Право на имя

Колпак жаркой июльской ночи накрыл дорогу, протянувшуюся неровным полотном до небольшой лесопосадки. Город за моей спиной искрился огнями небоскрёбов и рекламных щитов, настойчиво приглашая своих хозяев в закрытые клубы и изысканные рестораны. Скоростной поезд, на котором я добралась до своей станции, с тихим шорохом затворил тяжелые двери и унесся к невидимому горизонту. Защищаясь от мелких кусачих мошек, я надвинула капюшон до самого носа и прибавила шаг. От усеянного буйно растущими сорняками поля оставалось пройти до дома не больше пары километров, но, следуя выработанной за много лет традиции, я должна была дождаться Ро, свою старшую сестру.

На самом деле, ей, как и мне, пока не полагалось носить осмысленное буквенное имя. В детстве нас это не так уж и беспокоило. Найти среди девочек-сверстниц Полу или Ташу возможности не представлялось, а вот обладательницей трехзначного номера являлась каждая первая. Тем не менее, родители в тайне придумали для нас прозвища, образованные от порядковых номеров, присвоенных при рождении. Мама говорила, что хочет воспитывать маленьких личностей, а не биологические объекты с набором хромосом человека. Так 840 превратилась в Ро.

В отличие от меня сестра всегда заканчивала работать в разное время. Как правило, по истечении шестнадцати урочных часов требовалось завершить начатую операцию или задержаться по иной причине. В летние месяцы ожидание не досаждало мне, а даже доставляло удовольствие. Я собирала для мамы пышные букеты полевых цветов, которые она потом расставляла в банки или сушила на зиму. Васильки, ромашки, колокольчики, пижма яркими пятнами разбавляли серость интерьера и источали сладкий беззаботный запах лета. Иногда я перекидывалась парой фраз с бывшими одноклассниками, возвращавшимися с работы той же дорогой, что и Ро. Многие из них уже обзавелись собственными семьями и воспитывали малышей.

- Трина! – в тот раз сестра не заставила себя долго ждать. Окликнув меня, она перешла на бег, спускаясь с высокого холма, на котором располагался комплекс корпусов автомобильного завода. Это предприятие предоставляло рабочие места практически всем жителям поселка. Здесь трудился до своего второго инсульта мой дедушка, больше тридцати лет назад сюда поступил на службу мой отец, а теперь и Ро отдавала все силы и здоровье кирпичному монстру, выдыхающему в воздух смрадный дым.

На ней был надет тот же пепельно-серый бесформенный комбинезон, что носила я и миллионы прочих служащих. Унифицированная одежда такого рода выдавалась в обмен на купоны, которые предоставляли работодатели раз в три года. К счастью, люди вроде нас крайне редко испытывали на себе проблемы значительного и частого колебания веса, а на износившийся участок ткани каждого еще в школе учили накладывать заплатки.

Купоны для служащих выступали единственным способом получить необходимое, потому что денежная система существовала только в мире жителей и исполнителей. На их банковских счетах оседали суммы с изрядным количеством нулей, в их кошельках из натуральной кожи жались друг к другу хрустящие новенькие купюры, а блестящие монеты высыпались из карманов и оставались лежать на земле. Нам же в качестве заработной платы предлагали исключительно глянцевые картонки с фиксированным целевым назначением. Например, нельзя было попросить буханку хлеба вместо двух киловатт электроэнергии или обменять килограмм картофеля на кусок мыла.

Поравнявшись со мной, Ро сбавила шаг, и мы нога в ногу направились в сторону дома. Ночное небо покрывала россыпь янтарных звёзд, соперничавших за право видимости с выбросами завода в атмосферу. Тёплый ветер путался в кронах деревьев, забивался под мой капюшон, растекался мелкой волной по траве под ногами. Сестра молчала, и я ощущала тревожную тоску по нашим извечным разговорам. Мы вместе смеялись над самодурством её начальников. Ненавидели необходимость желать замужества, даже не испытывая при этом к кому-то хоть сколько то сильных чувств. Критиковали новый фасон рабочих комбинезонов. Но в ту ночь невидящий взгляд сестры был прикован к одинокому огоньку вышки сотовой связи, возведенной за нашим домом. С каждым днём она становилась всё задумчивей и неосознанно отдалялась от меня.

- Сегодня мне выдали купон на новый комбинезон. Не буду его тратить, возьмёшь себе, - наконец, заговорила Ро, засунув руки в карманы, словно проверяя, на месте ли заработанная вещица. – С твоей врожденной аккуратностью смена не помешает.

- Ро...

Я осеклась, не найдя в себе сил оспорить её мимолетное решение. Нас вновь окутала гнетущая тишина, и мне не хватало смелости, чтобы нарушить её бессмысленной репликой. В конце сентября сестре исполнялось двадцать пять лет, и увидеть в этой дате хоть что-то праздничное было невозможно.

Пожевав в задумчивости губы и бросив на меня украдкой оценивающий взгляд, Ро начала напряженную беседу: – Хочу тебе кое-что рассказать.

