Глава 7
«Быть собой — страшнее, чем отвечать на семинаре.
А ещё — ценнее. Если ты не врёшь в зеркале, может,
кто-то полюбит настоящую, а не “удобную” тебя».
Семьи прошли в просторную, светлую столовую, где старшая Каменских и Раиса, охотно предложившая помощь, ловко расставляли на столе десерты. Воздух наполнился сладким ароматом ванили и ягод.
На тонких фарфоровых блюдцах каждый получил по кусочку — у кого-то фруктовая нежность голубики, у других — тёплый уют банана. Женщины поставили перед гостями чашки с ароматным белым чаем, и только потом, вздохнув с облегчением, присоединились к остальным за столом.
Снаружи как будто наступило лето: из приоткрытого окна доносился тихий шелест листвы и весёлое щебетание птиц. Тонкий ветерок, пробираясь сквозь занавески, носил в комнату запахи липы и свежести. Внутри царило мягкое тепло, пахло выпечкой, кремом и чуть-чуть — лавандой от декоративных подушек на диване в соседней комнате.
Пока десерты медленно исчезали с тарелок, родители начали вспоминать забавные моменты из жизни — свою молодость и, конечно, детство детей.
Агата, Рада и Захар весело смеялись, пока разговор касался кого угодно, кроме них. Но стоило начать рассказывать про их проделки, как в их глазах загорались тревожные огоньки.
— Ох, помню, как Агатка наша… — начала было Виктория с ласковой улыбкой, но не успела договорить, как старшая дочь тут же вскинула голову.
— Мам! Только не начинай. Я прошу! — возмутилась она, выпрямляясь и нервно поправляя кудрявые рыжие волосы. — У тебя ещё одна дочь есть, между прочим! — добавила она с упрёком.
— Продолжайте, тётя Вика, — усмехнулся Захар, едва удерживая смешок, но Агата уже метнула в него убийственный взгляд. — Мне очень интересно!
— Просто Вика, Захар, — мягко поправила его женщина. — И не переживай, про Раду я тоже много чего помню.
— Вот, например, про Агату… — она чуть наклонилась вперёд, её кудри рассыпались по плечам. — Был ей тогда годиков пять. Мы жили ещё в той старой квартире — с потолками под три метра и массивным деревянным шкафом в углу.
Агата с притворным отчаянием прикрыла лицо рукой.
— Королева драмы, — прошептал Захар, наблюдая за ней. Девушка услышала это и показала язык. По-детски, зато как на душе хорошо стало.
— Эта непоседа крутилась по комнате, в голос повторяя: "Я — самая красивая!" — Виктория слегка покачала головой, словно заново проживая тот момент. — Я ей, конечно, говорю: "Осторожно!" А она только смеётся. И в какой-то момент… хлоп! — удар о шкаф — и все зубы, как горошины, посыпались. Остались только крошечные корешки!
Раиса ахнула, закрыв рот ладонью, а Рада от удивления даже перестала ковырять вилкой в остатках чизкейка. Эту историю родители ей явно не рассказывали.
— Была сирена покруче пожарной, — вставил Александр, усмехаясь. — Вся поликлиника сбежалась. А врач — старый хмурый дядька — только и твердил: «Это ж надо — в шкаф!» А она ему: "Я же принцесса!"
— Но я и правда была красивая, — твёрдо добавила Агата, вытягивая подбородок и ловя смешки гостей.
— Принцесса без зубов — это редкость! — хихикнула Рада, но тут же поймала взгляд сестры и осеклась.
— А я вот помню, как Захар у нас однажды… — с нежной улыбкой начала Раиса, её голос стал мягче, словно она погрузилась в тёплые воспоминания.
Парень напрягся.
— Мам… — начал он, но уже знал, что бесполезно. В этот раз уже зеленоглазая готовилась над ним смеяться.
— Лет тебе было, наверное, три. Ты в тот день проснулся раньше всех, а мы с Глебом ещё спали. И что бы вы думали делает ребёнок? Он нашёл вазу с макаронами. Сырыми. И начал кормить ими нашу кошку. По одной! Класть ей аккуратно под лапки и тихо шептать: «Это тебе, Кнопка, за то что не мяукаешь!» — Раиса чуть склонила голову, как будто снова видела эту сцену перед собой.
— Так у неё и выбора не было, — буркнул Захар. — Если бы мяукнула, я бы ей ещё суп дал!
Смех за столом вспыхнул снова. Агата, не удержавшись, рассмеялась первой, а потом в голос засмеялась Рада.
