Червонное сердце (р.в.)

Утро Элиза никогда не любила. В заведении под названием При-ют оно всегда начиналось одинаково. Сначала всех в комнате будил старый будильник с оглушающим дребезжащим сигналом. У девочек было полчаса на то, чтоб умыться, причесаться, и одеться. После чего, ровно в семь тридцать, они должны были построиться в коридоре, чтобы их пересчитали и разбили на пары. Пересчитав сирот, Лидия Федоровна с присущим ей пренебрежением отправляла их на завтрак, который состоял из двух ложек мерзкой манной каши с комочками или пресной овсянки. К этому деликатесу по воскресеньям подавали половину хлебного ломтика с тремя каплями самой дешевой сгущенки. Запивала Элиза это все стаканом кипяченной воды с хлопьями накипи из старинного чайника. Все потому, что пить это подобие чая — стакан такой же кипяченной воды, в котором три секунды прополоскали двухдневный чайный пакетик — было признаком неуважения к себе.

У Сиволапов же было заведено по-другому. Во-первых, ее никто не будил. Она встала даже раньше Юльки, но решила терпеливо посидеть на кровати и подождать, пока та откроет глаза. Элизе повезло, ведь ее новая подруга оказалась настоящим жаворонком, и уже через пятнадцать минут после пробуждения она бодро вскочила с кровати. Как выяснилось, ждать Юльку на завтрак для семьи было абсолютно обыкновенным делом, потому как «она не могла себе позволить выйти из дому без своего повседневного макияжа». В конце концов, она сегодня ехала на свой первый день в школе, в которой проведет четыре года! Как можно было заявиться туда без румян и с синяками под глазами?!

— Женя, ты помнишь, что в этом году Адепты получают шанс взять шефство над первокурсниками? — басовитым громким голосом спросил Юрий, глядя на сына. Очевидно, второму совсем не нравился этот разговор.

— Угу, — нехотя кивнул он, устремляя взгляд вглубь тарелки с яичницей, пытаясь не сосредотачиваться на беседе.

— Тебе нужно справиться с этим, сынок, — поучительным тоном, но все еще мягко, продолжал отец. — Мужчины в нашей семье с первых поколений брали на себя ответственность за других. За их жизни, здоровье, лечили и помогали. Твоя задача — стать надежным наставником для...

— Пап, — перебил Женька, вставая из-за стола и относя остатки завтрака в раковину. — Я помню. Я ушел, нужно дособирать вещи.

Было видно, что Юрия расстроил итог диалога. Юлька нагнулась к Элизе и прошептала на ухо.

— Сиволапы — издавна целители, у нас по мужской линии передается врожденный дар исцеления, а это требует умения брать на себя ответственность. Плюс, волки — стайные хищники, и папа хочет, чтоб Женька был «вожаком» и учился принимать решения, помогать и подсказывать. Это необходимые навыки для целителя, без них ты не сможешь быстро сообразить, как и стоит ли вообще спасти человеку жизнь.

— Почему? — так же тихо спросила Элиза, не понимая, как можно замешкаться, если вопрос состоит в том, оставить кого-то в живых или нет. — Как можно сомневаться, исцелить ли кого-то, если перед тобой вот-вот умрет человек или... маг?

— Потому что не вся магия, что называется светлой, может обойтись без последствий, — подмигнул Юрий, все-таки услышав их шушуканье. — Некоторые заклятия и отвары возвращают человека к жизни, изгоняют из него хворь и лечат. Но... Не всегда жизнь, дарованная ему заклинанием, лучше смерти.

— Что вы имеете в виду? — уточнила девушка, но Юрия спасла от ответа только что хлопнувшая дверью Тина.

— Девочки, вы чего расселись? У вас осталось полчаса на сборы! Юля, быстренько поднимайся и перепроверь все по списку. Если ты что-то забудешь, папа не будет гнать на машине через Лабиринт, будешь ждать почтой! А совы твою косметику и всякие побрякушки не дотащат. Бегом, собирайся!

Юлька, осознав, что может остаться в школе без своих жемчужных сережек и атласных мантий, пулей выскочила из-за стола и убежала наверх. Элиза же осталась растерянно пялиться в тарелку — ее вещи даже ни разу не доставались и представляли из себя маленький чемоданчик, одиноко стоящий у входа в дом. Не найдя, чем себя занять, она молча отнесла тарелку в раковину и решила, что должна помыть посуду хотя бы за собой. Однако, ни губки, ни моющего она не обнаружила. Обернувшись, чтоб спросить, где они, девушка встретилась взглядом с Юрием, который с интересом наблюдал за ее действиями.

— Я хотела... Спросить, где... Чем вы моете посуду? — растерянно спросила Элиза, тут же вжимая голову в плечи. Ей всегда было неловко, когда люди следили за ней с вот таким интересом. Сразу вспоминались те ситуации, в которых с ней приключалось что-то из ряда вон, и тогда весь при-ют как по команде смотрел на нее. Обычно после таких происшествий ее называли странной и чокнутой еще несколько дней кряду, покуда не происходило что-то поинтереснее. Интерес к ее персоне никогда не был положительным, поэтому ее смутил даже великодушный и дружелюбный глава семейства. Элиза даже думать боялась и всячески отгоняла от себя мысли о первом дне в новой школе, где все будут глазеть на нее. Хотя ее успокаивало то, что она уж точно не станет там первой красавицей — это место заберет себе Юлька — или выдающейся ученицей. Нет, излишнее внимание ей уж точно не грозило. И это ее вполне устраивало.

— Кальмиус, — воскликнула Тина из гостинной, впопыхах собирая разную мелочь, которая может пригодиться детям в школе. — Спасибо, что напомнила, дорогая.

Вмиг раковина наполнилась чистой водой, которая покрыла всю стоящую в ней посуду. В воде закрутились маленькие водовороты, имитируя работу посудомоечной машины. Элиза завороженно следила за тем, как посуда моется сама по себе, всего лишь с помощью маленьких водоворотиков, возникших будто из ниоткуда.

— Простите, а... Что вы имели в виду, когда говорили, что иногда жизнь после заклинания не лучше смерти? — этот вопрос почему-то сильно тревожил Элизу, а сама фраза никак не желала укладываться у нее в голове. За свою жизнь она повидала всего две смерти, одну из которых волею судьбы напрочь позабыла. Сперва в пять лет умерла ее прабабушка Вера — добрейший человек, который в Элизе души не чаял. А затем, когда ей исполнилось восемь, ракета уничтожила ее дом, и пожар превратил ее самых любимых и родных людей в две равномерные горстки пепла. Так как же это может быть лучше, чем жизнь, дарованная волшебством? Если бы только ей кто-то сказал, что можно вернуть родителей к жизни, она бы, не раздумывая, произнесла любое заклятие.

