Ты всё ещё в каждой чашке
Ты всегда ненавидела кулуары. Слишком душно. Слишком громко. Все куда-то бегут, что-то ищут, все важные, срочные, блестящие. А ты среди них со своей камерой, бейджем и мокрой от кофе рубашкой.
Никто не знает, кто ты. И это удобно. Ведь пока ты за объективом, ты невидимка. Просто фотограф. Просто работа. Просто съёмка очередной репетиции перед открытием Евровидения.
Ты встаёшь у стены и настраиваешь фокус. Свет резкий, тени рвутся по лицам. Группа заканчивает прогон. За сценой хлопки, кто-то аплодирует, кто-то орёт, кто-то матерится по-испански. Ты нажимаешь кнопку спуска, кадр за кадром. Рука двигается машинально. Пока не замирает.
В фокусе — лицо. Слишком знакомое. Слишком невозможное. В сердце — ступор.
Лукас.
Он смотрел прямо в объектив. Прямо на тебя. Как будто видел не технику, а тебя. Ты чуть не уронила фотоаппарат. Только не сейчас. Не здесь.
Челюсть чуть сжимается. Ты отводишь взгляд. Сердце делает гулкое «тук». Ты не сразу веришь. Мозг говорит, что это случайность. Похож. Просто похож. Но сердце уже знало.
Он почти не изменился. Взрослее. Жестче в чертах. Но движения, выражение лица, та особая уверенность, с которой он держится на публике — всё та же. Ты видела её раньше. Слишком близко.
Он идёт в твою сторону. Сначала — будто случайно. Потом — осознанно. Слишком прямо. Слишком быстро. Он тебя узнал.
Ты прячешься за камеру. Отступаешь на шаг в сторону. Сердце стучит глухо, в горле першит. Ты же знала, что рано или поздно можете пересечься. Но не так. Не здесь. Не сейчас. Ты отворачиваешься, делаешь вид, что смотришь на экран. Пальцы дрожат, но ты стараешься не показывать. Он приближается. Ты не смотришь. Не дышишь.
Проходит мимо. Почти касается плечом. На секунду — как будто вся сцена замирает. Как будто он остановился. Ты не поднимаешь голову.
Просто стоишь. Ждёшь, пока он уйдёт. И он уходит. Ты выдыхаешь только когда его больше нет в поле зрения. Пальцы всё ещё дрожат. Ты стираешь кадры с его лицом. Один за другим. Без раздумий. Быстро. Словно это поможет.
***
Ты сидишь в комнате, освещенной только экраном ноутбука. Папка с фотоотчетом открыта, рука на мышке. Ты выбираешь кадры: сцену, свет, динамику. Всё — без эмоций.
На столике рядом остывает чай. Малиновый. Ты делаешь глоток и морщишься — слишком горячо, слишком сладко. И всё равно его пьешь. Ты пьешь его годами. С тех пор, как... Даже не можешь вспомнить, в какой момент он стал «твоим» вкусом.
Он всегда пил один и тот же чай. Малиновый.
Когда ты в первый раз пришла к нему домой — он просто поставил перед тобой кружку и сказал:
— Горячо, не обожгись.
Ты сделала глоток и поморщилась. Слишком приторно. Но ничего не сказала.
С тех пор всё повторялось одинаково: чайник, кружки, малиновый чай. И ты пила его снова и снова. Каждый раз надеясь, что вкус перестанет раздражать. Не перестал. Но ты так и не призналась. Потому что каждый раз он молча ставил чашку перед тобой, как будто это было что-то само собой разумеющееся. Как будто вы... были. И ты не могла испортить эту иллюзию.
***
— Ты опять забыла шарф, — сказал он, открывая дверь.
Ты только закашлялась в ответ и прошмыгнула внутрь. У него в квартире пахло мятой и вафлями. Его мама где-то в отъезде, и вся квартира стала вашей студией: гитара у стены, ноты на кухонном столе, кружки с ложками, где попало.
— У тебя вечно вид, как будто ты бежала через Арктику.
— Я буквально шла пешком через снежную бурю.
— Это двор. — он провел тебя на кухню, включил чайник, даже не спросив. Просто достал две кружки, бросил в них малиновые пакетики. — Садись. Сейчас будет.
Ты уселась у окна, глядя, как за окном метёт снег. Он сел напротив и потянулся к гитаре, наигрывая что-то невнятное, ленивое. Потом остановился.
— Слушай... вот куплет — у меня к нему только один аккорд. Остальное как будто мимо.
Ты взяла листок, прочитала строчки. Там было что-то про «незавершенность» и «перекрестки». Слишком взрослые, как всегда у него было.
— Может, попробуешь от обратного? Без рифмы?
— А ты гений, — усмехнулся он. — Что бы я без тебя делал?
Ты отмахнулась, но внутри всё-таки потеплело. Ты взяла кружку, сделала глоток. Слишком сладкий. Ты знала, что он думает, что тебе нравится. Ему нравилось, значит, должно и тебе — по логике Лукаса. Он даже не подозревал, что тебе больше всего в этом чае нравилось то, что он выбрал его сам. Что он налил его тебе. Без слов. Без просьб.
Он снова начал играть — то же, но иначе. Ты закрыла глаза и слушала. И в этот момент тебе казалось, что ты могла бы жить вот так — среди снега, музыки и чая, который ты терпеть не можешь.
***
Ты отрываешься от экрана, глядя на чашку перед собой. Снова пьёшь его, хотя никто не заставляет. Пьёшь его, хотя уже давно не чувствуешь сладости. Просто привычка. Просто часть чего-то, что когда-то казалось настоящим.