Золотая клетка

О своём неожиданном сближении с фиктивным мужем Лайя думала практически не переставая, и казалось, что эти мысли могут свести с ума. Она разрывалась между «он не так ужасен» и «он чёртов убийца», и чаши весов постоянно менялись: туда-сюда.

Так прошли воскресенье и понедельник. Оба дня Влад отсутствовал дома — уезжал в штаб и офис, традиционно предупреждая утром, и Лайя вдруг осознала, что это уже почти не бесит. Она привыкла, ей стало практически всё равно.

Своё безразличие Лайя топила в тюбиках красок в мастерской. Погружала в них кисти, будто что-то искала на дне, но ни советов, ни ответов на баночках не писали. На холстах их тоже не находилось, однако Лайя оставляла неаккуратные мазки масла, пытаясь упорядочить собственные мысли.

Плюсы тоже нашлись: Лайя наконец завершила некоторые полотна, чувствуя даже от этого облегчение. Парочка из многих перестала наблюдать за ней с немым укором, даруя хотя бы каплю покоя.

Лёжа в постели в понедельник вечером Лайя не могла понять, чего ей не хватает. Что-то было не так, но она не могла взять в толк: что именно? Это чувство тревожило и без того беспокойную душу. Словно что-то потеряла или забыла, но Лайя не выходила за ворота белого дома.

Эти ощущения настолько взбудоражили в самом плохом смысле слова, что спать Лайя не могла. Не помогли ни распахнутое окно, ни включённый шум дождя, ни другая, не нагретая теплом собственной кожи подушка.

Что-то было не так, но что? Лайя отбросила одеяло и опустила на пол ступни, касаясь приятной прохлады паркета. Пусть приближалось лето, но ночи оставались довольно холодными — свежим ветром тянуло с улицы сквозь распахнутые створки.

Опираясь на край подоконника, Лайя посмотрела в ночь. В саду уже распустилась магнолия — светлые крупные цветы выделялись на фоне темноты, а сладковатый аромат забирался в комнату, окутывая шлейфом. Хотелось запомнить этот красивый момент на холсте, а ещё — смешать с запахом табака. Не любого — его.

Накинув халат и не став завязывать пояс, Лайя спустилась вниз. Она за прошедшие недели привыкла к дому окончательно, словно жила здесь всю жизнь. Ориентировалась даже в темноте, знала количество ступеней, знала, где свернуть. Подходя к кабинету Лайя подумала, что пора что-то изменить: повесить яркую картину в белой гостиной, заказать цветные подушки, добавить свечи. И сменить парфюм для дома — ему нужно что-то цветочное, возможно, фрезия или пион.

Кабинет ожидаемо оказался пуст, а сигарет на столе не было. Лайя осмотрелась в поиске портфеля — воровать никотин у мужа становилось плохой привычкой. Если один раз — случайность, то второй — однозначная закономерность, и стоило бы прекратить, но Лайя уже осторожно расстегнула замок.

В этот раз первым в пальцы попал сложенный вдвое листок. Нужно было проигнорировать его, конечно, но любопытство взяло верх — какие тайны скрывает фальшивый муж? Но, разумеется, это могло быть просто скучным документом или ничего не значащим списком.

Лайя развернула бумагу: рецепт на лекарства. Нахмурилась, попыталась что-то разобрать в темноте, но была прервана звуком открывающейся двери. Блядь. Лайя не знала, что ей делать, захлопнула сумку, развернулась, пряча рецепт за спину.

— Лайя? — на пороге стоял супруг.

На нём были только джинсы без ремня, в руках — ноутбук, и выглядел мужчина весьма озадаченным. Направляясь сюда, Влад меньше всего ожидал встретить жену. Кого угодно, но не её.

«Какого чёрта тебе не спится?!» — хотелось выпалить Лайе, однако она только натянула на лицо глуповатую улыбку.

— Что ты здесь делаешь? — Влад шагнул вперёд.

— Хотела одолжить у тебя сигарету, — правда сейчас выглядела самым безобидным вариантом, а пальцы заведённой назад руки покалывал листок.

— Не знал, что ты куришь, — мужчина прошёл к столу, чтобы опустить на него компьютер, Лайя развернулась.

— На столе я их не нашла.