Юрий добродушно глянул на нее, склонив голову.

— Есть заклятия, милая, которые способны спасти жизнь даже тогда, когда в человеке не осталось ни капли крови, или когда все его конечности лежат по разные стороны земного шара, а голова погружена под воду и примотана к камню. Целители — они разные бывают. Некоторые лечат, разве что, простуду или пищевое отравление отварами из полыни. Кто-то, вроде меня и моих предков, лечат почти любые болезни, в том числе и те, что отнимают жизни. Но есть и те, кто... Кто смеет спорить с природой. Если Велес забирает душу, то пытаться отобрать ее у него — это настоящий грех. Однако, некоторые целители доказали, что ее, впрочем, и необязательно возвращать. Так, однажды, в Багровых Землях, что очень далеко отсюда, один шаман-целитель изобрел заклятие, способное вернуть к жизни, не отбирая душу у неба. Оно возвращало кровь в сосуды, воздух в легкие, жизнь в тело. Его боготворили, ведь он вернул к жизни почти целое селение, которое скосила какая-то заморская хворь. Однако... Радовались они недолго. Возвращенцы приходили совсем не такими, какими были до смерти. Те, кто ранее любил животных, начинали жестоко разделывать и питаться мясом своих же домашних кошек. Те же, кто незадолго до смерти родили детей, убивали своих младенцев, так как не могли выкармливать их, а голодные крики сводили с ума. Они перестали есть, пить, а солнечный свет вызывал у них болезненные судороги и ожоги. Возвращенцы не спали и совсем не помнили ничего о своих прошлых жизнях. Они становились почти полной своей противоположностью, это и было неотвратимым побочным эффектом проклятия. Они были жестокими, злыми и... Бездушными. А бездушные оболочки — самое то для всяких чертей, лярв и прочих бесплотных тварей. Овладев, по сути, еще живым телом, они подавляли и без того слабую волю возвращенцев, вытворяя разные злодеяния.

— Они были зомби? — переспросила Элиза, ужасаясь тому, как могло выглядеть целое племя оживленных магов.

— Вроде того, но не такие, как вам показывают в кино, — заверил ее Юрий. — Внешне они почти не отличались, были только бледными и пахли не слишком приятно. Но вот их личность... Она стиралась, ее больше не существовало. И проклятие это поразило всю землю, где проживало селение с шаманом. Около пятидесяти лет маги боролись с восставшими мертвецами. Их может уничтожить только огонь, потому эти земли и называются Багровыми. Они прокляты. Пропитаны кровью и выжжены огнем.

Юрий заметил, что Элиза слегка побледнела и округлила свои зеленые глаза. Это заставило его сменить тон на менее устрашающий и вернуть своему повествованию ненавязчивость и легкость.

— И несмотря на историю этого заклинания, оно сохранилось. И раз в сотню лет какой-нибудь умник обязательно додумается использовать его, чтоб вернуть погибшего близкого к жизни. Когда ты убит горем, ты готов на все, лишь бы вернуть ушедшего... Забывая о том, что его ты уже не вернешь. В самом деле.

Хм... С этой стороны Элиза как-то не задумывалась. А что, если бы сейчас к ней вернулись мама и папа? В тех же телах, как фениксы, восстали из пепла? Были бы они теми же Марией и Святославом Вогневичами? А вдруг после возвращения ее мама больше никогда бы не жарила ей блинчики со сгущенкой по субботам и не водила бы на утренние тренировки по гимнастике? А папа? Мог ли он после возвращения разлюбить рыбалку и никогда больше не петь Элизе в день рождения ее любимую песню из диснеевского мультика? А могли ли они вообще разлюбить саму Элизу? Она вот нет. Точно нет.

— Но этого уже очень давно не случалось, — с улыбкой заверила Тина, видя, что Элиза напряглась от истории о восставших мертвецах. — Такое заклятие всего одно, и наша семья никогда не использовала его. Идем, дорогая, пора ехать, а по дороге Юра лучше расскажет тебе, скольких людей он спас во время войны, будучи еще простым студентом.

Последняя фраза была сказана не без гордости, но с явным намеком. И правда, всю темную подноготную их мира Элизе еще предстояло изучить. Она обязательно с этим столкнется, и девушка сама прекрасно это понимала. Однако, начинать путешествие по миру с истории про каких-то шаманов и зомби — не лучший вариант.

Со второго этажа спустились Женька и Юлька. Вторая сияла, как только что начищенная серебряная монета, а вот первый не испытывал такого энтузиазма. Скорее всего, он не выспался, ибо Элиза, проснувшись посреди ночи, услышала, что парень чем-то шелестел в комнате и произносил незнакомые ей слова. Скорее всего, он, как любой уважающий себя восемнадцатилетний подросток, пробил баклуши все лето и пытался догнать материал за оставшиеся считанные дни.

Забравшись в машину на заднее сиденье, Элиза обернулась, провожая взглядом дом семьи Сиволап. Она пробыла здесь не больше двадцати часов, однако успела немного прикипеть душой к месту, где впервые не чувствовала себя в при-ю-те. Нет, она не могла сказать, что почувствовала себя дома. В конце концов, врядли она смогла бы еще хоть раз испытать это чувство. Она ведь уже совсем не помнила, каково это — приходить домой. Воспоминания о детстве были словно выжжены из ее памяти. И это слегка угнетало. Зато ее расслабляло общество Юльки, которая буквально взрывалась от желания рассказать Элизе как можно больше о школе; Женьки, который терпеливо отвечал на все ее уточняющие вопросы, и их веселых родителей — довольно сильных магов, которые смотрели на девушку с теплотой и заботой. Она была под защитой. Впервые за восемь лет. Конечно, ей бы очень хотелось встретить этих прекрасных людей при немного других обстоятельствах. Например, она была уверена, что ее папа точно подружился бы с главой семейства Сиволапов, а мамы могли бы быть «подружками по школьному родительскому комитету». Интересно, а в той школе есть родительский комитет?

