Джаконда

  Елена была больше не в силах находится в одной комнате с мужем. Она и без того слишком много времени провела с ним, но Уильям считал иначе.

- Так и будешь молчать?

- А что я должен говорить?

- Ты сидишь в моей гостиной и молчишь.

- И?

- Уильям, что тебе нужно?

- Я не могу уже сидеть в одной комнате со своей женой?

- А ты все ещё считаешь меня своей женой?

- Елена.

- Уильям.

- Ты меня снова ненавидишь и отыгрываешься?

- А я переставала?

- Я думал, мы закрыли тему.

- Это ты так думал.

- Елена-Елена.

- Что?

- У тебя есть любовник, я правильно понимаю?

- А тебе важно знать?

- Ты моя жена, это напрямую меня касается.

- Все эти годы ты только этим и аппелируешь, разве нет?

- А что я, собственно говоря, говорю не так?

- Вообще-то ничего, если не учитывать одно но. Ты не даёшь мне нормально развестись с тобой, удерживая лживыми словами.

- А что я должен сказать, чтоб ты осталась?

- Ты хотя бы немного любил меня все эти годы?

    Воцарилась оглушающая мембранные перепонки тишина. Елена и Уильям Стэмфорд могли точно сказать, сколько секунд прошло с последней реплики.

- Я... Да. Очень. Я всегда тебя любил.

- Тогда почему ни разу не сказал за все эти годы?

- А я мало делал для тебя? Мои чувства были неочевидны?

- А что особенное ты мне сделал? Четверых детей? И всё? Я ни один раз за все годы брака не почувствовала твою поддержку.

- У тебя только два ребенка от меня.

- Уже догадался? Хотя... Не суть.

- Не суть? Я всегда знал о твоих интрижках и воспитывал не своего сына. Ради тебя.

- Знаешь, ты в очередной раз доказал мне, что не успеешь любить. Ты не любишь как своих родных детей, так и Этана.

- Я их люблю. И тебя тоже.

- Если бы ты любил их, я сейчас не слышала бы такие убогие оправдания. Отцовская любовь безусловна.

- Елена...

- Что? Что ещё?

- Мы слишком стары, чтоб говорить о любви.

- Ещё одно убогое оправдание.

- Любовь дело молодых.

- Я не хочу это слышать.

- Елена!

- Что? Что ещё ты собираешься сказать? Что тебе подсказывает эгоизм?

- Я не...

- Я все поняла. Ты настолько погряз в собственном эгоизме и глупости, что не способен признать даже свои ошибки.

........

     Я сидел перед мамой в одном из ее любимых кресел. Она смотрела на меня со странным смешением чувств на лице, разочарованием, ужасом, страхом, шоком и безисходностью.

- Так ты все знаешь?

- Да.

- У тебя есть вопросы?

- Папа меня не любит из-за того, что я неродной?

- Он... Частично. Он просто не умеет любить никого, кроме себя самого. Ты не лишний в нашей семье.

   Я кивнул, все больше разачаровуясь. Ответ на вопрос, который пытал меня долгие годы не принес облегчения, а вкупе с другими разочарованиями и собственной трагедией безусловной любви как будто оставила во мне удушающую пустоту.

- Я вступил в ряды лондонских социалистов.

- Я... Я знаю это. Арчи мне уже рассказал.

- И ты не будешь меня отговаривать?

- Я хочу, но не имею на это право. Только... Ты это делаешь не ради меня?

- Только ради тебя. Мамочка, я не позволю тебе умереть.

- Этан, а что насчёт Агаты?

    Наверное я на моем лице отразилась боль, потому что через секунду мама все поняла:

- Я так и думала.

- Я не могу ее бросить. Ты понимаешь меня?

- Да.

- И пусть мы никогда не будем вместе, но я хотя бы буду знать, что она жива.

- Этан, не делай из себя мученика. Ты знаешь, я во всём готова тебя поддержать, но только не останавливаясь на мертвой точке. Двигайся вперед.

.........

   С того момента, как мы с Паулиной вернулись домой прошло несколько недель. Она сразу пришла к дому моего названого отца и уволилась. Мелани, как и обещала, сделала особый подарок к свадьбе, вынесла в переноске прежде уличного кота, мать которого приютила по просьбе Адриана.

