Глава 20
Виллоу
Этой ночью моя мама не приходит домой, и часть меня этому рада. Я пока не хочу видеть ее или отца. Честно говоря, я не уверена, что хочу увидеть кого–нибудь из них, даже если и испытываю чувство вины и тошноту, думая о таких ужасных вещах.
На следующий день я решаю прогулять занятия по химии, чтобы избежать еще одной проблемы, с которой я не готова иметь дело. Но я никогда не была одной из тех, кто прогуливает занятия, поэтому еду в школу, обеспокоенная тем, что моя нынешняя работа будет темой сочной сплетни. Хотя, по–видимому, Эверет – не такой уж и сплетник, это я выясняю после занятий, когда сталкиваюсь с ним в коридоре.
Буквально.
– О, Боже мой, мне так жаль, – бормочу извинения, спотыкаясь, когда отхожу от него, чувствуя себя идиоткой за то, что врезалась в него, пока смотрела в свой телефон. Я отвлеклась, проверяя свою электронную почту, чтобы увидеть, ответили ли мне с какой–нибудь работы, куда я обращалась за трудоустройством.
Пару мест предлагают мне должность, но они платят не очень много. Тем не менее, я, возможно, могла бы уйти, согласившись на две работы, если придется.
Эверет понимающе улыбается.
– Все нормально. Я тоже не очень хорош в том, чтобы набирать сообщения во время ходьбы.
–Тем не менее, мне стоило знать лучше после того, как врезалась в людей множество раз, – улыбаюсь в ответ, нервозность бурлит в моем животе из–за того, что он знает мой секрет.
– Я уверен, что все это делают, – он осматривает коридор, затем наклоняется, сжимая книгу в мягкой обложке, которую держит. – На самом деле, я рад, что столкнулся с тобой. Я хотел убедиться, что ты в порядке.
– Да, я в порядке, – тихо бормочу, тревога несется по моим венам.
– Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неудобно, и обещаю, что никогда снова не подниму эту тему, – говорит он приглушенным тоном. – Но ты убежала так быстро... От этого я запереживал, что тот парень мог тебе навредить или что–то в этом роде.
– Я не из–за этого сбежала, – подтягиваю ремень своей сумки выше на плечо и всматриваюсь в практически безлюдный коридор. – Просто я была удивлена, увидев там кого–то знакомого.
Он понимающе кивает.
– Я никому ничего не скажу. У всех нас есть такие вещи, и мы не хотим, чтобы о них знали другие люди, не так ли?
Я киваю, удивленная его искренности.
– Спасибо. Я действительно это ценю.
Улыбаясь, он открывает рот, чтобы что–то сказать, но подходит Бек.
– Привет, – он останавливается рядом со мной, становясь так близко, что наши плечи соприкасаются. Его взгляд скачет между Эверетом и мной, прежде чем, наконец, остановиться на Эверете. – Как дела, чувак?
– Не очень, – Эверет засовывает книгу в задний карман своих выцветших джинсов. – Ты снова играешь в футбол в эти выходные?
– Я думал об этом, но сначала мне нужно проверить несколько вещей. – Бек затихает, потирая затылок.
Эверетт поднимает бровь, типа говоря «окей?».
– Тогда, предполагаю, что мы увидимся там, – он смотрит на меня. – Увидимся на занятиях на следующей неделе?
Я киваю, а затем он направляется вдоль по коридору, откапывая в своем кармане телефон.
Я нервно поворачиваюсь к Беку. Я не видела его с тех пор, как отдала тот список. Честно говоря, я не знала, что бы почувствовала, снова находясь рядом с ним, если бы потеряла контроль. Но, кажется, что его близость успокаивает полный завал дерьма, которым в настоящее время набита моя грудь.
Я осторожно его осматриваю, жуя свою губу. На нем серая рубашка с длинными рукавами, джинсы и круглая шапочка, из–под которой торчит несколько прядей волос. Мои глаза путешествуют к его губам, и я ловлю себя на том, что прикасаюсь к своим губам, вспоминая наши поцелуи, какие мягкие у него губы, как прекрасно ощущение, когда ты их кусаешь, какой прекрасной на мгновение кажется жизнь. Полной, совершенной и чудесной. Улыбаюсь все время, трепет в моем сердце, покалывание на моей коже – все идеально. Но это было лишь иллюзией, кое–какие воспоминания из прошлого.
Я быстро стараюсь подавить ментальные образы того поцелуя, а мои чувства выходят из строя от приятного запаха его одеколона, его всепоглощающего тепла, и от моего желания снова к нему прикоснуться.
Я впиваюсь ногтями в свои ладони. Не смей. У тебя и так уже есть слишком много всего, о чем стоит беспокоиться.
Бек переводит свой взгляд на меня, его глаза заполняют знаки вопроса и неопределенности. Интересно, будет ли он поднимать тему списка, или же мы просто будем вести себя, словно ничего не произошло, как мы поступили после последнего поцелуя.
–Ты его знаешь? – спрашивает Бек, кивая в сторону Эверета, который находится где–то вдалеке.
– Э–э, да. Он в моем классе по химии, – что ж, он спросил не то, что я ожидала. – Он кажется милым.