Вполуха слушая, как Тина наставляет Юльку перед первым учебным годом, Элиза заметила, что мимо окна промелькнуло противное здание из серого камня с полуразрушенной детской площадкой и таким же угрюмым заброшенным стадионом. При-ют. В который она больше никогда не вернется. Странно, что Вадим Адольфович не сжег это место после того, как ему продали такой ненадежный «товар».

Элиза откинулась на сиденье, пытаясь припомнить свой первый день в при-ю-те. Это не составляло труда.

Сначала был огонь. Разноцветный, разукрашенный оттенками оранжевых, красных и синих цветов. Он окружал все, окружал Элизу, за языками пламени и алыми цветками, разгорающимися в ее детской, не было видно ничего. Паника. Страх. Но не боль. Элиза четко помнила пару секунд пылающего огня вокруг себя, после чего в ее воспоминаниях наступала темнота.

Темнота была вязкой, глубокой, как какое-то мерзкое болото. Из болота ее поочередно доставали то команды врача, то короткие кивки медсестры, то писк неизвестного ей большого аппарата. На ее лице была маска, и первое, что ей хотелось сделать — это сорвать ее. В ней не было надобности, она не испытывала трудностей с дыханием. По правде говоря, если бы не отчетливые воспоминания об огне, она бы и не подумала, что когда-то собственными глазами увидела смертоносный пожар. Хотя, в это никто и не верил. Ей говорили, что пожар, скорее всего, не задел ее комнату, и она успела выскочить, а уже потом потеряла сознание, и пламя поглотило детскую. Врачей можно было понять — на восьмилетней девочке, которая утверждала, что несколько минут пролежала в обмороке, окруженная огнем, не было даже намека на ожоги. Да, она была перепачкана сажей, но это тоже могло бы случиться, стой она поблизости пылающего дома.

Но пожар все-таки был. Обломки ракеты разбили их двухэтажный домик вдребезги. После больницы Элиза вместе с остальными детьми была в экстренном порядке эвакуирована в сиротский приют номер четырнадцать, что находился на границе двух поселков городского типа. Уже тогда серый камень, из которого строились стены, был облезлым, обшарпанным и побитым временем. Доски на крыше начинали подгнивать, как и характер тамошних воспитательниц. Дети там были разными. Кто-то родился и сразу оказался в этих холодных серых стенах среди железных скрипучих кроватей и дешевых детских смесей. А кто-то, как Элиза, попадал сюда, уже не будучи ничего не понимающим младенцем, и осознавал безысходность своего положения. К слову, эти истории о том, как тот или иной ребенок попал в приют, всегда были какими-то однообразными. А вот когда Элизу спрашивали, почему она здесь оказалась, она первое время не могла ответить на этот вопрос. Потому что она не помнила.

После пожара ее воспоминания стали каким-то потрепанным дневником, который будто тоже побывал в очаге пламени. Страницы его обгорели, обуглились, и можно было различить лишь обрывки записей. Так, Элиза помнила лишь огонь и больницу, обстрелы и грязный автобус, напичканный убегающими от войны детьми и их мамами. А вот что произошло и как погибли Святослав и Мария — нет. Как начался этот пожар и как звучит громогласный взрыв ракеты — все это осталось где-то на самых почерневших страницах. И теперь не осталось даже тех прекрасных и радужных моментов, которыми было наполнено ее детство. Только огонь. И смерть. И холодные серые стены при-ю-та.

— Элиза, я бы хотела сделать тебе небольшой подарок, — улыбнулась Тина, оборачиваясь на заднее сиденье и протягивая девушке сверток, перевязанный подарочной ленточкой. Та отвлеклась от воспоминаний и стеклянная пелена резко сошла с глаз. Навернувшиеся на них скудные слезинки впитались обратно, а подрагивающие от неожиданности руки с очевидной неловкостью приняли подарок. Юлька тут же оторвалась от пересчитывания собранных вещей по списку, а у Женьки появилась заинтересованная улыбка. Элиза сняла оберточный пергамент, откладывая ленточку с бантиком. Юлька, пользуясь случаем, взяла этот бантик и с хихиканьем нахлобучила его на черные гладкие волосы. Элиза улыбнулась и даже не стала его снимать. Развернув пергамент, она отодвинула его к Женьке, и в ее руках оказался красивый бордово-коричневый блокнот с обложкой из приятной гладкой кожи. На этом блестящем фоне красовалась надпись, выполненная золотым тиснением — Элиза Вогневич.

— Это Небач, — пояснила женщина, внимательно наблюдая за реакцией девушки. — Тебе, наверное, было бы очень тяжело переместиться из этого мира туда, где совсем нет гаджетов и этих... социальных сеток!

Элиза про себя хохотнула. Даже не определишься сначала, что было смешнее — то, как Тина называет соцсети, или то, что она и впрямь думала, будто у Вогневич в при-ю-те был телефон или планшет. Это как раз было единственным, что не особо отличалось от ее прошлой жизни — возможность общаться была и есть только с тем, кого ты видишь перед глазами. Только вот раньше это были девочки ее возраста и младше, с синяками под глазами, худые и озлобленные, с засаленной головой и искрометным разочарованием во взгляде. А теперь ее собеседниками была, считай, образцовая семья с дочерью, одетой с иголочки, культурной и воспитанной, и ее братом, который, хоть и не был больно разговорчивым, но общался с ней очень вежливо и учтиво.

— Короче говоря, это очень просто работает, — нетерпеливо объяснила Юлька, доставая такую же книжицу из своей сумки. В отличие от Элизиной, у нее было много исписанных страниц и другая, синяя, обложка. — Пишешь на странице слово-пароль, которое ты должна сама придумать, и я пишу такое же в своем Небаче. Затем произносишь заклинание, слово исчезает, и эта страница становится лично твоей и моей. И так мы можем общаться, где бы мы ни были! Ты просто произносишь пароль, пишешь мне сообщение и оно мигом исчезает с твоих страниц, появляясь у меня. Давай, придумай слово.

Элиза задумалась. Какое бы такое слово ей придумать, чтоб заколдовать страницу для их переписки с Юлькой? Должно ли это быть что-то, касающееся именно ее? Или это должно быть что-то заумное, может, даже слово на латыни, походящее на волшебное заклинание? Или совсем любое, возможно, даже «карандаш»?

— Волк, — выпалила Элиза, сморозив первое, что пришло ей на ум. Юлька пожала плечами и протянула подруге перо: — Пиши тогда, а потом я напишу.

Элиза нашкрябала непривычной ей чернильной принадлежностью четыре буквы, даже не заметив, что ей не пришлось макать перо в чернильницу. Юлька забрала его обратно и написала то же самое на странице своей книжки.

