Главное - Я

С самого детства мне прививали привычку к уборке, готовке и всему прочему, различным навыкам, тому, чем должна обладать любая добросовестная домохозяйка. Папенька заставлял мыть полы, сколько себя помню, а после того, как я немного выросла, подарил маленькую розовую подставку для ног, дабы мне опираться при мытье посуды, я была невысока ростом. Она обладала очень нежным оттенком и сильно понравилась мне, потому сразу после каждого мытья посуды я аккуратно слезала с милой подставки и бежала за тряпочками. У меня был специальный тканевый лоскуток, мягкий, чтобы не поцарапать покрытия, используемый только мной и только для подставки моих ножек. Мне приходилось его прятать от других, так как старший брат мог отобрать, а папенька разозлиться. ,,Опять ты дурью маешься, дурёха" - сказал бы он, узнав о моём маленьком секрете.

Мои руки намокали под холодной струёй воды, держа посуду, но после она сменялась на приятную, нежно-тёплую, и пальцы не дрожали более. Но бывали времена, когда воду отключали вовсе и нам приходилось ходить к дряхлому колодцу, возле которого в то время толпилась вся деревня. Можно сказать, этот колодец был спасением в трудную минуту и потому жители поставили рядом меленький храм метр ростом, назначив это место святым.

- Поговаривают, что в этом колодце живёт Святой Дух! - рассказывали небылицы дети, наслушавшись всякого от родителей. Хотя скорее у взрослых ходил слух более мистический, и даже паранормальный, и ни о каком Святом Духе речи не шло. Одна из женщин после рассказов про полтергейста местного колодца перекрестилась и назвала всех Святых, кого посчитала нужным.
Не подумайте, что я вру и преукрашиваю, я сама это слышала, ходя по дверям домов и раздавая баночки с кабачковой икрой соседям по их заказу от мамы.
После услышанного я не могла сомкнуть и глаза, мне всё мерещилось, будто кто-то наблюдает. Но после двух бессонных ночей я выдохлась и попросту уснула от изниможения. Спала я беспробудным сном, мне ничего не снилось, но одно было понятно - я была в безопасности. После этого случая мне надоело бояться неизведанного, особенно того, чего в глаза не видела, и я просто забыла, не придав и капельки значения этому моменту своей жизни. Всё-таки наш мир столь прост.

Я была хозяйственной девочкой и у меня никогда не было времени на бессмысленные игры и прогулки. Каждый мой день был насыщен и заполнен делами по дому, двору, кухне. Кроме мытья полов и посуды, в мои обязанности входила уборка всего дома, прополка огорода, готовка обедов. Завтраки всегда делала матушка. Ужин мы готовили вместе, а после большую долю еды она складывала в деревянную посуду с закрывающейся крышкой. Я надевала свою косынку и ситцевое платице малинового расцвета с бело-молочным бантом спереди на талии и бежала к папеньке с братцем на гречиховое поле. Я оббегала самые крайние дома деревни, выбегала на дорогу, вытоптанную шинами машин и заросшую травой, бежала вдоль малого ручья, вечно текущего в сторону колодца, и, когда начало ручейка пряталось в большую трубу, становилось видно поле из белых лепестков, а в далеке посередине величаво стоял оранжевый трактор, поднимал свои клешни. Добираясь в его сторону, мне становились заметны силуэты людей, смутно напоминающие детей из-за маленького роста, но это оказывались вполне люди в возрасте, просто находились далеко, и чудилось, будто они старше всей моей семьи. Я отдавала ужин братцу и папеньке, а сама стелила тряпочку, дабы им было усесться поудобней. Когда они начинали есть и забывали про меня, я тихонько отходила и начинала убалтывать друзей отца по работе, прося разрешить посидеть в том самом оранжевом, как закат, тракторе. Иногда мне это удавалось и я радостно смотрела сверху на нём на цветки гречихи и спокойно кушающего отца. Братец же начинал возмущаться из вредности, ишь ему веселиться на поле не дают, он только и делает, что работает, на что папенька давал тому подзатыльник, а после звал меня спускаться, и мы все вместе возврашались домой.