Он кивает, изучая меня внимательно.
– Так и есть.
Странный болезненный взгляд на его лице вызывает во мне чувство растерянности.
– Откуда ты его знаешь? С футбола?
– Да, он играет в одной из городских лиг, и мы несколько раз болтали после игры, – он закатывает рукава своей рубашки, глядя в коридор, потом снова на меня. – О чем вы, ребята, говорили до того, как я подошел?
Я пожимаю плечами, ненавидя себя, потому что собираюсь снова ему солгать.
– Ни о чем. Просто о домашнем задании.
У его бровей формируется складка, когда он снова меня изучает, словно пытается разгадать мои мысли.
– Было похоже, что у вас обоих был довольно напряженный разговор.
– Задание было для выпускного экзамена, а ты знаешь, как я отношусь к выпускным экзаменам, – чувство вины пробивает мою грудь, затрудняя поступление воздуха в легкие. Я не могу сказать Беку правду. Не об этом. Что я могу сделать – это поговорить с ним о моем отце. Хотя, не сейчас, пока мы одни, на случай, если я потеряю контроль.
Он снова смотрит в коридор, потом снова фиксирует свой взгляд на меня.
– Ты не... Между вами двумя что–то происходит?
– Что! – вскрикиваю я, привлекая внимание людей, проходящих мимо. Я медленно приближаюсь к нему и понижаю свой голос. – Почему ты так думаешь?
Он пожимает плечами, его челюсть плотно сжимается.
– Потому что это, как бы, именно так и смотрелось, учитывая, как близко вы двое стояли друг к другу. И у тебя было то выражение на лице, словно ты расслаблена.
Скорее я испытала облегчение от того, что Эверет никому не собирался рассказывать мой секрет.
Тем не менее я не хочу, чтобы Бек думал, будто я с кем–то встречаюсь, особенно после того, как я подняла такой большой шум из–за поцелуя и из–за того, что мы больше никогда этого не сделаем.
– Я честно, ни с кем не встречаюсь, в том числе и с Эверетом, – говорю ему, и напряжение в его теле ослабевает. – Ты должен об этом знать, учитывая... ну, все, – снова мой взгляд притягивается к его губам, когда образы наших поцелуев пролетают в моих мыслях. Моя кожа нагревается, как липкий растопленный шоколад, шоколад, который я хочу съесть... попробовать... и... я моргаю.
О, мой Бог, что, черт возьми, со мной не так? Я потеряла весь свой самоконтроль.
Паникуя из–за своих мыслей о самоконтроле, я поспешно меняю тему.
– Итак, чем ты занимался на прошлой неделе? Такое чувство, что я не видела тебя несколько столетий, – точнее, прошло семь дней, как я вручила тебе список. Но кто считает?
– Да, знаю. Я хотел потусоваться, но был занят.
– В школе?
Его плечи тяжело опускаются.
– И на работе.
– С каких пор ты занят на работе? Я думала, что это была, своего рода, причина иметь свой собственный бизнес и делать то, что хочешь: ты сам составляешь свой график.
– Не с этой работой, – он кажется раздраженным, хотя, я не думаю, что это из–за меня.
Я запихиваю в сумку учебник, который держу.
– У тебя другая работа? С каких пор? О, из–за нее ты рано не спал, когда я вчера тебе позвонила?
Он кивает, затем указывает жестом следовать за ним.
– Ну же. Я объясню, пока мы будем идти, – он начинает идти по коридору, затем останавливается. – Мы же все еще общаемся, да?
Я киваю.
– Конечно. Я уже собиралась тебе писать, когда столкнулась с Эверетом.
Его губы искривляются от досады при упоминании Эверета, но когда он замечает, что я за ним наблюдаю, то выдавливает из себя фальшивую улыбку.
– Хочешь пойти в кафе на углу? На самом деле, есть кое–что, о чем мне действительно нужно с тобой поговорить, кроме моей текущей работы, а там довольно тихо.
– По мне, звучит хорошо, – я улыбаюсь, беспокойство растет, кода я думаю обо всем том, о чем он хотел поговорить со мной. – Это же не что–то плохое, да?
Он смотрит на меня растерянно.
– Что?
– То, о чем ты хочешь со мной поговорить.
– Нет, не совсем. По крайней мере, я так не думаю.
– Можешь мне только намекнуть, чтобы я не волновалась? – спрашиваю я, когда мы толкаем двери и шагаем в теплый солнечный свет.
– Ну, что в этом веселого? – он хихикает, взглянув на мое лицо, затем скользит своей рукой вокруг моего плеча.
Я микросекунду напрягаюсь и решаю отстраниться. Но потом мной овладевает это чувство безопасности, и я прижимаюсь к нему.
Боже, я нуждалась в этом больше, чем осознавала.
Нуждалась? Слово посылает панику и шок через мое тело.
Нуждалась.
Нуждалась.
Нуждалась.
Начало падения моей мамы.
Я начинаю отклоняться в сторону.
– Расслабься, – его губы растягиваются в прелестную однобокую улыбку, которая убеждает меня остаться. – Кафе находится всего в двух минутах отсюда.
