Глава 19
Челядь находила одновременно с марионетками Чумы. Несколько сотен тварей с бубонами на коже не сражались вовсе, потому что их главной целью было заразить как можно больше армии Астарота. Демоны, не пышущие внимательностью, падали и пытались перегрызть тебе подобным глотки, пока им не отрубали головы выжившие Боги грехов, стража Андромалиуса и Лерайе с Астаротом. Близнецы обрубали руки марионеткам Чумы, чтобы предотвратить заражения. Стены содрогались от ударов, всё покрылось кровью и органами демонов, которым не посчастливилось пасть от руки Астарота. Всё его лицо было в крови, одежда почти порвана, а кожа на руках и ногах стёрта. Лерайе уже имела небольшой иммунитет к безумию Чумы, потому что с особой жестокостью расправлялась с теми, кто был в метрах от неё. Цербер ловил челядь с земли и съедал их, разбрасывая органы и головы по всей территории.
К бойне присоединился даже Бальтазар, пришедший сюда только за одним - спасти сына от рук безумной Чумы, потому что из-за неё он мог умереть также, как и Нега с Ахероном.
На копьё Астарота побывало уже несколько сердец марионеток и челяди. Под ногами Дагоны и Вельзевула скапливалось всё больше и больше тел. На их глазах умирали демоны от безумия, умирали жертвы демонов с безумием, и при них Цербер давил челядь лапами и отгрызал им головы. Астарот потерял многих бойцов. Они просто не успевали смотреть на двух угроз сразу и умирали либо от пасти Цербера, либо от марионеток.
***
Пленённая Бонмал не могла двинуться. Она была привязана к четырём колоннам и истекала кровью. Она не умирала от всех ран, что наставила ей Чума. В аду она уже перестала быть человеком. Пока Мон-Геррет не могли предотвратить ритуальное жертвоприношение, Война всеми силами старался уберечь Бонмал от скорейшей смерти, однако он понимал, что у него может ничего не выйти потому, что Чума могла читать мысли. В разрушенной резиденции Агалиарепта был возведено четыре пьедестала, на двух из которых расположены головы Ишет и Зепара. Центральное место предназначено для Бонмал, а кто последний? Ещё один метис? Неужели сегодня погибнет не один всадник?
— Правящим не нужны ведающие. — Чума вонзила кинжал Бонмал в ногу, и та закричала настолько сильно, что у неё почти сел голос.
Всадница плюнула в неё, схватила за волосы и провела ножом по похоронной одежде. Бонмал едва не потеряла сознание, но Чума снова подняла посмотрела ей в глаза и пробурчала:
— В тебе никогда не было смысла. Вот сегодня твоя жизнь будет закончена, Смерть.
Бонмал молчала, не зная, что сказать на собственную смерть. Внутри неё сидел не шестилетний ребёнок, а озлобленное божество, которое осмелились осквернить и принести в жертву. Война нехотя прижигал раны Бонмал факелом. Кровь с лица уже начинала падать ей в рот, и Бонмал не могла сдерживать тошноту. Довольная Чума встала посередине пьедесталов и топнула ногой. Когда она взяла в руку лук со стрелами, Асмодей поняли, что сейчас она начнёт выпускать стрелы прямо в Бонмал, стремясь поджечь её.
«Прости меня, Бонмал...» — услышала девочка внутри и осознала, что больше не ощутит Бело внутри, потому что как и он с братом... погибнет.
Чума пустила стрелу в ноги Бонмал, и на них моментально оказались заражённые крысы. Если она не погибнет от огня - от крыс точно, потому что практически невозможно выжить от той, кто заражает бессмертных безумием. Когда ноги Бонмал стали кровоточить, Чума засмеялась, а когда крысы после укусов замертво пали, она напряглась. Пусть вся Бонмал истекала кровью, и вирус наверняка уже внутри тела... точно ли вышло заразить? Крысы не могли погибнуть!
— Что происходит? — Чума запустила стрелу в одну колонну, и она загорелась.
