Фианит в оправе диадемы

Маленькая деревушка в графстве Ле Фонтэйн не отличалась абсолютно ничем интересным. Кривые тихие протоптанные улочки и небольшие деревянные домики. Люди жили своей жизнью: вставали с рассветом, работали в полях, ухаживали за животными, а по воскресеньям ходили в единственную часовенку, напоминавшую больше прямоугольную свечку с золотым фитилём, чем Дом Божий. Строгие черты её казались нарочито правильными и угловатыми, но, чем дальше от неё отходили люди, тем более здание начинало клониться в сторону. И, казалось бы, вот он – интересный феномен! Только для простого люда это было само собой разумеющимся, ведь в абсолютно обычном деревянном домишке Богиня засиживаться бы не стала.

Здесь жило не более сорока семей. Деревянные дома были у всех, но по-настоящему хорошие всего у нескольких: у старосты, организующего жизнь деревенских; у графского управляющего, следящего за соблюдением приказов; и у приезжего купца, чья дочь, дабы вылечиться от хрипов в груди, была отправлена в место с мягким климатом – в эту деревню.

Дом купца выделялся. Он буквально возвышался над остальными, ведь единственный был двухэтажным. Выше только часовенка да пожарная вышка. Невооружённым глазом было видно, что хозяевам хотелось сделать место уютным гнёздышком, но голубки превратились в сорок, что таскали всё блестящее. Стены были выкрашены в цвет морской волны, который по прошествии нескольких лет под палящим солнцем выцвел до неузнаваемости. На окнах резные белые ставни с характерным орнаментом, коим украшают разве что праздничные скатерти деревенские старухи. Вдоль оконной рамы ромбы стояли в хороводе, взявшись руками-граблями друг за друга. Никакого изящества, зато жителям деревни казался дом красивым. По крайней мере, соседи восхищённо цокали, отмечая про себя эти окна. А вот крыша была как у всех, без излишеств – с соломенным настилом. Купеческий дом также включал в себя землю поблизости за оградой: небольшой огород, курятник и хлев.

Именно к этому дому на заре подошёл мужчина, опираясь на длинную грубо обтёсанную палку как на посох. Его одежда была простой и без изысков, даже грубой, но поверх накинут дорожный плащ. Одной рукой он с внутренней стороны подцепил крючок невысокой калитки и распахнул её, проходя на участок. Собака подняла морду, удивлённо уставившись на такое нахальное поведение, и за считанные секунды вскочила на лапы, обрушив на вторженца всю мощь своих голосовых связок. Оглушительный лай будил ещё спящих жителей. Верная серая дворняжка с одним тёмным пятном на ухе прерывалась на рычания со злобным оскалом, но подойти ближе не осмеливалась. Сонные лица соседей уже появились в окнах, когда мужчина пару раз ударил костяшками о расписную розовую (или когда-то она была красной?) дверь.

Некоторое время никто не отвечал. Надрывистый лай начинал нервировать, но мужчина не мог повернуться, чтобы не встретиться с сонными недоумевающими взглядами, не скрывающими своё любопытство. Конечно же – впервые с прошлого четверга хоть что-то произошло, что не укладывалось в привычный порядок вещей! Тогда Франсуа поскользнулся и расшиб лоб о каменную кладку колодца. А сегодня пришлый возник! Словно тайный любовник, что не хотел бы быть узнанным, но стремился как можно скорее поставить точку в этих порочных отношениях, мужчина старался не попадаться на глаза. И каким-то чудесным образом одновременно вёл себя сдержанно, но абсолютно естественно: без лишней суеты. Пришёл просить милостыню или встретить старых знакомых, его увидят, запомнят, но вряд ли опознают.

Дверь приоткрылась, звякнула цепочка, которая не позволила взять врасплох жителей дома. Мужчина снял плохого вида чёрную шляпу с мятыми и запылёнными полями и приложил её к груди, вглядываясь в женский силуэт.

– Доброе утро. Эмилия Фурнье здесь проживает?