— А у нас Рада в детстве на всё находила песню! — вклинилась Виктория, вытирая уголки глаз. — Однажды мы на даче остались без воды — насос сломался. А она берёт пластмассовую лейку, встаёт на табуретку и поёт что-то вроде:
"Воды нам не надо, мы пыльные снаружи,
Зато у нас сердце — как капля на лужи!"
— Это я сама придумала! — с гордостью подняла руку Рада, сияя как первоклассница на линейке.
— И эта капля потом залила все полы! — вставила Агата, вспоминая, как сестра устроила "спектакль" с чайником и салфетками.
Комната наполнилась дружеским смехом, из окна тянуло вечерней прохладой. Где-то за стеной тикали часы, но никто не торопился. Беседа перетекала из одного воспоминания в другое: вспоминали, как дети боялись пылесоса, как пытались прокормить улитку конфетами, как Захар уверял всех, что у него есть невидимый брат по имени Тимофей, который «вечно всё роняет».
— А потом Захар сказал, что это Тимофей разбил мой цветочный горшок! — вспомнила жена Ливицкого старшего. — И я тогда целый день искала новый горшок для цветка.
— А Тимофей, между прочим, до сих пор обижается, — вставил Захар с невозмутимым лицом, чем вызвал новый всплеск хохота.
Виктория тем временем поднялась из-за стола и начала собирать пустые тарелки.
— Предлагаю немного пройтись по балкону. Там как раз стулья стоят, и вид на закат — будто из фильма, — проговорила она с лёгкой улыбкой.
— О да, закат сегодня словно выдуманный, — добавила Раиса, заглядывая в окно, где небо уже начинало переливаться персиковыми оттенками.
Все с удовольствием переместились на уютный балкон, где мягкие кресла, плед и горшки с пряными травами создавали ощущение настоящей дачи почти в центре города. Легкий аромат мяты и базилика окутывал гостей, а тёплый свет фонарика делал лица особенно мягкими и живыми.
Агата и Захар сели рядом, их плечи почти соприкасались. Между ними была лёгкая тишина — та самая, в которой не нужно слов, чтобы чувствовать комфорт.
— У тебя до сих пор есть Тимофей? — тихо спросила девушка, едва повернув голову.
— Есть, — ответил он серьёзно. — Только теперь он юрист. Защищает меня от неловких воспоминаний.
Агата улыбнулась.
С балкона доносился лёгкий смех. Над городом медленно опускалась ночь — тёплая, уютная, такая же, как и этот вечер. В воздухе повисла лениво-сладкая тишина, как будто весь дом затаил дыхание, чтобы не спугнуть это редкое мгновение.
Но время неумолимо подталкивало гостей к выходу. Раиса первой посмотрела на часы и с лёгким сожалением вздохнула:
— Нам, наверное, уже пора. Завтра у Глеба утреннее совещание, а мне ещё пирог печь…
Они вернулись в прихожую — мягкий свет, запах лаванды и аккуратно расставленные кеды и туфли. Женщины тепло обнялись, мужчины пожали руки с лёгкой, домашней небрежностью. В воздухе витало ощущение чего-то ещё не сказанного, но от этого — особенно тёплого.
Агата стояла чуть в стороне, поправляя резинку на руке и глядя, как Глеб и Раиса уже надевают обувь. Захар подождал, пока никто не смотрит, и подошёл ближе.
— Было очень хорошо, — тихо сказал он, неловко сдвигая плечи. — Не как на обычном семейном ужине. По-настоящему.
Агата чуть улыбнулась, не поднимая глаз:
— Да, я тоже… не ожидала, если честно. Что будет так легко. Но ты меня всё равно бесишь.
Он помолчал, будто выбирал слова.
— Я напишу тебе. — он чуть склонил голову, и его голос стал почти шёпотом.
Зеленоглазая подняла на него взгляд. В её глазах было удивление, лёгкая неуверенность — и тепло. Такое, что греет сильнее любого одеяла.
— Хорошо, — тихо ответила она. — Попробуй.
Захар чуть кивнул и шагнул назад, к двери, где его уже поджидали родители. Прежде чем выйти, он обернулся ещё раз и, глядя на Агату, вдруг снова стал похож на того самого мальчика, который кормил кошку макаронами и верил в невидимого друга. И ей это почему-то очень понравилось.
Дверь мягко закрылась.
Виктория вздохнула, заперла замок и обернулась к дочерям.
— Ну что, девочки, — сказала она с улыбкой. — Кажется, это было начало.
— Я, конечно, не девочка, — посмеялся Александр. — Но тоже так считаю.
Агата не ответила. Она стояла у окна и смотрела вниз, туда, где Ливицкие уже подходили к машине. Захар обернулся на секунду, словно чувствовал её взгляд, и поднял руку в лёгком, почти детском жесте прощания.
И она, чуть улыбнувшись, помахала в ответ.