Пасха
Христос воскресе!
Проснулася я вчера спозаранку, чтоб куличей сытных напечь да яички, отваренные в шелухе луковой, покраше сделать. Ох и потрудилась же я на славу! Хороши получились куличи, ароматны, и яйца – цветные, в декоре. Не в миг дело сделалось, часиков шесть, а то и семь, ушло на всё про всё, но не жалею я времени и силушек ради светлого праздника Пасхи.
Уложила приготовленные яства в корзинку с полотенцем расшитым – загляденье! Надобно ехать в храм – освящать, но перед этим достаю портабль и фотографирую, чтобы похвастать своим уменьем-разуменьем в Инстаграм-сети. Уселись мы с братцем в его «ласточку» и полетели. Подъезжаем к храму, а там не пройти и не проехать: весь народ честной с узелками, с корзинками стекается к дому Божьему – сильна традиция православная, благочестив народ русский!
Вся парковочная «меринами» и «ласточками» устлана, нам свою негде пристроить – братец негодует, ругается: «Крамольники паскудные, мать их ети, телеги свои гнилые понаставляли!» Но вот местечко пустое мы увидали и сразу к нему, как вдруг, отколе ни возьмись, вырос перед нами «мерин» поганый – сам повернуться не может и нам путь преграждает. Братец глядь – там девка за рулем, а он терпеть не может бабу за делом-то мужицким, и давай ее на чем бел свет стоит поносить: «Безбожница смердящая, по морде бить тебя надобно! Имя Божие позорит гадина бесовская!» Потолкамшись чутка, устроились мы на местечке с помощью Господней и понесли снедь ко храму.
Вдоль тропы, к храму ведущей, уселися цыганки, цыганята их грязнолицые бегают недалёко, выстроились хворые да убогие: все милостыню просят, копейке-грошику рады, крестят подающего, молятся за него. Тут же лотошники стоят, корзинами приторговывают да медком освященным.
Вот мы и на полянке возле храма, стоим средь людей добрых, ждем выхода батюшки. Не торопится батюшка – оно и понятно, дело Божье нелёгко и терпения просит. Наконец, дождалися: начал батюшка с дальнего краю. Мы, сообразимши, что Светло действо началось, с середки-то полянки отошли в сторонку, встали в рядок верующих с куличиками и яичками. Смотрю я на освящение, любуюсь: окропляет батюшка, пухлощекий, красногубый, святою водицею яства принесенные, попадает водица и на тулово мужика крепкого, и на платок, на главе женской завязанный, и на рожу отрока жмурящегося, и на личико дитятки малехонькой, - хорошо на душе. Вдруг, взади от нас с братцем голос: «Вы чего это тут, люди наглые, люди бесчестные, встали? Вы токмо что пришли, а я тут уже пропасть времени стою!» Оборачиваюсь – старуха, откуда явилась – не знаю, и не было ее тут, когда мы-то в рядок вставали, но все равно, потупив взор, извиняюсь перед бабушкой и удаляюсь – в такой-то день можно ли браниться! Дошла и до нас очередь, окропили наши яства, благословили! Народ вокруг довольный, поздравляют друг друга, дарения церкви делают. Эх и привольно!
Идем мы с братцем обратно, к парковочной, но другою дорожкою, а кпереди от нас глядим – очередь верующих длинная, народу тьма – все в церковную лавку: кто за свечкой, кто за лампадкой, кто еще за чем. Обойти ту очередь никак нельзя, приходится идти насквозь. Подхожу я и говорю старушке-лебедушке: «Извиняйте, пройти б надобно». – А она, кривя харей, выдавливает: «Ах ты отродье! Пройти бы тебе в другом месте, девка нечистая!» Ум-разум мой пеленой белою застелило, возмутили меня речи старухи, да и братец мой уж было начал заступничать, но получилось сдержать слова гневные у подножия храма – дома Божьего. Дорогою к парковочной заняла меня дума: что ж такого сказывала я лебедушке, что она осерчала на меня с такою-то силою? А все же правильно выругала меня бабушка, ей-то годков побольше будет, у ней-то вера крепче. Не может человек православный, верующий зазря выбраниться в светлый праздник Воскресения Христова!