Ну конечно здесь! Герцог де Шатрон навёл справки заранее. Правда, последняя перепись крестьян графства Ле Фонтейн была лет пять тому назад, поэтому он мог либо рискнуть проведать её под видом бедняка, либо забыть навсегда про эту идею вместе с надеждой на мирное будущее. И регент не сомневался в своём выборе.

– А кто её спрашивает? – Голос казался раздражённым и чуть сварливым. Приходилось вслушиваться, чтобы разобрать слова за общим шумом с улицы. – Она снова что-то натворила?

Нищий опустил голову.

– Я хороший друг её матери.

Прозвучали невнятные крепкие ругательства, но через секундное промедление женщина крякнула: «В курятнике», – и захлопнула дверь перед его носом. Не самый тёплый приём встретил великого герцога. Мужчина потянулся к затылку, проводя рукой по пропитанным маслом растрёпанным волосам – не столь для шелковистости и блеска, сколь для создания образа нищего. Де Шатрон выдохнул и под лай собаки, виляющей хвостом, словно она радовалась изменению в своих однообразных буднях, отправился искать курятник.

Маленькое деревянное строение, похожее на сарай для инструментов, с той лишь разницей, что было небольшое окошко для птиц с приложенным деревянным мостом, снабжённый выпуклыми рейками – вот и весь курятник.

Она держала корзину с куриными яйцами на сгибе локтя. Её кожа была темнее, более загорелая, и покрыта рыжими веснушками, облюбовавшими девичье лицо более всего. Простое платье в пол, закатанные рукава, подпоясанная грязным фартуком талия, а сверху тёплая шаль, прятавшая от утреннего промозглого ветра – Эмилия была крупнее, чем великий герцог ожидал. Девчонка телосложением пошла в мать. Она, заметив незнакомца на участке, положила вторую руку на корзинку, закрывая собранный налог с куриного поголовья, и отвела их за спину.

– А, Эмилия! – де Шатрон хмыкнул и провёл большим пальцем у себя под носом, где всего пару дней назад были усы. Девушка лишь нахмурилась. Её зелёные глаза метались по образу этого мужчины, но узнавание не достигало её. Не верила. – Я вот такой вот тебя помню!

Герцог провёл рукой по воздуху недалеко от колена, показывая рост ребёнка лет где-то трёх. Впрочем, девушка вряд ли такое вспомнит, а маленькая ложь была во благо. Но Эмилия чуть выдохнула и, пусть и с опаской, но вернула корзинку из-за спины. Боялась кражи, не иначе.

– Как поживает твоя матушка?

– Три года, как её не стало, – первые сказанные слова. Ни приветствия, ни вежливой улыбки, ни расспросов.

«Тем же лучше», – подытожил де Шатрон, медленно ковыляя за девушкой.

– Как жаль! Соболезную, девочка моя. Такой кухарки надо было ещё поискать!

И герцог даже почти не кривил душой. Голосистая молодая помощница поварихи: её смех был слышен за версту, а её бёдра выделялись даже среди дам высшего света, облачённых в множество подъюбников. Только вот имени её де Шатрон позабыл. Или не утруждался запомнить? Но… Мужчина прикусил губу. Вместо воспитанной юной леди, на чьё образование были высланы деньги из королевского бюджета, перед ним стояла просто деревенская девушка лет семнадцати на вид с насупившимися рыжими бровями.

– Так… Как она жила последние годы?

Эмилия открыла заднюю дверь дома – уж больно непримечательную. Вход для слуг, как понял герцог. И вела она на кухню, где стояла у плиты женщина. Та ли это была, что открыла дверь в дом, или нет, регент не мог сказать наверняка. Но то, что её волосы были в чепчике, а рыжие косы Эмилии обвязаны лентами, могло означать, что девушку не допускали к полноценной работе в доме. Вероятнее, помощница, судомойка. Та, кто выполняет поручения других. А может, просто не успела облачиться в более подобающий наряд? Ведь для сбора яиц обвязывать волосы не нужно.

