Шерлок Холмс: Дело о поддельных древностях

Глава I. Осеннее утро на Бейкер-стрит

Туманное октябрьское утро тысяча восемьсот девяносто пятого года опустилось на Лондон мягким серым покрывалом. За окнами нашей уютной гостиной на Бейкер-стрит номер двести двадцать один «Б» слышались привычные звуки пробуждающегося города: размеренный стук копыт по булыжнику, скрип колёс тяжёлых экипажей, отдалённые крики газетчиков, предлагающих утренние новости. Сквозь плотную завесу тумана едва проникал рассеянный свет, придавая всему окружающему какую-то особенную, почти мистическую атмосферу, столь свойственную английской осени.

Мой друг Шерлок Холмс сидел в своём излюбленном кресле у камина, неторопливо попыхивая трубкой. Тонкие струйки дыма поднимались к потолку, создавая причудливые узоры в утреннем воздухе. На коленях у него лежала утренняя газета, но взгляд его был устремлён не на печатный текст, а в пространство, как будто он размышлял о чём-то, недоступном моему пониманию. Его острый профиль выделялся на фоне мягкого света, исходящего от камина, а длинные пальцы безмятежно постукивали по подлокотнику кресла.

Я занимался разбором почты и не раз поглядывал на часы, когда раздался осторожный стук в дверь. Миссис Хадсон поднялась наверх и негромко доложила о посетителе.

«Джентльмен желает видеть мистера Холмса», сообщила она. «Говорит, что дело весьма деликатное».

Холмс не поднял головы от своих размышлений, лишь слегка кивнул.

«Попросите его подождать минутку в прихожей, миссис Хадсон. А затем проводите сюда».

Наша квартирная хозяйка удалилась, и Холмс, наконец, отложил газету, поднявшись с кресла. Он подошёл к окну и, слегка отодвинув занавеску, внимательно посмотрел вниз на улицу.

«Интересно», пробормотал он себе под нос, и в его глазах появился тот знакомый блеск, который всегда предвещал начало нового дела.

«Что-то необычное, Холмс?» спросил я, откладывая письма.

«О, весьма необычное, мой дорогой Ватсон. Наш посетитель прибыл в частном экипаже, довольно дорогом, судя по отделке. Лошади породистые, но слегка запыхавшиеся — значит, ехал быстро, торопился. При этом сам он явно колеблется — уже второй раз поправляет цилиндр и проверяет карманные часы. Нервничает».

Холмс отошёл от окна и занял позицию у камина, оперевшись локтём о каминную полку.

«Давайте-ка проведём небольшую дедуктивную разминку, Ватсон. Готов поспорить, что смогу рассказать нашему гостю многое о нём самом, едва взглянув на него».

Не успел я ответить, как в дверь снова постучали, и миссис Хадсон провела посетителя в гостиную.

В комнату вошёл высокий, статный мужчина лет пятидесяти, с седеющими висками и тщательно подстриженными усами. Его тёмно-синий костюм был безукоризненно отглажен, но я заметил, что руки у него слегка дрожат, а взгляд беспокойно скользит по комнате. В левой руке он держал цилиндр, в правой — элегантную трость с серебряным набалдашником.

Холмс окинул его одним внимательным взглядом, и на его лице появилась едва заметная улыбка.

«Добро пожаловать в наше скромное жилище, сэр», произнёс он спокойно. «Вижу, что дела Британского музея требуют вашего безотлагательного внимания, особенно после вчерашнего совещания с попечительским советом. Судя по всему, речь идёт о весьма деликатной проблеме, связанной с недавними приобретениями музея».

Посетитель застыл на пороге, и цилиндр едва не выскользнул из его рук.

«Боже мой! Как вы... то есть, откуда вам известно...»

