Другая жизнь

2116 год. Южная Корея, Чеджу.

Уже три часа богачи, проходящие мимо, с презрением смотрят на меня и мертвой хваткой впиваются в свои кошельки, а большинство из них тупо пытаются игнорировать, впрочем, как и других бездомных бродяг.

Я вытираю тыльной стороной руки испарину со лба и встаю с колен, отряхивая затертые папины штаны. Неужели этим подонкам жалко дать мне денег?

Я сильно потею и, чтобы не запачкать когда-то новую майку, которая уже похожа на оборванные лохмотья, снимаю ее и завязываю на голове, будто косынку. Если посмотреть на меня со стороны, то можно точно сказать, что рос я не в роскоши. Мое тело очень худое, в некоторых местах кожа темная, поскольку я постоянно нахожусь на улице и принимаю удары палящего солнца. Но я в хорошей физической форме из-за своей работы в виде перетаскивания тяжелых мешков на длительные расстояния. Черные растрепанные волосы ужасно пострижены и грязны. Того же цвета глаза, постоянно источающие отрешенность, и в которых никогда не перестанут отражаться страдания, испытанные на протяжении всей жизни. Еще у меня пухлые, но потрескавшиеся губы из-за обезвоживания. В моих краях меня считают красавчиком. Ну, мама считает.

Целое столетие прошло с того момента, как наш город превратился в трущобы, а куда не пойди: везде одни трупы, умершие из-за голода и нехватки воды. Почему их не убирают? А как же маленькие дети? Их психика давно разрушена в крах. Честно говоря, здесь уже не осталось тех, кто бы удивился смерти знакомых, друзей и родных, для нас стало привычным, что истощенные люди валятся наземь и катятся в канавы. А там труповоз подбирает тела, и мы их больше никогда не видим.

Выжившее население, стирая руки в кровь, пытается найти еду или деньги, чтобы прокормить своих детей. Конечно, есть еще те самые богатые дяденьки и тетеньки, которые целыми днями сидят в своих коттеджах и намазывают на хлеб черную икру, запивая все это дорогущим вином. Они правят городом и у них в карманах по миллиарду долларов, это они выкупили город у долбанутого мэра и разрушили наши дома. Мы зовем их губителями, а они нас уродами.

Губителей можно увидеть в прозрачной Трубе подношений, которая служит для них переходом из одного сектора управления в другой. Мы работаем в секторах, взрослые по двенадцать часов, младшие по восемь. Их всего шесть: первый - сельское хозяйство, второй - рыболовство, третий - производство одежды и продуктов, четвертый - проверка качества, пятый - упаковывание, шестой - грузовой отсек, в котором я работаю. Губители отгородились от нас за толстыми стенами, не желая иметь дело с «полумертвецами», но мы-то знаем, что они следят за нами, за нашей работой и за интересными зрелищами, скажем, за кровопролитной битвой двух нищих за пару ягод.

Труба подношений - единственное место, где можно достать деньги без наказаний. В этой трубе есть множество маленьких дырочек, через которые богачи кидают нам деньги, поэтому я часто бываю здесь, но получаю мало и редко, как и остальные. Скупердяи чертовы! Можно, конечно, воровать, но это карается избиением на публике толстой плетью по спине, по моей спине несколько раз уже прошлись, а сейчас она еще не зажила, чтобы идти на повторный шаг.

Иду вдоль улицы и закусываю губу. Что же я принесу домой? Мои братья и сестры голодны, ни не ели уже неделю, да и у меня слюнки текут. Если пойду в первый сектор, смогу своровать, скажем, капусту, но ее так легко не пронести - схватят. Во втором могу наловить рыбы, но там тоже не вариант.

Толпа отчужденных людей расходится, уступая место черной машине, и все падают наземь, ударяясь лбами о землю. Нас приучили так делать. Тираны. Замечен в неповиновении - расстрелян очередью, так же как и у выхода из города, приблизился - умер. Хотя в этом есть свои плюсы, скажем, для изможденных жизнью «уродов». Иногда лучше наведаться к смерти в гости, чем ожидать ее визита.

Я прыгаю в кусты, чтобы не унижаться перед очередной порцией губителей. Шипы оставляют неглубокие порезы на груди, лице и руках. Не рассчитывал, что это будет куст роз.

