молодых девиц в отсутствие жены. Я посмотрела на династию. Дарий сидел, опустив взгляд в свою тарелку, если он и поднимал его, то глаза были полны равнодушия. Сараби спокойно сидела ела виноград, периодически поглядывая на девушек.
– Дорогие мои, – поднялся царь Солен из-за стола. – Мне приятно, что в этот вечер мы сегодня собрались. Музыка играет, еда приготовлена великолепно. Развлекайтесь! Танцуйте! Пойте!
Спустя час Люкасса подошла и к нам, потянула за руки выводя в круг танцевать. Девушек было больше уже танцующих. Так было спокойнее, я старалась повторять движения за остальными. Возможно, это было не так активно и не так соблазнительно, но в ритм я попадала. Кали взяла меня за руки, и мы закружились вместе.
С одной стороны, я чувствовала беззаботность. Я так же танцевала со своей младшей двоюродной сестрой... Мы прыгали через костер и гадали на костях птиц в полнолуние, пели песни до утра и ели вишню в сахаре. Элайза ее очень любит.
Но... с другой. Мне казалось, что я опять предаю саму себя и свой народ. Я себе говорила, что это все ради них. Но легкость, которую я ощущала, слыша веселую музыку, говорила мне, что я предательница и мне нет прощения.
Сараби лениво потянулась, а затем что-то прошептала царю. Он благосклонно кивнул ей. Девушка взяла свою чашку и резко осушила ее, а затем встала и покинула комнату. Дарий проводил ее напряженным взглядом. Солен посмотрел на своего племянника, вопросительно поднял брови и показал на дверь.
Неужели царь намекает и Дарию покинуть комнаты? Но почему?
Я стала осматривать помещение, продолжая танцевать. Стражники оставались с другой стороны дверей. Я прикинула расстояние и... прекрати, Эстер! Что за ребячество!? Я и правда рассчитываю прямо сейчас это сделать? Да мне же хребет переломают стоит только ринуться к нему. Да он сам скальп с меня снимет, как поймет, что я не руку поцеловать к нему иду. А еще у меня все еще нет оружия. Надо... надо выпросить его будет у Дария. Как? Не знаю. Но надо действовать более тонко. Дурная бошка!
– Ты в порядке, Эстер? – Кали встревоженно тронула меня за плечо.
– Да, утомилась просто.
– Пойдем выпьем? – она кивнула в сторону нашего столика.
Я села с бешено колотящимся сердцем, стараясь глубоко дышать. Я молилась Луне, чтоб среди музыки моего сердцебиения не было слышно. Хотя... какие вопросы это вызовет? Перетанцевала. Вот и все!
Музыка резко затихла. Я оглянулась в сторону царя. Он выглядел спокойным, а вот на лице Дария застыло агрессивное выражение. Мне казалось, что еще немного и он кинется на своего дядю. Солен встал, а те девушки, что танцевали присели.
– Я не просто собрал вас здесь, мои прекрасные цветки, – начал он. Цветки? Он белены объелся? – Я рад каждой, кто сегодня здесь в этот вечер. Я благодарен каждой, что заботиться о нашем Доме. Вы все получаете хорошую зарплату, у вас есть крыша над головой и сытная еда. Я надеюсь, что вы довольны вашими условиями.
Девушки закивали, заулыбались. У некоторых на лице было почтение и уважение, а у некоторых откровенная преданность. Но следующие слова вызвали смущение и непонимание у всех.
– Всем известно, что в Доме династии Прайд есть традиция, названная в честь древнего цветка. Традиция фиолетовой орхидеи.
Девушки стали переглядываться, чьи-то глаза загорелись интересом, чьи-то страхом. А Солен тем временем продолжал:
– В нашем Доме эту традицию давно не вспоминали покуда не было нужды. Но всем она известна. А потому я вручу этот цветок одной из вас.