С тех пор мы виделись нечасто. Я каждый день совершал прогулки по британскому району, на расстоянии всматриваясь в сад Паулины. Я смотрел, как она обживается в новом доме, выращивает клумбы в саду, читает или играет с Фредерикой. Ребенок ни на секунду не отпускал ее, все время требуя к себе повышенное внимание.

    Один раз Паулина меня заметила. Она позвала меня зайти, и когда я отделился от ограды противоположного дома и сел рядом с ней, Фредерика посмотрела на меня глазами полными слез и обиды. Только после того, как няня увела истерящую Фредерику, мы смогли нормально поговорить.

- Ты уже выполнил задание?

- Завтра. Завтра его не станет.

- Я так понимаю, ты хочешь обсудить это?

- Да. Когда ты совершила первое убийство, каково тебе было?

- Я никогда не убивала специально. Все смерти происходили только из-за самозащиты. Агенты на меня охотились, а я не позволяла им убить себя.

- Что ты чувствовала?

- Поконкретнее?

- Стыд? Страх? Паника?

- Ничего. Я убивала их из чувства долга, а не личной неприязни. Я просто не могла им позволить сделать Рику сиротой.

- И всё?

- А тебе мало?

- Я просто думал...

- Этан, ты даже не представляешь материнский страх в действии.

     На секунду мы замолчали. Паулина смотрела мне в глаза большими серыми зрачками, гипнотизируя, а я не отводил их, желая запомнить каждую деталь на долгие годы.

- Когда приезжает Виктор?

- Через две недели.

- И потом вы сразу уедете?

- В течении месяца. Я ещё не закончила некоторые свои дела.

- Кто после тебя станет лицом Социал-Демократической Партии?

- Мери возьмёт на себя мои обязанности, а свою должность пресс секретаря распределит по ситуации.

- Вы видели Цезария Юлиуса в лицо?

- Нет. Ещё нет.

- Он лидер оппозиции и ни разу не показывался на публику?

- Он начинал ещё в годы террора. В то время это было в порядке вещей.

- Я просто... Просто боюсь, как бы он не оказался выдуманным персонажем, с помощью которого Совет пытается нас контролировать.

- Кто тебе такое сказал?

- Так считают Киеран и Мелани.

- Предупредит их, чтоб не говорили так при нашем общем начальстве. Цезарий Юлиус существует, это доказанный факт.

- Хорошо. Так и передам им. Киеран просил передать  флешку.

- Это то что я думаю? - Паулина вскинули голову, сдерживая дрожь в теле. - Это досье?

- Да. Кию пришлось расправиться чуть ли не с целым отделом безопасности.

- Как?

- Через старую вентиляцию запустил газ. Она считалась нерабочей и располагалась под полом. А заодно прихватил и информацию о плане "Кобра".

    Паулина больше не могла удержать флешку в руках, поэтому я отобрал ее у нее. "Кобра" был планом по сопротивлению военному перевороту, про который уже два месяца не умолкали разговоры. Данные об оружии, внутренней армии, снаряжении и прочем стали объектом мечтаний всех "лондонцев".

- Теперь... Теперь будет революция.

...........

    Виктор вернулся раньше, чем я ожидал. В один день они с Паулиной остановили машину около дома, перед этим созвав всех нас. Мелани, Киерана, меня, переехавшего от Уильяма Стэмфорд и маму, ушедшую от него окончательно.

- У нас с Айн есть новости. - Провозгласил Виктор Монтгомери. Его волосы успели отрасти и все больше становились похожи на любимый рокерский прикид Паулины.

   Мы несколько секунд смотрели на них в ожидании. Ситуация была неприятная для всех нас, и единственное, что могло бы обьеденить нас - Паулина в подвенечном платье в стиле бохо. Сквозь полупрозрачную ткань с перфорациями я видел её тонкие руки и ноги, стараясь отвлекаться на них, вместо того, чтоб смотреть на Уильяма Стэмфорда.

- Час назад мы обвенчались. Прямо сейчас уезжаем в Мексику. Навсегда. - Паулина выдавила из себя улыбку.