– Да как-как… Играть начала. Продала сначала коров, скотину, там, всякую, потом дом, – девушка проговаривала слова с затаённой обидой, выплевывая слова, добротно приправленные желчью. – Она совсем с дуба рухнула к концу жизни. Ну, свихнулась. Всё ждала кого-то. Иногда со страхом. Иногда надеялась на что-то. Вздрагивала, когда слышала колокольчик на входе. Он и довёл её, – когда корзина опустела, с важным видом она подняла вверх указательный палец, меняя голос на деловитый, услышанный когда-то от других. – «Разорвалось сердце от душевных мук».

Де Шатрон постарался припомнить, но никакого колокольчика он не слышал, когда пришёл. Вероятно, сняли как самое невыносимое воспоминание о ней. Было что-то печальное в том, что уходили знакомые тех времён, когда сам герцог был молод. Наверное, стоило запомнит имя кухарки Фурнье. Тягучая тоска плавила ему сердце, насильно выжигала сожаление. Но это наваждение быстро улетучилось, стоило Эмилии вновь открыть дверь, впуская утренние солнечные лучи на кухню. Она вышла обратно на задний двор, и де Шатрон отправился следом.

– Где вы раньше жили?

– Здесь, – она гордо кивнула на дом и остановилась, высокомерно задрав подбородок. – Этот дом был наш. И скотина тоже наша. Я потому и не ушла – пропадут же без меня.

– Значит ты… Служанка?

Она довольно кивнула, даже плечи расправила. Звучало это действительно гордо для такого нищего, каким де Шатрон казался на вид. А он задумчиво смотрел на неё, оценивая, словно лошадь покупал. Это была ужечетвёртая попытка найти самозванку, похожую на Её Высочество. Первая умерла в младенчестве. Вторая воспитывает новорожденного и даже принять к себе нищего не захотела – и винить её не в чем. Третья оказалась совсем не похожа на Его Величество: смуглая и черноокая. И четвёртая кандидатка не была идеальной. Её речи, манеры, движения – всё выдавало простолюдинку с головой. Но иного выбора де Шатрон не видел.

– Что ж. А мечта-то у тебя есть?

– А то ж! – Она хмыкнула, заворачивая в хлев. Тем же лучше для мужчины, меньше лишних ушей. А Эмили охотно загибала пальцы. – Выскочить замуж, выкупить дом. Чтоб было как у всех.

– И если я смогу дать тебе столько денег, чтобы ты смогла выкупить дом?

Рыжая девица уставилась на незнакомца так, словно спрашивала, действительно ли он это сказал. Оборванец, калека, на вид бездомный. Она прищурилась, скользя взглядом по его телу. Ещё минуту выжидала, и в её взгляде мелькнуло осознание. Эмилия хихикнула.

– Брешишь! Но ты галантный, – она опустила взгляд на своё декольте, а ловкие пальцы начали развязывать ленты, стягивающие рубаху на груди. – Только давай по-быстрому.

И это был самый лучший вариант на замену? Ни манер, ни стыда, ни совести! Герцог почувствовал, как к его щекам подступает краска гнева. Багряно-алая, как кровь. И почему? Не первая крестьянка и, вероятно, не последняя. Но перед ним была та, кто так похожа на Аделаиду. Тот же лисий цвет волос. Те же зелёные колдовские искорки во взгляде. И сейчас она беспечно стягивала одежду, чтобы…

– Прекрати, – его холодный тон заставил Эмилию замереть, и поднять вопросительный взгляд. – Что ты можешь сделать ради таких денег?

– А что ты хочешь?

Это было странно. Словно два торгаша на рынке. Он хотел купить, не показывая на вещь, а она должна предложить цену без оценки товара. И как мог назвать де Шатрон настоящую причину своего визита? Лишь туманными намёками.

– Считай, что я твоя добрая фея. Мне нужно девица, прислуживающая мне. Всему научу, кров обещаю, еду тоже, – предложение было озвучено с деланным легкомыслием.

В хлеву пока что стояли животные: три коровы две свиньи. До выпаса ещё рано, пока они заинтересованно смотрели на гостей, не понимая, какая драма разворачивалась перед ними. Коровы с вечера ждали утренней дойки, чтобы вновь уйти в поля. Вероятно, Эмили за этим и пришла – за молоком. Но сейчас она серьёзно задумалась над предложением.