— Теперь говори заклятие. Оно простое, запоминай: «Гляжу в книгу, вижу фигу».

Элиза, не сдержавшись, прыснула. Юлька же требовательно посмотрела на нее, желая увидеть, как девушка отреагирует на первую в своей жизни магию. Фразочку для заклинания, конечно, маги долго не подбирали. Видать, чувство юмора у волшебного народа все же имелось.

— Гляжу... Гляжу в книгу, вижу фигу! — запинаясь, но все же с напускной уверенностью пробормотала Элиза. Слово «Волк», секунду назад сверкавшее свежими лоснящимися чернилами, на мгновение вспыхнуло алым цветом, а затем исчезло со страницы. Юлька самодовольно усмехнулась, гордая тем, что научила подругу первому заклинанию. Элиза подняла глаза и посмотрела поочередно сначала на нее, а затем на Валентину.

— Спасибо большое, — сказала она, только сейчас окончательно осознав, что получила первый на своей памяти подарок. Настоящий подарок, завернутый в подарочную бумагу. И даже с бантиком! Если бы не натянутое самолюбие и закостенелый характер, она бы забрала у Женьки обратно уже скомканную бумагу и сохранила бы ее вместе с бантиком.

Это была самая запоминающаяся поездка в ее жизни. После того, как ее Небач был заколдован, Юлька перевела тему на предстоящее обучение, строя невероятные по своей фантастичности теории о том, как ее на первом же курсе обучат быть самой могущественной ведьмой в мире. Женька подтрунивал над сестрой, напоминая, что он вообще-то уже прошел первый курс, и максимум, что светит Юльке, — это научиться разжигать костер без хвороста или тушить его при помощи Кальмиуса. Валентина же порой и сама смеялась с шуток сына, но чаще все-таки останавливала его, хоть и безобидные, издевки. Юрий спокойно вел машину, поглядывая в зеркало заднего вида на возбужденных пассажиров, каждому из которых хотелось как можно скорее оказаться в школе. Элиза, которую подбодрили истории Юльки и раззадорили шутки Женьки, уже и сама с нетерпением ждала, когда же она, наконец, увидит, как выглядит то место, где ее научат обращаться со своей силой. Правда, какой именно — она еще не знала. Это ей только предстояло выяснить.

***

— Так, давайте еще раз, — не унималась Тина, переживая за судьбу девчонок, которые должны были вот-вот оказаться по ту сторону огромных красных дверей из некогда могучего раскидистого дуба. Как только семья Сиволап и Элиза прибыли к Червоному Посольству — Юлька мельком бросила пару слов о том, что это за место, а Вогневич намотала на ус — Юрий отвел Женьку в сторону, видимо, надиктовывая наставления. Мать же все никак не могла собраться с мыслями и принять тот факт, что ей придется отпустить свою дочь на целых девять месяцев. За эти пару минут она уже несколько раз повторила, чтобы Юля вела себя примерно, не нарывалась на неприятности, не перечила профессорам и всюду гуськом следовала за старшим братом. Основным ее требованием к обеим девочкам было именно не отставать от Женьки, так как, по ее словам, в бесконечных коридорах Посольства довольно просто заблудиться, если не знать, куда тебе надо.

— Мам, я запомнила, — закатила глаза Юлька, беря в руки свои дорожные сумки. — Идти за Женькой, не сворачивать, не разевать рот и не глазеть по сторонам. С чернокнижниками и гадалками у входа не общаться, не спускать карманные деньги на ерунду, не срывать уроки и не практиковать новые заклинания без наблюдения учителя. Что-то еще?

— Нет, все, — сдалась, наконец, Валентина и мягко улыбнулась. Элиза была уверена, что она на секунду увидела в уголках ее глаз бусинки-слезы.

— Я буду скучать, солнышко, — проговорила она, чем, видимо, все же растрогала дочь, которая так и рвалась навстречу новым впечатлениям. — Помнишь наш пароль? Пиши мне каждый день!

Юлька кивнула, тоже сглатывая подступившие слезы. Они крепко обнялись. Элиза стояла немного осторонь, чувствуя себя как будто бы лишней. Она не завидовала Юльке, ни в коем случае. Но ей казалось, что она не должна была наблюдать за таким теплым семейным прощанием. Она ссутулила плечи и опустила глаза, как вдруг ее прижали к себе тонкие руки Валентины. Она услышала короткий всхлип и на мгновение даже растерялась, не сразу додумавшись приобнять женщину в ответ.

— Ну все, все, что вы тут разнылись, — с веселой усмешкой подошел Женька, тоже обнимая маму и отца. — Я бы рад тоже постоять поплакать, но совсем скоро у портала будет очередь, а я крайне не хочу попасть в последний дилижанс с какими-то опоздунами и лузерами. Так что потопали.

Элиза взяла свой маленький черный чемоданчик и помахала рукой Сиволапам. Валентина и Юрий проводили ее теплым взглядом, от которого ей защемило сердце. Юлька предпочла не оборачиваться, чтоб не расплакаться. Женька же жестом попрощался с родителями и открыл массивные красные двери.

Оказавшись в Главной зале Посольства, Вогневич на секунд пять замерла с раскрытым ртом. Здание, снаружи выглядящее обыкновенной сталинкой, изнутри оказалось намного и много больше. Одни только колонны, которые не под силу было обнять даже им троим, тянулись высоко вверх, заканчиваясь где-то на высоте десятка метров. Они упирались своими мраморными основаниями в балконы второго этажа, на которых то и дело сновали туда-сюда какие-то люди в алых и багровых мантиях с натянутыми до носа капюшонами. Пол под ногами тоже выглядел необычно — черно-белые плитки были точно высечены из натурального камня и поблескивали при свете тысячи свечей мелкими бликами. Что до свечей, к слову, то они капали своим воском прямо на пол и стены, из-за чего каждая колонна и каждая стена, на которой был установлен подсвечник, были покрыты сотнями слоев бежевого воска, который быстро застывал на прохладном воздухе и образовывал причудливые фигуры.

Холл Главной залы был очень длинным и имел очень много развилок по сторонам. Однако, Женька двинулся точно вперед, по направлению к виднеющейся вдалеке статуе какого-то старца. Подойдя поближе, Элиза рассмотрела, что статуя была не каменной и даже не мраморной. Она была отлита из чистого золота! А в высоту этот старик был совсем не как обычный усохший дедуля. Он имел внушительный рост в три-четыре метра и массивное телосложение. Это наталкивало на корыстные размышления о том, сколько же золота было использовано и насколько дорога Посольству эта статуя.