Со временем я начала расти куда быстрее, чем в раннее время, и моя подставка становилась негодной и попросту ненужной для такого ребёнка, как я. Мне не хотелось расставаться с ней, я пыталась терпеть неудобство высоты своего роста, приходилось порой наклоняться, чтобы повернуть кран, но я не жаловалась, главное, что со мной была моя прекрасная подставка для ног.

Но как-то раз это заметил папенька... Я забыла отодвинуть подставку и он вспомнил, как я использую её не по назначению.
Это произошло, когда вся посуда была вымота, высушена и расставлена мной по полкам, а я сама спала в детской - моей комнатке на втором этаже.
Всю ночь снились мне сложные сны и всю ночь я ворочилась, лежа в простынях. Вскоре, проснувшись из-за хрюканья свиней и лая собаки на кур, шагов людей, вся спина болела, будто вчера я кривилась во время учёбы, отжалась сколько бы смогла и не спала всю ночь. Взор мой был в тумане, спускаясь по узинькой лестнице. Лишь ,,А как же папенька спускается по такой, он же толстенький" пронеслось в моей голове. Заспанная я позавтракала, а маменька строго наказала больше так поздно не подниматься, дел ещё по плечи.

- Маменька, пожалуйста, не злись, я не специально... Больше так не буду. - извинялась я, на что та просто тяжело вздохнула и покачала головой.

- Не первый раз так оплашала. Ещё на прошлой неделе поздно встала и заполночь легла, вот и режим сбила. - тон матушки был нежен и по-матерински заботлив, но суров. - А где твои шерстяные носочки? Холодно же.

- Разве? Мне очень тепло. - я ела геркулесовую кашу из пиалы для чая. Она казалась наиболее удобной для еды, чем для чая.

Наша разная оценка температуры в доме смутила маму. - Ещё только утро, осенью прохладно в раннее время, ты что, совсем не чувствуешь холода?

- Мамочка, мне тепло. - я доела кашу и потому встала со стула, понесла пиалу к раковине, но вдруг почувствовала слабость и непослушание рук, а вскоре и во всём теле. - Ох... - пиала выскользнула из маленьких пальчиков и разбилась в дребезги, создав хаотичный звук.

Матушка в конвульсии подбежала ко мне и резко спохватилась за меня, но после за свою ногу. - Аяй... - судорога покрыла её левую ступню, но через пару секунд отпустило. Она отодвинула меня от осколков. - Что с тобой? Отойди, ты можешь порезаться... Что-то мне не нравится твоё состояние. - матушка повела меня в гостиную.
Засунув градусник под мышку, строго наказала прижать рукой к телу, чтобы ни за что не упал. Диван, на котором я сидела, был покрыт золотистой бахрамой, и я ворошила его ножками от безделья.

- Тридцать семь и два... - через пару минут мама взяла у меня градусник. - О, божечки..! - та подсела ко мне на диванчик, занаво рассматривая шкалу, проверяя, не ошиблась ли она. - Так и знала то, что всё этим и закончится! Он хотел тебя измотать, так вот, измотал! - мать говорила об отце возмущённо, резвясь по небольшой гостиной. - Тебе всего десять, ребёнку нельзя столько трудиться, организм не подготовлен, вот же ж изверг мужской!

В итоге мама послала меня спать: проводила до детской и уложила в кровать, а после поцеловала в лобик. - Спи, младенец, полный, прекрасный, баюшки баю~ Тихо смотрит месяц ясный в калыбель твою~. - напевала мне матушка.
Вскоре голос стал утихать и послышались шаги.

,,Мама уходит..?" - пыталась разобрать я, но не могла встать и открыть веки, они были слишком тяжелы... - Как же там пелось дальше?... ,,Стану сказывать я сказки...песню.. вздремни, закрывши глазки... Мамочка... мне не пло... - губы раслабились и я более не могла говорить.