– Ну нет. Так просто я тебе не поверю. Все так говорят. Сначала: «Встретимся за сараем», – а потом: «Ничего я тебе не обещал»! – Она упёрла руки в бока, в глазах её было праведное возмущение.

Как так получилось, что великий герцог, регент Его Величества, второй человек в королевстве после короля, стоит в хлеву, где воняет скотиной, и слушает возмущение наивной простушки о том, как очередной мужчина вскружил ей голову? Де Шатрон подавил желание развернуться прямо сейчас и уйти. За его плечами поджидала липкая Ответственность за подданных королевства. Уйти сейчас означало лишь начало приготовлений к войне. И допустить этого он не желал.

Мужчина засунул руку в сапог и достал оттуда три золотые монеты с изображением профиля Его Величества. У девицы округлились глаза, скрывать свои эмоции она не умела и не желала учиться. Простая деревенская девчонка, каких ещё много. И одну монету мужчина протянул Эмилии. Та с поклоном приняла деньги, сложив ладони «лодочкой», словно боялась, что золото утечёт как вода сквозь пальцы. Настоящая золотая монета!

– Назови цену! Это последнее доброе дело, которое я могу сделать ради успокоение души твоей покойной матушки.

Эмилия поднесла монету к лицу, рассматривая её. Выглядит как настоящая! Поднесла ко рту и попробовала клыком прокусить её. Ей говорили, что так золото и проверяется, но каким должен быть результат – она понятия не имела. Невкусно и пахло мужскими ногами.

– Раз ты моя фея… Я хочу, – она начала загибать пальцы. – Вернуть дом и скот! Но ты это знаешь. Хочу… Ещё двух коров, трёх овец и быка!

Она взглянула на герцога. Тот с непроницаемым выражением лица слушал её требования. По его взгляду нельзя было понять, стоило ли остановиться. Вероятно, цена слишком завышена, но на этом и строилась торговля – на попытках сбросить стоимость. И Эмилия рискнула продолжить.

– И, раз ты такой богатенький, у тебя и друзей много? Ну, у кого деньги водятся. Я хочу, чтобы ты помог мне найти мужа! Стал моей свахой.

Кем де Шатрон ещё не был, так это свахой. Регент, который входит в дом со словами: «Наш товар, ваш купец», –  это просто нелепо. Но одно слово, и любой мелкий аристократ будет счастлив взять Эмилию в жёны, если только герцог намекнёт на необходимость этого брака.

– Так ты согласна на мои условия? – Он перевёл взгляд на коровью морду. Казалось, в её больших глазах осознанности было немного больше, чем у Эмилии. А потому надо было принять ещё и меры предосторожности. Де Шатрон продолжил, демонстрируя золото между пальцами. – Смотри, у меня есть ещё две монеты. А сколько девиц в деревне, согласных выполнить мои требования лучше и дешевле? Только дай им слушок, тут же прибегут.

– А что делать надо будет? – Она взяла ручку от железного ведра, продолжая свой утренний ритуал, в который незнакомый мужчина пока не вписывался.

– Я тебе всё расскажу. Если согласна, скажи остальным, что нашла работу в городе, и перебираешься туда на время. Сама через два дня к полудню выходи из деревни и иди по направлению к Монткэр. Вещей много не бери, всё равно вернёшься.

Герцог де Шатрон развернулся и направился вон из хлева. Он услышал вдогонку лишь:

– А зовут-то тебя как? – Но вопрос остался без ответа.

«Наилучшая из возможных!» – с остервенением повторял герцог, претворяя за собой калитку. Словно старался убедить самого себя в этом. Сейчас он мог лишь проверить её. Сможет ли она держать язык за зубами? Выполнит ли его команду и отправится вперёд за призрачной возможностью выкупить дом, или ей это абсолютно не нужно? Не было никаких гарантий, что на следующий день к нему не явятся жители деревни, желающие услужить богатому нищему. Вряд ли бы хоть один из крестьян в лицо бы опознал регента – уж больно глухая деревушка.

