Ягненок
Темнота.
Прошло уже три месяца с момента инициации. Прошло три месяца с моей смерти.
Скоро он придет. Легкий ветерок колыхнет занавески, нежным дуновением прикоснется к щеке, вплетаясь в волосы. Нежно прошуршит шелковыми простынями, обожжет засухой шею, плечи, губы... Прошелестит на ушко пару слов, и растает, улетит в окно с рассветным солнцем.
Мой серафим, орленок.
Таких как он называли и лесными духами, эльфами, и демонами, злыми бесами. Приходит каждую полночь, мучает, ласкает, перебирает шелковистые прядки невидимыми пальцами, целует в губы, жарко, сухо, страстно, будто не пил целую сотню лет, и нашел источник.
Прошло три месяца. Жители деревни пришли за мной, веревки терли запястья. Я не упиралась, покорно идя к берегу. Меня провожали взгляды матери, отца, подружек. Никто не бросился под ноги моим палачам, никто не просил моей пощады. Меня вели на алтарь, как невинного ягненка ведут на заклание. Я не упиралась, так было нужно.
Камень был тяжел. Я помню лишь, как ноги коснулись илистого дна, туманный свет над водной гладью, да пузырьки воздуха, столь ценного тогда, уходящие от меня ввысь. Последний вдох обжег легкие прохладной водицей, я билась в агонии на глубине, проклиная жестокость людей. И темнота...
По ту сторону не было ни райского пения, ни ангелов, про которых рассказывал нам приходской священник, только ощущение легкости, свободы от тяжелого тела. Я летела как птица, легче птицы, легче ветра, легче невесомости.
Я очнулась на берегу совершенно нагая. Вокруг столпились жители. И ты, Генри, и ты стоял там, в толпе. Сквозь дымку головокружения я прочитала в твоих глазах едва мелькнувшие ужас и отвращение. Ах, Генри, Генри, за что ты так с моим бедным сердцем? Не так давно мы обещались друг другу, родители уже готовили приданое... Ты слишком жесток, Генри, непростительно жесток.
Старуха, староста, отвела меня в домик на отшибе (тогда он мне казался почти дворцом), говорила про то, что я задобрила духа воды, что теперь я буду жить здесь, ни в чем не нуждаясь. Что я буду кем-то вроде царицы или богини.
Я не смогла ответить. Я никогда в жизни больше не смогу никому ответить. Речная вода смыла мой голос.
Он пришел. Снова повеяло запахом жимолости, снова холодный ветерок коснулся моей щеки.
— Теперь ты обручена, Алия.
Я прикрыла глаза и тут же ощутила сухой поцелуй в веки.
—Теперь ты моя, Алия.
Лямка сорочки скользнула по плечу, оголяя томящуюся жаждой кожу. Поцелуй, второй, третий... Из груди вырвался хриплый вздох.
Я, как и все девушки из деревни, мечтала выйти замуж, построить большой дом, нарожать кучу красивых детишек...
Смогу ли я теперь?
Мой речной бог целует, припадает к моим губам, обвивая прохладными пальцами стан. Ночь длинна, а под его ласками кажется лишь мгновением.
Ровно такой, как в легендах. И раньше девушек уводили ему в жертву, и, видимо, и раньше он ласкал их по ночам. Мы считали это только страшной сказкой, пока в деревню не пришла засуха. Пока жребий не показал мое имя.
Золотистый лучик пробился сквозь тюль.
Исчез. Снова. Как наваждение. Как сон. Я лишь расстроено вздохнула.
Я счастлива? Я счастлива. Почти.
Со двора донесся заливистый смех Генри.