— Ты уверена, что тебе это нужно? — подойдя к девушке, Влад взял портфель.

— Если бы не было нужно, я бы не пошла, — буркнула она. — Дай, пожалуйста.

Влад вздохнул, доставая пачку, Лайя резко повернула голову к окну и выпалила:

— Там кто-то есть?!

— Где? — Влад, отвлекаясь, посмотрел, рецепт тем временем упал на пол.

— Мне показалось, что кто-то говорит на улице, — Лайя безразлично пожала плечами. — У тебя что-то выпало, — она наклонилась, однако Влад среагировал первым, подхватив листок. — А ты зачем пришёл?

— За тем же, — развернув бумагу, Влад её рассмотрел, а затем убрал в портфель, беря взамен зажигалку, открыл пачку и поднял на жену глаза: — Здесь последняя.

— Ты же уступишь даме, — Лайя выхватила сигарету и направилась к окну, а Влад за ней следом, нервно сминая упаковку.

Остаться с ней наедине, в тёмной комнате — выглядело как очень паршивая идея. Настолько паршивая, что Влад даже не думал уйти, а смотрел, как жена ловко открывает окно, а затем усаживается на подоконник лицом к нему.

Лайя смотрела на Влада прямо, зажала между губами сигарету, чуть подалась вперёд, прозрачно намекая, что ей нужна помощь. Он был слишком близко — ближе уже нельзя, иначе крах. Однако Лайя продолжала ожидать, и Влад коснулся пальцем металлического колёсика — но хотел коснуться её, буквально везде.

Пламя. Короткая вспышка — несколько быстрых секунд. Казалось, что это их история — зажечься на мгновение и погаснуть навсегда. Может быть, поэтому они не давали себе шансов, выбирая тлеть?

Лайя затянулась, откидываясь назад, закрывая глаза, а Влад не мог на неё не смотреть. Уличных фонарей хватало, чтобы бесстыже разглядывать её грудь — такую аккуратную, подчёркнутую чёрной тканью и глубоким вырезом. Блядь, как же она заводила, пробуждала животную похоть. Интересно, она бы тоже так запрокидывала голову, сидя на нём сверху?

— Будешь? — Лайя поднесла сигарету к губам мужа.

Влад хотел перехватить её, но девушка отрицательно покачала головой — губы мужчины сомкнулись вокруг фильтра, а пальцы Лайи тронули его лицо. Влад вдохнул никотин — глубоко, наполняясь до отказа запахом табака и её.

Влад не мог распознать его точно, разложить на ноты, слишком причудливая композиция — едва уловимая сладость, весенние цветы, лёгкость, но такая притягательная. Нестерпимо хотелось коснуться, сжать запястье, удерживая на месте, а затем зарыться пальцами в волосы и притянуть к себе. Заменить сигарету — её губами, смять их своими, протолкнуть в рот язык, показывая своё превосходство и власть. Однако Влад знал, что подобного не сделает — её полный ненависти взгляд в День рождения Адель слишком прочно отпечатался в памяти. Оставалось только пошло фантазировать.

Лайя невольно сравнивала, как курила здесь одна в прошлый раз. Было проще, без риска кинуться в омут и сгореть по щелчку. От Влада исходило тепло, а обнажённый торс манил к себе — прикоснись, прижмись, отпусти контроль. Забудь обиды, позволь чувствовать, ты же хочешь — прямо на этом подоконнике, разрывая криками ночь. Но Лайя лишь убрала от его лица сигарету, вернула этот ход себе, крепко затянувшись.

— Думаешь, твоё колье взяла Кассандра? — спросил Влад, пресекая всё, что могло случиться дальше.

— Я уверена, — фыркнув, ответила Лайя, отвернулась и стряхнула пепел в окно.

Влад инстинктивно ухватился за её бёдра, страхуя, но получил лишь возмущение: «Руки!» — а хотелось бы услышать «Продолжай!» и рвать безжалостно шёлк.

— Да, извини, — Влад смутился, делая шаг назад, и вернулся к другой, более безопасной, пусть и животрепещущей теме: — Но зачем?

— Спроси, — девушка изогнула губы в усмешке, а затем в очередной раз сделала тягу. — Но её никто не поймал за руку, а отпечатки не найдёшь — я попшикала антисептиком.