«Садитесь, пожалуйста», любезно предложил Холмс, указывая на кресло напротив своего. «Позвольте мне представить моего друга и коллегу доктора Ватсона. Что касается ваших вопросов, то всё довольно просто. Ваша трость — служебная, с гравировкой, указывающей на высокий пост в одном из государственных учреждений. Конкретно — на должность директора музея, о чём свидетельствуют символы, выгравированные на серебряном набалдашнике. Мел на рукаве вашего пиджака — не обычный школьный мел, а специальный, которым пользуются при работе с музейными экспонатами. На ботинках — характерная пыль мрамора, что говорит о том, что вы недавно находились в помещении со скульптурными экспонатами».

Холмс сделал паузу, давая гостю время осмыслить услышанное.

«Красные глаза и лёгкий тремор рук выдают бессонную ночь. А судя по тому, как вы нервно поглядываете на часы, у вас назначена ещё одна встреча в ближайшее время, связанная с тем же самым делом, которое привело вас ко мне».

Джентльмен медленно опустился в кресло, не сводя с Холмса изумлённого взгляда.

«Невероятно», прошептал он. «Ваша репутация не преувеличена, мистер Холмс. Действительно, я сэр Реджинальд Кромвелл, директор Британского музея, и действительно провёл бессонную ночь, размышляя о проблеме, которая может разрушить репутацию всего учреждения».

Холмс кивнул и взял свою трубку.

«Расскажите мне всё с самого начала, сэр Реджинальд. Доктор Ватсон — человек абсолютно надёжный, можете говорить свободно».

Кромвелл глубоко вздохнул и начал свой рассказ.

«Три недели назад наш музей приобрёл три уникальных римских артефакта: бронзовую статуэтку Венеры первого века нашей эры, мраморный бюст императора Траяна и золотую церемониальную чашу. Все предметы имели безупречную репутацию, происходили из проверенных источников и были приобретены через надёжных посредников. Общая стоимость покупки составила восемнадцать тысяч фунтов».

«Весьма солидная сумма», заметил Холмс. «Полагаю, приобретения планировались для какой-то особой выставки?»

«Совершенно верно. Мы готовили большую экспозицию, посвящённую римской цивилизации. Эти три артефакта должны были стать главными жемчужинами коллекции».

Кромвелл помолчал, собираясь с мыслями.

«Но вчера утром профессор Генри Блэквелл, которого мы привлекли для независимой экспертизы перед открытием выставки, сообщил мне ужасную новость. Все три артефакта оказались подделками. Гениальными подделками, но всё же подделками».

Холмс наклонился вперёд, его интерес явно возрос.

«Это выяснилось в ходе стандартной проверки?»

«Да. Профессор Блэквелл — один из лучших экспертов по античности в Европе. Он заметил некоторые несоответствия и провёл более детальное исследование. Результаты оказались неопровержимыми».

«И каковы ваши действия в связи с этим открытием?»

Кромвелл нервно провёл рукой по лбу.

«Мистер Холмс, вы должны понимать — если эта информация станет достоянием публики, репутация Британского музея будет безнадёжно подорвана. Мы договорились с профессором Блэквеллом сохранить это в тайне до тех пор, пока не будут найдены виновные и не восстановлена справедливость. У нас есть примерно две недели до планируемого открытия выставки».

Холмс встал и начал медленно расхаживать по комнате, размышляя над услышанным.

«Кто знает о результатах экспертизы?»

«Только я, профессор Блэквелл и теперь вы с доктором Ватсоном. Больше никто».

«Отлично. Я берусь за это дело, сэр Реджинальд. Для начала нам необходимо поговорить с профессором Блэквеллом и лично ознакомиться с экспонатами».

Через час мы уже сидели в кэбе, направляясь к дому профессора Блэквелла. Кромвелл устроился напротив нас, всё ещё выглядя взволнованным, но заметно успокоившимся после того, как Холмс согласился заняться расследованием.