Бонмал истошно закричала, по мнению Войны уже находилась в состоянии агонии, но в один момент огонь перестал причинять ей вред. Тогда Чума запустила стрелу прямо ей в лоб. Бонмал обмякла на верёвках. Они крепко держали её руки и ноги и не позволяли рухнуть на кровавый мраморный пол и туши крыс.
Неожиданно всадников оглушили, и Бонмал исчезла из их поля зрения. Раздался хруст костей и треск колонн. Чума откашлялась от извести и посмотрела на место невыполненного ритуала. Бонмал встала, резко вытащила из лба стрелу, и кровь брызнула из раны.
— Живое мёртвым правит... мёртвое в небытии ходит... твари по людям, как по букашкам, топчут... бесстыжая... — Бонмал безжизненным пальцем показала на Чуму, и та не по своей воле упала на колени.
Бонмал уже была похожа на нежить, а не на человека, но она могла мыслить и действовать по своей воле.
«Тварь...» — Эхом разнеслось по руинам, отчего содрогнулись стены, а полы задрожали.
Из-под Бонмал сочилась кровь, а кожа начала принимать мертвецки бледный оттенок. Однако всадники не видели её смерти. Неужели Бонмал не удалось убить стрелами потому, что внутри уже почти пробудилась Смерть?
Всадники решили бороться против Бонмал вместе. Целью Войны была защита Чумы, даже если бы ему пришлось за неё умереть. Только Чуме суждено пустить ход сансаре.
С пола Бонмал подняла мёртвую тушу крысы, и та воспламенилась в её руке. От грызуна остался лишь пепел. Не спуская глаз со всадников, которые пытались совместными усилиями вонзить ей в тело тысячи стрел и уничтожить, Бонмал стала идти на Чуму, готовя в руке поток огня. Когда она уже должна была выпустить огненный шар в Чуму, шар поменял форму и превратился в косу.
— Это... невозможно... — Чума потеряла надежду на то, что она даст отпор Бонмал, ведь сейчас у неё в руках было мощное оружие — коса Смерти, которым можно разрубить город пополам, уничтожить людей своим жаром и острым лезвием убить бессмертных.
Запрещённое оружие стало доступно для ребёнка, который по неосторожности мог убить самого себя, но Бонмал искусно держала созданную косу и осмелилась подойти к всадникам как можно ближе.
— Убей её! Возьми оружие и убей эту тварь!
Война вооружился двумя острыми мачете и принялся пускать из рук и рта огонь. Его ипостась могла ослепить, но Бонмал и так почти ничего не видела. Это сыграло ей на руку. Если она не могла видеть - она ощущала присутствие и била, как ей диктовала интуиция. Она попадала в самые точки до тех пор, пока немного окрепшие Бар и Бело не взяли над ней полный контроль.
Вспышка на мгновение оглушила всадников, и те попадали со своих лошадей и выронили оружия. Бонмал в конвульсиях забилась на полу, изо рта стала сочиться пена, а сама она вонзала выросшие когти в кожу до крови. Когда она расковыряла кожу, Война, невзирая на опасность, ринулся к её ноге, чтобы насытиться кровью. Бонмал отпихнула от себя всадника. Чума смогла поднять голову и увидеть, во что превратилась резиденция Агалиарепта — в кровавые руины с одним только мраморным полом. Все колонны попадали, стены обрушились, а гобелены сгорели. Площадка поля битвы привлекла внимание огромного Цербера, который своим рёвом заставил содрогаться единственную устойчивую поверхность.
Война уже смотрел на саму Смерть. От Бонмал остались только её «похоронное» платье и винные волосы. Хрустом костей Смерть уже начала свою игру.
— Это всё из-за тебя! — крикнул Война Чуме и влез в драку со Смертью.
Пусть у него был оружие меч — у Смерти оружие — еë собственное физическое воплощение.
— Я всего лишь этап сансары. Это судьба не моя, а того, кто мне её навлёк. — Смерть одним взмахом руки оттолкнула от себя Войну и указала на Чуму. — Вот сансара. Вот кто-то перерождается в гневе и желании отомстить, помешать биологическому. Она шлёт свою болезнь, чтобы человек умер, а потом обвиняет Смерть в том, что я забрала его жизнь. Смерть — этап жизни. Её невозможно убить. Рано или поздно она возродится, потому что без неё невозможна жизнь.
