4 глава
Вивьен.
Вторник, кажется, идёт гораздо лучше, чем понедельник. По крайней мере, именно так я думала до ланча. Когда прозвенел звонок на самую длинную перемену, все подростки поспешили в столовую. Я последовала их примеру, спустившись на первый этаж к буфету, где стояли блюда с бесплатной едой для голодных школьников. Из всего разнообразия я выбрала лишь одно — сочное зелёное яблоко, и, найдя свободный стул, упала на него с усталостью и голодом.
Сделав первый укус, почувствовала, как сладко-кислый вкус мгновенно заполнил ротовую полость и освежил мысли. На миг показалось, что день действительно станет лучше.
Но вот в столовую входит троица парней — и весь шум, разговоры и смех словно затихают. Можно даже не оборачиваться — их присутствие привлекает всеобщее внимание. Они — элита этой школы, и все знают, кто они такие. Я закатываю глаза от такой очевидной показухи, но тут замечаю, что все трое идут прямо ко мне. Холодок проходит по спине, и я на секунду едва заметно поднимаю брови, затем возвращаю их в исходное положение, стараясь не выдать волнения.
Дилан садится на стол рядом со мной, ломая пространство своей уверенностью и наглостью. Вильям устраивается напротив меня, широко расставив ноги и занимая почти всё свободное пространство. А Бастер — мать его — нависает надо мной так близко, что я чувствую его дыхание, когда он оголяет свои клыки в ехидной усмешке. Я не отрываю от него взгляд, и в этот момент его руки внезапно находят мои бёдра. Тело подрагивает от неожиданности, а он, чувствуя моё напряжение, лишь усмехается в ответ. Его ладони медленно обводят контуры моего тела, и я рычу в знак протеста.
Однако его руки останавливаются у моих подмышек, и с лёгкостью он поднимает меня, словно маленького котёнка, садясь на мой стул и усаживая меня к себе на колени. Горечь поднимается в горле, и я тут же пытаюсь вскочить, но его рука упирается в мой плоский живот, не позволяя мне двинуться. Я пинаю его ногой, но он даже не морщит бровь.
— Знакомая обстановка, правда, малышка Виви? — дразнит меня Дилан, наклоняясь ближе и показывая язык, на котором сверкает пирсинговое колечко.
Я нахмурилась, совершенно не понимая, что происходит. Вся столовая, как зачарованная, наблюдает за нашим маленьким спектаклем. Вильям лениво отодвинулся на стуле и закинул ноги на стол около брата.
— Скажи, Вивьен, а Мэйсон подошёл к тебе сразу после того, как ты вышла из нашей пастели, или всё-таки на следующий день? — громко спросил Вильям. Они с Диланом, не скрывая удовольствия, заливались смехом.
Наконец я поняла уж какую игру затеяли — решили показать, что Мэйсон донашивает меня, что он пользуется мной, чтобы навредить парням Вальсон. Что ж, поиграем, мальчики.
— О, я думаю, это не так уж и интересно, Вильям, — мурлычу я, с хитрой улыбкой. — Хочешь, я расскажу, кто из вас действительно лучше? Но ты же знаешь, что ответ будет холоднее, чем тебе хотелось бы.
Руки Бастера неожиданно находят мои рёбра и начинают сжимать их пальцами, словно предупреждая. Они хотели игру? Они её получат.
Все трое будто застыл в ступоре от моих слов. Вены на лице Вильяма пульсируют, Дилан сжимает татуированными пальцами стол, а Бастер тяжело дышит мне прямо в ухо. Я считаю, что это лучший момент для ухода и спокойно встаю. К моему удивлению, Бастер не пытается меня удерживать. Я уверенно покидаю столовую, держа спину ровной и гордо расправляя плечи.
— Вивьен, — раздаётся голос Вильяма за моей спиной. Я не оборачиваюсь и продолжаю идти. — Только не заставляй нас пожалеть, если придется дать тебе урок ещё раз. Мусор нам не нужен.
Я сжимаю челюсти, останавливаюсь на пару секунд. Подошвы моих кед уверенно впиваются в плитку столовского пола. Я ничего не отвечаю: вместо этого, стоя спиной, показываю им средний и указательный пальцы и поспешно ухожу, не оборачиваясь.