Машина останавливается у входа в Трубу подношений, сначала выходит водитель. Он открывает дверь какой-то особе, которая неуклюже вылезает из салона автомобиля. Это оказалась девушка лет двадцати, на ней сидит свободное летнее платье, лица не видно из-за больших солнцезащитных очков, а на плече у нее висит зеленая сумочка. Объект найдет. Надеюсь, там есть что-нибудь съедобное, иначе сил моих нет на эти дурацкие диетические батончики.

Жду, когда они скроются в первом секторе, и сломя голову бегу домой за черной маской с вырезами для глаз и рта, которую я сделал из женских колгот, найденных в прошлый раз. Может, это и грех - воровство, но для выживания все средства хороши.

Я со своими двумя братьями, сестрой и мамой живу в деревне многодетных - это место, выделенное для проживания «уродов», в чьих семьях от трех детей и больше. И это очень жестоко, ведь многие сироты и старики вынуждены спать на улице, делая временные шалаши из сена. Молодые и средних лет одиночки постоянно работают, чтобы помогать нам с едой и другими ресурсами.

Нашей семьей занимается Джинён-хён, он очень добр и самоотвержен. Еще с детства я заимел привычку называть его Джуном, тот каждый раз смеется над этим и ворошит мои волосы. Джун - мой лучший друг, раньше он жил по соседству, пока вся его семья не заболела, и губители не выгнали его на улицу. Теперь он живет только ради нас, хоть и скрывает это, но сильно за нас переживает. Я ему очень благодарен, честно. Джинён-хён старается работать в две смены, он даже не имеет сменщиков, и вижусь я с ним раз в неделю, чтобы получить немного риса и ведро воды. Каждый раз, когда Джун приходит, то чуть не валится с ног, но держится из последних сил, чтобы не показать себя слабаком. Он совершенно не живет, не имеет ни личной, ни частной жизни. Помню его слова: «У пешек нет личности, поэтому я - никто, ничтожество, пустое место. Не будь мной. Ты - индивид».

Ненавижу губителей. Все бы отдал, чтобы плюнуть одному из них в лицо.

Отодвигаю полотно, которое служит нам дверью, и слоняюсь по коридору, сделанному из картонок, хотел зайти в основную комнату за маской, но услышал всхлипывание сестры и вышел во двор.

Она сидит на корточках спиной ко мне и плачет, скрывая лицо в ладонях.

- Я не могу их убить. Да ты посмотри на эти невинные мордочки! - кричит сестра, вцепившись в клетку с крольчатами, которых я нашел в первом секторе и за которых получил пятнадцать рубцов на спине. - Я не убийца.

- Не только следить за домом, но и готовка входит в твои обязанности, Хати. Они тупые, им ничего не будет, зато мы останемся жить. Сидя здесь, ты можешь спать сколько захочешь и иметь кучу свободного времени. Твое детство - это единственное, что я пытаюсь сохранить. А пара кроликов - это всего лишь будущий ужин, который я устроил ради тебя. Попробуй меня понять, - вздыхаю я.

- Но я хочу помочь вам! Хочу работать! - не унимается она, я сильно ударяю кулаком по стене, от чего она сильно пошатывается.

- Хватит. Тебе не позволено работать, понятно? Мы это уже сто двадцать тысяч раз обсуждали. Твое дело - наслаждаться жизнью, а не срывать каждый день спину. Будь паинькой.

- К черту! Моя семья умирает, а я ничего не могу с этим поделать! Это ты попробуй меня понять, дорогой братик. Бэм, когда ты последний раз видел маму? Ты знаешь, что у нее отнялась уже вторая нога, и она все равно пошла на работу? Невыносимо видеть, как один за другим умирают твои близкие! Я с ума сойду, если вслед за папой умрет и мама! - навзрыд, глотая слезы, произносит она и падает на пол, свернувшись в калачик. Я с трудом проглатываю комок в горле, беру маску и отправляюсь обратно в город. Она права: все мы скоро умрем.

Без пяти шесть начнется дезинфекция богачей в пятом секторе. Не хотят пахнуть нами, этакие брезгливые привереды. Каждому губителю предоставляют целых пять минут на это дело. Времени на ограбление более, чем достаточно.

Предстоит долгий путь к пятому сектору, а сейчас где-то к полудню, думаю, успею. После беспокойного путешествия я оказался здесь, спрятавшийся за какой-то железной штукой: отсюда лучше всего видно. Пока добирался сюда, очень боялся, что меня схватят, и сейчас тоже не могу расслабиться.

