Джаконда

Я поднялась с кровати и уставилась на себя в зеркало. Когда то я была красивой, эффектной и привлекательной девушкой, а сейчас... Утопленная жизнью женщина, скрывающая шрамы строгой одеждой и макияжем. Спасибо, Карлайл.

Няня уже успела посадить Адриана в машину и поехать вместе с ним по делам, когда я вышла во двор. Мой мальчик махал мне в заднее окно, а я делала вид, что не замечаю его ручки. Делала вид, что я не несчастная женщина с комплексами и личными трагедиями, которая готова разрыдаться в любой момент.

Дом родителей был таким дня как и вчера, когда я приезжала к ним на завтрак и совещание. Та же постройка времён сороковых, тот же гараж, та да подъездная дорожка, с бордовым седаном, из которого сейчас выглядывала задняя часть Паулины Кэмпбелл, называвшей себя Агатой Бланкой Левандовски в документах, и Мицкевич в жизни.

Она работала на нас уже три дня и с каждым часом я все больше убеждалась в том, что Клара жива. Что в тот день я уволила Агату Левандовски, которая выдавала себя за Клару. Либо же теперь у мамы и папы работала Клара под именем Агаты Левандовски, я не знала, что и думать.

В Паулине было все от Клары. То же лицо, тот же голос, та же смешанная манера речи, то абсолютно правильная классическая, то помесь нарочито разговорного английского и польского. Та же манера держать спину, как будто она отслужила в армии, та же привычка расслаблено откидывать плечами о стену и держать сигареты между тонкими изящными пальцами. В поведении Паулины не было ни капли того, что было свойственно высшим, но в тоже время изящество и притягательность приняли у нее особую форму, которую я встречала только среди интелегенции из низших, которые познали и нищету, и богатство.

Я не стала отвлекать Паулину от ее дел, она работала по 16 часов в сутки с необычайным рвением, поэтому мама даже росщедрилась и повысила ей оплату, а заодно и ее подружке Анне-Марии Хитрук.

- До сих пор ищешь работу? - С соседнего переднего сидения вылезла ещё одна девушка, высокая крашенная блондинка в черных очках. Она была настолько красивой, что вышедшему на порог Этану стало неловко. Он открыл рот от шока, глядя на незнакомку удивлёнными глазами.

- Не сомневайся. Починила канализацию, целую ночь потратила на нее, и больше ничего. Одна только душевая состояние стоит.

- У нас в газете сейчас сокращение. Ну, как сокращение, ты же помнишь, у нас там было много каммунистов и социалистов?

- Ну да. Репрессии начались?

- Как видишь. - Незнакомка глубоко вздохнула, потянувшись за сигаретой в свою большую сумку через плече, которые как попало носили все журналисты. - Кого убили, кто сбежал. Теперь осталась всего пара человек в штате, а спрос на выпуски большой. Читатели требуют статьи, а мы просто не успеваем писать. Может ты присоединишься? У тебя хорошие резюме и репутация, есть опыт работы. К тому же, твои статьи нравились читателям ещё тогда, когда ты начинала.

- И какой объем работы?

- В среднем, шестьдесят семьдесят статей в месяц на человека, оплата пятьдесят долларов за каждую. Возможно, для тебя будет слишком много, ну так будешь делать на сколько хватит времени.

- Сто долларов, не пятьдесят.

- Я поговорю с начальством, но думаю, нормально.

- Кто погиб?

- Фриц и Женевьева. По слухам, Фернандо тоже, о нем ещё ничего не известно.

- Когда похороны?

- Завтра в девять утра. Ты будешь?

- Не сомневайся. Нашкребу немного на вино.

- Уже есть, две бутылки. Этого на всех не хватит, принеси себе на всякий случай что-то на тост.

- Марисса, как там Жорж и Жоана?

- Та, обычно, ищу няню им. Детские сады неприлично дорогие.

- Я могу посидеть с ними. По дружбе дам скидку.

- А тебе можно приводить посторонних?

- Я договорюсь, не волнуйся. У меня друг по университету здесь живёт, благодаря ему я здесь работаю.

- Тот который тебе страховку выбивает?

- Да. Этан чудесный, уверена, он поймет меня.

- Я... Я поговорю с мамой. - Брат приблизился к девушкам. Паулина удивлено посмотрела на него.

- О, я тебя не заметила. Спасибо за помощь.

Девушка сказала это так, будто помогать низшим - это абсолютная норма. Так, будто в этом нет ничего необычного. Так, будто она была равной нам.