– Целых две минуты, – шучу я. – Я думаю, что ты переоцениваешь мое терпение.
– Обычно, ты довольно терпелива.
– Не тогда, когда ты говоришь мне, что нужно о чем–то поговорить.
– Это просто идея, которая у меня родилась, – объясняет он, когда мы идем по лужайке под тенью деревьев.
– О чем?
– Обо мне и моей помощи тебе с переездом из той квартиры.
Я замедляюсь до полной остановки.
– Бек, я очень ценю твою помощь, но...
Он кладет палец на мои губы.
– Никаких протестов, пока не выслушаешь меня, хорошо? Просто предоставь это мне.
Ну, блин. Как я мог отказать ему, особенно, когда он хлопает этими своими небесно–голубыми глазами?
Я неохотно киваю.
– Окей, я выслушаю тебя, – мои губы шевелятся под его пальцем, а его взгляд скользит к моему рту, его язык выскальзывает, чтобы облизать губы. – Но только потому, что ты – мой лучший друг, – указываю я легким тоном, но звучу придушенно–напуганной.
Желание вспыхивает на его лице, и мое сердце спотыкается от его взгляда. Слава Богу, он отрывает свое внимание от моих губ до того, как я упаду на землю.
– Это единственная причина, а? – дразнит он. – Так что это значит? Что ты никому никогда не давала высказаться?
– Не всегда, – шучу я фальшивым голосом, который заставляет меня съежиться. – Думаю, ты должен считать себя очень везучим.
Мы снова начинаем идти, отступая на тротуар и направляясь к углу.
– О, я такой, – уверяет он, улыбаясь от уха до уха. – Особенно сейчас.
Мои брови хмурятся.
– Почему сейчас?
Он подмигивает мне.
– Я здесь с тобой.
Я закатываю глаза.
– Это никуда не годится.
Он пихает меня плечом.
– Не притворяйся, что тебе это не нравится.
Я снова закатываю глаза, но когда он снова мне улыбается, а мое сердце трепещет, меня пронзает страх. Я не знаю, нервничаю ли я из–за поцелуя или же все навалившееся напряжение превратило меня в раздражительного психа. Но мне не нравится нервничать рядом с ним, не тогда, когда он – единственный человек, который меня успокаивает.
– О чем ты думаешь? – спрашивает он и, похоже, тоже внезапно начал волноваться.
– О домашнем задании, – лгу я. Боже, я отвратительна.
Солнечный свет отражается в его глазах, пока он оценивает меня.
– Ты уверена? Ты, кажешься... нервной.
– Сейчас тебе бы следовало уже знать, что я просто нервный человек, – напоминаю ему я, как мы спрыгиваем с тротуара, чтобы перейти улицу.
– Да, но еще я знаю что, если кто и может тебя успокоить, то это – я. – гордо усмехается он. – Так что же мне нужно сделать?
Поцелуй меня снова.
Прикоснись ко мне снова.
Заставь меня вернуться к звездам.
Что, черт возьми, со мной не так?
– Скажи, о чем ты хочешь со мной поговорить, – отвечаю я, когда мы приходим ко входу в необычную кофейню. – А потом мне надо кое о чем с тобой поговорить.
Его бровь приподнимается, когда он смотрит на меня.
– Тебе?
Я киваю.
– Вчера произошло много всякой фигни, – когда его губы приоткрываются, я кладу на них свой палец так, как делал он. – Сначала говоришь ты, потом я.
Он медленно кивает с недоумением, в его глазах озорной блеск. Вскоре я понимаю, что означает этот взгляд, когда он прикусывает мой палец, а затем отступает, а моя челюсть падает до колен.
Когда доходит до двери, он тянет ее и указывает жестом проходить первой, поклонившись как полнейший чудак.
– Моя леди.
Это заставляет меня засмеяться.
Он ухмыляется.
– Я знал, что тебя это покорит.
Я закатываю глаза, не обращая внимания на жаркие эмоции, сосредоточившиеся внутри меня.
– Ты такой чудак, – я вхожу в кофейню, вдыхая вкусные ароматы кофе и выпечки.
Он отпускает дверь, которая захлопывается позади нас.
– А ты нет?
Я становлюсь в очередь, просматривая меню.
– Нет, совсем нет. Я противоположность «чудаку».
Он придвигается ближе, и я напрягаюсь, сомневаюсь, хочу и боюсь. Хочу. Боюсь.
– Тусовка в конце одиннадцатого класса, – шепчет он мне на ухо. – Ты провела всю ночь, притворяясь, что ты волшебница, и бросаясь во всех магическими заклинаниями.
Мне потребовалась секунда, чтобы услышать его слова через затуманенность в моей голове.
– Я была пьяной, – мой голос хриплый, и я быстро прочищаю горло. – Обычно я не делаю ничего подобного.
– В начале десятого класса, – говорит он. – Ты заставила меня нацепить всю эту странную стимпанк фигню, которую сбирала. [«стимпа́нк» (или паропа́нк) (от англ. steampunk) — направление научной фантастики, моделирующее цивилизацию, в совершенстве освоившую механику и технологии паровых машин]
– Эй, не понимаю, почему это делает меня чудачкой, – намек на улыбку появляется на моих губах. – Ты – тот, кто нарядился.