Мужчина достал из-под стола вазу, где стоял цветок, о котором шла речь. Насыщенный цвет лепестков, если честно пугал. Бутон в сильных руках царя выглядел... не естественно. Что за традиция, кости гнилые! Мне уже скажет кто-нибудь или нет?
Я увидела, как Дарий бросил на меня острый взгляд, желваки на его скулах дрогнули, я тут же отвернулась. Кали встревоженно посмотрела на меня. А затем ее взгляд переместила куда-то выше. Она смотрела уже не на меня, а за меня.
– Встань, Эстер, – я услышала шепот Люкассы.
Я обернулась и поняла, что царь дошел до меня с цветком в руках. Я слегка приоткрыла рот... Он протянул мне орхидею. Мне взять ее? Что нужно сделать? Упасть в ноги или поцеловать руку? А говорить-то, что? А мне вообще можно разговаривать?
Вот если бы у меня здесь был нож, то такая хорошая возможность воткнуть ему в шею...
– Ты знаешь, что это означает? – спросил меня мужчина.
– Она новенькая, – услышала я нервный голос Люкассы. – И воспитывалась на окраинах, с матерью жила. Вообще не образованная.
– Ты ее привела сюда, даже не предупредив? – нахмурился Солен.
– Мой господин, вы сами просили не сообщать деталей девушкам. Большая часть присутствующих знает о традиции фиолетовой орхидеи. Если бы я завела разговор... то стала бы понятна причина вечера. Прошу простить мою оплошность. Я не предполагала, что вы выберете ее.
Ее оплошности тут не было, на мой взгляд. Но она сидела на коленях около его ног, опустив голову. Мне было больно на нее смотреть. Для меня Люкасса была символом сильной женщины тут. Самостоятельной, энергичной, той, кто может управлять. И когда я видела, как дрожат ее ладони около ног царя, то желание плюнуть ему в лицо было еще сильнее.
Я быстро оглянулась на Кали, она выглядела встревоженной, я услышала, что ее сердце бешено колотится. Судя по всему, она знала об этой традиции и переживала за меня.
– Эстер, – обратился снова царь ко мне. – Не смущайся. В Доме династии есть традиция. Дом дает кров и пищу, а работа оплачивается. И как Дом помогает его жильцам, так и Дому иногда требуется помощь. Раньше во имя сохранения династии рожали много детей, но время нескончаемых воин прошло. – Он усмехнулся, а я сидела, прикусив язык. Ага, как же! Прошло... а три месяца назад что было? Поиграть ездил на Север?! – И к традиции не прибегали. Но... мой единственный сын погиб на Севере, а моя жена не может иметь больше детей. Традиция фиолетовой орхидеи – дарить цветок той, кто выбрана в наложницы.
В наложницы?! Да мой отец сейчас в земле перевернулся!
– Каждая, кто свободна в этом Доме, не является ни женой, ни наложницей другого, должна принять за честь возможность подарить наследника династии. А здесь сам я... Царь Дикого царства. Ты будешь проводить со мной вечера и ночи, пока не понесешь. А уж за рождение ребенка я не останусь в долгу. У тебя будут лучшие платья, лучшие украшения. Если ты переживаешь за гнев моей жены, то она понимает ситуацию. Прими эту орхидею, ибо у тебя нет возможности сказать нет.
Это было ужасно. Стать его наложницей... Я не хотела этого. Вся душа и тело противилась... Рациональная часть меня твердила, что так даже лучше. Я смогу ночью убить его. Расположить к себе, завоевать доверие и... сделать то, что хотела. Этот голос же твердил, что вот он. Реальный шанс доказать себе, что я могу. Откинуть свои детские страхи, перебороть ужасное чувство, что все неправильно. Какая разница... Что будут значить мои слова, если я откажусь от этого? Я вообще не могу отказаться иначе меня выгонят. Или убьют. Я не знаю...
Хватит страдать, Эстер. Ты сделаешь это, а потом убьешь его!