Дом профессора располагался в тихом переулке недалеко от музея. Это было старое трёхэтажное здание, увитое плющом, с узкими готическими окнами. Нас встретил сам хозяин — полный мужчина с густыми бакенбардами и в очках в золотой оправе. Его кабинет произвёл на меня неизгладимое впечатление: высокие полки до потолка, заставленные древними фолиантами, витрины с античными артефактами, и повсюду этот особенный запах старых книг и пыли веков.

«Профессор Блэквелл», представил нас Кромвелл, «позвольте представить мистера Шерлока Холмса и доктора Ватсона».

Профессор радушно пожал нам руки и провёл в дальнюю часть кабинета, где на специальном столе под яркой лампой были выставлены три спорных артефакта.

«Мистер Холмс», начал он, снимая очки и протирая их, «должен признать, что за тридцать лет работы с античными предметами я редко встречал подделки столь высокого качества. Если бы не некоторые специфические детали, я мог бы и сам ошибиться».

Холмс внимательно осмотрел каждый предмет, не прикасаясь к ним.

«Расскажите подробнее о том, как именно вы определили их поддельность».

Блэквелл взял увеличительное стекло и подошёл к бронзовой статуэтке.

«Видите ли, главная проблема в составе сплава. Анализ показал наличие химических элементов, которые не могли быть известны римским мастерам первого века. Кроме того, патина — этот зеленоватый налёт на бронзе — нанесена искусственно, хотя и весьма искусно».

Он перешёл к мраморному бюсту.

«Здесь дело в технике обработки камня. Видите эти едва заметные следы? Они оставлены современным инструментом, которого в древности просто не существовало».

Наконец, профессор указал на золотую чашу.

«А вот этот предмет выдаёт себя составом золота. В нём присутствуют примеси, характерные для современной очистки металла».

Холмс кивнул, очевидно удовлетворённый объяснениями.

«А что можете сказать о документах, подтверждающих происхождение этих предметов?»

«Вот в чём загадка», ответил Блэквелл, доставая папку с бумагами. «Документы выглядят абсолютно подлинными. Печати, подписи, даже бумага — всё соответствует требованиям. Я проверил несколько раз».

Холмс просмотрел документы, время от времени что-то бормоча себе под нос.

«Интересно. Очень интересно. Скажите, профессор, кто именно продал эти предметы музею?»

«Насколько мне известно, статуэтку продал лорд Пембертон из своей частной коллекции. Бюст поступил через антикварную галерею "Римские сокровища", а чашу продал некий итальянский торговец, синьор Вентури».

«Все разные источники», заметил Холмс. «Это усложняет картину. Кто проверял подлинность предметов перед покупкой?»

«Во всех случаях экспертное заключение давала доктор Александра Морган из Оксфорда. Очень авторитетный специалист по римской культуре».

Глаза Холмса блеснули интересом.

«Доктор Морган... Где мы можем с ней встретиться?»

«Она довольно занятой человек», ответил Блэквелл. «Помимо работы в университете, часто консультирует крупные аукционные дома. Насколько мне известно, завтра она будет присутствовать на торгах в Лондонском аукционном доме Филипса — там выставляется несколько античных лотов».

Покинув дом профессора, мы направились к первому торговцу антиквариатом — в галерею "Римские сокровища". Она располагалась в фешенебельном районе, занимая первый этаж старинного особняка. Едва мы переступили порог, как нас окутал приятный запах сандалового дерева и старины.

Владелец галереи, мистер Эдвард Тёрнер, встретил нас у входа. Это был элегантный мужчина средних лет с тщательно завитыми усами и острым взглядом дельца.

«Чем могу быть полезен, джентльмены?»

Холмс представился и объяснил цель нашего визита, не вдаваясь в подробности о поддельности артефактов.

«Ах да, тот замечательный бюст Траяна», оживился Тёрнер. «Действительно, прекрасный экземпляр. Приобрёл его у представителя одного итальянского музея. Бедняги испытывают финансовые трудности и вынуждены расставаться с частью коллекции».