Влад рассмеялся. Так просто и искренне, наблюдая за клубящимся в ночной прохладе дымом. Он утекал в открытые створки, смешивался с магнолией, а затем вовсе растворялся в темноте.

— Не смешно, — Лайя покачала головой и протянула сигарету Владу, но в этот раз не к губам, а просто отдала в руки.

— Я не знаю, как мне быть, — честно сказал мужчина. — Могу уволить хоть сейчас, но Адель... — затянулся, делая паузу. — Ей придётся привыкать к новой няне... Лишний стресс. К тому же, ничего подобного раньше не случалось, и колье снова у тебя... Я не знаю, правда.

— Может, ты и прав, — пожала плечами. — Насчёт Адель. Я тоже не знаю.

Влад вдруг улыбнулся: Лайя поболтала ногами в воздухе и казалась совсем девочкой. Да и по сути она ею и была — всего двадцать три, а он загружает её размышлениями о своём ребенке и разборках с прислугой. Придурок. Хочет её, фантазирует — грязно, порочно. Идиот. Нужно отогнать свои мерзкие мысли, потому что они двое — не пара, как бы хорошо не смотрелись в СМИ.

— Пойду спать, — соскочив с подоконника, Лайя поправила полы халата и вернула лицу привычную надменную маску. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, Лайя, — Влад развернулся и теперь сам присел на край подоконника, поднёс фильтр к губам и вдохнул.

В пару шагов достигнув двери, Лайя опустила ладонь на ручку и поняла наконец, чего ей сегодня не хватало, осознала, что не так. Понедельник, а она не получила цветы. Спросить? Глупо, Влад же не обязан. Лайя не позволила себе обернуться и покинула кабинет, но на губах остался привкус одной сигареты на двоих.

༻⋆⋆⋆༺

Мысли о том, почему Влад не прислал цветы, не покидали Лайю весь следующий день. Забыл? Решил, что это лишнее? Медовый месяц закончился? Она, конечно, сама сказала, что это не обязательно, но при том хотелось, чтобы внимание не заканчивалось. Эгоистично, но плевать.

После обеда Лайя разместилась за столом в столовой спиной к окну, во главе, где обычно сидел Влад, а яркое солнце путалось в её волосах и щекотало плечи. Девушка шаркала карандашом по листу альбома и иногда потягивала из стоявшей чашки кофе, который успел остыть. Она рисовала букет. Тщательно выводила лепестки и добавляла всё новые и новые бутоны.

— Как красиво! — Адель незаметно подкралась и отвлекла мачеху от рисования.

— Правда? — Лайя с улыбкой посмотрела на девочку. — Тебе нравится?

— Очень! А как эти цветы называются?

— Ранункулюсы.

Адель насупилась, не в силах повторить слово, затем встала на носочки, чтобы рассмотреть получше. Её пальчики коснулись белого листа, немного смазывая свежие следы чёрного грифеля.

— А можно их раскрасить?

— Конечно! — не задумываясь, ответила Лайя. — Чем ты хочешь рисовать?

— М-м-м, — Адель приложила ладошку к лицу, задумываясь. — Наверное, карандашами. Можно мы с тобой порисуем здесь?

Сразу после утвердительного кивка Адель умчалась в свою комнату, а вскоре вернулась с большой упаковкой и забралась на стул. Лайя подвинула к ней альбом, Кэт принесла только что испечённое печенье на красивом блюде. На пороге кухни экономка обернулась на смех: жена мистера Уолтера стёрла с выпечки сахарную пудру и испачкала нос Адель.

— А какого они цвета? — спросила девочка, хихикая и одной рукой утирая пудру, а другой вытаскивая карандаши всевозможных цветов.

— Бывают разного, но больше всего я люблю розовые, — Лайя потянулась за салфеткой, чтобы исправить свою шалость.

— Тогда раскрасим розовым.

Девушка улыбнулась. Они вместе разукрашивали цветы, чередуя разные оттенки розового, каких в наборе было шесть штук. Адель восторгалась, как красиво выходит, — и постоянно повторяла об этом Лайе, заставляя ту согреваться изнутри. Это было счастьем — не иначе, но почему-то внутри грустно хотелось добавить: «Алекс, прости».

