Глава 1
ЛИСА.
Я не героиня своей истории.
Я также не злодейка.
Я побочный персонаж - в чужих книгах.
Нежеланный ребенок, которого собственные родители сочли нелюбимым.
Я жила в тени, зажатая между переполненными страницами чужих историй, как увядшая роза. Пока он не вытащил меня из удушливой бумаги, поливая светом, пока я не расцвела, став той, кем, как он знал, я могла быть.
Чон Чонгук.
Мой лучший друг. Моя тайная влюбленность. Моя первая любовь...
А в наши дни? Мой горький заклятый враг.
Может, Чонгук и забыл меня, но я помню шрамы, которые он оставил после себя.
Говорят, лучшая месть - не быть похожим на своего врага.
Я выросла доброй, надежной и ответственной. Все то, чего не хватало ему.
Благодаря ему я больше не роза.
Я - шип.
***
ЛИСА.
Четырнадцать лет.
Его здесь нет. Прекрати его искать.
Я отвернулась от вечеринки и заставила себя сосредоточиться на волнах, которые боролись под зловещей луной. По небу рассыпалось звездное покрывало, сопровождавшее меня, пока я сидела на мощеной террасе Шильонского замка.
Вокруг меня шумели люди - танцевали, флиртовали, смеялись, жили. И все же я никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Каждое лето Чоны устраивали грандиозный бал в честь своего приезда в Швейцарию. Сотни родовитых аристократов и магнатов Европы съезжались в пышный средневековый замок на берегу Женевского озера, чтобы похвастаться связями с одним из старейших королевских родов в мире - двое из них были моими заносчивыми родителями.
Чонгук уже должен был быть здесь, бродить по коридорам или планировать изощренные розыгрыши. Он появится торжественно тогда, когда будет готов, и ни секундой раньше.
Не ищи его. Имей самообладание.
Слишком поздно. Предательское тело действовало по собственной воле, заставляя меня вернуться на вечеринку в поисках этих кудрей и озорных глаз.
Танцовщицы до отказа заполнили открытый бальный зал, лишив меня всякого шанса заметить его. Пастельные бальные платья, словно облака сахарной ваты, вихрились по каменным плитам с практической легкостью. С многоярусной сцены барочный оркестр благословил нас богатыми струнами «Маскарадной сюиты» Арама Хачатуряна. Один из моих любимых вальсов.
Я разгладила юбку своего ирисно-розового платья, зная, что родители не станут укорять меня за то, что я испачкала наряд об кирпичи террасы. Чтобы заметить вопиющее неуважение к атласному платью, они должны были сначала заметить, что я жива. Неудобный факт, о котором они изо всех сил старались забыть.
Я бросила взгляд под веранду. Если бы я упала, то ударилась бы о крышу, а потом скатилась бы прямо в гравий. Высота была десять, может, двенадцать этажей. Достаточно, чтобы убить меня. Я повернулсь к родителям, которые стояли рядом со своими друзьями в нескольких футах от меня.
Они не видели, что я сидела на краю.
Они вообще меня не замечают.
— Итак... — Женщина в оливковом платье уставилась на моих родителей из своего фужера с шампанским, ее шикарный акцент добавлял слоги там, где их не было. — Куда вы отправляетесь дальше, раз уж филиал в Цюрихе работает?
Папа работал в LuxorTrust, бутиковом банке, который специализировался на «массаже яиц богатых засранцев». Это его слова, не мои. Он занимался управлением, и в его должностные обязанности входило целовать неимоверное количество задниц, открывать новые офисы, чтобы удовлетворить международный спрос Luxor, и таскать нашу семью с собой в каждый уголок Земли, занятый миллиардерами.
С пеленок я знала только внутренности чемодана. Дом был абстрактной идеей. Это то, что было у других детей.
В четырнадцать лет я уже жила в Лондоне, Токио, Париже, Монреале, Цюрихе, Эр-Рияде и Будапеште. Несмотря на американский паспорт, за всю свою жизнь я провела в Штатах всего несколько месяцев. Когда меня спрашивали, откуда я родом, отвечала, что из Нью-Йорка. Но на самом деле у меня не было происхождения. Не было начала моей истории.
Если только Чон Чонгук сможет помочь. Вернее, если ты сможешь его убедить.
— О, даже не начинайте рассказывать мне о нашем следующем приключении. — Мама провела наманикюренными пальцами по черному бобу, свободной рукой царапая папин костюм от Prada. — Компания Джейсона хочет, чтобы он открыл новый филиал в Буэнос-Айресе. Ты знаешь, как я люблю этот город. Я сама наполовину аргентинка.
— Как Лиса переносит все эти переезды? — Муж Олив Дресс покрутил вино в своем бокале.
— Однажды мы с Фабьенн переехали на Аляску на три года. По работе, разумеется. Дети были в ярости. Должно быть, это тяжело для подростка.
— В академическом плане она всегда преуспевала. — Мамина спина выпрямилась. Так было всегда, когда речь заходила о ее самой нелюбимой теме - обо мне. — Она учится на дому у лучших репетиторов Европы и на следующей неделе заканчивает курс многомерного калька в Оксфорде. В прошлом году Ле Роузи дважды пытался ее завербовать, но вы же знаете, как это бывает при частых переездах.
— Вынужденный вздох протиснулся сквозь стиснутые зубы. — Так трудно на что-то решиться.
Она упустила из виду, что я пошла на занятия только потому, что услышала, что Чонгук может на неделю приехать в Бирмингем. Всего в часе езды на поезде от Оксфорда.
Ты даже не пытаешься изобразить спокойствие, Лиса.