– Она не может согласиться, – раздался голос Дария прерывая затянувшуюся тишину.
– Что ты сказал? – обманчиво мягко поинтересовался царь.
– Мой господин, – той же опасной мягкостью ответил Дарий. – Вы сказали, что девушка не должна быть наложницей никого другого.
– У тебя нет наложниц! – прорычал Солен.
– Взгляните на ее шею.
Царь посмотрел на подарок Дария, его глаза изумленно расширились. Люкасса подняла голову и открыла рот от удивления. А я... не знала, что на меня успели надеть ошейник! Вот же шакал!
– Ты ей сделал подарок... Эстер, ты приняла подарок Дария?
– Да, господин, – еле слышно ответила я.
– Но как сказала Люкасса-мири, Эстер не в курсе всех правил Дома. Это не считается.
– Разве? – выгнул бровь Дарий. – Вы ей тоже собрались вручать орхидею, хотя она не знает о правилах.
– Чтож... Эстер... – царь осмотрел меня с ног до головы. – Вы успели получить внимание двух мужчин сразу. Но принадлежать можете только одному. Забирай ее покуда оказался первым, – бросил он Дарию.
Я глупо хлопала глазами, а Дарий взял меня под руку и кивнул головой на выход. Я оглянулась на Кали, она выглядела взволнованной, растревоженной, но попробовала мне приободряющее улыбнуться. Вышло у нее, конечно, криво. Я постаралась ответить ей тоже улыбкой, но губы отказались меня слушаться.
Я не поняла, как мы оказались в покоях Дария. Мы шли в тишине по коридорам, я не знала, что сказать. Дверь в его комнату закрылась.
С одной стороны, разделять ложе и пытаться забеременеть, а точнее сделать все, чтоб не забеременеть от царя вообще не хотелось. И Дарий спас меня от этой участи. С другой стороны, он лишил меня шанса приблизиться к Солену. А еще сделал все это обманом! Сам все решил, всучил свой подарок... не спросив меня.
Ярости клокотала внутри меня.
Я почувствовала, как он отпустил меня под руку, развернулся ко мне лицом.
– Эстер, послушай...
Я не дала договорить ему и врезала кулаком по челюсти. Он не ожидал удара, а потому пошатнулся. С удивлением потер место удара. Кости гнилые! Обычная девушка не может бить так сильно, я же себя рассекречу. Нужно опустить голову и извиниться.
Но моя спина оставалась прямой, плечи расправлены, а смотрела я ему прямо в глаза.
– Хороший удар, – только и вымолвил он. – Но...
– Но не стоит так бить представителя династии и своего господина? – склонила я голову, чтоб не покусать его, сощурила глаза. Еще чуть-чуть... и я зарычу.
– Я не собираюсь тащить тебя в постель, успокойся. – Он примирительно выставил вперед руки, ладонями ко мне.
– Не собираетесь?
– Нет. Я просто не хотел, чтоб тебя против воли заставляли идти на ложе к другому.
– Вот как. А почему вы решили, что против воли? – Ну и зачем это вырвалось из меня?
– Что?
– Вы надели на меня это! – Я сорвала с шеи украшение и кинула ему в лицо, но Дарий поймал. – Вы знали, что будет за вечер! Знали, не спросили меня, что я все об этом думаю. Просто всучили мне это, надели как ошейник на зверя... Лишили меня права знать все и принять решение.
– Ты бы хотела... принять тот цветок? – спросил он глухо. Его лицо абсолютно ничего не выражало.
– Какая разница?! Даже если нет, вы не спросили меня. Я... я...
Я отвернулась и отошла к окну, посмотрела на луну на звездном небе. Ох, великая мать, что взирает на нас с темного неба. Дай мне сил и благоразумия. Я... всего лишь служанка сейчас. И я наорала на своего господина. Да, черви земляные! Какой он мне господин?!
