Сэт
С раннего детства мама пристрастила меня к искусству. Она отдала единственного сына в художественную школу, нанимала скульпторов, чтобы они пробудили во мне страсть к их делу. Но когда мне исполнилось двенадцать, все это стало казаться мне никчемным и занудным. Я сделал простой вывод - все эти скульптуры для меня ничего не значат.
Один из моих учителей говорил так: "если тебе не нравится, то лучше и не делать вовсе, ведь это ни к чему нормальному не приведет. Если же ты попробуешь, то не почувствуешь то, что чувствует мастер своего дела". Наверное, это единственный здравомыслящий человек по имени Джорджио, который не принуждал меня и не искал во мне чего-то скрытого. Изредка я посещаю Джорджио. Живет он не в городе, по крайней мере теперь. Ему надоела городская суета и люди, которые постоянно суют длинные носы не в свои дела. Уже второй год он довольствуется сельской тишиной и природой. Два года маленький срок, но на это Джорджио отвечает, что года не имеют для него особого значения. Повезло ему, ведь в противовес чужому мнению он отгородился ото всех, купив себе дом. Я так, скорее всего, никогда не смогу.
Недавно я вернулся из Вены. Пять лет назад мать силой отдала меня в Академию художеств, где я учился фигуративной живописи. Частенько мы рисовали обнаженные тела. Где-то на третьем семестре меня начало тошнить от всего этого. Постоянные интрижки на одну ночь больше не завлекали, как и клубные дни ( после которых я тщательно скрывал похмелье, ведь в академии, если бы узнали, отчисли бы сразу), полу-оголенные тела на уроках. В общем, кое-как, с горя пополам я закончил учебу. Мне нравилось рисовать, но не принудительно.
Почему-то моя мать думала, что если мне нравится рисовать, то я обязательно стану великим художником, как она. Эта женщина решила за меня все самостоятельно. После того, как я закончил двенадцать классов, один год я отрывался по полной.
Уже третий день дома я, как хороший и примерный сынок, уселся рисовать самый обычный натюрморт. Акварельные расплывчатые и живописные пятна медленно растекаются по бумаге. Я беру лимонный цвет и намечаю линией место, где на лимоне ярко выражен этот оттенок. Потом я беру кадмий красный и "кручу" кистью по лимону, создавая объемность и реалистичность.
В этой, достаточно светлой комнате, веяло свежестью и спокойствием, которого я не наблюдал последние несколько лет. Эту необычайную и благоухающую тишину нарушил дворецкий. Я уже говорил , что остановился у матери?
- Винсет, к вам пришла гостья.
Он состарился. Думаю это нормально, ведь лет ему не мало. Около шестидесяти. Но не смотря на возраст, он чувствует себя прекрасно. Постоянно мечется туда сюда, словно дитё, выполняет каждое поручение матери.
- Прошу тебя, Дэкстэр, не называй меня так. Достаточно просто Сэт.
Причина раздражения - мое имя. Еще в школе меня постоянно называли Ван Гог. Моя мать, как переданная поклонница Ван Гога решила отыграться на мне и назвать в его честь. Никогда не любил имя Винсет.
- Хорошо, Сэт. К вам Кристианна.
Только ее сейчас не хватало.
Наши родители, точнее наши матери, безумно хотят сыграть свадьбу любимы детей , как и сама Кристианна. Только вот я против, как и отец "невесты".
Дом моей матери просторный, двухэтажный, с огромной верандой в помпезном стиле, шикарным садом с кустиками, над которыми "колдует" цветочник с прозвищем Шпага.
В холе, где уже ждала меня Кристи, висит огромная люстра из лже-бриллиантов. С левой стороны от стены есть лестница по которой можно подняться на второй этаж и зачем-то стоит диван рококо со столиком.
- Дорогой! - она моментально обрадовалась моему присутствию и словно пиявка прилипла к шее. Факт в том, что мы даже никогда не встречались, видимо, остается фактом.
Она обняла меня и чуть не облизала, как от радости порхающий на лапках щенок. Ее карие глаза загорелись огоньками, а пухлые губы растянулись в изящной улыбке. Кристианна блондинка, как и ее отец, она наивная, как ее мать, а еще она заядлый поклонник тусовок, как и я. Только мне приходилось говорить ранее, что все это по-тихоньку начинало надоедать, как и вся эта никчемная жизнь.
Я знаю, что если не буду подчиняться маме, то она оставит сына без денег. Так что вся эта никчемная жизнь так и останется никчемной.
Кристианна улыбнулась еще шире, и я увидел ее кривые зубы с отпечатком безумно розовой помады. Эта девушка всегда была такой. Ничто в ней не изменилось, - как была неуклюжей безвкусицей, такой и осталась.
- У тебя помада на зубах, - стало так неловко, ведь она кинулась искать косметичку в огромной сумке. Кристи достала зеркальце, сидя на корточках в этом коричневом платье, и принялась стирать помаду не салфеткой, а своим пальцем.
- Я все, - сказала она, наконец, встав из столь странного положения.
- Зачем ты пришла?
- Висечка, - мои уши словно стрелой прорезало после того, как я услышал это уродство. Она всегда так меня называла. Что-то вроде уменьшительно ласкательного обращения.-Завтра помолвка у твоей матери. Нам нужно подобрать костюмы, чтобы они расходились друг с другом.
- Ты хотела сказать подходили друг другу?
Кристианна слегка смутилась и согласилась с замечанием:
- Да, именно это я хотела сказать. Как насчет смокинга из золотых пайеток и золотого платья?
- Слушай, - я слега напрягся, засунув руки в карманы , - мы не пара. С чего это я должен планировать с тобой все это?
- Но...
- Никаких но! Неужели никак не дойдет: ты мне безразлична. Что ты есть, что тебя нет - мне плевать.
Из глаз девушки моментально хлынули слезы, и она выбежала из дома.
Все те пять лет она не переставая строчила бессмысленные письма, даже звонила. Естественно, я по ней не скучал. Ее было слишком много в моей жизни после того, как ее семья поселилась напротив нашего дома. Как хорошо, что у нее теперь своя квартира.