«Можете назвать имя этого представителя?» поинтересовался Холмс.

«Конечно. Синьор Марко Росселини. Предъявил все необходимые документы, рекомендации. Очень респектабельный господин».

«А кто подтверждал подлинность бюста?»

«Доктор Александра Морган из Оксфорда. Замечательный специалист, работаю с ней уже несколько лет. Её экспертное заключение — гарантия качества».

Холмс задал ещё несколько вопросов о деталях сделки, а затем мы покинули галерею.

На улице он остановился и задумчиво посмотрел на витрину антикварной лавки.

«Любопытно, Ватсон. Очень любопытно. Все нити ведут к одному человеку — доктору Морган. Завтра нам обязательно нужно побывать на этих торгах».

Туман начинал рассеиваться, и октябрьское солнце робко проглядывало сквозь облака. Лондон медленно просыпался, готовясь к новому дню, а мы уже знали, что завтрашний день принесёт нам встречу с ключевой фигурой этой загадочной истории.

Глава II. Лицом к лицу

Следующим утром мы с Холмсом направились в престижный Лондонский аукционный дом Филипса, расположенный в элегантном здании на Бонд-стрит. Октябрьский воздух был свежим и бодрящим, а лёгкий туман уже рассеялся, уступив место ясному дню. Холмс казался особенно задумчивым во время поездки в кэбе, время от времени постукивая пальцами по подлокотнику и глядя в окно на оживлённые лондонские улицы.

«Надеюсь, мы многое узнаем сегодня о загадочной доктор Морган», заметил я, когда наш экипаж остановился перед внушительным фасадом аукционного дома.

«О да, Ватсон», ответил мой друг с той особенной интонацией, которая всегда предвещала неожиданные открытия. «Я предчувствую, что сегодняшняя встреча окажется весьма... поучительной».

Мы поднялись по мраморным ступеням и оказались в просторном фойе, украшенном античными статуями и картинами в позолоченных рамах. Швейцар в ливрее любезно направил нас в главный зал, где уже шли торги. Едва мы переступили порог, как меня поразил контраст между внешним миром и этой атмосферой изысканной роскоши.

Зал освещали несколько массивных хрустальных люстр, свет которых мягко падал на собравшуюся публику. Около сотни человек расположились в удобных креслах, покрытых бордовым бархатом. Воздух был наполнен приглушёнными голосами, шелестом каталогов и едва слышным постукиванием молоточка аукциониста. Но более всего меня поразил необычный, богатый аромат, витавший в воздухе.

«Чувствуете этот запах, Ватсон?» тихо спросил Холмс, наклонившись ко мне. «Это кофе Копи Лювак — один из самых редких и дорогих сортов в мире. Интересный выбор для аукционного дома».

Мы заняли места в задних рядах, откуда хорошо просматривался весь зал. На подиуме в это время выставлялся античный кубок из серебра, и торги шли довольно вяло. Аукционист — элегантный мужчина в безупречном фраке — монотонно объявлял ставки, но заметного энтузиазма среди публики не наблюдалось.

«Дамы и господа», объявил аукционист звучным голосом, «следующий лот — подлинная сенсация сегодняшнего дня. Античная статуя императора Гая Юлия Цезаря, выполненная из чистого золота, высотой два метра. Датируется десятым годом нашей эры. Начальная цена — сто тысяч фунтов стерлингов».

По залу пробежал едва заметный шепот восхищения. Даже я, далёкий от мира антиквариата, понимал, что подобный артефакт представляет исключительную ценность. Статуя была действительно великолепна — золото сияло в свете люстр, а мастерство древнего скульптора поражало своим совершенством.

«Сто десять тысяч!» раздался голос из первого ряда.

«Сто одиннадцать тысяч!» отозвался кто-то справа.