Так, первой пошла дамочка с собачкой. У нее я взял губную помаду для сестры и маленькое зеркало. Не знаю такого «урода», который видел губителей настолько близко, насколько сейчас вижу я. Она зашла в небольшую прозрачную трубу отличающейся от Трубы подношений тем, что установлена она была вертикально и в ней не было дырочек. На дамочку полил холодный дымящийся воздух, обволакивая все тело, усилился напор. Она вертелась, крутилась, терла свои руки, ноги, шею, скребла ногтями кожу. У нас оказывается взаимная неприязнь.

После нее пришел лысый мужчина, у которого я украл зажигалку.

Еще с десяток людей продезинфицировалось, пока не наступила ее очередь. Теперь на девушке были короткие шорты и широкая белая майка, солнце уже не такое яркое, так что очков на ней нет и я могу разглядеть ее миленькое белое лицо: пухлые алые губы (но мои все равно больше), большие карие глаза, маленький носик, взъерошенная челка, спадающая на глаза, и короткая стрижка. Она очень даже ничего..., но все равно не в моем вкусе. Богачка, пф.

Она кладет сумочку на пол и заходит в трубу. Далековато, но ноги у меня длинные, хоть и тонкие. Я стартую, хватаю сумку и бегу, сверкая пятками, только их и видели. Оборачиваюсь: она смотрит мне в след, не выражая ни негодования, ни испуга, ни злости. Совсем ничего. Странная.

Раньше я воровал по одной-двум вещам, а теперь унес целую сумку, значит, охрана будет обыскивать дома. Выну из сумки содержимое, незаметно кину опустошенную тряпку в кусты, и сделаю вид, будто она всегда там лежала. Отличный план.

На следующий день охрана не врывалась в наши дома и не избивала нас, нищих, а я ведь целую ночь придумывал отмазки. Все вокруг вели себя как обычно, и мне в голову ударяет мысль: «Она не рассказала о краже?». Нет, либо она тронулась умом, либо забыла. Скорее первое.

И все равно от вчерашней добычи не было пользы, поскольку сумка была полностью пуста. Она носит с собой пустую сумку. Неужели бывают больные богачи? Не исключено, что у нее ужасное зрение, и она увидела только то, как сумка «улетает» от нее. Или она рада, что избавилась от ненужной вещицы?

Что происходит?

Я хожу по улочкам и наблюдаю, как люди борются с жарой. На моей голове снова майка-косынка, поэтому мне немного легче, вот бы еще воды глотнуть. И снова возвращаемся к реальной проблеме - где взять еду?

Не знаю, что делать, остаётся только сидеть у Трубы подношений и ждать. Терпеть не могу такие моменты, а была бы цела спина, своровал бы рыбешки из второго сектора. Угрх.

Надеюсь, громко кашляющий дядя, сидящий по правую сторону от меня, не умрет сегодня, а то настроение испортит.

Примерно вот так я провожу каждый день.

Разглядывая свои пальцы, я шарахнулся от неожиданности, когда кто-то постучал по Трубе извне. Медленно поднимаю глаза и вижу ее, ту саму девушку, у которой я украл сумку. Она приветливо машет рукой и улыбается, я сглатываю и проверяю, может, не мне она лыбится: никого нет, даже кашляющего мужика. Значит, мне. Попался я, не избежать кнута. И что меня выдало? Худоба? Одежда? Повадки?

Она вытащила из заднего кармана джинсов купюру и, свернув ее, аккуратно просунула в дырку. Эта Труба звуконепроницаема, поэтому я лишь вижу, как она шевелит губами и говорит что-то типа «окей?». Когда я беру деньги в руки, она кивает и убегает. Разворачиваю бумажку - две купюры по тысячи вон! Господи, я куплю сегодня хлеб!

Почему я чувствую подвох?

В пекарне на меня смотрят очень подозрительно: не каждый день увидишь, как бедняк покупает буханку хлеба. Я сам такое впервые вижу. Прижав вкуснятину к животу обоими руками, я мчусь как можно дальше отсюда. Они хотят лишить меня обеда. Здесь такие правила - видишь еду в чужих руках, значит пора вести себя как животное - рвать за добычу.

Не желаю участвовать в игре на выживание, мне семью кормить надо.

Остановившись возле дома, я замечаю Джинёна, развалившегося на земле, бросаю буханку в сторону и падаю на колени рядом с другом, вцепившись в его рубашку.

