Глава IV. Пробуждение.
Ночь прошла в бурных фантазиях, которые казались реальнее жизни, утро спугнуло мою страсть, оставив лишь запах полыни и ощущение шелка прикосновений на коже. Глядя в потолок, я вспоминал, как лепнину и балдахин заслоняло собой покачивающееся на мне тело, укрытое водопадом волос. Оставалось только вздохнуть и ждать вечера, чтобы встретиться с ней снова, но уже в реальности. В том, что это произойдет я почему-то не сомневался. День был посвящен переписке с отцом и творчеству, в обед я даже прогулялся, позволив себе побаловаться сладостями, которые ел лишь в хорошем настроении, несколько фотографий должны были послужить материалом для серии картин уже дома. Только матери я рассказал, что, кажется, встретил девушку, которая засела в сердце, как колючка дикой сливы, превратив мои дни и ночи в безумный бред. Пришлось ей пообещать, что познакомлю их, как только смогу уговорить избранницу поехать со мной. Тогда я еще думал, что она, конечно же, согласиться убежать со мной, понимая, что я другой, что могу дать ей больше, чем остальные. Мечты кружили голову, из теней мне, улыбаясь, кивали феи, одобряя мои мысли, убрав полотно с солнечным Амстердамом в сторону, я посмотрел на улицу и только теперь обнаружил, что за окном накрапывает мелкий дождь. Удивительно то, что несколько дней его не было и погода радовала обилием света, хотя обычно столица Нидерланд славится дождями. Мое недовольство развеялось при одном воспоминании о темных глазах и загадочной улыбке феи. Отбросив сомнения, я утеплился, накинул непромокаемый плащ и вышел из дома. Помня, как далеко мне пришлось идти от дома девушки, прикинув время, которое занимает грим и подготовка к выступлению, а, также, вспомнив во сколько примерно начиналось шоу в клубе, я покинул свой отель на закате, отправившись к дому, который мне запомнился лучше, чем свой собственный.
Пришлось проторчать под ее окнами больше полутора часов, но свет за стеклом вселял надежду. В поисках занятия для себя, я осмотрел карманы и понял, что фотоаппарат оттягивает шею, видимо забыл снять его в комнате или по привычке захватил с собой. Сняв заглушку с объектива, я навел камеру на светящийся прямоугольник и воздух застрял в легких, в свете домашней лампы промелькнула каштановая шевелюра и до боли знакомое лицо. Когда погас свет в окне мое сердце пропустило удар, руки стали влажными и задрожали. Все заготовленные фразы, которые хотелось сказать при встрече, вылетели из головы, будто я не продумывал встречу с ней. За те короткие минуты, что прошли с момента выключения света до хлопка подъездной двери, я успел передумать кучу предлогов, под которыми можно было бы к ней обратиться, но все они показались глупыми. Когда металлическая дверь лязгнула о косяк я поднял глаза и увидел, как она без зонта спешит по улице, перепрыгивая лужи. Нагнать ее оказалось довольно сложно, но на выходе из череды сменяющих друг друга закоулков, я все же смог дотянуться до плеча девушки. Фея развернулась резко, будто почувствовала опасность, погружая меня в омут темных, почти черных глаз, над нами громыхнул гром, а секунды через три вспышка кровавой молнии расколола небо на кусочки. Она пригнулась, испугавшись громкого звука, а я потянул фею под козырек ближайшего подъезда.
- Говоришь по-английски? - Спросил я, перекрикивая ливень, обрушившийся на Амстердам.
Она кивнула, глядя на меня с подозрением.
- Прости, наверное ты думаешь, что я псих, который преследует тебя, но это не так! Послушай, я просто хочу знать, чем ты живешь, что тебе интересно, - речь была бессвязной, но иначе не получалось, кавалькада мыслей галопом проносилась в голове, - я хочу понять тебя, ведь с того самого момента, как увидел тебя в "Зеленой фее", твой образ не выходит из головы.
- Ты гей? - Прозвучал довольно низкий голос из-под капюшона.
- Нет, а почему...
- Я не знаю, парень, что с тобой не так, но я точно не гей! Да, я работаю в клубе танцором, гримируюсь под девушку, но не стоит ко мне из-за этого приставать!
- Так ты не...
- Нет! - Он сорвал с головы капюшон. - Я не гей, не девушка, не травести, понимаешь? И меня не интересуют твои чувства, я лишь зарабатываю на учебу, как могу. Ты был под наркотой, да и абсент сыграл с тобой злую шутку, такое бывает. Но, прошу тебя, никому не говори обо мне, о клубе, и оставь меня в покое!