— Не слушай её! Она пудрит тебе мозг! Убей её! — закричала Чума.
Смерть поднялась ввысь, и всадники полетели вслед. Чума вооружилась мечом и ринулась за Войной, облетая преграды, что колдовала Смерть.
Внизу была кровавая бойня, разозлённый Цербер разгрызал плоти — вся его морда была в крови и ошмётках. В крови были Мон-Геррет, которые выживали за счёт ипостасей. Дагона убивала челядь Уриила и марионеток Чумы, сдерживая тошноту и истерику. Множество трупов подкрепляли Смерть, и она выигрывала у всадников. Кровь подкрепляла Войну, а Чума была слаба. Она могла пасть на поле битвы, но она не допустит этого. Чума горела от ярости. Она подкрепила себя сама — отчаянием и мыслью, что она потерпит поражение. Она была настолько зла, что приняла форму и смогла взять меч обеими руками. Пока Война бился против Смерти, Чума старалась подлететь к ней сзади и вонзить меч в сердце. Смерть отбросила Чуму, когда она уже замахнулась на неё, и всадница, ударившись об стену, рухнула вниз. Падая, она медленно теряла с себя одежду, и меч выпал из её рук.
Его подхватил Вельзевул. Пока Астарот бился до крови с врагами, с обидчиками его семьи, он покинул поле битвы ровно в тот момент, когда его хотели пронзить копьём. Размахнувшись, он обратился к Смерти по имени и бросил ей копьё. Смерть словила его и стала сильнее. Пусть Смерть не помнила, что Мон-Геррет её семья, она вспомнила, что они на её стороне. Меч был чистым. Им было нельзя убить Всадников, но пока Смерть им защищалась. Чума под ногами Смерти не думала вставать. Она ослабла, стоило Смерти на неё посмотреть.
— Образумься... Чума нас мучила... — пытался убедить Смерть Война, одновременно отражая её атаки и пуская в ход свою магию. — Бонмал... — попытался воззвать Война и не успел увернуться.
Смерть схватила его за шею и вонзила в грудь меч. Он пропитался его кровью, и всадник обмяк в руке Смерти.
Он был метисом, что выжил при рождении. Его кровь смогла убить одного всадника и сможет убить ещё, если они потеряют самообладание. Потерявший свой облик Война упал и ударился головой. Последнее, что он издал — хрипение от перелома всех конечностей. Чума знала — погиб не всадник, а сам Асмодей. Бонмал убила лучшего друга. Хотя, её уже не волновало, что он был её другом. Предателю самое место в могиле, убеждал её Бело, тайно точащий клыки на всех недругов Бонмал. Сошедший с ума Уль тоже его рук дело. Вот только Уль жив, а Асмодей жестоко убит за предательство и подчинение не тому.
Все оказались в западне.
Бороться против Смерти невозможно. Чума пала, Война мёртв, Мон-Герреты не могут помешать Смерти. Смерть взяла в руки власть. Она неуязвима даже перед Астаротом. Тем не менее Астарот хранил в голове способ усмирения Смерти — дать ей прекратить игры Чумы и всеми силами защищать своё сердце. Когда Цербер принялся разрывать врагов пастью, Астарот, отдав детям силу, чтобы они стали более неуязвимыми, ринулся к всаднице, которая размахивала косой и пыталась пронзить Чуму. Когда на всадницу полетела Чума, Астароту ничего не оставалось, как рассечь её. Чума не властна над течением времени, оттого она упала вниз, истекая кровью. Её правая рука была отделена от тела. Чума лежала в собственной крови и смоле, но была ещё жива. Из-за особенностей тела она не могла так быстро восстановить утерянные конечности. Смерти удалось ранить Астарота в ногу, но она была крепкой. Все ипостаси делали из Астарота непробиваемое чудовище только на первый взгляд. На деле же Астарот ощутил боль, но сдержал крик. В схватке с «родной внучкой» Астарот не сдерживался и бил во все мощи. Перед ним было такое же чудовище, как и он. От Бонмал ничего не осталось. Её целиком и полностью поглотила ненависть.