И она действительно была равной высшим.

Будто бы.

Но нет.

Она была выше нас.

Выше настолько, что даже малейший ее жест, мог изменить все в корне.

........

И она действительно начала приводить в дом детей. Это была забавное зрелище, девушка, которая чистит картошку и натирает полы, в тоже время давая уроки английского и других предметов я которые учат пятилетние дети. Часто она надиктовывал им слова статей и докторской, а наивные дети воспринимали серьезную работу и яростное желание заработать хотя бы на доллар больше как веселую игру.

Паулина была человеком экстравагантным и ярким. Одновременно она была и циничной, и саркастичной, и гипер эмоциональной девочкой подростком семилетней давности, а в другие с убеждением камикадзе убеждала нас в несправедливости системы. И если Этан и родители слушал ее с открытым ртом, то мы с Кием относились спокойнее к речам Паулины Кэмпбелл, в тоже время со многим соглашаясь.

Мы были согласны с тем, что высшие становятся экономистами и юристами по праву рождения в семье высших, но не считали каммунистов чистым злом. В то время, как Паулина со своей давней украинской подругой Анной-Марией Хитрук находилась в состоянии вечной конфронтации, и если верить их словам так было на протяжении всех 23 лет их жизни, то мы лишь считали, что каммунисты не смогут прийти к власти, даже если действительно устроят бойню масштабов гражданской войны в России в начале двадцатого века, когда Ленин только приходил к власти.

Но помимо этого Паулина была страстно влюблена. Каждый день на наш адрес приходили толстые конверты с письмами на тридцать листов, палароидными фотографиями и мелкими символическими подарками. В один день этот мужчина прислал ей книгу, в другой красивое маленькое зеркальце ручной работы. Подарки никогда не повторялись, и Паулина никогда не повторялась. Она отсылала сувениры по одному, и каждый раз приходила в восторг, получая очередную безделушек, которых было десятки в ее спальне.

Я сделала вывод что все серьезно, когда обратила внимание, какой страстью и любовью загораются обычно таинственные серьезные глаза, и как лукаво изгибаются тонкий длинный тонкий рот, скрывая полную радости улыбку.

Я не считала Паулину невиданной красавицей. По крайней мере я по классическим меркам. Ее красота была иной. Ее красота была в заапоснающеймся лице, не подверженном моде, ее красота была в худощавом жилистом теле и длинных стройных ногах. Ее красота была в таинственной улыбке Джаконды, невероятном уме и харизме. Тонкий прямой нос и непропорционально широко расставленные на лице остром сердечком притягивали к себе взгляды, а почти прозрачные на солнце ресницы и брови придавали ореол святости, о котором я читала ещё учась в университете в классических романах и епосах средневековья.

Но в ней была та скрытая сексуальность и притягательность, гордость и умение держаться с особым изяществом низших. Даже в нескольких слоях теплой одежды и темных очках, выходя на улицу покурить или на спор на рапирах вместе с Анной, все внимание она переключала на себя.

Часто Паулина беспробудно спала в своей временной спальне после сорока часов хронической бессонницы и постоянной работы, я зашла к ней и взяла с рабочего захламленного стола резную шкатулку с письмами того мужчины. Вся комната девушки представляла собой захламленое, но систематизированное нечто, с вещами лежащими в самых нелогичных местах.

Я не планировала следить за Паулиной Кэмпбелл, нет. Мне она казалась лучом яркого солнечного света для моих погрязших в стереотипах родителей, которые до нее отказывались верить в низших. Но харизма творила чудеса, и вскоре оплата всей прислуги повысилась на двадцать дополнительных долларов в час, и мы впервые увидели, как они не делят одну сигарету на всех и не готовят странный алкоголь, лишь бы не переплатить в магазине, а покупают вино и распивают по особым случаям три четыре бутылки на двадцать человек, сидя на кухне в новых чистых пижамах, а не ошметках из старой одежды.

Я всего лишь хотела понять, кто такая Паулина Кэмпбелл. Почему у нее тридцать разных паспортов, почему она называет себя Агатой Левандовски, а не Агатой Бланкой Мицкевич, почему говорит папы вместо папа, подразумевая каждый раз разных людей, и почему каждый раз при виде мостов, ее глаза тревожно блестят.

......