Этот корабль уплыл, когда я начала просматривать сплетни в поисках новостей о семье Чонов в перерывах между сомнительным потреблением авокадо королевской семьей и громкими голливудскими разводами.
Олив Дресс похлопала маму по плечу.
— Лиса всегда была смышленым ребенком. В этом никогда не было сомнений.
В отличие от этой незнакомки, я не обманывала себя, принимая мамину оценку успеваемости за восторженный пятизвездочный отзыв. Не тогда, когда из нее, как вода из прорвавшейся плотины, просачивалась оборонительная реакция. Один порыв ветра - и мама опрокинулась бы навзничь от напряжения.
Олив Дресс хмыкнула, притворяясь сочувствующей.
— Как она справляется с социальными проблемами?
— Социальными... — Мамины губы сжались так плотно, что можно было раздавить бриллианты. С ее щек стекала каждая унция тепла. — Ну, она немного застенчивая и тихая по натуре. Не думаю, что ее это сильно волнует.
Мне не все равно, мама. Мне так не все равно, что иногда это меня душит.
— И мы не можем останавливать свою жизнь ради ребенка, ради всего святого. — Папа выхватил из маминых пальцев фужер с шампанским и бросил на проходящий мимо поднос. — Этот новомодный подход к воспитанию детей не для нас. В наши дни люди растят отродья.
У меня заслезились глаза. Я заставила себя сосредоточиться на танцующих парах, чтобы заглушить боль. Под слоями ткани мои ноги двигались в такт вальсу, с каждым взмахом ударяясь о перила веранды. Правая нога - назад. Левая нога - в сторону. Обе ноги - вместе. Левая нога - вперед. Правая нога - в сторону. И повторить.
Мои мышцы покалывало. Каждая косточка в теле хотела танцевать. Я завороженно наблюдала за тем,
как люди кружатся, кружатся и кружатся, и их смех проносился по моему позвоночнику, как порция эспрессо.
Буэнос-Айрес.
Я впервые услышала об их планах. Джейсон и Филомена никогда бы не позволили ребенку задавать вопросы не по делу - и уж точно не о будущем, которое они полностью контролировали.
— Такие эгоистичные вопросы расстраивают твоего отца, — укоряла мама всякий раз, когда я затрагивала тему наших постоянных переездов. — Тебе не стыдно, что ты такая неблагодарная и избалованная? Неужели ты думаешь, что все дети живут в такой роскоши?
Нет. Я вовсе так не думала. Проблема была в том, что мне не нужна была дизайнерская одежда, пентхаусы на небоскребах и шикарные рестораны. Мне нужны были верные друзья, домашняя еда и игра в ромми с родителями в ленивые вечера каникул. О таких вещах Чон Чонгук рассказывал сказки - такие красивые и чужие, что я не верила, что они могут быть правдой. И все же мне отчаянно хотелось, чтобы это было так.
Когда-нибудь у меня это будет. Счастье. Свобода. Друзья, настолько близкие, что они стали семьей.
Мама вздохнула.
— Во всяком случае, мы нашли решение.
Для меня это новость. Решение? Для моего одиночества? Может, мне наконец-то разрешат завести собаку?
— О? — Я повернула голову в их сторону и успела заметить Олив Дресс, наклонившуюся вперед.
— И каково же решение?
Папа повернул запонку так, чтобы наш фамильный герб лежал вертикально.
— С сентября Лиса будет учиться в Surval Montreux.
Моя кровь застыла в жилах. Surval Montreux была школой-интернатом для девочек. В Швейцарии. Они бросали меня здесь. Они даже не обсудили это со мной.
— Surval Montreux? — Платье Олив завибрировало, и она отпрянула назад, словно одна мысль об этом оттолкнула ее. — А почему не Le Rosey?
Мама погладила жемчужину Mikimoto, лежащую на ключице, и отвела глаза в сторону, как будто разговор ей наскучил.
— Ну, мы же не можем допустить, чтобы она без присмотра взрослых болталась по Европе с мальчиками, верно?
Перевод: зачем устраивать скандал, которого можно избежать, если моя дочь может просто быть несчастной?
Папа положил ладонь на мамину спину и уставился на нее так, словно она была единственным человеком в его жизни, который имел значение. А ведь так оно и было. В конце концов, я для него не существовала.
— Так будет лучше для всех. — Он помассировал ей небольшую часть спины. — Последней нашей станцией был Цюрих, а у Лисы превосходный французский. Школа предлагает систему AP, так что проблем с переводом не будет. У нее будет много возможностей встретить новых друзей.
Они отправляли меня в школу-интернат.
Они отказываются от меня в Европе и без раздумий переезжают в Южную Америку.
И что самое ужасное? Несмотря на то, что мое тело тряслось от ярости и страха, не могла найти в себе силы противостоять им. Чтобы вмешаться. Сказать им, что я ни при каких обстоятельствах не соглашусь перестать жить с ними. Не потому, что они были прекрасными родителями, а потому, что были моим единственным ощущением нормальности, каким бы ничтожным и жалким оно ни было.
— Обнимашка? — Знакомый тенор вывел меня из липких, как смола, мыслей.
Я мотнула головой в сторону голоса. Его обладатель шел ко мне неторопливой походкой, одетый в сшитый на заказ костюм из четырех частей. Люди приостановились вокруг нас, чтобы проследить за движениями парня, но его глаза по-прежнему были устремлены на меня. Наши взгляды сплелись, и его фирменная коварная улыбка приподняла уголок рта.
Меня охватила неистовая радость. Ее прикосновение было мимолетным, как перьевой поцелуй, но я не стала за него цепляться. Я знала, что он вернется. Потому что он наконец-то пришел.
Чон Чонгук
Граф Каринтии.
Старший сын Феликса, герцога Каринтии.
И мое личное падение.