Торги набирали темп, и в зале воцарилась та особенная напряжённая атмосфера, которая всегда сопровождает борьбу за действительно уникальный предмет. Суммы росли с головокружительной быстротой, а на лицах участников торгов я читал смесь азарта, решимости и того особого высокомерия, которое может позволить себе только очень состоятельный человек.

«Сто пятьдесят тысяч!»

«Сто шестьдесят!»

«Сто восемьдесят тысяч фунтов!»

Холмс внимательно наблюдал не столько за статуей, сколько за публикой, его острый взгляд скользил от одного лица к другому, словно он запоминал каждого участника торгов.

«Мистер Холмс», тихо обратился я к нему, «не пора ли найти доктор Морган?»

Он кивнул и поднялся с места. Мы подошли к одному из служащих — молодому человеку в строгом костюме, который стоял у стены с блокнотом в руках.

«Простите», обратился к нему Холмс, «не могли бы вы указать нам доктора Александру Морган? Нам сказали, что она должна присутствовать сегодня на торгах».

Служащий оглядел зал и указал на элегантную даму средних лет, сидевшую в третьем ряду. Она была одета в строгий тёмно-синий костюм, а седеющие волосы были аккуратно уложены под небольшой шляпкой с вуалью. В руках у неё был каталог, и она время от времени делала в нём пометки золотым карандашом.

Холмс посмотрел в указанном направлении и внезапно замер. Сначала он слегка прищурился, словно пытался лучше разглядеть даму, затем его глаза расширились от удивления, а потом на лице появилась странная улыбка — смесь восхищения и... узнавания?

«Холмс?» тихо позвал я его, но он, не говоря ни слова, резко развернулся и направился к выходу.

Я поспешил за ним, недоумевая по поводу столь неожиданного поведения моего друга. В фойе он остановился и глубоко вздохнул, словно освобождаясь от какого-то напряжения.

«Холмс, что происходит?» спросил я. «Почему мы ушли? Ведь мы же хотели поговорить с доктор Морган?»

«Потом всё объясню, мой друг», ответил он коротко, но в его голосе звучала какая-то особенная нота — смесь удивления и предвкушения. «Сейчас у нас есть более неотложные дела. Нам нужно навестить тех коллекционеров, которые приобрели римские артефакты».

Следующие несколько часов мы провели, переезжая от одного роскошного особняка к другому. Наш первый визит был к лорду Честертону, пожилому аристократу, чей дом в Белгравии поражал богатством убранства. Нас встретил в библиотеке, где между книжными полками из красного дерева были расставлены античные статуи и вазы.

«Да, я действительно недавно приобрёл римскую амфору», подтвердил лорд Честертон, указывая на изящный сосуд, стоявший на мраморном постаменте. «Прекрасная работа первого века. Купил у синьора Вентури по рекомендации доктора Морган».

Холмс внимательно осмотрел амфору, не прикасаясь к ней.

«Замечательный экземпляр», произнёс он дипломатично. «Полагаю, вы довольны покупкой?»

«Безусловно! Хотя должен признать, цена была довольно высокой — три тысячи фунтов. Но доктор Морган заверила меня, что это редчайший образец».

Наш второй визит привёл нас в Кенсингтон, к мистеру Джеймсу Уилкоксу, преуспевающему торговцу, который недавно приобрёл особняк и теперь обставлял его предметами искусства. В его гостиной, пахнувшей свежим лаком и новой обивкой, стояла бронзовая статуэтка римского воина.

«Купил на прошлой неделе», с гордостью сообщил Уилкокс. «Четыре тысячи фунтов, но оно того стоило. Доктор Морган сказала, что подобные экземпляры крайне редки на рынке».

Третий коллекционер, мистер Реджинальд Харрисон, принял нас в своём кабинете, где на почётном месте красовался мраморный барельеф с изображением римских легионеров.

«Пять тысяч фунтов», сообщил он цену без обиняков. «Дорого, но доктор Морган убедила меня, что это уникальная находка из недавних раскопок в Италии».

