10
Перед тем, как закинуть сеть в море, рыбак сначала распутывает её и только потом кидает, в надежде хоть на какой-то улов. Но что делать, если она не распутывается? Что, если она порвана? Правильно. Если порвана — выкинуть, если запутана — распутать.
Жизнь Леши больше походит на эту сеть — такая же запутанная и местами порвана. Что с ней делать? Выкинуть нельзя, а распутать сложно, но можно, только нужно время, как и время рыбаку, который старательно будет ждать улова. Только улов Леша поймал, причем крупный, ещё девять недель назад, когда сети были распутаны и удачно закинуты в море Трофима.
Леша не ожидал такого от альфы. Сердце сжимается от боли, обещает разорваться, тоска приходит снова и кружит голову.
Он остался один.
Никому не нужен.
Ещё и с ребёнком.
Душа омеги ликует, что большего счастья, чем малыш — нет, ещё и от истинного. Только истинный оказался ещё тем козлом отпущения, который выгнал своего омегу практически с малышом на руках. Придется самому всё делать. Друзей с детства нет, Леша всегда был отчужденным из-за насмешек и презрений, но это не мешало ему учиться, быть отличником, что и погубило. Родители тоже не исключение, постоянно потыкали Леше, мол «то мало учится, то много», «то толстый, то кушай побольше» и, честно сказать, он недолго прожил в такой неопределенности и вскоре переехал туда, где нет вечных «Леша то, Леша сё», а только «Я сам».
Он Сам научился жить.
Сам научился готовить,
сам научился стирать,
сам научился одеваться прилично,
сам научился убираться,
сам научился тому, что теперь знает,
за что получает стипендию и может за квартиру платить,
и только Сам научится, как правильно воспитать ребёнка, без чьей-либо помощи, ведь он сильный и самостоятельный омега, который всё сможет, всё вытерпит.
Что сказать о Трофиме, так ничего не сказать. Он до глубины костей поражен новостью о ребёнке и думает только о нём. Он безумно любит Лешу и хочет быть рядом со своим истинным, но у того под сердцем растёт маленькая душа, которую создал именно он.
Сейчас, сидя на кровати возле открытого окна с бокалом виски, он понял, насколько сглупил в жизни, оттолкнув омегу. Хочется вернуть время и сказанные слова, хочется вернуть Лешу с малышом; хочется вернуть свою любовь, заботу, ласку — в лице Леши.
После ухода Леши в доме Трофима холодно, темно, сыро. Капли воды с крана, что капают нервным тиком, бьют по вискам, действуют на нервы; метание тюли, от ветра из окна, создают прохладу каждым утром, а утро вовсе не утро, только обычное пробуждение после кошмара в холодном поту. Кухня, кажется, паутиной обросла и пылью укрылась, Трофим туда вовсе не заходит, ибо после колледжа — сразу в постель, или за стаканом и бутылкой. Трофиму кажется, что станет немного лучше, если выпьет алкоголь, но сердцу не прикажешь, всё равно болит за Лешей.
Каждый день, рано утром, в семь пятьдесят три, как по расписанию, он встречает Лешу у входа в колледже, который всегда убегает вперёд, даже не посмотрев в его сторону. Сердце щемит, и желание подойти становится с каждым днём всё больше, только слова, сказанные «тогда», останавливают.
Трофим порой удивляется Леше, как он только ещё может ходить на учёбу? Альфа думал, что тот замкнётся в себе, так как знал его характер, плохо знал и бросит колледж, но нет. Даже на шестом месяце ходит. Ходит пузатенький, кругленький.
Обычный, примитивный день оказался трудным для омеги. Он попросил свободное посещение, в чем ему не отказали, как-никак лучший ученик Музыкального колледжа с танцевальным уклоном, и ходит отчасти почти каждый день. С каждым днём всё труднее и труднее, потому что подниматься по лестнице тяжело, малыш-то растет не по дням, а по часам.
— Вы можете сдать все экзамены после Вашей беременности, так что можете ни о чём не волноваться, — мужчина сидит в кожаном кресле и ярко улыбается омеге. — А свободное посещение я Вам выпишу, приходите, когда сможете, и да… Стипендию Вы получать будете так же, об этом тоже можете не волноваться. Так, больше не смею Вас задерживать, Вы можете быть свободны, — мужчина встал и пожал омеге руку на прощание.
— Спасибо большое, я обещаю, что обязательно вернусь и сдам всё на отлично, — Леша сильнее сжимает руку его любимого учителя танцев.
— Иди-иди, и береги себя и малыша, вскоре увидимся, — протараторил учитель уходящему омеге, который уже выглядит, как колобок, и смеётся.
Выйдя из кабинета, у Леши улыбка до ушей, малыш шевелится и бабочки порхают вокруг головы. Поглаживая свой кругленький животик, что обтянут плотной длинной кофтой и укрыт простым комбинезоном, топает по пустому (все как раз на занятиях) коридору и радуется, что такому как он, ещё есть люди, которые помогут, видя его положение.