Однако разве это предательство — быть счастливой? Разве она, Лайя, не заслужила счастья, хотя бы такого: рядом с маленькой девочкой, которая верит в чудо и согревает своим смехом, касаниями, объятиями?

— Знаешь, что я хочу? — спросила Лайя, чтобы отвлечь себя от размышлений, когда они почти закончили. — Выбрать сюда красивые подушки и картину. Ты мне поможешь?

— Конечно! — Адель засветилась подобно новенькой рождественской гирлянде. — А давай нарисуем сами! У тебя красиво получается, — она поменяла карандаш и добавила на очередном лепестке новую линию.

Улыбка снова коснулась губ и глаз Лайи. Она уже представила, какой прекрасный рассвет можно изобразить на большом полотне — нежный, с переплетёнными розовыми и жёлтыми красками. Акварель или масло? Акварель — лёгкая, почти невесомая, скользящая солнечными лучами по морской глади.

— Обязательно нарисуем, цветочек, — Лайя провела ладонью по волосам девочки, встречаясь с ней взглядами. — И повесим вон там, — указала на пустую стену.

В обещании Адель нашла очередное чудо и, бережно прижимая к себе рисунок, счастливая убежала на урок французского. Лайя смотрела на её спину и как задорно подпрыгивают локоны, и снова улыбалась.

— Я могу убрать? — Кэт подошла незаметно и тихо, Лайя обернулась.

— Да, конечно. Очень вкусное печенье.

— Я рада, что вам понравилось, — женщина тепло, почти по-матерински улыбнулась, а затем очень неожиданно добавила: — Лайя, ещё я рада, что вы здесь. Этому дому всегда недоставало счастья.

Лайя смотрела на неё удивлённо, застыв. Она не ожидала ничего подобного от экономки, однако слова — такие простые и одновременно предельно важные — проникали под кожу и заставляли расцветать радость, а внутри как будто распускались цветы.

— Извините, — Кэт смутилась своих откровенных слов, опустила голову и сделала шаг назад. — Я работаю у мистера Уолтера с его возвращения из Англии и желаю ему только лучшего. Простите ещё раз.

— Нет, Кэт! — Лайя порывисто поднялась на ноги и коснулась плеча экономки. — Не извиняйся. Спасибо, что ты сказала мне это, — в уголках глаз защипало, и девушка поспешила моргнуть. — Знаешь, когда я была маленькой, у нас была кухарка, миссис Кук. Забавно, знаюCook — готовить (английский).. И она пекла самые вкусные на свете булочки с корицей для наших работников. Самые простые, они иногда были не очень ровными, и их никогда не подавали к столу...

Лайя говорила и чувствовала запах свежеиспеченной сдобы, а память возвращала её в детство, в дни, длиною в бесконечность. Слёзы сдержать не удалось, но грусть была светлой, полной благодарности и тепла.

— ... но когда она их готовила — запах был сумасшедший, и я всегда приходила на кухню, а она давала мне эти булочки. Я сидела за столом, миссис Кук рассказывала мне сказки. Вкуснее я ничего, наверное, не ела, — Лайя шмыгнула носом и поспешила утереть солёные капли со щёк. — Прости. Что-то я расчувствовалась.

Кэт боязливо погладила хозяйку дома по руке и в ответ получила улыбку. Сказала неуверенно:

— Завтра у нас на десерт будут булочки с корицей.

— Спасибо, — Лайя кивнула и глубоко вдохнула, чтобы вернуть себе спокойствие. — Спасибо, Кэт.

༻⋆⋆⋆༺

— Доброе утро, мистер Уолтер! — секретарь сверкнула белозубой улыбкой, едва её босс появился в приёмной в начале новой рабочей недели.

Он никогда не отличался жизнерадостностью, но сегодня был мрачнее обычного. Мысли чем-то заняты, глаза опущены в телефон, на дисплее которого он быстро что-то печатал.

— Доброе, Вероника, — Влад на секунду посмотрел на девушку.

— Здесь еженедельный отчёт, — Вероника поднялась, протягивая папку. — Принести вам кофе?

— Сейчас приедет Гвен, принесешь два, — на ходу забрав бумаги, мужчина направился к своему кабинету, а на его пороге обернулся: — Не забудь сегодня заказать цветы, а не как в прошлый раз.