Он слегка сжимает мое бедро, и мое тело потряхивает, моя спина выгибается к нему, а зад трется о его бедра. Напряжение накаляется, и мы оба замираем. Бек громко дышит. Или, может, это я. Очень трудно сказать, когда мы так близко.
Что, черт возьми, происходит? Это, как и те поцелуи, сломало мою способность ясно мыслить.
– Чего желаете? – спрашивает девушка–кассир, прерывая этот момент.
Я прыгаю вперед, переводя дыхание, чтобы успокоить свое сумасшедшее сердце.
Проклятье. Я должна была добавить к списку правило «о касаниях». Но я действительно не думала, что между нами все будет так плохо. Раньше никогда такого не было. Опять же, я никогда не терлась о Бека своими бедрами, не теряла самообладание. Снова и снова, и снова...
– Мисс? – кассир смотрит на меня, как будто я чудачка, в чем меня обвинил Бек. – Вы собираетесь что–нибудь заказывать?
Я смотрю на нее из–за меню.
– Ммм...
– Она будет карамельный латте, – Бек подходит ко мне, призрак улыбки танцует на его губах. – А я буду моккачино. И мы оба будем сандвич с ветчиной и индейкой.
Я благодарно улыбаюсь ему, а он мне подмигивает, прежде чем повернуться к кассиру.
Она улыбается Беку, накручивая на палец прядь своих ярких волос, и все это с глазами лани.
– Хотите к этому какое–нибудь печенье? Оно продается по две штуки за доллар.
Бек смотрит на меня, кажется, сильно развеселившимся.
– Что думаешь, принцесса? Хочешь погрызть что–нибудь сладкое?
Я сражаюсь с непреодолимым желанием снова посмотреть на его рот.
– Конечно.
Его глаза блестят от восторга, когда он оглядывается на кассира.
– Мы возьмем два с шоколадной стружкой.
Ее пристальный взгляд пляшет между нами двумя. Затем она раскручивает с пальца свои волосы и вбивает заказ.
– За все девятнадцать пятьдесят семь, – ее тон больше не такой дружелюбный, и я улыбаюсь про себя, хотя и не имею права.
Я поворачиваю сумку, чтобы откапать свой кошелек, но Бек шлепком убирает мою руку.
– Я угощаю, – говорит он, извлекая из джинсов свой бумажник.
– Я заплачу за себя, – твердо говорю ему я, скользя рукой в сумку.
– Пожалуйста, просто дай мне заплатить за это. В любом случае, именно я предложил выпить кофе, – он открывает свой бумажник и вытягивает двадцатку.
– И что? Я – та, кто будет его пить, – беру свой кошелек, достаю десятку, потому что это все что у меня есть, и передаю ему банкноту. – Я заплачу за свой напиток и еду, или не притронусь к ним.
Он колеблется перед тем, как взять от меня деньги и запихнуть в свой бумажник.
– В следующий раз, покупаю я.
Я игнорирую замечание.
– И не пытайся просунуть их обратно в мой кошелек, когда будешь считать, что я не вижу.
Шок вспыхивает в его глазах, но он быстро отводит взгляд.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Ты так делаешь.
– Нет.
– Бек, ты такой...
– О, смотри, столик освободился, – он спешит к столику возле окна и садится.
Я говорю кассиру свое имя, затем направляюсь вокруг столов и падаю на стул напротив него.
Снимаю с плеча свою сумку, ставлю ее у ног, и прислоняюсь руками к столу.
– Окей, что тебе нужно сказать о моей ситуации с жильем? – тон моего голоса формальный, будничный, несмотря на сумасшедше–помешанное сердце.
Он усмехается, по уголкам его глаз собираются морщинки.
– Серьезно, ты иногда самый нетерпеливый человек.
Я тянусь через стол, чтобы быстро ударить его руке, но он бросает свою другую руку на мою, прижав мою ладонь к столу.
– Теперь ты моя пленница, – он злобно ухмыляется. – И я тебя никогда не отпущу.
Мое сердце ускоряется от контакта, и не обязательно в плохом смысле. Я пытаюсь пошевелить рукой, чтобы высвободить ее, но он отказывается отпускать.
– Ни за что, – говорит он. – Я тебя не отпущу, пока полностью не услышишь мою идею.
– Ты заставляешь меня нервничать...раз тебе приходится меня удерживать, чтобы сказать что бы ты там ни собирался.
– Просто хочу произнести свою речь без каких–либо прерываний. Вот и все.
– Но ты боишься, что я попытаюсь удрать?
– Не совсем удрать, а скорее уйти, когда я начну говорить, ты, возможно, не захочешь это слушать.
– Я так не сделаю, – говорю я, прижимая свою руку к столу.
– Иногда ты так делаешь, – он чертит большим пальцем на моей руке, и я дрожу. – Ты сделала так на поле.