Астарот не попадался под атаки и отражал косу Смерти то копьём, то бронированной грудью. Рёв Цербера, крики воинов и дыхание смерти преследовали его с двух сторон, но он тщательно пытался сосредоточиться только на всаднице. Нельзя пасть от того, что для него невозможно.
— Антихрист... — сказала Смерть, думая, что это отвлечёт Астарота.
Астарот замешкался всего на секунду, и Смерть смогла проткнуть его доспехи, но не коснулась каменного сердца. Тогда Астарот отлетел и запустил в Смерть поток огня. Когда оно оказалось перед его лицом, Астарот отбросил его копьём, как будто это воланчик. Смерть отлетела и в отместку пустила в Астарота несколько острых стрел из руки. Астарот увернулся и едва не полетел вниз, потому что его тянула Чума. Всадница продолжала влиять на Астарота, чтобы Смерть его убила.
— «Мёртвое к мёртвому. Бессмертное к бессмертному. Ты — к озлобленным. Ты — в западню.» — Смерть летела на Астарота, готовясь вонзить копьё ему в уязвимую грудь. — «Мёртвое к мёртвому. Бессмертное к бессмертному. Ты — к озлобленным. Ты — в западню...» — повторяла она это бесчисленное количество раз до тех пор, пока не оказалась совсем близко.
Всадница замахнулась на Астарота, но он ударил её головой, обезоружил её, пропитав оба оружия гневом и попытался убить, но Смерть отлетела в сторону.
Эта схватка могла стать для кого-то последней. Астарот был готов умереть за свою семью и уничтожить врага, но у него не было никаких преимуществ. Пока Смерть с оружием, пронзить её невозможно. Астароту оставалось отскакивать от атак и следить за руками Смерти. Астарот бил по интуиции и попадал всаднице в ноги. Когда под его ногами полегли многие демоны и ангелы, Цербер взревел и плюнул огнём прямо во всадницу, и она потеряла равновесие. Смерть пыталась вонзить Астароту оружие в грудь, но она лишь оглушила его. Астарот, ударившись головой об колонну, на мгновение потерял сознание, но тут же пришёл в себя. Часы над троном Астарота постепенно приходили в норму. Это означало, что мир постепенно очищался от скверны, что наслали всадники. Климат приходил в норму, люди перестали умирать буквально из-за ничего, а Смерть стала слабее из-за того, что почти остановила апокалипсис. Чума взревела от гнева и прокляла Смерть. После, она взлетела, успев принять ипостась, схватила мачете, пробудив в Смерти Бело. Когда Смерть сбила Чуму с ног и она вновь упала вниз, Смерть ринулась к Астароту. Однако Чума предвидела такой исход и среагировала молниеносно. Смерть упала от удара. С истерическим смехом и кровавым лицом она подбежала и почти вонзила нож всаднице прямо в грудь, но резко она увидела, как ей отрубили ногу.
Она прокляла нож и проткнула свою руку, а вскоре нож упал и вместе с рукой вонзился в сердце пристанища смерти. В последний момент Чума увидела, как из Бонмал вылетело бестелесное существо. Проклятье действовало даже от отрубленной руки, и кожа Бонмал покрылась многочисленными трещинами, вены стали кровавыми, а на шее появились бубоны. Когда Цербер проглотил мантию всадницы, рука растворилась в воздухе, а нож остался в теле.
Послышался хруст.
Острый трезубец пронзил грудную клетку Бонмал, и это значило, что погибла вовсе не Смерть. На острии нанизано разорванное сердце. Бонмал даже не поняла, как погибла.