Оставшись одна, Эмилия, или просто Эми, ведь деревенские не слишком утруждали себя произношением длинных имён, взглянула на золотую монету, оставшуюся на ладони. Может быть, мать действительно ждала именно этого человека? С паутинкой морщин в уголках глаз. С чёрными, что воронье крыло, волосами с серебристыми локонами, сверкающими на солнце? Может быть, мать именно его хотела увидеть? Статного мужчину, который даже в нищенском наряде выглядел красиво. С уставшим взглядом, читающимся в ледяных глазах.

Монета упала в карман передника. Подтянув носком туфли табуретку, чтобы та встала ровно на соломенный настил, Эми легко подхватила её и подставила к первой жертве её доброты. Корове по имени Красотка. Она была ласковая, не лягалась, и даже хвост не нужно было привязывать к ноге. Невиданное послабление, но у Красотки был на удивление мягкий нрав. Она родилась в этом хлеву и, вероятно, умрёт здесь же.

Эми села на табуретку и обхватила напряжёное вымя пальцами. Припуск, и дальше, привычными движениями, шустро проводя пальцами по покрасневшим соскам, девушка начала доить корову, потихоньку заполняя ведро ещё тёплым молоком. Для неё это был ежедневный ритуал: утром и вечером. Механическая работа расслабляла, но привычные спокойные мысли текли мимо, не попадая в ведро её разума. Сладость желания пуститься в авантюру с возможностью исполнить свои мечты перекрывалась прокисшей неизвестностью, заполняющей собой верхний слой.

Что она потеряет, если примет предложение? Свою жизнь – в худшем случае. Но что с того? Дом не рухнет, коровы с голода не издохнут. Жизнь, конечно, весёлая штука, но гнуть спину и ежегодно рожать ребятишек для муженька-крестьянина не слишком хотелось. А если Эми ожидала судьба похуже смерти? Она задумалась, и по её обыкновению на переносице появилась гармошка складочек. Нет, увы, фантазией её Богиня не наградила.

А вот чем она обделена не была, так это шилом в одном месте! Или как красиво это называла дочь купца «предпринимательской жилкой». Что это такое и где она находилась, конечно, сама Эмилия понятия не имела, но наверняка знала одно. Один золотой – это один золотой!

Ровно к указанной дате девушка с набитым платком, завязанным в кулёк, которым она беззаботно размахивала на ходу, шла в сторону ближайшего города. Эмилия слышала, что там стояли настоящие каменные здания! Очень уж хотелось на них посмотреть. Но что больше будоражило – так это мысль о лёгких деньгах. Раз золотой, два золотой, три… Выходила неплохая песенка, отчего у Эми улыбка становилась только шире. Когда тени скрылись под её ногами, рядом остановилась карета, запряжённая двумя лошадьми. Простая, неинтересная, крытая. Ни гербов, ни золота: такие могли быть у любого графа или торговца. Эми наклонилась в бок, на козлах сидел незнакомый мужчина. Он с интересом разглядывал её, а девчонка не смогла сдержать усмешку, с нескрываемым интересом рассматривая ужасающий рубец вместо кончика носа. Про уродцев и шутов в городах она тоже слышала, но не ожидала увидеть так скоро!

– Вы за мной? – она прищурилась и приложила ребро ладони ко лбу, чтобы солнце не слепило и не мешало разглядывать мужчину. – Я вот спросить хотела. А у вас будут медяки? А то в деревне такие монеты не принимают!

Эми усмехнулась, довольная своей шуткой. Но в ней была и доля правды - её золотой можно было только отдать кому-то, на рынке бакалею за неё не продадут, а для дома слишком малая цена. Поэтому монета была, как Фурнье считала, надёжно спрятана в зашитом подкладе нательной рубахи. На случай, если всё пойдёт не по плану, конечно же.

Занавеска в окошке кареты отдёрнулась, и Эми услышала уже знакомый голос.

– А, ты всё же решила ухватить удачу за хвост, дитя? – Он скрывал внутреннее ликование. Но кривая улыбка герцога де Шатрона появилась на лице, когда он наблюдал, как деревенская девка запрыгивает в карету.

– Я что, дура от такого отказываться?

Кучер взмахнул вожжами, кожа волной прошлась, хлестнув коней по спинам. Те безропотно сдвинулись с места, утягивая карету за собой. Путь обещал быть долгим.