Огромный слон в пачке и пуантах появляется между нами и начинает вертеться вокруг, когда неловкая тишина наполняет воздух. Часть меня хочет, чтобы мои губы слиплись, и никогда больше не говорит о том, что произошло, и пусть слон танцует и кружится между нами до конца жизни. Другая часть меня знает, как это будет отвлекать. А желание отвлечься привело меня к тому, что в прошлую пятницу я напилась, что в свою очередь привело к поцелуям с Беком.
– Итак, как твоя идея поможет моей ситуации с жильем? – я заставила слона убраться прочь.
Его брови вскинулись, как будто он наполовину ожидал, что я вообще ничего не скажу.
– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.
Я чувствовала, что он собирался это сказать.
– Не думаю...
Он быстро протягивает свою свободную руку через стол и аккуратно кладет ее на мой рот.
– Пожалуйста, просто выслушай всю мою речь, прежде чем отказывать, ладно? Это не так плохо, как ты думаешь. По крайней мере, я так не думаю.
Я нерешительно киваю, несмотря на то, что не хочу, но у него на лице такой умоляющий взгляд.
Чтобы уменьшить то, что сгустилось между нами, я шучу.
– Боже, да ты, должно быть, в отчаянии... – мой губы двигаются под его ладонью, когда я говорю, а в животе резвятся бабочки. – Если тебе приходится прикреплять мою руку к столу и затыкать мне рот.
Он убирает ладонь, его уголки рта угрожают приподняться вверх.
– Ну, отчаянные времена требуют отчаянных мер, – он кладет вторую руку поверх моей. – Ты делаешь меня отчаявшимся человеком, Виллс.
Я не знаю, что на это ответить, поэтому вообще ничего не произношу. Внутри, мое сердце реагирует судорожным трепетом. Чертово, маленькое извращенное нечто. Оно должно снова начать работать нормально.
Его губы подрагивают на мое молчание, пока он гладит тыльную часть моей ладони кончиками пальцев.
– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.
Мне требуется вся сила воли, чтобы не оборвать его прямо там.
– И я знаю, ты не хочешь подачек от меня, но это не то, чем кажется. Уверяю. Серьезно, думаю, ты могла бы платить небольшую арендную плату. Таким образом, ты будешь себя чувствовать более комфортно, – он вздыхает. – Помимо этого, я знаю, что ты, наверняка, думаешь о списке и том, что его существование – хороший повод, чтобы не переезжать ко мне, но уверяю, что это только сделает ситуацию лучше, потому что она даст нам границы. Она будет держать нас в рамках, так что мы останемся ... просто друзьями, – он тяжело сглатывает в последней части.
– Мне нравится это предложение, – и части меня оно действительно нравится. – Просто я не думаю, что это хорошая идея, учитывая все то, что произошло. И к тому же, я никоим образом не могу себе позволить арендовать у тебя комнату.
– Я это знаю, – говорит он. – И именно поэтому я хочу сделать арендную плату такой, какую ты сможешь себе позволить. Не то, чтобы мне были нужны деньги, поэтому это вообще не имеет значения. Я просто позволяю тебе платить арендную плату, потому что знаю, что ты не согласишься на это, если я так не делаю.
– Я знаю, что тебе не нужны деньги, но... – я напрягаю свой мозг в поисках оправдания. Мне страшно. Страшно переезжать. Страшно переезжать к парню, с которым я целовалась. Страшно переезжать к парню, которого я хочу поцеловать. – В таком случае, зачем тебе вообще нужен сосед? Я имею в виду, что люди, как правило, ищут соседей, чтобы разделить стоимость арендной платы.
– Не хочу делать это только потому, что мне нужен сосед, – акцентирует он. – Я хочу это сделать, чтобы убрать немного стресса, которому твоя мать подвергает тебя на протяжении нескольких лет. И я знаю, что ты хочешь выехать из той квартиры. Ты даже звонила Винтер, чтобы узнать, можешь ли арендовать у нее комнату.
Моя голова наклоняется в сторону, брови сходятся вместе.
– Тебе позвонила Винтер и рассказала об этом?
– Конечно, она это сделала. Она беспокоилась о тебе. Она заботится о тебе, – он обхватывает мою ладонь своими руками. – Она сказала, что ты была расстроенной... Что–то произошло?
Заботится?
Заботится.
Заботится.
Заботится.
По словам моей матери, никому до меня нет дела.
Я пожимаю плечами.
– Моя мама пришла домой, требуя денег на наркотики. Вот что. Я даже не знаю, почему так расстроилась. Не то, чтобы она никогда так раньше не делала.
– Принцесса... – он держит мою руку так, словно она самое ценное в мире. – Так было не правильно каждый раз, когда она это делала, и думаю, что в глубине души ты об этом знаешь. Ты заслуживаешь гораздо большего, даже если так не считаешь, – он чертит своим большим пальцем круги на тыльной стороне моей ладони и смотрит на меня, будто ожидает, что я что–то скажу. Я знаю, что если открою рот, то просто развалюсь. – Позволь мне помочь, пожалуйста. Я хочу... Я хочу заботиться о тебе.