— Конечно, — заверила девушка, продолжая широко улыбаться и не споря, не объясняясь, что на прошлой неделе она болела, а букет не заказала её коллега.

О том, что цветы не привезли, сказала Кэт. Во вторник утром, подав кофе, в своей привычной почти материнской манере осторожно заметила, что доставка для миссис Уолтер вчера не приехала. Можно было бы исправить это, но Влад решил, что не стоит — букеты Лайе всё равно не нужны.

Влад хлопнул дверью, бросил на диван портфель, сел на своё место, сжимая переносицу пальцами. Сегодня был трудный день. И не потому что с пиарщицей предстоял разбор полётов и падений, не потому что вечером их с Лайей ждала встреча с губернатором Мэриленда, мистером Янгом — кормить того ужином и обещаниями. Просто день был дерьмовым по умолчанию.

Хотелось всё перенести, отменить, но с Гвен они не виделись больше недели и тянуть больше некуда, а в плотное расписание Янга в принципе было сложно попасть. Чёртов день всегда хотелось пропускать в календаре и расписании, но это невозможно, увы. Он давил тяжёлым прессом, заставлял думать, вспоминать. В этот день Влад неизменно начинал ненавидеть весну, пусть та подарила ему Адель.

Сегодня рубашка мужчины была чёрной, а две таблетки успокоительного он забросил в рот, ещё не встав с постели, до звонка будильника — хорошо, что вчера заехал в аптеку, предыдущая порция подошла к концу ещё в начале прошлой недели. Не зашёл к Лайе, только сев в машину, написал сообщение, во сколько за ней приедет водитель вечером, чтобы отвезти в Балтимор.

Время летело быстро, а слова — мимо ушей. Влад не мог сосредоточиться на том, что звучало из уст Гвен, на почте, куда не переставая летели новые письма, мысли уходили обратно — на годы назад. Воспоминания мелькали яркими вспышками: коротко, быстро. Они норовили застрять на одном конкретном моменте, однако Влад гнал это прочь. Лучше думать о хорошем, пусть и оно рвало душу в клочья, кромсало острым лезвием, посыпало пеплом.

Он мог бы прятаться в своём кабинете до ночи, обложившись бумагами, набив день встречами под завязку. Мог поехать в штаб, утопать в статистике, графиках, планах. Влад мог даже вернуться домой. Обнимать Адель, молчаливо ужинать с Лайей, разобраться с вопросом увольнения Кассандры. Но знал, что это неправильно, так нельзя.

Влад устало провёл ладонью по волосам, поднялся из-за стола. Он коснулся портфеля, размышляя ещё секунду, а затем достал пузырёк с таблетками. Вытряхнул на ладонь одну, а сразу за ней вторую, поднёс к губам и через мгновение запил, плеснув воды из графина. Он готов?

Нет, Влад ни капли не был готов, даже когда затормозил у ограды кладбища и уронил голову на руль. Невыносимо. Сколько раз он был здесь? Их можно пересчитать по пальцам одной руки, но Влад не мог приезжать чаще. Физически не мог приезжать и смотреть на надгробие, но должен. Это правильно, пусть док считал иначе.

Влад вышел из машины, нарочито громко хлопнув дверцей, взял с заднего сиденья букет белых лилий — любимые цветы Элис. То, что Лайе они не нравились, — Влада радовало. Ещё один хлопок, короткая пауза у чёрных ворот, и мужчина двинулся вдоль одинаковых надгробий.

Солнце светило ярко. Слишком ярко для годовщины смерти и чёрной рубашки. Влад шёл медленно, считая зачем-то ряды — у Элис восемнадцатый. Они познакомились восемнадцатого, в ноябре. Была премьера фильма, и Элис блистала — главная роль. Влад оказался там волей случая, также случайно они познакомились, столкнувшись во время фуршета. Остальное случайностью не было.

Могила Элис всегда выделялась: много цветов, записки, открытки, игрушки. Влада это злило. Даже спустя годы после смерти Элис продолжала блистать и находиться в центре внимания. Она это любила, питалась вниманием к себе. У неё получалось быть звездой.