Выйдя из здания, омега решил передохнуть немного, ибо малыш что-то разбушевался и пинает папку. «Точно танцором будет», — думает Леша, улыбаясь, гладит по животу, чтоб успокоить малыша.
Погода отличная, солнце греет своими теплыми лучами, теплый ветерок обдувает лицо и ерошит волосы. Лавочка под деревом во дворе — как раз самое то. Усевшись посередине лавочки, омега судорожно выдохнул.
— Что ж ты такой неспокойный? Зачем папку тревожишь? — омега гладит свой большой животик, тем самым успокаивая малыша.
— Наверное, потому что любит очень папу, — этот голос… Этот голос омега не спутает ни с чьим. От такого низкого баритона и в штаны спустить можно. Леша резко обернулся и увидел Трофимаа. Сердце вновь сжалось, пальцы колят, холод по телу вперемешку с мурашками.
Трофим садится рядом, держа в руках пакет с яблоками. Противная тишина режет уши, но альфа это быстро исправил.
— Привет, — Трофим первый решил заговорить, но голос предательски дрожит, боится сорваться.
— Привет.
От такого холодного «Привет» у Трофима чуть сердце не остановилось. Он никогда такого голоса старшего не слышал, и это сильно пугает.
Ну ладно, «привет» сказал, а дальше что?
— Как дела?
— Нормально, только малыш в последнее время буйный немного, а так всё хорошо, — Леша улыбается и смотрит на свою руку на животе. «А у тебя как?» не последовало.
— Может, тоже танцором будет, как и папа, — Трофим улыбнулся и, вспомнив о яблоках, протянул пакет в руки Леши.
— Держи, это тебе, витамины. Ты хорошо питаешься? — Трофим смотрит то на лицо старшего, то на живот. Бо-оже, он так хочет его погладить.
— Д-да, я хорошо питаюсь, ведь в первую очередь думаю о малыше, — омега смущенно принимает пакет с яблоками и теребит ручки.
— Молодец, — Трофим позволил себе потрепать старшего по волосам, на удивление, со стороны Леши никаких запретов нет, только чуть розовые щечки.
На этом всё. Слова кончились, действия кончились и разговор кончился. Оба сидят, смущенно поглядывая друг на друга, и видно же, что каждый хочет что-то сказать, но язык не поворачивается на те самые заветные слова.
— А к доктору ходил? Что он говорил? Кто родится? — Трофим снова неловкую тишину прервал, ибо боится, что тот уйти может.
— Ходил, конечно, там всё хорошо, даже УЗИ делал, только просил доктора не говорить, кто родится, пусть это будет сюрприз, — Леша соврал немножко, ведь он знает, что будет альфа, только думает, что Трофиму знать это не обязательно. Зачем?
— Понятно…
— Ой… Ну ма-алы-ыш. — скулит, хихикает Леша и гладит снова живот.
— Что, пинается? — Трофим смотрит на довольного Лешу, прикусывает губу и давит в себе желание потрогать и почувствовать пинок ребёнка, глубоко-глубоко.
— Ага, — омега чуть пищит и радуется, как дитё леденцу. — Хочешь потрогать? — не успев спросить, омега резко схватил руку Трофима и прилепил к тому месту, где маленький толкается.
Трофим опешил и смотрит отрешенно на свою руку, что покоится на животе Леши.
— О… — вскрикнул Трофим, чувствуя сильный пинок. — Раз, второй — более тихий, а как только он провел рукой, успокаивающе поглаживая и тихо шепча «Спокойный малыш», пинки прекратились.
Леша хлопает глазами и дуется, по-детски складывая губки. Трофим смотрит на обиженного омегу и не понимает, что он сделал не так или вообще не должен был этого делать, отдергивает руку, пряча в кармане, где на ладони еще чувствуется тепло и пинки малыша.
— Прости.
— Да нет, просто… Когда я пытаюсь его успокоить, кажется, он сильнее меня пинает, а как ты потрогал — так тот сразу притих, вот засранец мелкий, — Леша улыбается и ещё дует губки, гладит животик, чувствуя успокоение изнутри.
— Ну правильно, ведь на отца… — Трофим резко замолк и мысленно дал себе по затылку чем-нибудь тяжёлым, ведь посмел затронуть за живое, но старое.
Леша сидит, как статуя, не шевелится и, кажется, не моргает, ибо наружу слёзы просятся. Губы сомкнулись, и, встав с места, бросив тихое «Пока», ушел, куда глаза глядели.
Прошло столько времени, но раны до сих пор кровоточат алым оттенком горечи и боли. «Отец? Пф…», — Леша ни о чём не думает, только несёт домой пакет с яблоками и хрустит перед телеком, поглаживая свой животик, а Трофим идёт домой на ватных ногах с опущенной головой. Он думал, что Леша немного отошел, остыл, но никак нет, только более отстранился и теперь, кажется, видеть не хочет, а это больно. Больно так, что выть хочется, но после сегодняшнего дня Трофим пить больше не будет, а обещает себе вернуть Лешу с ребёнком, ведь на ладони всё ещё чувствуются пинки малыша.
Его малыша.