– Мне не нужно, чтобы хоть кто–то заботился обо мне. Я в порядке, – я задыхаюсь от лжи. Правда в том, что я хочу принять его предложение, потому что боюсь, что не получу достаточно хорошую работу, что буду не в состоянии платить арендную плату, что буду жить в постоянных переживаниях – не умерла ли моя мама. Того, что буду женщиной, которая стояла передо мной в моей спальне, выпрашивая деньги и уничтожая снежные шары, которые мне подарил папа, только потому, что у меня не было денег. Женщиной, которая сказала своей собственной дочери, что всем на нее плевать.
Я втягиваю в себя воздух, и еще раз пытаюсь собраться. Я постоянно волновалась и беспокоилась на протяжении нескольких недель, и чувствую себя так, словно стою на вершине скалы и вот–вот упаду.
Он проводит по сгибу моих пальцев.
– Ты не в порядке. Я тебя знаю. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать твое беспокойство из–за матери. Так же, как знаю, что эти мешки под глазами из–за того, что ты не спала прошлой ночью, вероятно, потому что беспокоилась о своей маме и счетах, и Бог знает, о чем еще. Я могу тебе помочь, если ты только мне позволишь, – его голос смягчается. – Просто скажи «да», переезжай ко мне, и позволь мне забрать из твоей жизни чуточку стресса.
Он предлагает слишком много.
Я так сильно этого хочу.
– Ты уже заботился о моей жалкой заднице слишком много раз, – я тру лоб свободной рукой, чувствуя, что подкрадывается головная боль.
Я бы хотела иметь возможность полностью объяснить ему, почему не могу принять его помощь. Объяснить, что ненавижу полагаться на людей. Мне нужно заботиться о себе. Я ненавижу доверять людям, когда они постоянно нарушают это доверие, как мой глупый отец, который думает, что он может уйти, а потом просто вернуться, и что все будет в порядке. Как моя мама, которая разрывает меня в клочья, когда я не делаю то, что она хочет. Я хочу объяснить, как все чертово время я боюсь ошибиться, превратиться в свою мать, стать ужасным человеком, достичь совершенства, а потом его потерять, потерять Бека, что мое сердце разобьют. И не просто разобьют, а того, что это сделает он...
Что за черт? Когда это изменилось? Когда я перестала беспокоиться о том, что мое сердце вообще будет разбито, а стала беспокоиться только о том, что Бек разобьет на куски мое сердце?
В моих барабанных перепонках стучит кровь, когда все страхи и тревоги одновременно проходят через меня. Паника сдавливает горло. Я практически падаю со скалы. Падение, которое, я думаю, происходит уже на протяжении нескольких месяцев.
– Успокойся и сделай глубокий вдох, Виллс. Все нормально, – он сжимает мою руку. – Я собираюсь отпустить твою руку. Мне нужно достать кое–что из кармана.
Я подчиняюсь, вдыхая и выдыхая, пока он лезет в свой карман. Я ожидаю, что он вытащит свой телефон, поэтому, когда он кладет на стол сложенный листок бумаги, замешательство пронзает бурю моего беспокойства.
– Что это? – спрашиваю я, когда он толкает бумагу через стол ко мне. – Это тот список, который я тебе дала?
Он качает головой, не отрывая от меня глаз.
– Хотя, это список включает все причины, по которым ты должна ко мне переехать.
Когда я не поднимаю бумагу, он берет мою руку и кладет листок в мою ладонь.
– Я знал, что разговор с тобой, вероятно, не сработает, – говорит он. – Тебе нужно что–то настоящее, на то можно посмотреть, и над чем можно подумать.
Я складываю пальцы вокруг бумаги, когда слезы угрожают пролиться из моих глаз. Как он может так хорошо меня знать? Как он может меня видеть?
Что еще он видел?
Я держу бумагу, слишком напуганная тем, чтобы посмотреть на список, боюсь того, что там, и чего там нет. Боюсь того, что захочу того, что там написано.
– Бек, мне, правда, нравится твое желание помочь – серьезно, – говорю я, пытаясь дышать и ясно мыслить. – И то, что ты заботился обо мне все эти годы, хотя не должен был... Не существует слов, которые могут выразить то, как я благодарна. Ты – мой герой. Серьезно, я не знаю, где бы я была без тебя... если бы я вообще была бы жива. Что может прозвучать драматично, но я не шучу. Как много раз ты меня подвозил, спасал меня от ночевки в машине и от преследования со стороны наркоторговцев. Или тогда, когда моя мать высадила меня на углу улицы рядом с притоном, потому что ей хотелось, чтобы я сходила и купила ей наркотики, а когда я отказалась, она разозлилась и выгнала меня из машины. Ты приехал и забрал меня, а я была так напугана из–за тех людей, которые все время пытались меня убедить зайти в свои дома... И я серьезно думала, что они убьют меня... – затихаю я, когда начинают капать слезы. – Но тебе больше не нужно обо мне заботиться. Поверь мне, если бы ты знал всю историю, ты бы прекратил так усердно пытаться.
– Ты не права, – он хватает меня за руку, когда я качаю головой и начинаю отстраняться. – Может быть, тебе стоит рассказать мне всю историю и позволить мне судить об этом.