Влад замер. Это правильно. Правильно быть здесь. Правильно оставить белые лилии, потому что Элис их любила. Только сердце заходилось в бешеном ритме, оно стучало везде: в висках, в горле, за рёбрами. Оно пульсацией отдавало в пальцы и делало ноги похожими на бетонные плиты.

Влад опустил на траву цветы. Что сказать? «Привет, Элис»? «Элис, прости»? «Элис, я теперь снова женат»? «Элис, наша дочь очаровательна»? Насколько глупо говорить с холодным надгробием, пусть оно нагрето весенним — почти летним — солнцем?

Задерживаться Влад не хотел: знал, что в этот день всегда прилетали из Бостона родители Элис и сестра, а с ними видеться особо не хотелось. Любили нагрянуть и фанаты, но, судя по всему, они здесь уже сегодня побывали.

Шаг назад, Влад соединил пальцы в замок, опустил голову — не то в жесте почтения, не то просто минута молчания.

— Спасибо, — наконец сказал Влад.

У него была Адель — лучшее, что могло случиться в жизни, главный подарок, который ему сделала Элис.

༻⋆⋆⋆༺

Припарковавшись в отдалении, укрывшись под сенью уже позеленевшего дуба, Ноэ смотрел, как фигура в чёрном покидает территорию кладбища. Смотрел и исполнялся ненависти, готов был броситься на него, повалить на землю и наносить, наносить удары, сбивая к чёрту костяшки и превращая в кровавое месиво лицо ублюдка.

Сначала казалось, что сложнее всего делить Элис с Уолтером — на двоих. Затем невыносимо было от мысли, что она исчезла из его жизни — сделала выбор в другую сторону, неправильную. После новости выбили из-под ног почву — Элис не стало. Ноэ пил. Пил и рыдал, уткнувшись в подушку, не принимал душ по несколько дней, ел китайскую еду из картонных коробок, а когда становилось невыносимо совсем — нюхал кокс.

Так прошло два месяца. Когда Ноэ пришёл в себя, отец плотно занимался делом Уолтера. Строил линию защиты, а таблоиды трубили о вине, порицали убийцу, компании одна за другой оставляли корпорацию. Но не Локиды.

Отношения отцов и детей в их семье никогда не были простыми. Ноэ не мог пойти и попросить оставить дело, не мог рассказать о том, что ощущает: гнев, переходящий иногда в пустоту. Он вынужден был смотреть, как убийца умывает руки, как прячет кровавые следы под белоснежные рукава дорогой рубашки, как отстраивает разрушенное королевство, делая ещё более могущественным.

Альберто победил — не могло быть иначе. А вскоре с гордостью отдал главного клиента сыну, заставляя ненавидеть каждый день лишь сильнее.

И теперь снова у них было общее, одно на двоих — скорбь. Только у Ноэ — истинная, у Уолтера — показуха. Вся его жизнь — показуха, странным образом тянувшая к себе ярких бабочек.

Ноэ опустил на землю цветы — белые лилии. С того самого дня, как он узнал, что лилии любит Элис, они стали вечным спутником его офиса и квартиры. Но в доме Уолтера он этих цветов никогда не видел. Верно, зачем напоминать себе же о своей жертве.

— Я скучаю, Элис, — Ноэ опустился на траву, отодвигая цветы, наверняка оставленные Уолтером, провёл пальцами по тёплому надгробию, — я так скучаю по тебе, Элис.

Ноэ знал, что она не ответит. А так хотелось снова услышать звонкий смех. Всё же они с Лайей отличались: Элис была магнитом, всегда в центре, самая яркая звезда созвездия; Лайя тоже блистательная, однако словно хотела спрятаться от внимания, закрыться.

— Надеюсь, ты меня простишь, — покачал головой мужчина, — я люблю тебя как прежде, но... но как будто чувствую это к другой женщине, — глаза стали влажными. — Это неправильно. Или правильно. Чувствую себя предателем, но... не могу перестать думать о ней. И о тебе тоже думаю. Это сводит с ума.

После минутного молчания, что прерывали лишь птичьи трели, Ноэ провёл ладонями по лицу, надавил на покрасневшие глаза. Раньше приходы на кладбище привносили в душу покой, однако сегодня легче не становилось.