Папенька вернулся только к вечеру, озлобивашийся, что дочь не принесла еды на поле, и в доме начался серьёзный разговор:

- Ты зачем так ребёнка изматываешь! Она маленькая девочка, ладно, будь она, как её брат, но нет же!

Меня разбудили громкие голоса родителей и я встала, желая поздороваться с папенькой и извиниться.

- Валерия! Я лучше знаю! Если её не гонять, она выростит неблагодарным ребёнком. Ты сама видишь, какая она уже стала. Даже выкинуть подставку не может, видно же, что этот пластиковый мусор не пригоден!

Я еле вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице.

- Это всего лишь подставка, а ты придираешься к мелочам.

- Мне пришлось за неё всё делать! Хватит её защищать.

- Папенька..? Почему ты ругаешься на мамочку? Не надо! - я не понимала причины, но уже пыталась предотвратить конфликт.

- Ого, как раз вовремя. Анастасья, ты почему свои обязаности не выполняешь?! - громким и возмущённым голосом обратился ко мне отец. - Я что, сам за тебя должен всё делать? Мы за что тебя корим? За то, что сами и выкидываем твой же мусор?

- Она больна! - провозгласила матушка страдальческим голосом.

- Мой... мусор?.. О чём ты, папенька, я же вроде бы всё уже выкинула вчера... - мои ноги пошатывались.

- Да!? Тогда почему это я хожу к мусорке и выкидываю твою подставку! Ты совсем уже оборзела! - отец был взбешён, а я от страха сделала шаг назад.

- Не ругай её, это всего лишь подставка! - мама огородила меня собой.

Думаю, в этот момент я должна была бояться быть побитой, но папенька никогда не наказывал меня телесно, да и если бы наказывал, то я всё равно побежала бы на улицу в сторону свалки. В голове лишь бились мысли о моей драгоценной подставке, подаренной папой, об единственной вещи, что была лишь моей в этом доме. Я бежала, изнуряя весь свой дух, пыталась успеть забрать бесценную драгоценность.

- Анастасья, немедленно вернись!!! - судорожно орал отец мне вслед. Я могла предположить, что у него вновь краснющее лицо и смирившийся лоб, как и в прошлые разы ругательств.

- Уже же вечер четверга..! - я задыхалась от огромной скорости.

На ночь мусорку закрывают на ключ, а после утром в пятницу уже увозят.

- Если я не успею сегодня, то..! - я была больна, но это не останавливало меня. - Даже, если слягу, но верну подставку! - а слечь я могла, понимала, что, скорее всего, так и произойдёт.
Мои тапочки топали по пыльной дороге, разбрасывая камни прочь и невпопад спотыкаясь о них. На улице было очень холодно, солнце давно взошло, сумерки пробирались сквозь кожу и содрогали всё моё тело.

Не помню, сколько бежала, сколько падала и ныла из-за пораненых коленок и ладошек, сколько вставала, терпела всю ту боль, что обрела из-за отцовской глупости. Я впервые за всю свою жизнь поняла: мой папа - самый невежественный из невеж этого мира, и прислушиваться к его оскарблением себе дороже. Самое главное, то, как вижу эту ситуацию я, а не он.

Но почему же я так дорожу этой розовенькой подставочкой..? Если дело не в отце, то в чём? Правда ли она так была мне нужна?

Я завернула за последний угол своего пути и увидела свалку. Она не была ещё заперта, и я могла с лёгкостью найти свою драгоценную вещь. Я подошла к бакам:

- Что-то не так... - мне не хотелось более делать шагов.
Раньше, вспоминая о подставочке, я думала о любви отца и своей собственности, но теперь это всё будто обесценилось, словно нет смысла в моих рвениях и переживаниях, я зря побежала сюда, сломя голову, зря ослушалась своего отца, зря встала с кровати, все оказалось зря!

Но зато я поняла: главное — Я.