Я не могу сказать ему.
Не расскажу.
Я не буду рисковать, и терять его.
Я не смогу справиться с тем, что он будет по–другому на меня смотреть.
Я хочу, чтобы он всегда смотрел на меня так, как он смотрит сейчас.
С состраданием.
И с потребностью.
С желанием.
И еще с чем–то, что пугает меня до смерти, с чем–то, что я уверена, может нарушить правило под номером три из списка.
Но, когда мой губы раскрываются, все, что из них выливается: глупые и уродливые слова, которые подводят итог плохим решениям, которые я приняла за несколько месяцев. Моя работа. Ложь, которую я ему сказала. Как сильно я себя ненавижу. То, что объявился мой папа. Как сильно, я думаю, что ненавижу его и мою маму. И это все – я, и я это ненавижу. И как он может хотеть что–то такое некрасивое и испорченное?
Когда я заканчиваю, стоит тишина. Никто из нас не двигается. Мы только дышим. Даже тогда, когда называют мое имя, чтобы забрать наш заказ, ни один из нас двигается с места и ничего не говорит.
На самом деле, осталось ли что–нибудь, что еще можно сказать?
– Я не могу дышать, – шепчу я, глядя на стол, не в силах смотреть на него.
Я хочу забрать все это обратно, но не могу.
Моя грудь разрывается, когда продолжается молчание.
Внутри меня создается давление.
Держись, Виллоу. Не теряй свое дерьмо.
– Виллс, я даже не осознавал, что было так...
Его перебивают ножки стула, которые скребут пол, когда я вскакиваю на ноги.
Я мчусь от него, как трусиха, вбегаю в туалет и закрываюсь в кабинке. Затем оседаю на пол, сжимая список Бека, в то время как рыдаю навзрыд. Прямо. Как. Моя. Мать.
Не знаю, как долго я плачу, но к тому времени, как останавливаются слезы, мои глаза опухли, а грудь болит. Я думаю о том, чтобы встать, но двигаться – значит столкнуться с Беком, а я не думаю, что уже готова. То есть, если он еще там.
Это имеет значение? В конце концов, ты должна встать с пола в туалете.
Сглатывая стыд и агонию, я хватаюсь за какую–то ткань, но затем замечаю список, зажатый в руке. Я раскрываю пальцы. Посмею ли я его прочесть? Смогу ли я справиться с тем, что в нем?
Имеет ли это еще значение?
Зная, что Бек, вероятно, никогда снова со мной не заговорит, я делаю глубокий вдох и начаю читать.
Все причины, почему ты должна ко мне переехать:
Потому что это сделает твою жизнь немного легче.
Потому что это позволит устранить чуточку стресса.
Потому что тебе не придется беспокоиться о том, как заснуть во время громких, отвратительных вечеринок. На самом деле, последнее слово всегда будет за тобой касательно того, устраивать ли у нас вечеринку.
Мое жилище ближе к школе, а это ознаает, что тебе не придется так много ездить на том куске дерьма, на твоей машине.
Потому что я люблю, когда ты рядом.
Потому что мы можем драться подушками в два часа ночи.
И не забывай о тех полуночных разговорах, которые у нас постоянно происходят. Только, вместо того, чтобы разговаривать по телефону, мы можем вместе лежать в постели и говорить.
Потому что я буду самым клёвым соседом, который у тебя когда–либо был.
Потому что, пока ты думаешь, что не заслуживаешь помощи от кого–то, это не так.
Потому что, когда мы были моложе, я дал тебе обещание, и, безусловно, самая главное для меня – это быть уверенным, что сдержу это обещание.
Потому что каждую ночь, когда ты в той квартире, я лежу в постели и не сплю, волнуясь из–за тебя.
Потому что твоя мама не заслуживает того, чтобы ты была рядом с ней.
Потому что ты не должна платить арендную плату за свою мать, когда она так плохо к тебе относится.
Потому что я хочу, чтобы ты жила со мной больше, чем, думаю, ты осознаешь.
Потому что ты – мой лучший друг, и я забочусь о тебе больше, чем о ком–либо в мире.
У меня есть больше, но, на данный момент, я остановлюсь на этом. Если ты не согласишься на это, я сделаю достаточно длинный список, который ты будешь читать вечность, и тогда ты просто застрянешь со мной, пока не закончишь.
Забота.
Забота.
Забота.
Он заботится обо мне больше всего в мире?
К тому времени, как я дохожу до конца, то не знаю, то ли плакать, то ли смеяться.
– Я хочу забрать все назад, – шепчу я сквозь слезы. – Не только ложь, но и решения.
В этом все дело. Я не могу забрать все обратно, независимо от того, как сильно этого хочу.
Я не знаю, как долго нахожусь в кабинке, давая слезам скатываться из моих глаз, но, в конце концов, мне удается поднять свою задницу с грязного кафельного пола.
Повернув защелку двери, я открываю кабинку, выхожу, и сразу же останавливаюсь, моргая и моргая, и снова моргая, интересно, стресс, наконец, стал причиной моих галлюцинаций. Независимо от того, сколько раз я моргаю, Бек стоит, прислонившись к двери туалета, с моей сумкой в руке и на его лице такой взгляд, словно он собирается приблизиться к пугливому коту.