Ноэ решительно поднялся, оставил напоследок «прости» и двинулся к выходу. Он обещал Лайе попытаться найти доказательства — он найдёт. Хватит бояться — ему давно не шестнадцать и даже не восемнадцать. Он может жить сам.

Через двадцать минут Ноэ уже был в офисе. Первым делом вошёл в уборную, ополоснул ладони, смывая запах смерти, затем набрал пригоршню воды и обрушил на лицо, отчего намокли и волосы.

Решимость. Она смешивалась с отчаянием и звуком работающей сушилки для рук. Но Ноэ вскоре шагнул в отцовский кабинет. Альберто не было на месте — ещё не вернулся со встречи с клиентом, и сколько имеется времени, Ноэ предположить не мог.

Ноэ прошёлся по помещению, приближаясь к столу, разглядывая идеальный порядок на том. Важное наверняка спрячешь под замок, поэтому Ноэ наклонился к сейфу. Он не знал пароль, но мог попытаться. Ноэ вводил комбинации цифр, ошибаясь раз за разом, снова и снова. Но сдаться не мог, он пробовал, пытался, ошибался, но не прекращал. Ровно до тех пор, пока не отворилась дверь, заставляя его выпрямиться и встретиться с холодным взглядом отца.

— Что ты здесь делаешь? — громыхнул Альберто, швыряя портфель в кресло у стола.

— Элис, — неожиданно смело ответил Ноэ, направляясь к нему. — Элис Уолтер. Что с ней сделал этот ублюдок?

— Уолтер? Занимательно, — льды немолодых глаз опасно сверкнули.

— Он её убил, да? — дыхание участилось. — Я знаю, что он.

Лицо Альберто исказила усмешка. Он одёрнул серый пиджак, сделал шаг вперёд.

— Интересно узнать, какого хрена тебя это волнует.

— Отвечай! — Ноэ повысил голос. — Это он?!

— Полиция дала ответ, другого не будет, — мужчина шагнул вперёд, намеренный сесть за стол, однако голос сына вынудил замереть.

— Тебя волнуют только деньги. За них ты готов лизать ноги Уолтерам, на остальное плевать, — каждое слово Ноэ ядовито выплёвывал, глядя в отцовское лицо.

Взмах руки, установившуюся вдруг тишину разрушил хлопок — Альберто залепил Ноэ звонкую пощёчину.

— Щенок! Как ты смеешь?!

Ноэ молчал и смотрел, прожигая ненавистью и злобой, с силой сжав кулаки.

— Всем, что имеешь, ты обязан мне! А я — Уолтерам! Если будет нужно, ты и задницу им вылижешь, — Альберто схватил сына за грудки, притянул к себе, дыша тяжело, — понял?!

Новая порция отсутствия слов.

— Понял?! Ты меня понял?!

Ноэ вновь ощущал себя мальчишкой, который старался, но не заслужил одобрения. Он вновь читал разочарование в потемневших от злости глазах, он вновь облажался, только вот на кону сейчас было иное — чужая жизнь.

— Он убьёт и Лайю... — процедил Ноэ. — И ты в этом будешь виноват.

— Кто это? — брезгливо бросил Альберто, отталкивая Ноэ, и тот от неожиданности ударился поясницей о край стола.

— Его новая жена.

— Ах ты сукин сын! — новый шаг вперёд. — Ты трахаешь эту шлюху?! Отвечай!

— Нет, — Ноэ отвёл глаза в сторону и повторил: — Нет. Но я уверен, что этот ублюдок и её бьёт. И это не закончится ничем хорошим.

На секунду Ноэ увидел на лице отца понимание. Или ему показалось? Или он придумал, слишком желая это найти? Но эта мимолетная эмоция быстро растворилась, и тот выплюнул прямо в лицо сыну:

— Мне плевать! Если он завалит десяток таких шлюх — я решу вопрос с каждой. Пошёл вон!

Ноэ покачал головой: разочарованно. Теперь он разочаровался в отце, окончательно и бесповоротно.

— Вон! — Альберто опустился в кресло и ударил кулаком по стеклу.

Секунда — за Ноэ закрылась дверь, а в ноздри ударил запах лилий. Потому что лилии любила Элис, а после их стало некому любить.

У них с Уолтером теперь было ещё кое-что на двоих — Лайя, но в этот раз Ноэ собирался одержать победу: спасти.