глава 15
Свет фонаря пробивался в окно, еще больше освещая светлый балетный зал. Сегодня Лиза занималась с Ириной Витальевной. Два с половиной часа подряд она отрабатывала сольную партию, доводя каждое движение до идеала. Через две недели выступление. Нежная партия Феи Драже из «Щелкунчика». Соколова лезла из кожи вон, чтобы получить эту вариацию, когда на нее было много желающих и настоящая борьба. Не ради аплодисментов, а ради того чтобы получить в глазах родителей одобрение, которого так ей не хватало.
Мыслями она постоянно возвращалась к Туркину. С Валерой она так и не поговорила, трусливо откладывала их встречу, а может, наивно надеется, что он сам придет. Уже прошла неделя с их последней встречи, Лиза ловила себя на том, что выходя из училища, взгляд предательски искал знакомую фигуру у фонаря, но под тусклым светом было пусто. Без Туркина стало непривычно, у нее пропал тот единственный друг, который появился в ее распланированной жизни так внезапно, но так же внезапно и исчез. Она снова одна.
Дома было знакомое напряжение, родители как всегда морально давили, Соколова пыталась справиться с этим сама, отстаивать себя, но силы были на исходе. Та неделя, что родители уезжали, была сказочной, Лиза почувствовала себя свободной, даже несмотря на те события, что произошли. Можно было петь, читать книги, валяясь на диване. Пустая квартира, в которой можно было дышать полной грудью, но сказка быстро заканчивается. Родители, кажется, не видели подавленности в дочери и вместо поддержки они добивали еще сильнее.
В один из дней, был экзамен по классическому танцу, который вела Елена Николаевна. Лиза пыталась делать все идеально, чтобы не подвести родителей, услышать похвалу, но в дневнике красовалась аккуратная четверка. Хорошая оценка, тем более для такого строгого и требовательного преподавателя, но не для родителей Лизы. Для них это позор, значит их дочь не дотягивает и расслабляется. Мало работает. И не оправдывает вложенные надежды и средства.
Вечером этого дня Лиза снова пыталась завести с ними разговор о том, чтобы хотя бы сделать перерыв, снова напомнила им о своей наивной мечте, что она хочет стать педагогом по танцам для малышей, видеть их счастливые лица, а не свое измученное в отражении зеркала. Родители, которые были вновь разочарованы своим ребенком, отреагировали резко.
– Что? – прозвучал голос отца в тишине их гостиной, – Сколько раз мы это обсуждали? Никакой педагогики. Мы столько денег вложили в балет! Неужели тебе нужно это тысячу раз объяснять? –
– Просто...я не уверена, что хочу этого, – тихо, почти шепотом, начала Лиза, – Я устала, мне тяжело, я не хочу этим заниматься профессионально, –
– Не хочешь? – влилась в разговор мать, – А кто должен хотеть, Елизавета? Скажи мне, кто? У тебя талант. Мы с отцом хотим лучшего для тебя, чтобы у тебя было блестящее будущее в театре, а не в зашарпанном Доме Культуры, где ты будешь за копейки учить маленьких пигалиц, – строго говорила женщина, без капли жалости.
– Мама, ну, ты же сама педагог! – вырвалось у Лизы, к глазам поступали слезы, которые она отчаянно прятала, – Ладно папа меня не понимает...но ты? Ты же каждый день идешь в школу, чтобы учить детей. Почему ты меня не понимаешь? – искренне дрожащим голосом интересовалась светловолосая, надеясь увидеть в глазах матери понимание и сочувствие.
– Именно потому что я педагог, я хочу защитить тебя от этого, Лиза. Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь и я говорю тебе нет. Твердое нет, – голос матери не дрогнул, звучала привычная холодность, – Нечего тебе делать в педагогике, гиблое, неблагодарное дело, я в свое время не подумала, теперь мучаюсь. Благо твой отец доход в семью нормальный приносит, – маме Лизы не нравилась ее работа. Она преподавала математику в школе, но всегда говорила об увольнении. Грозилась, что уволится, но пока что учителей в школе мало, поэтому руководство ее просит остаться хотя бы на этот год.