С этими словами он ушел, скрываясь в пелене ливня. Силы, которые с утра били через край, разом покинули меня, ноги подкосились, я уперся спиной в стену и медленно осел на крыльцо. Брызги грязной воды оседали на одежде, но все это было не важно, мелко по сравнению с тем, какой тяжелый осадок остался у меня в душе. Моя мечта разбилась осколками о реальность, жесткую и плоскую, моей феи не существовало, она осталась грезой, видением, только моей фантазией. Я пропустил тот момент, когда из глаз, подражая ливню, потекли соленые капли, скатываясь на плащ и перемешиваясь с дождем. Через некоторое время ноги затекли, я едва смог подняться, не понимая сколько прошло с тех пор, как самый большой обман в моей жизни исчез за водяными штрихами. Сердце разболелось так, словно разорвалось и теперь трепыхается в груди отдельными умирающими кусочками, голова налилась тяжестью, я брел под ливнем, как во сне час или год, уже было и не вспомнить, время словно растянулось. Дождь уже затих, молнии, рвущие небо огненными когтями, унеслись в море, вместе с черными тучами, а я только пришел к отелю.
Негнущимися пальцами открыв входную дверь, прошел в свою комнату, не отвечая на беспокойный оклик персонала, сбросил на пол плащ, стянул мокрые ботинки и посмотрел на початую бутылку абсента с бумажным пакетом, который я так и не выкинул. Свет падал с улицы, выхватывая холодными пятнами только части комнаты, позволяя тьме сожрать мои холсты, тетрадь со стихами и кровать, словом все, что могло сейчас причинить мне еще большую боль, доведя до бешенства. Хотелось зажечь лампу и устроиться в теплой ванне, но из тени в лужу бледного света вдруг вышла тонкая обнаженная фигура с дрожащими за спиной крыльями, она улыбалась, будто сожалела обо всем, что случилось. Сделав пару шагов по комнате, она присела на краешек стола и тронула кончиком пальца бутылку с абсентом. На глаза снова навернулись слезы, но я взял в руки холодное стекло, отвинтил крышку и налил себе в рюмку немного. Мое видение ободряюще кивнуло, улыбаясь, я поднял стопку, понимая, что это единственный способ быть с ней, и он покинул в себя изумрудный яд. Как в первый раз абсент обжег глотку огнем, я поморщился, смакуя горечь на корне языка, и улыбнулся ей. Фея подошла ко мне, устраиваясь у ног прямо на полу, я присел рядом, стащив бутылку и рюмку на мягкий ковер, наклонился к розовым губам и перебил вкус полыни поцелуем с ароматом меда. Стопка за стопкой опрокидывались в мой желудок, уже не было холодно, наши поцелуи становились все горячее и дольше, одежда сползала с меня, как старая кожа с ящерицы. Мы уже лежали на полу, не размыкая горячих объятий, однако она отстранилась, подмигнула игриво и указала тонким пальчиком на бумажный пакет.
- Там что-то еще? - Спросил я, схватив шуршащий контейнер. Оказалось, на дне, приклееный скотчем, лежал пакетик с темным шариком. Вытащив подарок от Миши, я нашел внутри кусочек бумаги, на котором было написано два слова: "Осторожно. Крепкий". Мы переглянулись с феей, она кивнула, обворожительно улыбаясь. Изготовить простейшее приспособление для курения морфия не составило труда, едкий дым обжигал легкие, проникая, казалось, в мозг. Запивать этот яд полынной настройкой, прибавляя к горечи горечь, было до странного приятно. Голова становилась легкой, будто воздушный шарик, тело словно одеревенело, но ощущения от прикосновений феи стали куда реальнее, теперь я мог разглядеть каждую жилку, бьющуюся под тонкой кожей, коснуться заостренных ушек.
- Мириэль, - прошептал она, касаясь розовыми губами моего уха, - меня так зовут.
Ее голос, как звон хрустального колокольчика, ласкает слух, теперь она может говорить со мной и обещает, что мы будем вместе вечно. Я улыбаюсь, глядя на себя сверху, бутылка абсента подмигивает темным донышком, рядом дымится шарик морфия, блаженная улыбка блуждает по губам и сердце больше не болит. Мириэль прижимается к моему телу, лаская его тонкими пальцами, от чего блаженство становится сверхъестественным, превращая телесное наслаждение в духовный экстаз. Комната, фея и я исчезают, проваливаясь в темноту где-то внизу, угасающая картина дополняется глухими выкриками и беготней. Тьма...
Мигалки отражались на фасаде одного из лучших отелей Амстердама, полиция оцепила вход, перегородив все желтой лентой. Внутри толпился народ в форме, эксперты склонились над бледным полностью обнаженным парнем лет двадцати, его кудрявые волосы в беспорядке торчали во все стороны, помутневшие зеленые глаза глядели сквозь потолок, а синие губы улыбались, будто перед смертью он испытывал нечто необычайно приятное. Пустая бутылка с абсентом стояла рядом с рюмкой, на дне которой высохла изумрудная жидкость, рядом валялась пластиковая бутылка прожженой дыркой в боку и истлевшей сигаретой, от которой исходил характерный едкий запах. Детектив допрашивал заплаканную бледную хозяйку, пара полицейских копались в вещах покойника, кто-то звонил в посольство России, и никто не видел, как, вспорхнув легким зеленым бликом, с крыши поднялись два силуэта, уносясь к звездам на легких крыльях Мириэль.