   Тишина была горестной. Мы понимали, они торопились уехать не из-за хорошей жизни, поэтому и не сказали ничего лишнего.

- Я нашел документы Айн. Самые первые, с забытым именем. Так что теперь Айн официально зовут Никола Аделаида Монтгомери.

Никола-Аделаила.

Ида.

Ида Стэмфорд.

- Вам помочь? - Мой голос нарушил тишину.

- Да. Отправь почтой оставшиеся коробки. Я сброшу тебе временный адрес, когда мы заселится в отель.

    Я вышел вслед за Идой и Виктором. Они сели в ее спортивную машину, и только после этого услышали мой крик.

- Ида!

   Он вышла, удивлено на меня глядя.

- Этан? Что такое?

- Давай отойдем. Я хочу поговорить с тобой наедине.

     Она понимающе кивнула, и зашла за мной за угол, под тяжёлым взглядом Виктора.

- Ты... Ты стала лучшим событием в моей жизни. Ты перевернула ее с головы на ноги, рядом с тобой я забыл что такое "нормальность". Ты... Ты открыла мне глаза. Раньше я жил как будто в забытье. Я... Я был влюблен в тебя все это время. Ида! Я пошел на уговоры Арчи ради тебя! А сейчас... Больно осознавать, что мы больше не увидимся.

- Этан... Ты не злишься на меня?

- За что?! Ты подарила мне лучшие семь месяцев за всю мою жизнь!

   Ида облегчено улыбнулась. Она прижала меня к себе, зарываясь лицом мне в шею.

- Спасибо за все. За каждый день, когда ты был рядом.

........

   Через три дня я получил сообщение с незнакомого номера, что они уже заселились и ждут оставшиеся вещи. Я впервые отважился подойти к квартире Иды в польском квартале. После двухдневных нескончаемых обысков, от которых отбивался как мог Уил Кэмпбелл, мы пришли оценить повреждения.

    Как ни странно, ничего критичного не было. Ремонт не испортился, только посуда немного побилась в коробках, когда ее доставали, и в паре книг расшатались корешки. Все остальное, помимо мебели, Ида вывезла сама. Картин на стенах больше не было, пианино и гитара отправились в Лондон за неделю до отъезда специальной службой.

- Как они? - Я облокотился о новый диван, отличающийся от предыдущего только оттенком оббивки.

- Нормально. Сегодня вечером вылетают в Лондон.

- На границе проблем не было?

- Нет. Им оформили как политических беженцев и облегчили перелет.

    Я кивнул, в последний раз окидывая квартиру взглядом. После этого я в нее уже не вернулся, все коробки вместились в машину.

........

    Как я говорил Иде, она перевернула мою жизнь с ног на голову. После маминого скандального ухода я не мог больше общаться с отцом, расстаяние между нами стало ещё больше, бросил университет и официально вступил в Социал-Демократическую партию на место, которое раньше принадлежало Анне. В левом секторе перестали делить людей на социалистов м каммунистов, поэтому ее поступок не воспринимался как предательство.

   Через два месяца начался военный переворот. За неделю до него я поменял фамилию на Миллз и все пол года боёв не покидал горячие точки, общаясь с делегатами из вражеского лагеря и подпольщиками.

    Когда через пол года основные события гражданской войны закончились и на отвоеванной територии установились первые за много десятилетий выборы. Голосование чуть не стало причиной новой битвы, но у нас получилось успокоить людей.

    В течении следующих двух лет почти вся странна вернулась к свободе и демократии. Оставалось ещё много проблем, но народ хотел изменений и уверенно двигался вперёд. Прежних политиков почти всех посадили в отдаленную от развитых городов тюрьму на пожизненный срок, поэтому побеги были минимальные и арестанты находились относительно легко. Оставшиеся немногие счастливчики больше не могли занимать высокие поста и обеспечивались собственными детьми, уже легитимными политиками и банкирами.

    Когда по вечерам я закрывал глаза мне казалось, идеализированный мир, о котором мечтала моя Ида почти воплотился в жизнь. В нем почти не было голодающих, и пусть многие продолжали жить в бедности, с каждым днём было все больше возможностей вырваться из нее.

    Так прошли 14 лет.