- Эй, Джун! Вставай! - яростно кричу я, теребя его за плечи. - Тебе нельзя умирать! Только не ты и только не сейчас.

Я слышу его тяжелое дыхание, Джинен медленно приоткрывает глаза и шепчет:

- Воду и рис я принес... пожалуйста, - сглатывает. - брось меня в ближайшую канаву.

- Нет! - снова заорал я, вытирая пелену слез, застилающую глаза. - Пожалуйста, не уходи, не покидай меня, я принес еды, на тебя тоже хватит... Джун.

- Я смертельно устал, Бэми, мне пора на покой.

- Ты еще слишком молод, чтобы идти на покой, слышишь?! Не вздумай умирать, идиотина! - Джун глубоко вдыхает и на выдохе его темно-карие глаза становятся стеклянными, взгляд устремляется в небо. Я прижимаю его к себе и, плача в родную рубашку, качаюсь взад-вперед.

Успокоившись, я отстраняюсь, прикрываю его веки, и наблюдаю, как из усталых и уже мертвых глаз скатывается последняя слеза. Теперь у меня нет друга. Но если бы он не вкалывал днями и ночами, если бы принимал еду, которую я ему давал, то не умер бы так рано.

Если бы губителей не было, он был бы жив и семья его тоже. Если бы не было губителей, мы бы жили по-другому. Во всем виноваты они. Поганые твари!

Вскипев от злости, я бросил буханку Хати и отправился в первый сектор, ждать дезинфекции, чтобы потом заставить их заплатить за мои страдания. Внутренний голос все твердил, что я должен быть жестоким, что должен выпотрошить из них все органы голыми руками. И я поддался ему, дал овладеть мной. Никогда я не чувствовал себя настолько мерзким и отвратительным, но мне нравилось думать о мести. Месть за семью, за ужасную жизнь в трущобах, за смерть Джинена, да за всё. Они этого заслуживают.

Первой идет та самая сумасшедшая, и я не медлю: набрасываюсь на нее, тащу за ноги в темноту и впиваюсь руками в хрупкую шею, медленно сдавливая ее. Ее лицо краснеет, и глаза выпячиваются.

Она даже не брыкается и не бьет меня кулаками. Я отпустил ее.

- Что с тобой такое? Безумно глупая девчонка!

- Ю Чонен, - улыбнулась она и протянула мне руку. - А как тебя зовут?

Я молча смотрю в ее невинные глаза и представляю свою завтрашнюю казнь.

- О, время закончилось, - говорит Чонен, встает с пола, дает мне какую-то бумажку и уходит, как ни в чем не бывало.

Почему она себя так странно ведет? Может, она инопланетянка? Или мазохистка? Скорее первое.

Раскрываю вчетверо сложенное письмо и читаю про себя, не забыв спрятаться в свое тайное место:

«Привет! Надеюсь, ты не выкинешь этот листо-о-ок~

Я борец за справедливость (!), поэтому предлагаю тебе поднять восстание вместе со мной! =^^=

Встретимся у тебя дома и я расскажу все подробнее ^О^

Отказ не принимается!

C деловой сделкой, которая перевернет этот город, твоя Ю Чонен»

Точно инопланетянка.

Еще одна мятежница, которую подвергнут самой страшной пытке - отрежут язык, разденут догола и ни за что не дадут умереть. Так она будет шататься ночью по переулкам, прятаться от людей из-за стыда, и постоянно думать о самоубийстве, которого не сможет совершить.

***

Сейчас я чувствую некую опустошенность: будто мою душу отсоединили от тела и бросили в мусорку. Даже думать ни о чем не хочется. Я где-то четыре часа добирался до дома, так не хотелось возвращаться. Слез жалко не осталось.

Сидя перед дверью дома, смотрю в никуда и ощущаю легкость на сердце. Как будто меня ничего не заботит. Приятно. Вот бы растянуть эту ночь.

Не захожу внутрь, Хати убьет меня за опоздание. Она, наверное, и не знает, что Джун умер. А кстати, вот и он: лежит прямо перед домом.

- Тебя убрать, дружище, или оставить лежать? - не получив ответа, я все же встаю и беру его под мышки.

- Помочь? - слышу я голос Чонён позади.

- Что, ты и трупов не боишься?

- Но он ведь был хорошим?

- Еще каким, - у меня дрогнул голос и я откашлялся.

