Пробуждение

Та ночь, как мне кажется, была первой бессонной в моей жизни. Только лишь под утро мне удалось сомкнуть глаза.

В частности, я строил в своей голове предположения насчет того, как Салли мог оказаться на плотине Вивер. Видимо, приехали они с предками с Визнера часа в два или три пополудни. Скорее всего, он пошел нас искать, но так и не найдя, вернулся обратно. Мы же в это время были уже на плотине Вивер. По пути, возможно, он заглянул к Омару. Их дома располагались через дорогу, почти друг напротив друга. Омар общался с другой компанией ребят. Периодически, конечно, мы играли вместе в футбол и в другие игры, но держались наши компании обособленно. Однако Салли, будучи его непосредственным соседом, да и родители их поддерживали дружеские отношения, общался с Омаров довольно регулярно. Вероятно, кто-то из них предложил съездить на плотину Вивер, чтобы искупаться. И уже, вероятнее всего, в половине пятого вечера они там были. Они заняли место на противоположной нашему берегу стороне, судя по тому, где производились спасательные работы, поэтому увидеть их с такого расстояния мы бы чисто физически не смогли. Ну, а дальше произошло то, что уже никак не исправить.

Однако точную информацию всего произошедшего мы получили уже на следующий день. Собравшись с ребятами, мы решили самостоятельно узнать все подробности трагедии. Нашей целью был Омар. Все его вчера прекрасно видели и понимали, что он знает многое, если не все. Не будут же спасатели, в самом деле, опрашивать его попусту. Поэтому мы решили отыскать его.

Вскоре наши поиски дали результат и мы устроили ему настоящий допрос. Каждый из нас норовил что-нибудь спросить, задать свой вопрос, несмотря на то, что он ничего не прояснял и был вообще глупым и бессмысленным. Например, то ли Дик, то ли Зак спросили его:
- А в какое время вы выехали из Лилиджа?
Или вот, к примеру, что спросил, если не ошибаюсь, Эндрью:
- А почему вы решили поехать на плотину Вивер именно вчера?

Я думал про себя: «К чему эти вопросы?». Но было и много хороших вопросов, из ответов на которые мы узнали, в частности, что поехали они только вдвоем, как я и предполагал, что заняли они место на том берегу, где производились спасательные работы вчера, но в ярдах пятнадцати правее от непосредственно вчерашнего места поиска. Узнали также, что каждый из них взял с собой по две пластиковые бутылки объемом полтора-два литра, которые они использовали, засунув себе в подмышки, как спасательные жилеты. Помимо всего прочего, оставались два главных вопроса, которые больше всего интересовали меня лично и, я думаю, ребят тоже. Первый вопрос задал Тарис:
- Что случилось с Салли, как он утонул?

Было видно, что Омар немного разволновался, чуть погодя, он ответил:
- Мы заплыли довольно далеко от берега. Бутылки помогали нам держаться на плаву. В какой-то момент одна из бутылок выскользнула из-под руки Салли. Он, пытаясь поймать ее, потерял и вторую. Тут он начал барахтаться в воде, я думаю, он испугался, что-то типа приступа паники. Я, доплыв до него, толкнул ему обе бутылки, чтобы он мог ухватиться за них и снова использовать. Он начал хвататься за них и одновременно тонуть. Я пытался помочь ему, но не успел.

Что-то похожее на сожаление отразилось в этот момент на его лице. Второй вопрос задал уже я:
- Почему ты не спас его, не попытался хотя бы?
- Я пытался, правда. Я был рядом, я почти успел, но он уже шёл ко дну. Потом я испугался, я не мог выпустить свои бутылки. Поэтому я начал быстро плыть к берегу, чтобы как можно скорее вызвать спасателей, - уставившись в землю у себя под ногами, проговорил он эти слова.

Прошло примерно два часа, прежде чем у нас закончились вопросы. В итоге мы оставили его в покое, а сами разошлись по домам.

Именно тогда, а не в день самой трагедии, у меня возникло это неопределенное чувство. То ли ненависти, то ли злобы, то ли несправедливости. В силу своего возраста, я никак не мог понять, что же конкретно оно из себя представляло, никак не мог разобраться в чем причина. Возможно, чувство несправедливости было обусловлено тем, что утонул Салли, а не Омар, потому что где-то в глубине души мне хотелось, чтобы Салли был жив, а Омар утонул. Чувство злобы, наверное, было связано с тем, что в тот день его не было с нами, возможно, если бы он не уехал с родителями, то был бы еще жив, по крайней мере мы смогли бы его спасти. А чувство ненависти? Его я испытывал, как мне кажется, по отношению к Омару. Это чувство как бы говорило мне: «Во всем виноват Омар, это он не спас его». Подпитывалось это чувство сомнениями в отношении этой трагедии, деталей произошедшего, а также недоверием к словам Омара. У меня никак не укладывался в голове тот факт, что Салли, который отлично плавал, мог так легко запаниковать и просто барахтаться на месте.

Может Салли пытался ухватиться за Омара, чтобы вместе с ним доплыть до берега, а последний, почувствовав, что тоже начинал тонуть, просто оттолкнул его, отчего Салли мог нахлебаться воды, запаниковать и, как следствие, утонуть. Что же на самом деле случилось тогда на плотине Вивер 13 июля 2004 года доподлинно известно лишь Господу Богу.

Сейчас я понял, что не нужно пытаться определить это чувство, найти лишь какое-то одно, единственно верное. И ненависть, и злоба, и несправедливость и, возможно, еще множество других чувств, которым я не могу найти подходящее название, овладевали мной тогда и спустя много лет после тех событий. Да, мне было неприятно, когда я видел Омара, веселого, флиртующего со своей подругой или мило общающегося с продавцом газетного киоска. Я не знаю, что за чувства бушевали во мне в эти моменты. Они как бы разом охватывали меня, застилали мой разум. Значит все они имели право на существование. Может, после стольких лет мне давался второй шанс, чтобы разобраться во всем и наконец избавиться от этой ноши? Возможно, мне нужно доказать, что именно Омар повинен в смерти Салли, чтобы наказать его за эту смерть, чтобы отомстить ему за лучшего друга. Или наоборот доказать самому себе, что Омар не виноват, и смириться, принять ту реальность, которая уже существовала.