– Но я не буду мучаться. Я хочу делать это, я боюсь профессионального балета, боюсь его жестокости, – пыталась отстоять свое «я» Лиза, но глаза уже наполнялись слезами.
– Все боятся, – отрезал отец, его слово было окончательным и спорить ему не хотелось, – Это нормально, через это проходят все! Но сильные люди не сбегают, как трусливые зайцы, а преодолевают. Ты что, слабая? Мы тебя растили не для того, чтобы ты сейчас нам тут сопли на кулак наматывала. Мы растили сильную, волевую дочь, – его слова резали по сердцу. Лиза с ужасом осознавала, что она для них не дочь, а проект. Реализация их мечт и ожиданий, но кто ее будет слушать? Ее голос, ее мнение, ее «я» не имело никакого веса.
– Я не выдержу, – выдохнула она хриплым от слез голосом.
– Выдержишь! – чуть прикрикнула мать, в голосе которой не было материнской нежности, – Значит так, с завтрашнего дня берешь дополнительные занятия. Никаких поблажек, никаких «я не хочу» и «я устала». Ты будешь заниматься, пока не упадешь, вернешь себя в форму. И забудь о своей глупой хотелке. Твоя мечта это сцена Большого театра, ясно? – не дожидаясь ответа, родители ушли, оставив дочь одну в центре гостиной, раздавленную. Ноги подкосились и она медленно села на диван. А потом по щекам потекли теплые слезы, Соколова не могла уже держать в себе эмоции. Мир окончательно рухнул. Лиза заточена в балете и никогда не выберется из этой клетки. Родители требуют от нее соответствия. Она должна оправдать их вложения.
Нежная мелодия разливалась по залу, Лиза плавно двигалась в такт. Ноги, кажется, были содраны в кровь из-за пуант, была жгучая боль, но она не останавливалась. Танцевала и вкладывала все эмоции в танец. В эти минуты танец не был наказанием, он был спасением от навязчивых мыслей.
– Лиза, про спину не забывай! – раздался голос Ирины Витальевны. Педагог неотрывно смотрела на девушку, иногда подсказывая. В ее взгляде не было критики, как у Елены Николаевны. Соколова сосредоточилась еще больше, вытягиваясь в струну. Старалась дотянуть каждое движение до идеала. Музыка остановилась, а светловолосая сделала последние движения и замерла в изящной позе. Грудь высоко поднята, легкая отдышка и румянец на щеках, – Молодец, Елизавета! – произнесла Ирина Витальевна, в голосе которой прозвучала настоящая гордость, – Чувство стало глубже, уходишь в себя и это хорошо. Танцуешь не только телом, но и душой. Так держать! – слова похвалы были приятны. Ведь от родителей она никогда такого не слышала. Уходишь в себя. Да, она уходила. От реальности, от проблем и мыслей о нем, – Так, заканчиваем, можешь идти домой, жду тебя в пятницу, будем мерять костюм, там такая красота! К твоей светлой внешности очень подойдет, – легонько улыбнулась Ирина Витальевна. Педагог уже хотела уйти, а Лиза стояла в центре зала.
– Ирина Витальевна! – окликнула Соколова женщину, – Я хотела спросить..а можно поставить дополнительные занятия? Можно даже по две тренировки в день и в воскресенье тоже, я готова, – начала поспешно говорить Лиза. Это было не ее желание, а желание матери. Взять дополнительные занятия, чтобы идеально выступить и увидеть в их глазах гордость. И звучало это не как просьба, а мольба. Ирина Витальевна внимательно посмотрела на Лизу, а в взгляде легкая жалость.
– Лиза, ну, зачем себя так нагружать? – мягко сказала хореограф, делая шаг на встречу, – У тебя всего один выходной на неделе, тело должно тоже отдыхать Ты и так работаешь на износ, – эти слова были такими теплыми. И самое обидное, что это говорит не родная мама, а педагог. Лиза опустила взгляд, смотря на паркет. Она понимала, Ирина Витальевна права, но в голове звучали голоса родителей: «Надо доработать, бери дополнительные занятия и без поблажек. Будешь работать пока не упадешь»
– Пожалуйста, Ирина Витальевна, – тихо проговорила Соколова, почти шепотом, а педагог вздохнула. Женщина знала о их ситуации в семье, хоть и не так глубоко, но общую картину понимала.