— Салют, дружище! — от разглядывания золотого старика Элизу отвлекло восклицание Женьки и плеск крепкого рукопожатия. Она не потеряла интерес к памятнику, мысленно дав себе задание попозже найти табличку с его именем и историей, но все же отвернулась, глядя на того, с кем поздоровался Сиволап.

— И тебе не хворать, волчара, — с заразительным смешком в голосе ответил парень, сверкая белоснежной улыбкой. Элизе тяжело давалось любое знакомство, но как-то с семьей Женьки все произошло быстро и на адреналине. Тогда она не успела даже подумать о какой-либо неловкости. Тут же она совсем не ожидала, что к их троице присоединится еще кто-то кучерявый, темноволосый и явно крайне общительный. Юноша повернул голову, устремляя взгляд кристально-голубых глаз на Юльку.

— Юльчик, а ты, по рассказам Жеки, совсем не такая обворожительная скромница, а, скорее, надоедливый гремлин, — пошутил незнакомец, протягивая ей руку для знакомства. — Не зря я, Жека, подвергаю сомнению каждое твое слово. Искренне рад познакомиться!

Элиза все это время стояла молча, с интересом наблюдая, как эмоции на лице Юльки сменяются с восхищения на ярость, а затем на смущение. В какой-то момент Вогневич поняла, что она в этой компании далеко не самая краснолицая. Юлька потупила взгляд и сдержанно протянула тонкую кисть.

— Привет, Антон, — было слышно, что она старается унять девичью дрожь в голосе, от чего Женька едва не хохотнул во весь голос. Прекратив смущать Юльку, парень снова повернул голову и устремил взгляд своих непривычно голубых глаз на Элизу, от чего она аж застыла на месте на мгновение.

— Про Юльку я хоть что-то слышал, хоть и все это — наглая ложь, — он мимолетно бросил взгляд на друга, пытаясь его пристыдить. — А вот о вас ни слова.

— Эм... — все, что смогла выдавить из себя Элиза, звучало нелепо и даже жалко. Мысленно обругав себя за такую глупость, она собралась и выдавила: — Да, мы просто... Недавно познакомились и... Наверное, им нечего особо рассказать...

— Это Элиза, и она новая подружка моей сестрицы, — закатил глаза Женька. Видимо, ему надоело наблюдать за поочередно краснеющими девчонками и он решил объявить в этом спектакле антракт.

— Был бы по гроб жизни тебе благодарен, Тоха, если бы ты прекратил гипнотизировать мою сестру и ее подружку, и согласился бы на короткий променад со своим товарищем до буфета, — копируя нарочито галантную манеру разговора друга, намекнул Женька.

— Ну если только по гроб жизни и от чистого сердца, комрад, — так же театрально положил руку на сердце Антон, переводя свои заискивающие глаза на девочек. — Леди, было приятно познакомиться. Вынужден сопроводить товарища к булочкам с маком и чаю втридорога.

Друзья уже было развернулись и навострили лыжи в противоположную сторону, как вдруг Юлька встрепенулась: — Женя! Мама же сказала нам не разделяться. Я откуда знаю, куда идти?

— Юлька, я в буфет и обратно. Пять минут, одна нога здесь, другая там. Просто постойте тут, мы вернемся и пойдем к Порталам. Выдержишь пять минут без приключений?

— Но... — Юлька насупила брови и хотела было возразить, но брат ее перебил.

— А я вам тоже по булочке принесу! Все, стоять-бояться, ни шагу без нас, почитайте пока вон табличку. Приду и проверю, запомнили ли вы, что это за дед и чего он тут стоит!

Оставив девчонок куковать под статуей в одиночестве, парни ушли куда-то вглубь Посольства. Юлька злобно топнула ногой.

— Ну, зато можно посплетничать, — тут же успокоила она сама себя и хитро зыркнула на Элизу. — Это Тоша Каспарян, лучший друг моего брата. Он очень талантливый маг, они с Женькой вечно соревнуются. Он тоже на третий курс поступает, оба будут пробоваться на кураторов первокурсников.

— Судя по всему, болеть ты будешь явно не за Женьку, — хихикнула Элиза, вспоминая донедавна краснощекое лицо подруги. Та шутливо пихнула ее в бок.

— Да нам и понаблюдать-то не дадут. Это какое-то закрытое мероприятие, там только профессора и конкурсанты. Но вообще, я была бы совсем не против оказаться не под кураторством Женьки! Ты только глянь, он же совершенно безответственный оболтус!

— А Тоша, поди, тебе импонирует исключительно из-за его чрезмерной ответственности, — продолжала Элиза, глядя, как Юлька смешно парирует ее подколы.

— Ну... Ну, во-первых, конечно же, да! В первую очередь, он очень надежный и сильный волшебник. Ну и...

— И первый красавчик школы, я угадала? — предположила девушка. Антон был очень похож на типичного школьного хулигана с щенячьими глазами. Наверняка, за спинами учителей они с Женькой уже натворили кучу пакостей, но никто никогда их не ловил с поличным. Ведь ни один, даже самый строгий профессор, и не подумает сомневаться в словах, которые произносит юноша с такими добрыми-предобрыми и честными-пречестными голубыми глазами.

— Не знаю, — пожала плечами Юлька. — Первый или нет, но согласись, милашка.

— Ну, пожалуй, спорить не стану, — Элиза демонстративно задрала нос, специально не соглашаясь с Юлькой напрямую. Новый знакомый и правда был приятным парнишкой, но девушка не привыкла так быстро складывать свое мнение о людях, особенно положительное. Ведь даже за самыми кристально-ясными глазами и красивыми речами может скрываться обыкновенное болотное чудовище, предатель и просто не самый хороший человек. Хоть Антон и располагал к себе, вносить его в список доверенных лиц Вогневич пока не планировала. В нем и так находилась одна только семья Сиволап. И то, честно признаться, пока карандашом. Ей было стыдно это признавать, но на сто процентов доверять она не могла даже самой себе. Однако, Сиволапы сейчас были ее самыми близкими людьми, в которых пока что ей не доводилось сомневаться.