- Давай, - я опустила капюшон пониже на лоб, чтобы сестра не заметила подступившие к моим глазам предательские слезы. Я старалась не моргать, чтобы не позволить им оставить мокрые дорожки, каждым сантиметром впечатывающие в щеки клеймо слабости. После родителей Ро была для меня самым близким человеком, и мысль о том, что через три месяца её голос останется жить лишь в воспоминаниях, пугала куда сильнее моих собственных безрадостных перспектив.

- Я кое с кем встречаюсь, - она откинула за спину длинную пшеничную косу и мечтательно улыбнулась, почти как в прежние времена. Времена, когда множество дней отделяло нас от её юбилея.

-Что? Ро, почему ты молчала? Это же всё меняет! Вера рассказывала мне, что есть положительная судебная практика по таким ситуациям. Да, прецедентов мало, но они были. Девушкам, вступившим в брак на пороге двадцатипятилетия, при наличии положительной характеристики с места работы, определенных физических параметров и состояния здоровья, особых заслуг членов семьи на год продлевали срок для рождения ребенка! Я завтра же попрошу Веру, она поможет нам подготовить документы, всё будет хорошо, - в порыве опьяняющей надежды я тараторила, стараясь не замечать равнодушие, обездвижившее обычно подвижное и живое лицо Ро. С каждой произнесенной фразой, я внушала не только ей, но и себе, что у нас появился шанс. Что всё ещё может наладиться.

- Это ничего не меняет, - она покачала головой, мягко тронув меня за локоть.

- Почему? – мой голос сел от нервного напряжения.

- Потому что он женат, Трина. Это Макс. Макс Ман.

Я с шумом выдохнула. Распирающий меня изнутри мыльный пузырь надежды лопнул, оставив болезненное ощущение чего-то инородного и липкого на ребрах.

Макс Ман был сыном наших соседей и уже около года состоял в браке с дочерью школьного учителя для служащих, Виолой. Ходили слухи, что Макс согласился узаконить с ней отношения по одной единственной причине. Его отец беспрестанно болел. Поборов одну инфекцию, следующая, не выждав и недели, вновь настигала измученного лихорадкой и болью мужчину. Родители девушки, в свою очередь, обещали Максу все купоны на лекарства, выдаваемые их семье. Я никогда не участвовала в обсуждениях этих людей, потому что в их лице будто бы осуждалась вся наша каста. Каждому из нас приходилось когда-то идти на компромиссы с совестью и честью, обманывать, клеветать, унижаться, чтобы спасти себя или родного человека. Макс и Виола, во всяком случае, не чинили своими действиями неприятностей посторонним. Кроме того, сплетни уже долгое время оставались одним из немногих доступных развлечений для служащих, что научило меня не воспринимать на веру каждое брошенное кем-то слово.

- Давно вы с ним? – помедлив, я задала один из множества рождавшихся в моей голове вопросов.

- Чуть меньше года. Мы начали близко общаться, когда меня перевели работать в его цех.

- Но он принадлежит другой. Зачем тебе такие отношения?

- Моя жизнь в любом случае будет короче, чем хотелось бы. Так я хотя бы проведу её остаток с любимым человеком.

- У них же родился ребенок.

- В этом и был смысл сделки, - сестра цинично усмехнулась, подтверждая перешептывания на облупившихся лестничных пролетах нашего дома. – Слухи почти не лгут. Макс спас её жизнь. Её родители помогают в спасении жизни его отца.

- Ро, мне так жаль. Если бы вы стали ближе хотя бы на пару месяцев раньше...

- Это ничего бы не изменило. Я бы никогда не лишила тебя или родителей лекарств в обмен на свое благополучие.

- Я бы тебя и не спрашивала.

Ро неопределенно хмыкнула и ускорила шаг, но моё безнадёжное любопытство обезумевшей птицей клевалось внутри головы, вынуждая бормотать вслед сестре всё новые вопросы:

- Когда вы успеваете встречаться? Вы же работаете до полуночи.

- По ночам, - Ро растянула губы в озорной улыбке. – Единственный, пожалуй, плюс того, что все устают на работе до потери сознания. За год ни ты, ни родители ни разу не проснулись во время моих прогулок. Равно как и Виола.

Мы подошли к своему дому, тридцатиэтажному длинному зданию из белого кирпича, протянувшемуся от ручья до подножья холма, коих в нашей местности было более чем достаточно. Половина окон ещё встречала нас тусклым светом комнатных лампочек. Люди только возвращались с работы. Я представила, как мои соседи синхронными бездумными движениями выкладывают на однотипные низенькие столы свою скромную добычу к ужину.

Вход в подъезд зиял черной непривлекательной дырой в полуметре от нас, когда Ро схватила меня за руку и быстро зашептала:

- Обещай, что ничего не расскажешь родителям. Обещай, что ничего не скажешь Максу и уж тем более Виоле. Обещай, что оставишь всё как есть.

Я облизнула пересохшие губы, посмотрела в исполненные тревогой глаза сестры и, чуть помедлив, уверенно соврала:

- Обещаю.