Маленькая Лиза ей много рассказывала про своих родителей, которые говорят, что балет это ее жизнь, ее призвание. И сейчас Ирина Витальевна тоже все видит. Конечно, Лиза уже выросла и не рассказывает о разногласиях дома, но Ирина Витальевна чувствует. Видит как она переживает перед выступлениями, женщина видела ее родителей несколько раз и видела с какой предвзятостью и строгостью они смотрят на дочь.
– Ладно, Лиза, я придумаю что-нибудь, попробуем поставить дополнительные занятия, – все таки сдалась педагог.
– Спасибо вам большое! – улыбнулась Лиза и на лице расцвела улыбка. Но стоило Ирине Витальевне скрыться за дверью, как улыбка исчезла.
Репетиция закончилась, уставшая Лиза направилась в раздевалку. Светловолосая села на скрипящую скамейку, молча сняла пуанты, с привычным ужасом глядя на пальцы, на которых появились новые кровавые мозоли. В голове пронеслось детское воспоминание. Глянцевая картинка из журнала – нежные, почти фарфоровые ноги балерины в пуантах. Пятилетняя Лиза тогда этим очень восхищалась, так это нежно и чисто смотрелось. Но реальность другая. Вся эта картинка была обманом, за которой скрывается кровь, мозоли, физическая и моральная боль.
Она механически нанесла мазь и снова заклеила палец очередным пластырем. Каждая тренировка заканчивалась одинаково и израненные пальцы Лиза уже могла с закрытии глазами перевязывать.
Быстро надела свое пальто, шапку и закуталась в светлый шарф.
Выйдя из Дома Культуры она вдохнула свежий воздух полной грудью. Хотелось оттянуть момент возвращения домой, в ту гнетущую атмосферу. Вечерний воздух был холодным, колючим, обжигал щеки. Лиза побольше закуталась в шарфик, поправляя воротник пальто.
Тяжело вздохнув, она спустилась по ступенькам, придерживаясь за перила. И тут...она увидела его. Валеру. Он встал перед ней, а Лиза непроизвольно сжалась.
– Лиза, – тихо произнес он, но до боли мягко, ласково..Сердце светловолосой екнуло. Радость и испуг смешались в одно. Разум велел развернуться и уйти, но ноги будто вросли в землю. Она просто смотрела на него, взгляд напряжен. Соколова и сама хотела с ним поговорить, проговаривала сотни раз слова, которые она ему скажет, но на следующий день вся смелость исчезала, а сейчас они встретились лицом к лицу, – Нам нужно поговорить. Всего несколько минут, пожалуйста, – говорит Туркин, держа дистанцию.
– Я тоже так думаю..только быстро, мне через 15 минут надо быть дома, – тихо сказала она, сжимая балетную сумку.
– Я понимаю, что напугал тебя тогда, – начал сразу Туркин, а в голосе слышалась уверенность в своих словах, – Когда я увидел, что они с тобой сделали, все твои синяки...меня просто разрывало от злости, – спокойно говорит Валера. Честно и откровенно. Лиза смогла расслабиться и разжать ремешок своей сумки, – В моем мире так заведенно. Ты для меня..стала своей. И за своих отвечают. Так у нас принято, я пытался тебя защитить, –
– Я испугалась, – призналась она, – Не за себя, а за тебя. Я не хочу, чтобы ты меня так защищал, – тихо, но четко сказала Лиза, поднимая взгляд на него, – Мне от этого не становится спокойнее, наоборот, только страшнее, –
– Я не святой, Лиза, я не герой книг. Я не могу обещать, что больше никогда не буду драться, – честно сказал он, – Но точно могу обещать, что это не коснется тебя, –
– Но есть же другие способы. Можно поговорить, вызывать милицию..– наивно говорила она, с детской верой в справедливость, а Турбо усмехнулся, понимая пропасть между ними.