Часами позже, лежа на кровати с закрытыми глазами, пытаюсь раствориться в пустоте, не думая и не чувствуя ничего. Но ничего не получается — черт возьми, как это тяжело. Я даже не знаю, что будет со мной завтра, в какую игру меня втягивают эти парни.
Вдруг дверь комнаты открывается. Я всё ещё лежу с закрытыми глазами, надеясь, что Амелия подумает, будто я сплю. Слышу, как она перетаскивает вещи в шкаф и затем садится на свою кровать.
— Ты правда спала с парнями Вальсон? — спрашивает она, смотря на меня с неподдельным интересом.
Я распахиваю глаза и возвращаю её взглядом. Амелия сидит, поджав ноги, и наблюдает за моим мрачным лицом.
— Слушай, подруга, — говорю я твёрдо, — это не твоё дело. Я понимаю, что тебе нравится узнавать и распространять новости первой, но я в эти игры не играю.
Она лишь смеётся и качает головой.
— Ты что ли пытаешься сделать меня виноватой в том, что ты познакомилась на той вечеринке с Мэйсоном? — голос Амелии был полон поддельного недоумения, но я чувствовала её скрытое злорадство. Ей нравилось быть первой, кто знает и распространяет слухи.
— Ты слишком узко мыслишь, — цокаю я языком, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Её прозрачные намёки были слишком очевидны. — Если тебе уж так интересно, то я ни с кем в этом чёртовом городе не спала. А дальше думай что хочешь, ты же всё равно мне не поверишь.
Амелия медленно кивает, словно переваривая информацию, её взгляд скользит по моему лицу, пытаясь уловить хоть каплю фальши. Я же, не желая продолжать этот бессмысленный допрос, просто пожимаю плечами и решительно встаю с кровати, чтобы выйти из комнаты, давая ясно понять, что разговор окончен. Мне не нужна её вечная жажда сплетен, когда моя голова и так забита проблемами.
***
Бастер.
Я сижу в своём кресле, тяжёлом и массивном, и в моей голове по кругу прокручивается этот чёртов образ.
Вивьен. Низкий рост, такой, что мне, наверное, пришлось бы упасть на колени, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Это бесило, но и притягивало. Молочная, почти аристократическая кожа, которая выглядела такой хрупкой, что хотелось проверить её на прочность. Пышная грудь, дерзко обтянутая тканью, и эта большая, манящая задница, которая даже в мешковатой одежде выглядела вызывающе. И почему-то эти блестящие, длинные чёрные волосы, которые струились водопадом по её плечам, казались неестественно идеальными. Пухлые, сочные губы, способные на едкие слова и, я был уверен, на нечто большее. Рваные конверсы, которые кричали о её пренебрежении к правилам, короткие шорты, и я был абсолютно уверен, что стоит ей наклониться, как можно будет увидеть соблазнительный изгиб её задницы. Обтягивающие майки, подчёркивающие каждый изгиб красивой фигуры.
И глаза. Ярко-голубые, такие глубокие, что в них, кажется, можно было утонуть. От них не хотелось отрываться. Чёрт меня подери, мне становилось дурно от одной мысли, что в этих глазах я видел совсем другие. Именно поэтому они и были такими глубокими, такими притягательными. Они хранили тайны, и это бесило.
Мои братья развалились на большом кожаном диване, прямо напротив кресла, в котором я расположился. Вильям, нервно, но ритмично отбивал пальцами по прохладному стеклу журнального столика. Дилан откинулся на спинку дивана, вытянув ноги, и неторопливо тянул пиво из жестяной банки. По моим скромным расчётам, либо он пил по капле, либо эта банка должна была опустеть ещё семь минут назад.
— Нам нужно поставить эту задницу на место, — шипит Вильям, его слова будто озвучивают общие мысли, витавшие в воздухе.
Дилан, наконец, ставит пустую банку на стол с громким клацаньем.
— Ты говоришь о большой, подтянутой заднице панкерской принцессы? — усмехается он, его взгляд скользит по мне, пытаясь уловить реакцию.
Мы с Вильямом одновременно закатываем глаза, но не можем скрыть лёгких усмешек, которые пробегают по нашим лицам. Дилан ловит это и довольно улыбается, обнажая свои белоснежные клыки.
— Да, именно об этом, брат, — кивает Вильям, его тон становится более серьёзным.