– Что ты здесь делаешь? – я тру глаза, пытаясь вытереть все слезы. – Это туалет для девочек.
– Серьезно? – издевается он, как будто потрясен. – Хорошо, что ты мне сказала. Я собирался отлить в одну из раковин.
Я улыбаюсь, но движение причиняет боль.
– Ты такой маленький нарушитель правил.
– Я знаю, – его пристальный взгляд заставляет меня сделать шаг назад.
Я делаю еще один шаг назад, пока он приближается ко мне, останавливаясь только, чтобы не врезаться в стену.
– Не волнуйся; я не собираюсь нарушать твои правила, – говорит он, останавливаясь передо мной.
По правде говоря, нарушение правил было последней мыслью в моей голове.
Я тяжело сглатываю, умоляя свой голос стать полу–нормальным.
– Почему ты здесь?
– Чтобы убедиться, что ты в порядке, – его взгляд путешествует по мне, прежде чем остановиться на моих глазах.
Я вообще не могу его читать, поэтому жду, что он скажет. Но все, что он делает, – берет мою руку, подносит ее к своим губам, и мягко целует мою кожу.
– Пожалуйста, позволь мне тебе помочь, – шепчет он. – Я терпеть не могу видеть тебя такой... страдающей от боли.
Задыхаюсь на следующем вздохе, когда слезы застилают мне глаза.
– Как ты вообще можешь хотеть чего–то... после того, что я тебе рассказала?
Он оставляет на моей ладони еще один поцелуй.
– Ничего из сказанного тобой не изменило то, что я чувствую к тебе. Во всяком случае, это просто придает мне еще больше решительности, чтобы заставить тебя переехать ко мне, и увезти тебя из этого дерьма.
– Никто не заставлял меня это делать, Бек, – говорю я, дрожа от следующего поцелуя. – Я решила работать в том месте, потому что там хорошо платили, а я устала работать на трех работах, и все равно едва могла платить по счетам. Я решила лгать об этом, потому что слишком трусила сталкиваться лицом к лицу со своими плохими решениями.
– Мы все принимали плохие решения. Ты знаешь меня достаточно хорошо, и знаешь, сколько раз я облажался.
– Просто потому, что твой папа думает, что ты облажался, это не означает, что это действительно так.
– Это полностью не соответствует действительности. И только ты видишь это так, потому что ты – хороший человек, который хочет видеть во мне только хорошее.
– Я – плохой человек, – выдавливаю я.
– Нет, хороший, – он снова прикасается губами к моей ладони.
– Нет. Я. Не. Хороший. Человек, – проигрываю битву, теряю свою волю, теряю все.
Еще один поцелуй. Потом еще один.
– Тебе нужно перестать так плохо думать о себе и начать видеть себя такой, какая ты есть: добрая, заботливая, красивая, сильная девушка, которая пережила всякое дерьмо, она с этим справилась и выбралась на первое место. Она закончила школу, поступила в колледж, и сама за себя заплатила. Она заботилась о своей маме, когда еще была слишком юной, чтобы это делать. Она заботится о других людях, так чертовски сильно, что не позволяет себе разваливаться, чтобы позаботиться о них. Я просто хочу, чтобы ты позволила другим людям позаботиться о тебе ... Позволь мне о тебе заботиться.
Забота.
Забота.
Забота.
Он заботится обо мне.
Моя мама была неправа.
Может быть, она была неправа во всем. Может быть, не все ребята сбегают.
Бек не сбежал, он видел меня в худшие дни. И я не сломалась, когда думала, что он ушел. Я поднялась с этого пола в туалете.
Я так сильно хочу его поцеловать, что едва могу дышать. Единственный способ, который я могу придумать, чтобы воздух попал обратно в мои легкие, – это приникнуть губами к его губам.
Так я и делаю.
Его губы в шоке раскрываются, и я практически отскакиваю, опасаясь, что он больше этого не захочет после моего рассказа. Затем его рука обнимает меня за талию, и он прижимает меня так близко, что не остается места для вдоха. И больше воздух не кажется таким важным. Только его поцелуи. Его прикосновения. Ощущение его защиты.
Он всегда заставляет меня чувствовать себя такой защищенной.
Слезы жгут мне глаза, и я понимаю, из–за чего это может быть.
Потрясенная, я отстраняюсь достаточно, чтобы поступил воздух. Бек прислоняется своим лбом к моему лбу, его беспорядочное дыхание ласкает мои щеки.
– Ты в порядке? – шепчет он, схватив меня за талию.
Я качаю головой, затем киваю, настолько неуверенная во всем.
– Я действительно не знаю ...
Он опускает мою голову себе под подбородок и поднимает меня на руки.
– Все будет в порядке. Мы вытащим тебя из этого.
Та часть, где он говорит «мы», ломает что–то внутри меня, потому что после этого я осознаю, что больше не одинока, – и я выбираю не быть такой. Я цепляюсь за него, держусь изо всех сил. И он делает то же самое, может быть, даже еще крепче.
Конец списка ...