Астарот пал на колени и посмотрел на часы. Всё пришло в норму. В кровавых руинах раздались громкие рыдания и вой спокойного Цербера, который тыкал Бонмал в бок. Пришедший в себя Вельзевул принял человеческий облик, бросил оружие в лужу крови и вместе с Дагоной побежал к Бонмал. Дагона, увидев полностью изуродованное тело дочери пала на колени и истошно закричала, почти сорвав голос. Вельзевул пытался привести Бонмал в чувства, трогал за щёки и поднимал руки. Когда Вельзевул вытащил нож из груди Бонмал, он бросил его на пол, а Дагона упала в обморок. Выжившие демоны и члены семьи Мон-Геррет бросили оружия и сели на колени, склонив к ним голову. По телу Бонмал стала расползаться зараза. Не было слышно ни биения сердца, ни дыхания, ни братьев. Астарот, полный отчаяния и боли, взял Бонмал на руки и, ощутив лёгкость её тела, не сдержал эмоций. Упав с ней на колени, он выпустил слёзы, которые долго хранил в себе.
Бонмал умерла.
Всё вокруг наполнилось тишиной, успокоился даже Цербер, который лёг и положил голову на лапы. Чума уже полностью исчезла из этого мира, а Бонмал не распадалась на сотни крупинок. Дагона убита горем... Астарот ощутил себя виноватым перед дочерью, но, к сожалению, он не мог воскрешать. Бар и Бело отдали все свои силы на предотвращение апокалипсиса и навсегда уснули, унеся за собой и жизнь Бонмал.
«Мне же всего шесть...» - невольно вспомнил Астарот слова Бонмал, когда она призналась, что не хочет умирать.
К Астароту подошёл Бальтазар, яростно сжимающий губы, чтобы не заплакать от горя. На руках у него был мёртвый сын. Бальтазар положил Асмодея в лужу крови у ног Астарота и сам сел на колени. Когда Бальтазар склонил голову, он не сдержал слёз. Астарот, сидя на коленях, смотрел на мёртвого сына Бальтазара, чувствуя горечь и боль, которые пронизывали его душу. Уже ничто не вернёт его внучку к жизни. Когда Астарот положил её подле Асмодея и соединил их руки, его одежда стала кровавой.
***
Земля вернулась к привычной жизни. Восстановить популяцию уже невозможно, но люди перестали умирать на ровном месте. Аномальная жара покинула Швецию и перешла в места, где это было нормой. Земные часы в Аду больше не трескались. После кровавой бойни герб Мон-Геррет ни разу не поднимали. Астарот, потративший все силы на восстановление разрушенных зданий, травил себя алкоголем в попытках заглушить травмирующие события. Бонмал и Асмодея одевали к похоронам. О смерти Асмодея узнала его мать. Она, убитая горем, плакала на протяжении долгих часов и винила во всём себя. Дагона выплакала из себя всё и несколько дней почти не говорила. В день похорон она явилась совсем измученная и не похожая на себя. Она держалась далеко от своей семьи и смирённо ждала в зале, когда демоны вынесут гроб с её дочерью. Всё семейство Мон-Геррет сидело у двух гробов, кроме Астарота. Он не выходил на публику долгое время, и жена с детьми начинали сомневаться, что он придёт. Астарот винил в смерти Бонмал себя. Он допустил, что Чума проклянёт оружие, и от него Бонмал погибнет. Да, Чума не забрала сердце метиса... но Бонмал уже не вернуть.
Слуги Астарота вынесли два стеклянных гроба. В зале певцы начали петь реквием, не обращая внимание на всех демонов, сидящих в красных мантиях. Под капюшонами не видно ничьих слёз, но певцы прекрасно знали, что все плакали. Мон-Геррет уже решили проводить обряд упокоения сами, но внезапно двери в похоронный зал распахнулись. Вошёл Астарот в красной мантии с убитым выражением лица. Глаза не выражали абсолютно ничего, от него не пахло алкоголем, и он даже не обратил внимание на пришедшую Дагону. Встав у гробов, Астарот посмотрел на одетых Бонмал и Асмодея. Те лежали с лилиями в руках. Специально для Астарота открыли гробы, чтобы он смог провести обряд. Младший подчинённый подошёл к Астароту с расплавленным воском и миской с лепестками гвоздики. Астарот, ничего не ответив, под реквием окунул пальцы в воск и начертил линию сначала на лбу Асмодея, затем на лбу Бонмал. Помазание сопровождалось перекрещиванием указательным и средним пальцами. Затем на холодные тела Астарот положил лепестки гвоздики и закончил обряд тем, что снял с себя крест, который всё время носил под рубашкой и положил его в гроб Бонмал. Ему показалось, что Бонмал улыбнулась, но она была неподвижна. Астарот дал разрешение на прощение. Сначала с мёртвыми простились Мон-Геррет, затем все остальные. Дагона и Бальтазар стояли у гробов дольше всех и целовали лбы своих детей. Плач не удалось сдержать обоим.