– Милиция? Лиза, тут так не работает. На улице действуют другие законы, там своя милиция, свой суд, – говорит Туркин, смотря на Лизу. На ее красные щеки, светлые большие глаза, – Эта группировка стала для меня семьей. И я не умею по-другому, никто не научил, –
– Научишься, – уверенно сказала Лиза, а потом замялась, – Я..помогу, – тихо сказала она, а глаза опустились вниз от смущения. На лице Турбо появилась слабая улыбка, – Я хотела извиниться. Я говорила, не думая. Ты не чудовище, просто тогда я правда испугалась, – они одновременно посмотрели друг на друга и увидели в глазах уязвимость и готовность все исправить.
– Давай попробуем снова начать общение с чистого листа? Дай, пожалуйста, шанс. Я буду держать дистанцию, если это понадобиться, договорились? – Лиза медленно, обдуманно кивнула. Это был ее осознанный выбор. Не сдаваться, а дать шанс. Себе и ему. А после ее кивка, на лице Туркина появилась искренняя улыбка.
– Договорились, – робко улыбнулась Соколова в ответ, а Валера протянул ей мизинец и это ее умилило. Так по-детски, наивно, но искренне. Улыбка на лице Лизы стала шире, теплее. Их пальцы сплелись. Так они и стояли под светом фонаря, с переплетеными мизинчиками, будто обещание.
Валера вызвался проводить Соколову. Все-таки уже темно, район не очень спокойный. И что уж тут говорить, они оба соскучились по этому мимолетному общению. Шли они медленно, Туркин подстраивался под легкую походку балерины, а сзади них оставались снежные следы от ботинок.
– Но я все равно не понимаю, – начала тихо светловолосая, пока они шли по улице, а под ногами хрустел снег, – Зачем тебе группировка? Там же все колечат друг-друга, каждый день это опасность, – искренне поинтересовалась Лиза. Валера молчал пару секунд, подбирая слова.
– Я тоже раньше не понимал, но потом в жизни что-то сломалось, – спокойно начал объяснять Турбо, про маму он рассказывать не хотел, пока что. Не сейчас, – Для меня это семья, друзья, которые прикроют. Все как у обычных людей. Вот, у тебя, например, есть друзья? В школе, на балете? – Туркин пытался объяснить на ее примере. Найти эту точку опоры.
– Нет, – сказала Лиза, пожав плечами. Так обыденно это выглядело, будто норма, – В школе я ни с кем не общаюсь толком, а на балете..сложная ситуация – замялась Соколова, отводя взгляд в сторону. Она замолчала, а Валера не торопил. Просто шел рядом, показывая, что он готов выслушать.
– Расскажешь? – аккуратно спросил он, а голос прозвучал тише.
И Лиза рассказала. Честно и без вранья. Без привычной романтизации искусства балета. Раньше она никому это не рассказывала, но почему-то Турбо открылась.
– Знаешь, жестокость есть не только в группировках, – вздохнула она, – У меня на балете...нет подруг. Там все враги. Соперницы, – Соколова сделала паузу, собираясь с мыслями, – Единственный мой друг это Ирина Витальевна, она меня с четырех лет учит, – слабо улыбается она, – На занятиях некоторые педагоги спокойно унижают, девочки..не защищают, а смотрят с гадкой улыбкой. Ведь для них чужие неудачи это наслаждение, – спокойно сказала Лиза. Она пыталась говорить это ровно, но Валера слышал как подрагивает голос.
– Каждый месяц контрольное взвешивание, это ужасно, стоять в одном купальнике на весах на виду у всех, когда озвучивают твой вес на весь зал. И каждый лишний грамм это позор. Это тоже насилие, Валера. Только бьют не кулаками, а словами. И шрамы тоже остаются, только внутри, – закончила Соколова свой рассказ. Туркин нахмурился и внутри что-то сжалось.
– Ты очень сильная, Лиза, правда, – искренне сказал Валера. Это было глубочайшее уважение к ее труду, – А друзья у тебя будут, как минимум, одну подружку я тебе обещаю, – пытался подбодрить ее, немного интригуя. Он познакомит ее с Надей и почему-то казалось, что несмотря на отличия, они подружатся.