- Тогда все в порядке, - улыбается она и берет Джинёна с другой стороны, мы перетаскиваем его тело за дом, я накрываю его картонками, чтобы труповоз его не забрал, и садимся рядом. Позже похороню его, как нормального человека.

- Я жду подробностей, мисс Борец-за-справедливость, - невесело усмехаюсь я.

- Ах, да! - очнулась Ю. - Расскажи всем о восстании и собери как можно больше оружия.

- Вот это подробности, - хлопаю в ладоши я.

- Слишком долго рассказывать, у меня нет столько времени. Но слушай, с наступлением темноты следующего дня я перебью охрану и отключу сигнализацию в главном Доме, и мы выведем губителей на площадь, а дальше вы сами придумаете. Согласен?

- Один вопрос, - тру переносицу я. - Ты ОДНА перебьешь охрану?

- Да, - кивает та.

- О господи, инопланетянка-киллер.

- Что? - непонимающе смотрит на меня Чонен. - Я не инопланетянка и уж тем более не киллер. В детстве папа учил меня боевым искусствам, на данный момент я прекрасно владею дзюдо, кунг-фу, ушу, тхэквондо и боксом. Сто килограмм могу одним махом уложить, - хихикает она, прикрывая рот ладонью.

Страшная женщина. Почему она до сих пор меня не убила? И не защищалась, когда я на нее напал? Я был слишком слаб?

- Хорошо, только будь осторожна, - говорю я, переводя взгляд на Джуна. - Мне будет его не хватать.

Чонен следит за моим взглядом и поджимает губы. Она начинает снимать с себя свитер, жарко, наверное, но потом она снимает футболку.

- Ты чего творишь, ненормальная? - восклицаю я и надеваю футболку обратно.

- А что, еще не пора? Ладно, тогда подожду, - спокойно лепечет она, постоянно поглядывая на меня.

- Пора куда? О чем ты вообще?

- О сексе. Я уже приготовилась, - Чонен достает из кармана пару плоских пакетиков с чем-то круглым внутри и машет ими перед моим носом. - Это презерватив, - по слогам говорит она. - Его нужно надевать на...

- Замолчи! Тебя вообще мертвецы не смущают? Я не хочу детей, ясно?

- Презерватив для того и нужен, чтобы детей не было, а удовольствие так легко не получить, - лукаво произносит она и зубами открывает один пакетик. - А он мне даже нравится, - говорит Чонен, кивая на Джуна.

Больная на голову, точно.

- Тебе не избежать этого, милый, - щебечет та.

Я встаю на ноги, когда она вытаскивает эту штуку из пакетика, и иду, куда глаза глядят. Выросла среди богачей и теперь пытается меня чему-то научить. Трясу головой - не позволю ей влезать в мои мысли.

На следующий день я ходил ко многим нищим и объяснял план восстания, все только съеживались и кидали в меня камни. Не очень-то оптимистично настроен мой народ. Их всех запугали. Хотя и набралась пара тройка человек, но этого все равно мало. Был бы Джинён-хён, его бы все послушали, а меня никто даже и не знает.

Я пришел домой и положил голову сестре на колени, она уже в курсе о Ю Чонён и о ее планах.

- У меня не получилось, Хати.

- А у меня получилось, - кусает губу сестра, запуская свои длинные пальцы мне в волосы.

- В каком смысле?

- Я собрала людей, пока тебя не было. Мне они больше доверяют, чем тебе, воришке, - прости, прости! - и еще братьям рассказала, у них на работе многие тоже такие козни строили и причем уже давно.

- Ты, конечно, умница. Но не нужно делать такие важные вещи без меня, хорошо?

- Бэм, мне страшно, - после недолгого молчания шепчет она.

- Ничего, сестра, все будет в порядке. Мы не умрем, я тебе обещаю.

- Угу, - мычит сестра, успокоенная моим ответом.

К вечеру у моего дома собрался почти весь город, и все с камнями, палками, вилами и другими тупыми и острыми предметами. У нас нет автоматов или танков, мы - простой народ. Надеюсь, этого хватит, чтобы противостоять губителям. Даже дети присутствуют здесь, снаряженные разными железяками. Кто позволил им встревать в это?! Черт.

Богачи украли у нас нормальную жизнь, теперь пришла наша очередь.