— От неё одни, мать твою, проблемы, с самого первого дня, — рычу я, вспоминая сегодняшнее унижение в столовой. Мои кулаки непроизвольно сжимаются.
— Да, не помню ещё такого дня, чтобы нас так принижала девчонка, — Дилан закидывает одну ногу на колено другой, скользя взглядом по нашей огромной, современной кухне, словно ища там ответы.
— Нас никто и не принижал, — рявкаю я в ответ, пытаясь заглушить неприятное ощущение унижения.
— Да, она всего лишь намекнула, что Мэйсон будет получше нас, — добавляет Дилан, намекая на её слова в столовой.
— Не про это речь, — резко останавливает его Вильям, его глаза сужаются. — Что за, мать его, интерес у Мэйсона к ней? И какую игру он затеял?
— Может, просто запал, — пожимает плечами Дилан, его тон становится безразличным.
Я закатываю глаза, а он смотрит прямо на меня, словно читая мои мысли.
— Да прям, не отрицай, что ты не кинул на неё свой зоркий, привередливый взгляд. Она соска, даже в рваных конверсах.
Вильям усмехается, глядя на моё хмурое лицо, и откидывается на спинку дивана, прислонившись к Дилану.
— Мы уступим её тебе, раз ты не брезгуешь к рваным конверсам, — говорит Вильям, и в его голосе слышится неприкрытая насмешка.
Мы все трое разражаемся грубым, циничным смехом, эхо которого разносится по просторной гостиной.
***
Вивьен.
Прохладный вечерний ветер обжигал мою кожу, и это было более чем приятно после душной комнаты приюта и ещё более душных вопросов. Я просто шла по ровной асфальтированной дороге, держа в пальцах сигарету, табак которой пропитал кончики моих пальцев, и выпускала клубы дыма небо. Мне не хотелось находиться в комнате, слушая дурацкие вопросы Амелии и её бесцеремонные попытки выведать мои секреты. Мне хотелось просто выйти, вдохнуть поток одинокого, свежего воздуха и немного побыть одной со своими мыслями, которые крутились в голове хаотичным вихрем.
Когда я услышала скрип шин и шум приближающегося автомобиля, то не обернулась до последнего, пока машина не затормозила прямо возле меня, и водительское окно не опустилось с лёгким жужжанием. Из окна мне улыбался Мэйсон, его дреды покачивались от движения.
— Привет, красивая, — приветствует он двумя пальцами, его голос звучит легкомысленно, но в глазах я вижу что-то ещё.
— Слушай, наши с тобой встречи в последнее время заканчиваются для меня сплошными проблемами... — я хотела продолжить, объяснить ему всю тяжесть ситуации, но Мэйсон меня перебивает, словно и не слушал вовсе.
— Я думал, ты любишь неприятности, — говорит он, его улыбка становится шире.
Я усмехаюсь, качая головой, и ничего не отвечаю. Отчасти он прав, но это не те неприятности, которых я ищу.
— Что ж, раз так, то позволишь мне загладить свою вину и угостить тебя мороженым? — он склоняет голову на бок, и его дреды послушно падают следом, добавляя ему очарования.
Я стою несколько секунд молча, взвешивая все "за" и "против", пока он не сводит с меня внимательного взгляда, ожидая ответа. Наконец, я решаюсь, чувствуя, что мне просто необходимо отвлечься.
— Хрен с тобой, давай, — говорю я, моя интонация не оставляет сомнений в моём пренебрежении, но шаг делаю навстречу.
Обходя машину, я запрыгиваю на переднее сиденье, ощущая мягкость обивки под собой.
Мы проезжаем мост, и я понимаю, что мы въезжаем в северную часть города. Мэйсон включает какую-то ритмичную, пульсирующую музыку, начиная качать головой в её такт, полностью погружаясь в неё. Я же просто смотрю в окно, на пролетающий мимо пейзаж, который в свете уличных фонарей кажется размытым и нереальным.