— Слушай, раз уж братец нас оставил на произвол судьбы, — Юлька хитро прищурилась и зыркнула куда-то в сторону. — Я предлагаю не рассматривать статую Велеса, а пойти и прошвырнуться по ларькам. Когда мы ехали, я поняла, что забыла положить свою голубую мантию, а ведь я специально к ней подбирала белые балетки и брала ободок атласный, и...

— Иди, конечно, — согласилась Элиза, не горя желанием стоять и с неприкрытой завистью смотреть, как подруга роется в рядах всяких мантий и колпаков. — Я здесь постою. Почитаю про этого... Велеса. Встретимся здесь же через пятнадцать минут?

— Не хочешь со мной? — Сиволап не расстроилась, но удивилась. Пожалуй, это было нормально и даже правильно. Ребенок шестнадцати лет из семьи, вроде Юлькиной, и догадываться не должен был о том, что у кого-то могут быть такие проблемы, как «нет денег». А Элизе было бы очень и очень стыдно, если бы Юлька заметила, что она что-то очень сильно хочет, но не может себе позволить.

— Ну хорошо, тогда я буду тут через десять минут. Если Женька придет и начнет бузить, скажи, что я ушла в уборную, а тебя оставила... Ты вызвалась охранять статую. Вот так и скажи. До него пока дойдет, я уже вернуться успею.

Элиза усмехнулась и помахала вслед ускакавшей подруге. Юлька быстро затерялась в толпе коренастых горбатых магов в багровых мантиях. У них у всех были абсолютно одинаковые одеяния, все они носили в руках какие-то свитки, кубки, письма и прочие магические артефакты. Это были, думала девушка, работники Посольства. Эти маги были совсем не учтивыми и даже не поднимали своих глаз на гостью. Если бы у Элизы было плохое зрение, она легко могла бы принять эту толпу за бурлящую багровую реку. Магов становилось все больше, и ей становилось совсем не по себе. Элиза по привычке ссутулилась и, не желая стоять посередине холла, как главная достопримечательность, стала глазами искать более укромное место. В конце концов, если она недалеко отойдет, в какой-нибудь, скажем, дальний угол, никто и не заметит ее пропажи. А завидев Юльку, она сразу к ней подойдет.

Следуя такому плану, Вогневич стала рыскать глазами по помещению, то и дело задерживая взгляд на предметах в руках у магов. Кто-то прошел мимо нее с высоким толстым деревянным посохом, на верхушке которого красовалось множество разноцветных камней, каждый из которых переливался при свете свечей. Другой же едва не выронил стопку книг, намного превышающую высоту его собственного роста. Еще один прошел мимо и даже чуток рассмешил Элизу своей перепачканной красками мантией. Вот те на, работать в Посольстве и не уметь привести в порядок рабочую одежду.

Следуя взглядом за волшебниками, Элиза и не заметила, как, зациклив взгляд на одном из многих, ноги будто сами поволокли ее следом. В отличие от спешащих куда-то колдунов в багровых мантиях, этот был одет в роскошный плащ, отделанный золотой вышивкой на подоле и стоячим накрахмаленным воротником. У него был прямой взгляд, а не уткнувшийся в пол, как у остальных, кустистые насупленные брови и сжатые в тонкую полосочку губы. Их закрывала густая седая борода, достающая аж до груди, а уши прятали такие же седые волосы приблизительно до середины шеи. Его сопровождали несколько других волшебников, разодетые в черные плащи с капюшонами и подозрительно озирающиеся вокруг, словно во всем ища скрытую угрозу. Похоже, этот старик был какой-то важной шишкой, а черные плащи — его охраной. Элиза, вопреки договору с Юлькой и Женькой, поплелась вслед за этой процессией, зайдя за ними в каменную арку. Ей было интересно, куда так неспешно и величаво шагает этот колдун. Однако, когда она прошла через арку, ее ждало разочарование. Все пятеро мгновенно куда-то просто испарились! И теперь она была совсем одна одинешенька в небольшом квадратном зале с высокими потолками, увешанном картинами.

Элиза уже не так сильно удивлялась тому, как это старику удалось исчезнуть в мгновении ока. Может, он надел кольцо и стал невидимым, как Бильбо Бэггинс. А может, трансгрессировал, как профессор Дамблдор. В любом случае, девушка начинала постепенно привыкать, что практически все в этом мире имело какое-то логическое объяснение. Поэтому, решив, что у нее есть еще пара лишних минут, решила не покидать зал и рассмотреть висящие на стенах картины.

Полотна были разных размеров, от совсем крошечных, размером с экран смартфона, до тех, что занимали почти половину стены. На маленьких были изображены всякие помещения. Например, Элизе удалось разглядеть какой-то темный зал с поблескивающими на тусклом свету черными стенами, сталактитами и целым роем летучих мышей. Посередине зала протекала какая-то мутно-зеленая струйка, похожая на узенькую речку. Странно, откуда в каком-то зале могла быть речка?

На другой маленькой картине был изображен кабинет с настоящим троном, и больше никаких деталей художник не добавил. Быстро потеряв интерес к маленьким картинкам, Элиза развернулась и стала рассматривать те, что были огромными и располагались всего по четыре штуки на стену. На первой она увидела выжженные солнцем красные холмы, сухие деревья и караван верблюдов. Над пейзажем возвышалось яркое круглое солнце, нарисованное так реалистично, что Элизе показалось, будто само полотно пышет жаром. На следующей она разглядела какой-то белоснежный замок, расположенный посреди густых ветвей зеленых деревьев. На третьем полотне был изображен хмурый утес, поливаемый крупными каплями дождя, под навесом из черных грозовых туч. Каждое из этих полотен было подписано снизу, и Элизе не составляло труда изучить названия. Так, первая территория, видимо, носила название Багровых земель, о которых рассказывал ей Юрий. За ним следовало Царство Лесомавок, о которых девушка никогда не слышала. Третья картина показывала Карадагский утес.

А вот на четвертой табличке некоторые буквы были затерты. Сама картина изображала неестественно-синие волны с пышной морской пеной на гребне. В волнах можно было разглядеть мелкие силуэты каких-то морских созданий. Неужели и русалки в этом мире реальны? Над водой возвышался полупрозрачный светло-голубой айсберг высотой, наверное, в несколько десятков метров, сверху припорошенный плотным слоем снега. А над айсбергом виднелась белая башня с простыми стенами и высокими узкими окнами. Элиза даже обрадовалась наличию на картине русалок — как-никак, Русалочка была ее первой детской сказкой, которую она смогла вспомнить после смерти родителей благодаря найденной в при-ю-те потрепанной книжке. Поэтому ей было жизненно-необходимо узнать название этой картины.