– Что? – удивилась Лиза и в широко распахнутых глазах мелькнула капелька любопытства.
– Потом узнаешь, – говорит ей Туркин, слегка улыбаясь, – Лиз, а когда у тебя выступление? Я хочу прийти, – эффект был мгновенным. После этих слов, глаза Лизы заискрились.
– Через две недели, – почти выдохнула она, – Я буду танцевать партию Феи Драже из «Щелкунчика»...тебе правда интересно? – в ее вопросе слышалась надежда. И хоть Турбо действительно в этом не разбирался, но ему хотелось посмотреть как танцует Лиза и неважно в какой партии.
– Конечно, правда, – твердо сказал Валера, улыбаясь.
Они уже подходили к ее дому. Серая пятиэтажка. В нескольких окнах горел свет. Снег продолжал падать, засыпая дорогу. Лиза и Валера остановились за углом, как и всегда.
– Спасибо, что проводил, – говорит Лиза, поднимая на него глаза, – И, что выслушал, –
– Мне не в тягость, – понимающе улыбнулся Валера, – Спасибо, что рассказала. Обещаю, это останется между нами, – она кивнула, доверяя безоговорочно, – И еще кое-что, чуть не забыл, – Турбо начал спешно искать что-то в карманах куртки, похлопывая по ним, и достал кассету, протягивая ее Лизе, – Это тебе, группа «Комбинация» ты говорила, что не слышала их песни, –
– Спасибо больше, я обязательно послушаю, – Соколова взяла кассету в руки и это был не просто кусок пластика с намотанной внутри пленкой, это был самый дорогой подарок. Потому что Валера услышал и запомнил. Запомнил ее мимолетную фразу. Она действительно первый раз услышала популярные песни только на дискотеке, на которую сбегала вместе с Туркиным. В ее комнате был магнитофон, но он пылился без дела в шкафу. Ведь кассет с песнями у нее не было, а слушать Чайковского и Прокофьева не хотелось, их хватало и в зале. На прослушивание современных песен не хватало времени, иногда родители включали на семейных праздниках и то очень редко, – Ну, я пойду, а то мама вопросы будет задавать.. пока, Валера, – лучезарно улыбнулась Соколова и в улыбке была вся нежность и благодарность, которую она не решалась выразить словами.
– Пока, – парень улыбнулся в ответ, провожая Лизу взглядом. Дождался пока она зайдет в подъезд и не уходил, пока в окне ее комнаты не загорелся свет.
Лиза зашла в квартиру, закрывая дверь на замок. Лицо снова напрягалось, готовясь к новому допросу. Она неспешно скинула с себя пальто, как в коридоре появилась мать.
– На репетиции задержали? Ты про дополнительные задания спросила? – снова вопросы про балет. Не «Как у тебя день прошел? Что нового?». В их семье эти простые человеческие слова как будто были запрещены.
– Да, мам, мы с Ириной Витальевной репетировали долго, – устало говорит светловолосая, пытаясь не смотреть на родительницу, – Про дополнительные занятия тоже узнала. Теперь я буду заниматься каждый день, включая и воскресенье, –
– Вот и правильно, нужно работать и не расслабляться, –
Ужин прошел в тишине, нарушаемой лишь звоном посуды. Лиза пыталась побыстрее закончить с трапезой и уйти в свою комнату, под предлогом того, что ей надо доделать уроки.
– Мне еще физику доделывать, – вздохнула она, ставя тарелку в раковину, – Я пойду в комнату, –
– Не засиживайся допоздна, – прозвучало ей вслед, – Завтра вставать рано, –
Этим вечером на душе было легче, несмотря на бесконечное давление родителей. Словно кто-то открыл форточку в душной комнате. С Валерой они помирились, теперь осталось снова выстраивать этот мостик доверия и не поломать его. Страх у Лизы до конца не исчез. Она переживала за Туркина, видела сегодня его костяшки рук, на которых появились новые раны. Понимала чем он живет за пределами их мимолетного общения. Но Соколова будет учиться доверять ему. Ведь как говорила Ирина Витальевна: «Даже дружба должна строится на доверии»
Так прошла неделя. Их вечерние прогулки вновь возобновились. Такие ценные 15 минут рядом. Турбо узнавал ее мир, расспрашивал и искренне интересовался. Лиза рассказывала про строгие правила, про свою любимую постановку на сцене, про строгую Елену Николаевну. А Соколова, в свою очередь, слушала его истории о дворовых конфликтах. Он рассказывал ей про другие группировки. В один из дней Туркин проболтался и все таки рассказал Лизе о том, что он хочет ее познакомить с некой Надей, девушкой Вахита. Но пока что времени не было. Лиза была полностью в репетициях.