Наконец, мы останавливаемся около какого-то кафе с неоново-розовой афишей, излучающей приторный свет. Мэйсон выходит из машины, я делаю то же самое, и мы заходим внутрь заведения. Воздух пропитан ароматом сладких сиропов и чего-то искусственно-фруктового. Внутри всё украшено в тошнотворных розовых оттенках: от стен и потолка до салфеток на столах. Даже диваны возле белых круглых столиков были такими же, словно я попала в мир Барби или в самую приторную кондитерскую. Мэйсон отчего-то улыбается, проходя к одному из них, и я ловлю себя на мысли: неужели ему нравятся подобные места? Я иду следом и сажусь на розовое бархатное кресло напротив него, ощущая, как ткань кажется мне слишком мягкой и податливой.
К нам подходит молодая официантка в розовом фартуке, её улыбка тоже кажется чересчур приторной. Она вежливо приветствует нас, кладя на стол два меню. Я беру одно из них, выполненное в том же тошнотворно-розовом цвете, что и большинство декора здесь. Прохожусь глазами по строчкам и очень стараюсь, чтобы мои глаза не расширились от такого огромного ассортимента просто мороженого – здесь их видов двадцать так точно, каждый со своим вычурным названием.
— Как насчёт орехового рая? — Мэйсон улыбается, глядя на меня, его голос звучит легко и непринуждённо.
Я тут же нахожу это название в меню и читаю его состав: два сливочных шарика мороженого, карамельный топинг и множество видов орехов. Я хмурюсь, и, видимо, Мэйсон это замечает.
— Не любишь орехи? Я просто обожаю их, — говорит он, его взгляд скользит по моему лицу, пытаясь угадать причину моего выражения.
Я отрицательно качаю головой.
— У меня аллергия на них.
Он кивает, его улыбка слегка меркнет, и он возвращает глаза к меню.
— Давай что-то классическое, — говорю я, кладя меню на стол.
Мэйсон подзывает официантку, заказывая три обычных шарика пломбира для меня и этот самый «ореховый рай» для себя. Пока ждём заказ, мы сидим в молчании. Я откинулась на спинку кресла, задумчиво глядя на красивый оранжево-розовый закат за окном, который на удивление не казался таким уж тошнотворным, в отличие от интерьера. Мэйсон что-то печатал в телефоне, полностью погружённый в свои дела.
Проходит пара минут, и официантка ставит нам креманки с мороженым, желая приятного аппетита. Я беру маленькую ложку и, набрав сливочный пломбир, погружаю его в рот, чувствуя приятный, насыщенный сладкий вкус, который растекается по языку. Конечно, я и до этого ела мороженое, меня им бывало угощали парни, что питали ко мне симпатию, но вот вкус у него был совсем не такой. То мороженое было похоже больше на замороженное молоко с сахаром, а это... это было настоящим наслаждением.
— Нравится? — глотая свой кусок мороженого, спрашивает Мэйсон, поднимая на меня глаза.
Я киваю, ничего не говоря, и он улыбается, словно довольный моей реакцией. Он кажется таким непринуждённым, таким простым, но я знаю, что это всего лишь фасад.
— Вивьен, я бы хотел, чтобы ты составила мне компанию субботним вечером на мероприятие, — спокойно говорит он, продолжая есть своё мороженое, будто делает самое обычное предложение.
Я удивлённо таращусь на него, отодвигая креманку с тающим пломбиром. Мороженое вдруг теряет весь свой вкус.
— Что за мероприятие? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри нарастает подозрение.
— Ох, это ежегодная традиция города, на которой собираются все главы и их наследники, как нашего города, так и соседних. Я бы хотел видеть тебя в качестве своей спутницы на этот вечер. Ты бы стала моей напарницей.
Я скрещиваю руки на груди, не сводя с него глаз, пока он невинно улыбается, словно не понимает, о чём я думаю.
— Ты играешь в какую-то игру, Мэйсон, — говорю я, мой голос звучит твёрдо. — Для чего тебе нужно, чтобы я, обычная девчонка из приюта, была твоей напарницей на вечере элиты? Это бессмысленно, если ты просто хочешь хорошо провести время.
Он пожимает плечами, продолжая на меня смотреть, его глаза не отводятся.
— Тебе там самое место, красивая, — Мэйсон подмигивает, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Этот шаблонный комплимент раздражает.
Аппетит окончательно пропадает, и я уже просто смотрю на тающие шарики мороженого, которые теперь выглядят как безвкусная, бесформенная масса. Очевидно, что Мэйсон что-то задумал, и я понятия не имею, что именно.