— А... Ага... Агарта? — изогнула бровь она, чувствуя, как от полотна вдруг повеяло жутким холодом. — Ясно. Агарта.

Не успела Элиза договорить слово, как поток холодного ветра обхватил ее своими колючими лапами. Не осознав ничего, девушка внезапно ощутила, как эти порывы с силой толкнули ее вперед, а за ними последовало ощущение, будто все ее тело намертво сковало ледяной клеткой.

***

Прошло около трех секунд, прежде чем Элиза встряхнула головой и поняла, что большое полотно с белой башней исчезло. Вместо него перед круглыми шокированными глазами предстала самая настоящая белая башня, вживую оказавшаяся намного больше и выше. Тот самый светло-голубой айсберг был совсем рядом, нависая над ней и закрывая большую часть горизонта и даже солнца. А сама Вогневич была... В воде. Ледяная, неспокойная и темная вода окружала ее, прибивая своими угрожающими волнами все ближе и ближе к ледяной скале. Под ногами, конечно же, не чувствовалось дно. Вода была настолько холодной, что Элиза едва могла двигаться. Ее губы приобрели нездоровый синеватый оттенок, лицо побелело, а зрачки сузились до малюсеньких черных точек. Она лихорадочно вдыхала ртом воздух, пытаясь насытиться кислородом, но ее ребра сдавливала температура. Понимая, что произошло что-то из ряда вон выходящее, девушка изо всех сил пыталась собраться с мыслями и придумать план спасения. Но какой уж тут может быть план?! Она была совершенно одна в открытом море, задубевшая от холода и до смерти напуганная. Ее тянуло ко дну, мешковатая одежда и длинные волосы еще больше усложняли каждое движение. Пытаясь оставаться на поверхности, Элиза стала в панике озираться, пытаясь найти хоть какой-то выступ на айсберге, на который можно было бы забраться. Но даже если бы она и нашла какое-то подобие оного, ее негнущиеся пальцы не смогли бы крепко ухватиться и поднять ее тело над водой.

Отчаянно осматривая территорию, она увидела, как из-за края ледника неспешно выплывал дрейфующий ледяной обломок, полупрозрачный, напоминающий огромный неограненый алмаз. Но сейчас Элиза не могла оценить по достоинству всю красоту этого чуда природы — ей нужно было изо всех сил грести по направлению к нему. Волны как будто смилостивились и прекратили прибивать ее к ледяной стене, позволяя сделать парочку мощных гребков и оказаться около спасительного куска льда. Собрав всю оставшуюся волю в кулак, она закинула руки на лед, моментально обжигаясь о смертельно и неестественно холодную поверхность, и что есть силы отжалась на тонких дрожащих руках, высвобождая свое тело из крепких объятий темно-синей водяной толщи. Оказавшись на льду, она тут же опустилась на колени. Ее била настолько крупная дрожь, что стоять на прямых ногах не представлялось возможным. Дрожала даже картинка перед глазами, пока она отчаянно пыталась понять, а не оказалась ли она в еще более патовой ситуации, дрейфуя на осколке айсберга в открытом море. Линия горизонта виднелась где-то вдалеке, с другой же стороны был тот самый айсберг и белая башня. Часто поворачивая голову то влево, то вправо, Элиза все яснее осознавала, что у нее нет выбора и возможности спастись. У нее не было сил кричать и звать на помощь, воздух из легких выбил смертельный мороз. К тому же, северный ветер выл так громко, что ее вряд ли услышал бы кто-то, даже находясь в полуметре от нее. Доплыть до берега вообще казалось какой-то злобной насмешкой — окажись она в этой ледяной воде еще хотя бы на секунду, она точно погибла бы, повторив судьбу за Лео ди Каприо в Титанике.

Полностью осознав, что она находится на грани жизни и смерти, Элиза вдруг почувствовала в себе какое-то второе дыхание, если так можно было выразиться. В ее груди буквально стал будто разгораться костер, который моментально начал обжигать все внутренности, от чего ее согнуло пополам, а сама девушка упала на осколок льда, закрывая глаза. Получается, это все? Это и есть агония? Чувство, будто внутри тебя развели настоящий камин, и все твои внутренности, сосуды и кости тлеют, рассыпаясь в пепел?

Рассуждая о том, как болезненно ей умирать, Элиза и не заметила, как эта боль постепенно начала утихать, а несоизмеримая с жизнью минусовая температура — повышаться. Только вот повышалась она не потому что над Агартой внезапно выглянуло яркое солнышко, а потому что в груди Вогневич стал виднеться самый настоящий очаг. Сквозь тонкую белую кожу с сине-зелеными венами стало прорываться едва заметное оранжево-красное пятнышко, такое, будто Элиза зачем-то проглотила лампочку. Холод и дрожь вмиг отступили, а Элизе начало казаться, будто температура вокруг стала абсолютно нормальной, даже комнатной. От ее кожи начал исходить пар, прям как тогда, как Вадим Адольфович принялся по-настоящему душить ее. Она нервно выдохнула, понимая, что даже ее дыхание стало настолько горячим, что буквально обожгло ее ладони, которые она поднесла ко рту, находясь в полном шоке.

«Ну, теперь я, по крайней мере, знаю, что водная стихия в школе мне не светит, " — про себя подумала Элиза. Но теперь у нее возникла другая проблема. Лед под ее раскаленным телом начал плавиться, и она вновь почувствовала, что опускается телом в ледяную воду. Теперь она уже не казалась ей настолько опасной, напротив, она бурлила, как в чайнике, когда девушка полностью погрузилась в нее. У нее оставались еще силы, чтобы доплыть до берега и вылезти на покрытую снегом землю, а оттуда бежать за помощью, оставляя за собой растаявшие следы.

«Отлично, план есть, поехали!» — с этими мыслями девушка начала плыть. Какие-то пару-тройку метров на ее лице даже играла победоносная улыбка, а пламя в груди больше не причиняло боли, лишь разгораясь все ярче. Однако, ее счастье было недолгим.

До этого она не чувствовала под ногами ничего, лишь изредка мелкие пузырьки воздуха щекотали ее теперь разгоряченные пятки. Однако, внезапно она почувствовала под собой какой-то неестественно мощный поток воды, не похожий на обыкновенное морское течение. Птицы над головой обеспокоенно летали, громко крича и направляясь кто куда, словно спеша покинуть эту местность. Вода снова сделалась какой-то враждебной, противясь ее возвращению на берег и образовывая то какие-то подводные толчки, то сильные волны, отодвигая ее от суши. Элизе становилось все беспокойнее, как будто из-под толщи воды исходила какая-то весьма осязаемая тревога. Словно самую большую опасность из себя представлял вовсе не мороз в минус сорок, не ледяное море, а что-то, что жило... В нем.