В очередной вечер Турбо ждал ее около Дома Культуры на привычном месте. Мимо него проходили люди: мамы с уставшими детьми, несущими скрипки в специальных футлярах, грациозные девочки из хора.
В дверях показалась и она, но не в привычном пальто и шарфике. Лиза выбежала на улицу в светло-розовом балетном купальнике с легкой юбкой. На ногах ботинки, которые контрастировали с нежным образом. Валера сразу же нахмурился и подошел к ней.
– Валера, привет! Мне нужна твоя помощь..зайдешь в ДК, пожалуйста, если не сложно, – просила Лиза. А у Туркина взгляд напряжен. Такой ветер на улице, мороз, а она даже пальто не накинула.
– Помогу конечно – поспешно ответил Валера, инстинктивно снял свою куртку, накинул ей на плечи, – Хоть бы пальто накинула, Лиза! Холод какой на улице, – в его голосе не было упрека, это была искренняя забота с его стороны, хоть и слегка грубоватая.
– Я же быстро, только тебя позвать вышла, – Лиза не поняла и удивилась этому акту заботы, но было очень приятно, что Валера переживает. Он взял ее за плечи, стараясь хоть как-то согреть, отводя обратно в здание.
Они зашли в Дом Культуры и Соколова провела парня в светлый зал. Туркин осмотрелся. Станок, огромные зеркала и высокие окна.
– В общем, я купила новые пуанты, – начала Лиза, взяв в руки бежевые балетные туфельки, – Их нужно сломать, но сама я не справлюсь, это тяжело, – сказала Лиза, а брови Валеры изогнулись в непонимании. Новые пуанты..сломать?
– Что? Что с ними нужно сделать? – переспросил Турбо.
– Ну, сломать. Так делают балерины, пуанты новые, жесткие, танцевать в них тяжело. Нужно сломать их носок, чтобы они могли быстро принять форму стопы, – Турбо, хоть и не понимал волшебства этих действий, но взял пуанты в руки и поломал носок, как показывала Лиза. Раздался треск, Соколова сказала, что это нормально и дала ему в руки вторую туфельку. Валера проделал те же самые действия, – Спасибо большое, я сейчас примерю и можем идти, хорошо? –
– Хорошо, не торопись, – Лиза села на стул и начала снимать обувь. Туркин ужаснулся, увидев ее ноги. Нет, это была не брезгливость, наоборот, удивление и жалость. Он видел много ужасов, участвовал в драках, видел много побитых в кровь лиц, но почему-то когда он увидел израненные ноги балерины, сердце сжалось. Лиза быстро завязала пуанты, встала на ноги и подошла к зеркалу. Валера наблюдал, как Соколова встала на кончики пальцев. На израненные пальцы. Ему самому стало больно, носок у пуант был жесткий, он сам же их трогал. А тут такая нагрузка. Но Лиза будто и не чувствовала. Делала легкие движения, работала в пол ноги, чтобы просто размять пуанты. Сделала несколько шагов вдоль зала и несколько пируэтов.
– Все, сейчас пойдем, спасибо тебе за помощь, – улыбнулась Соколова, – Я сейчас вернусь, переоденусь только и пойдем, – в ответ Турбо ей кивнул. Смотрел как она, легко, словно пушинка, убегает в раздевалку. И впервые подумал, что самая большая сила может показываться не в кулаках, а в умении терпеть боль ради чего-то красивого.
мой тгк turboxzw там будут все новости о выходе новых глав