Когда все простились с убиенными, Астарот отдал приказ на закрытие и вынос гробов. В его сопровождении гробы несли в возвышенное святилище, уже ставшее некрополем. Здесь хоронили всех падших в битве. Но только у Бонмал и Асмодея были стеклянные гробы, в которых тела не разлагались. Они были смазаны особой смесью, которая сохранила бы их кожу и не оставляла после себя тошнотворного запаха.
Когда похороны уже были официально закончены, у гробов остались лишь Астарот, Дагона и Бальтазар. В день похорон их детей вода в некрополе впервые была чистой - не было крови, которая могла окрасить воду. Дагона долго смотреть на мёртвое лицо дочери не могла. Она не сдержалась и всхлипнула, прижавшись к отцу. Астарот обнял её, погладил по голове и поцеловал в макушку. Бальтазар гладил гроб сына правой рукой, а левую сжал в кулаке. Воздух был пронизан горечью и печалью, словно сама природа скорбела вместе с демонами. Они ощущали, как их сердца сжимаются от боли и потери, но в то же время сильнее объединялись вместе, чтобы поддержать друг друга. Астарот, с тяжёлым сердцем, вспоминал моменты, когда Бонмал улыбалась. Он видел ее сияющие глаза, слышал ее смех и чувствовал тепло её сердца, но теперь все это осталось в прошлом. Он сжал спину дочери, словно пытаясь передать ей свою любовь и поддержку, хотя знал, что она не в состоянии это почувствовать. Бонмал была её любовью, её надеждой, и теперь искра внутри Дагона потухла. Бальтазар чувствовал ярость и отчаяние внутри себя. Он не мог просто принять эту потерю и позволить себе сломиться. Он гладил гроб сына, словно принося ему последнее прощание, и клялся, что о нём будут помнить. В академии для Бонмал и Асмодея был оборудован мемориал. Для людей их смерть несчастный случай.
И этот несчастный случай стал концом в счастливой жизни Свеи. Смерть двух её друзей погрузила её в бездну разочарования и печали, ведь она думала, что больше никому не нужна. К мемориалу сходили все одноклассники, и один раз пришёл Уль. Он молил о прощении фотографию уже умершей «жертвы» и раз в четыре дня клал по одной белой лилии. Роальд Рейкрофт был потрясён смертью подопечной так, что сохранил себе все её рисунки и едва не угодил в больницу из-за переизбытка алкоголя. А Паул не скрывал, что горько плакал по дочери и стал курить чаще. У него были сыновья, но ему не хватало дочери... его луча солнца, его искорки, его маленькой принцессы...
Дагона не выдержала, отказалась дальше стоять в некрополе и попросила отца уйти вместе с ней. Он взял дочь за руку, и они улетели с некрополя, оставив Бальтазара со своим сыном. Он уже потерял родителей из-за безумной Чумы... теперь и потерял ребёнка, которого с трудом спас лишь потому, что он метис. Бальтазар наклонился к гробу и поцеловал стекло, в последний раз посмотрел на сына и улетел, стерев с лица слёзы.
Неожиданно на гроб Бонмал села красная бабочка. В некрополе это редкое явление. Порхая крыльями, бабочка изучила территорию и вскоре села на гроб Асмодея. Лишь после изучения она долетела до Мон-Геррет и села на плечо Дагоны. Когда она повернула голову к бабочке, она села ей на тыльную сторону ладони. Это был первый день, когда после долгих мучений Дагона и Астарот улыбнулись.