Я повернулась к нему. Дарий все так же стоял на середине комнаты и смотрел на меня. Мне так сложно читать эмоции по его лицу, не могу узнать, о чем он думает, что его волнует. Надо исправлять ситуацию.
– Простите, – тихо сказала я. – Я не должна была так кричать. Вы – мой господин, вы – хозяин в этом доме. И я прошу прощения за то, что произошло. Это от эмоций. Слишком много для сегодняшнего вечера. А я всего лишь слабая девушка.
– Не очень слабая. И вовсе я не хозяин. – Он снова потер челюсть.
– Извините, пожалуйста, это от шока. Давайте я принесу мазь и...
– Не нужно, – сказал Дарий слишком резко и я вздрогнула. Он подошел ко мне, слегка тронул за плечо. – Прости, не хотел тебя пугать.
– Все в порядке.
– Я не подумал, что ты можешь быть против. Я просто не хотел, чтоб тебя к чему-либо принуждали. Решил...
– Спасти меня? – грустно усмехнулась я. – Опять я что-то должна...
– Нет, спасение вышло не очень. И я, правда, не собирался тебя тащить в постель. Нет таких планов, не переживай.
Не переживай.
Тогда почему мне так неприятно это слышать? Я же должна радоваться. Но опять ощущение как в храме любви. Я... слишком маленькая для него? Слишком ребенок? Но мне уже восемнадцать. Я взрослая.
Хотя, если быть до конца честной с самой собой. Я до сих пор не чувствую, что повзрослела. Я как будто застыла в переломном состоянии после событий, которые были три месяца назад.
– Тогда я могу оставить вас?
– Боюсь, что нет, – покачал он головой.
– Почему?
– Ты вроде как под моей защитой и официально моя наложница и...
– Должна переночевать с вами?
– Не переживай, кровать большая. Ты можешь остаться в одежде. Или... я дам тебе свою рубаху, наверное, не очень комфортно будет в этом наряде.
– Да, вы правы.
Дарий дошел до деревянного шкафа, открыл его, покопался, а затем вернулся и протянул мне ткань.
– Это шелк? – удивилась я.
– Да, в ней будет удобно и мягко. И она большая, все закроет. Я отойду в тренировочный зал, можешь переодеться.
Он так и сделал. Моя ярость начала остывать. На смену ей пришла печаль. А еще стыд. Стыд за себя, за то, что я чувствовала облегчение от того, что меня спасли от такой участи. Я испугалась как несчастная трусиха, когда увидела эту орхидею и услышала в чем смысл традиции.
Дарий поступил очень благородно, и сейчас продолжал так поступать, выйдя из комнаты, давая мне пространство переодеться, предоставив одежду.
Я влезла в его бежевую рубашку, мягкую и приятную к телу, провела ладонью от груди до талии, приглаживая, а затем обернулась на кровать. Мне ложиться или его дождаться? Впрочем, зачем ждать его. Я обошла кровать, забралась на нее со стороны окна и накинула одеяло. От нервов я начала перебирать волосы, как будто рассматривать волнистые прядки было самым интересным занятием на свете.
Дарий вернулся в комнату, подошел к светильникам со свечами и затушил их. Комната погрузилась в темноту, разбавляемую лишь луной из окна. Я напрягла свой слух и... услышала, как быстро бьется его сердце. Он волнуется?
Мужчина снял одежду, аккуратно положил ее на комод и остался в одном нижнем белье на бедрах, подошел к кровати и заколебался.
– Я на вашей половине? – тихо спросила я.
– Нет, я обычно сплю по середине.
– Оу.
– Ничего страшного.
Он откинул одеяло и лег. Между нами было расстояние в еще одну меня, можно не волноваться, а просто уснуть. Расслабься, Эстер. С тобой ничего не сделают. Все будет хорошо.
– Спокойной ночи, – тихо сказала я.
– Спокойной ночи, волчонок, – прошептал Дарий.