Противясь собственным страхам, Элиза решилась опустить глаза, разглядывая то, что, по ее мнению, могло вызвать такие изменения в поведении моря. Наверное, это был какой-то кит, хотя она сильно сомневалась, что такое существо вообще может выжить при этой температуре. И не зря. Китов в Агарте и правда не водилось.А увиденное искаженное волнами нечто заставило Элизу вздрогнуть и замереть, задержав дыхание.

Под водой она рассмотрела стремительно приближающиеся к ней два огромных бело-серых шара с вертикальными полосками, которые приобретали все более четкие очертания огромной змеиной морды. Уже у самой поверхности эта морда раскрыла свою пасть, в которую легко мог бы поместиться скандинавский Драккар, и девушка поняла, что находиться в самой середине ловушки. Но чудище не спешило выныривать, спешно закрыв рот и издав жуткий утробный рык, который из-под воды звучал так, словно тысячи заржавевших труб разом заиграли оркестром. Зажмурив глаза, Элиза поняла, что создание все это время находилось рядом, и именно его вой она приняла за гул ветра. Пользуясь тем, что морда степенно закрыла свою пасть, она принялась грести изо всех сил, прибавляя в скорости, а животное почему-то не мешало ей, словно ожидая, пока та отплывет на безопасное расстояние. Скорее всего, змея отпугнул кипяток, который разогревала колдунья, даже не контролируя силу этого нагревания. Только сейчас, словив себя на мысли, что ее защищает горячая вода, Элиза осознала, что плывет в самом настоящем бурлящем котле, который будто бы поставили на огонь. Однако, это не причиняло ей никакой боли или дискомфорта, она лишь плыла, изредка оборачиваясь.

Вогневич надеялась, что чудовище так и не покажет из-под воды свою жуткую змеиную голову, однако, видимо, сильно ошиблась. В планы морского монстра вовсе не входило отпускать ее. Он всего лишь позволил ей отплыть подальше, чтоб не обжечься, и как только она оказалась в полусотне метров от берега, сзади послышался мощный всплеск и снова раздался на этот раз совершенно отвратительный оглушающий рев. Теперь и без того тусклое солнце Агарты закрывал не айсберг, а огромная, невообразимых размеров голова морского чудовища, возвышаясь над водой на несколько десятков метров. Создание источало невыносимый запах тухлой рыбы и разложения, от которого Элиза не на шутку начинала задыхаться. Несмотря на шок и смертельный страх, она продолжала грести по направлению к суше, но она перестала приближаться к ней так стремительно, как до этого. Монстр потревожил воду, от чего бороться с волнами снова стало сложно. Понимая, что ее вновь отталкивает от берега и приближает к змею, девушка развернулась. Его вид внушал неподдельный ужас, а осознание того, что все это время оно пряталось у нее под ногами, выжидая момент, отбирало возможность сделать даже вдох из-за неконтролируемого сердцебиения. Животное выгнуло свою мощную толстую шею в виде знака вопроса, медленно приближая морду к жертве. Все его тело было покрыто черной-зеленой чешуей, которая во многих местах осыпалась, оголяя участки, по всей видимости, гниющей плоти. Белое мясо с налипшими на него морскими паразитами, вероятно, причиняло животному боль, от чего змей старался неспешно двигать телом. Однако, и этого было достаточно, чтоб прикончить Элизу, хоть и медленно, но мучительно. Его пасть была полураскрыта, гнилостная вонь окутывала, казалось, весь воздух, мешая нормально дышать, острые зубы в несколько рядов были желто-зелеными, поросшими плесенью, какой-то слизью и мерзкой густой слюной. Остальное тело скрывалось под водой, но самым жутким в этой твари было не оно. А глаза. Глаза, огромные, как два шара, навыкате и почти без век, лихорадочно пытались сфокусировать взгляд. Но расплывчатые вертикальные зрачки на фоне посеревшего белка постоянно расплывались в разные стороны, отчего чудище порой встряхивало головой, раздражаясь и злясь.

Элиза долго не могла свести оцепенелого от страха взгляда с этих мутных, как будто бы мертвых глаз, как вдруг в ее голове пулей пролетела мысль: «Оно слепое».

И правда. Создание, наверняка, было почти слепым. Змей не мог сфокусировать взгляд, а девушку обнаружил только благодаря яркому свечению пламени у нее в груди. Элиза стала лихорадочно вспоминать, что читала о динозаврах в детских энциклопедиях. Черт, порой не помнить первые восемь лет своей жизни бывает крайне досадно!

«Он не видит по сторонам. Мне нужно плыть посередине».

Как только в голове Вогневич сформировался четкий план, чудовище, как назло, сфокусировало свой мертвый стеклянный взгляд. Вмиг его глаза-шары налились кровью, а пасть резко раскрылась, обливая Элизу мерзкой тошнотворной массой из слюны, слизи и крови. Девушка ринулась в берегу, гребя из последних сил, но это было совершенно смехотворной попыткой сбежать. Создание, забыв о боли, резко наклонило к ней свою голову, разевая пасть широко-широко, намереваясь проглотить, даже не жуя. Элиза зажмурилась, готовясь к очередной нелепой смерти на сегодня.

Как вдруг сквозь пелену чудовищного рёва и своего сердцебиения она услышала чей-то громогласный вскрик. Она раскрыла глаза и увидела около пяти человек, стоящих на краю айсберга, которые хором выкрикнули заклинание, вытянув вперед свои белые посохи. Вмиг небо озарилось вспышкой молнии, а в следующую секунду мерцающий зигзаг ударил монстра прямо в его почти бесполезные глаза. Чудовище заревело, видимо, сходя с ума от боли, и затрясло своей черной головой. Не прошло и пары минут, как змей, пораженный электричеством, стал резко погружаться, образуя своей массой огромные волны. Когда его голова полностью погрузилась, Элиза не смогла бороться с течением, и ее резко выбросило на берег, окатив ледяной водой с ног до головы. Она сильно ударилась головой о мерзлую землю. Огонек в груди погас. Последнее, что она видела — исчезающий в непроглядной водной темноте гигантский плавник.