"О, моя любовь,
Как же я скачаю по тебе, твоей улыбке, походке и каждому брошенному вслед короткому взгляду. Я вспоминаю твою фигуру в лучах солнечного света и мой мир как будто становится ярче, вспоминаю твои золотые волосы, и чувство вины как будто меньше терзает меня.

Ты наверное удивлена моим серьезным тоном, но сегодня у меня действительно есть о чем тебе рассказать, о моя милая ...айн."

Первая половина имени была зашкрябана лезвие ножа для писем, я не смогла прочитать его полностью, даже после нескольких минут размышлений и вглядывается в бумагу.

"О моя любовь, мне невыносимо знать, что ты на грани нищеты. Да, я знаю, ты мне говорила про повышение зарплаты, но жить на те крохи, что платит тебе университет невозможно. Я знаю, ты скажешь что не голодаешь, что о тебе есть кому позаботься в случае крайней необходимости, но поверь мне, милая ...айн, тебе не нужно говорить так, чтобы я не волновался. Я всегда о тебе волнуюсь, каждую свободную секунду я думаю о том, как бы мне облегчить тебе жизнь.

К слову о действительно важных новостях. Меня повысили. Наконец! Наконец, впервые за три года этой жестокой беспощадной войны, я смогу обеспечить тебя и Фредерику. Отныне я капитан, и получаю шесть тысяч в месяц, и это не считая бонусы, увеличенный пайок и внимание верхушки к себе. Наконец-то! Наконец-то я смогу снова взять на себя роль мужчины и обеспечить свою семью.

Герцогиня, о моя милая Герцогиня, не надо отказываться от денег, я не выдержу, если ты продолжишь донашивать старые вещи и экономить на элементарных вещах. Если бы я мог, я бы лично зашёл во все необходимые магазины и купил необходимые тебе вещи, но пока я не могу, поэтому перепоручаю это задание Мери.

Знаю, ...айн, знаю, ты будешь на меня сердиться, но что ещё я мог сделать?! Ты бы сразу накупила стройматериалы на те деньги, что я тебе прислал бы, а меня это не устраивает. Неужели ты думаешь, что мне нравится сложившаяся ситуация?! Нет! Естественно нет! Ты помнишь, я клятвенно обещал не верить этим недалёким каммунистам, но это же Мери, ты знаешь ее всю свою жизнь. Она спасала тебя от агентов особого назначения, а ты ее.

Я знаю, как вы не любите признавать это, но вы даже не лучшие подруги, а сестры. Не знаю насколько, но я абсолютно уверен в ваших родственных связях. Польские семьи с древними родами вроде твоего так или иначе соприкасались с семьями на территориях Украины и России, поэтому если окажется, что она твоя кузина в шестом поколении, я вообще не удивлюсь. Помнишь, когда я писал докторскую по генеологии в 91, я описывал связи аристократических семей восточной Европы? Поверь, там нашлись даже твои предки, так что технически, ты не просто ...айн Мицкевич, с как минимум княжна Мицкевич! Поэтому у меня ещё больше оправданий, о моя Герцогиня, чтоб звать тебя именно так!

Моя родная, я бы сказал ещё больше слов, чтоб доказать тебе, что расстояние никак не изменила моей страстной любви к тебе, но боюсь, если я напишу ещё хоть одну строчку прямо сейчас, ко мне прилепиться нелестная кличка. Они такие мажланы! Не способны понять, как я страдаю от того, что не могу показать тебе свою любовь, и могу только описывать. Наверное, тебе уже миллион раз осточертел эти слова, но я повторюсь, моя любовь к тебе безгранична и пылает каждую секунду, что я вижу или не вижу тебя. Я разрываюсь от горя понимая, что так до сих пор и не смог подарить тебе всего того, что ты заслуживаешь, не смог подарить тебе спокойную жизнь, дом и семью, но я клянусь, клянусь всем, чем только имею, гордостью, частью, мужским достоинством и мужеством, что мы поженимся. Как только я вернусь обратно, мы обвенчаемся в католическом храме, как ты и мечтала, при друзьях и всех оставшихся в живых близких!

Я тебе клянусь, о моя милая сероглазая Герцогиня, я..."

Я сложила письмо пополам, невольно краснея. Дальше шли интимные подробности, настолько детальные, что мне показалось, будто я лежу в трусы к Паулине и этому мужчине.

Но я продолжила читать. Я вглядывалась в каждый рядок, пытаясь разгадать скрытый смысл, вкладываемый в слова, и...

Я узнала почти все, что хотела знать, но вместо удовлетворения появилось ещё больше вопросов.