С поддержкой Хати и братьев я возглавляю шествие и веду людей в главный Дом. Там мы окружаем здание: самые сильные из нас пробираются внутрь, чтобы оглушить губителей и пронести их на площадь, а остальные занимаются коттеджами, где живут их помощники - сменщики телохранителей, охранники выхода из города, водители труповозов, стражи порядка в секторах и другие. Вынося бессознательные тела губителей, я передаю их Ёнджэ, а тот укладывает богачей в ряд на большой сети, сооруженной рыболовами из второго сектора, дальше несколько человек тащат сеть на площадь и связывают тела веревками, чтобы проснувшись, они не смогли причинить нам вреда. Закончив со следующим коттеджем, я вбегаю в него и поджигаю занавески зажигалкой, украденной во время дезинфекции у лысого мужчины. Стою в ступоре, зажмурив глаза и сжав кулаки. Я ощущаю, как она течет по моим венам, окрыляет и делает легче воздуха. Я не могу прекратить любить это чувство - месть. Такое сладкое слово. Чем больше я наслаждаюсь грехом - становлюсь более уверенным и безумным. Прямо сейчас хочу, что угодно избить, сломать, стереть в порошок. Но балка, пару минут назад висевшая на потолке, падает на меня, придавливая ноги, и тем самым запирает моего нежданного крушить-ломать-халка в клетке. А здесь очень жарко, как днем, только намного хуже. Что я делаю? Может, встать? Глаза и нос сильно щиплет, совершенно не чувствую ног и даже не пытаюсь их вытащить, под ними образовалась лужа темно-алой крови, но боли почему-то нет. Может, пора начать звать на помощь? Точно.

- Эй! Кто-нибудь! - кричу я, зачем-то махая рукой через десятки слоев дыма. - Я застрял!

Зажав нос рукавом толстовки, Ёнджэ подбегает ко мне, оглядывается на мои ноги и пытается поднять балку, но не может, он слишком слаб для этого, ведь как никак работает в пятом секторе: физической силы там точно не набраться.

- Я сейчас вернусь, никуда не уходи! - и убегает обратно, перепрыгивая через языки пламени.

- Я как бы не собирался никуда уходить, мне даже нравится истекать кровью, - ору вслед. - Кажется, у меня истерика.

Ложусь на спину, складываю руки на груди и закрываю глаза. Я подожду тебя. Я подожду.

***

Я просыпаюсь в мягкой постели. Я умер? Вижу возле себя спящую Чонен. Нет, не умер. Я вздыхаю. Может, удастся еще умереть, пока она не достала свои пакетики? Приподнимаюсь на локтях и тыкаю в ее макушку указательным пальцем.

Почувствовав мое прикосновение, она поднимает голову и разлепляет глаза.

- Проснулся? - сонно спрашивает она, потягивается, хватает меня за руку и тащит с кровати.

- Эй! У меня сломаны ноги, если что!

- Не сломаны, - бормочет она, не ослабевая хватки. - Вставай уже, нам пора.

- Да не могу я встать. А! - я упал на пол, и до меня только дошло, что ноги не болят, и что я могу свободно ими двигать. - Как...

- Пока ты спал, мы освободили другой город, производящий химические продукты, вот и взяли парочку лекарств для тебя. Будь здоров, Бэм! - улыбается она и снова принимается тащить меня.

- Ты сейчас мне руку оторвешь! Оставь, я сам пойду, - огрызаюсь я и осторожно встаю на ноги, чувствуя легкое головокружение. - Вот это технологии, а я был уверен, что у меня два перелома.

- Два закрытых перелома, - поправляет она и кивает. - Все верно, но мы справились, и посмотри на себя, как новенький!

- Где моя семья?

- Ась? - задумавшись, приходит в себя она. - Спокойно живет в красивом доме и не подозревает, что я тебя украду на неопределенное время.

- Ладно, допустим. А Джун? Его похоронили?

- Конечно! Ты еще спрашиваешь! По всем правилам, я сама следила.

- Сколько я спал?

- Две недели и четыре с половиной дня. Тебе давали снотворное, слабительное и другие штуки, поэтому твой организм спал очень долго.

- Ох ты ж, - я потер шею, осознавая новость. - А куда ты торопишься?

- Не я, а мы, - снова поправляет она. - Пока тебя не было, наши хакеры выяснили, что у этих «губителей» целая сеть производящих городов так, что нам с тобой многих придется освободить. Чувствую, будет война, хи-хи, - смеется Чонен.

- Почему нам с тобой? Причем здесь я?!

- Мне одной скучно, - пожимает плечами Ю и уводит меня в комнату с оружием.