После четвёртого визита картина становилась всё более ясной. Каждый коллекционер приобрёл свой артефакт в последние месяцы, каждый полагался на экспертное мнение доктора Морган, и каждый заплатил немалые деньги за то, что считал подлинной античностью.

Наш пятый и последний визит оказался особенно интересным. Сэр Алистер Пембрук, богатый банкир, встретил нас в своём особняке в Мэйфэйр с едва скрываемым волнением.

«Джентльмены», объявил он торжественно, «вы прибыли в самый подходящий момент. Сегодня утром я приобрёл на аукционе подлинную сенсацию — золотую статую самого Гая Юлия Цезаря! Заплатил двести двадцать две тысячи фунтов, но это того стоило. Завтра её доставят сюда».

Холмс обменялся со мной быстрым взглядом.

«Поздравляю с приобретением», сказал он. «Полагаю, доктор Морган также участвовала в оценке этого лота?»

«Естественно! Без её экспертного заключения я бы не решился на такую покупку. Удивительная женщина — такие глубокие познания в области античного искусства!»

Покинув дом сэра Пембрука, мы направились обратно на Бейкер-стрит. По дороге Холмс был необычайно молчалив, лишь время от времени что-то бормотал себе под нос. Я не осмеливался прерывать его размышления, понимая, что мой друг обдумывает полученную информацию.

Уже в нашей гостиной, когда мы устроились у камина с чашками чая, в дверь постучали. Миссис Хадсон принесла телеграмму, адресованную Холмсу.

«Из Италии», объявил он, разрывая конверт. Прочитав содержимое, он передал мне жёлтый листок.

Телеграмма была краткой, но красноречивой: «Музей Капитолия Рим. Ничего неизвестно о продаже артефактов. Синьор Росселини нам неизвестен. Никого не уполномочивали действовать от нашего имени. Директор Антонио Бертолини».

«Как я и предполагал», произнёс Холмс, откладывая телеграмму. «Всё становится на свои места. Ватсон, нам необходимо немедленно связаться с Лестрейдом».

Через час в нашу гостиную прибыл инспектор Лестрейд — жилистый человек с проницательными глазами и вечно озабоченным выражением лица. Он выслушал наш рассказ с растущим интересом, время от времени делая пометки в своём блокноте.

«Значит, вы считаете, что все эти артефакты — подделки?» уточнил он.

«Не считаю, а знаю», ответил Холмс. «Вопрос лишь в том, кто стоит за этой грандиозной аферой. У меня есть основания полагать, что завтра состоится ещё одна сделка. Мистер Тёрнер из галереи "Римские сокровища" ожидает поступления нового артефакта от того же итальянского "представителя"».

«И вы предлагаете устроить засаду?»

«Именно. Это наш шанс поймать мошенников с поличным».

Лестрейд кивнул.

«Хорошо. Завтра с утра мои люди будут наблюдать за галереей. Как только появятся подозрительные личности, мы их задержим».

После отъезда инспектора Холмс снова погрузился в задумчивость. Он стоял у окна, глядя на вечерний Лондон, где уже зажигались газовые фонари, а в воздухе чувствовался приближающийся холод осенней ночи.

«Холмс», обратился я к нему, «не объясните ли вы наконец, что произошло сегодня в аукционном доме? Ваше поведение при виде доктора Морган показалось мне весьма странным».

Он медленно повернулся ко мне, и в его глазах я увидел ту смесь восхищения и предвкушения, которая всегда появлялась, когда он сталкивался с достойным противником.

«Всё в своё время, мой дорогой Ватсон», ответил он загадочно. «Завтра, я думаю, многое прояснится. А пока позвольте мне подготовиться к встрече с одним очень старым... знакомым».

Глава III. Сеть сжимается

Серое октябрьское утро встретило нас промозглым туманом, который клубился над лондонскими улицами, словно пытаясь скрыть город от посторонних глаз. За окнами нашей гостиной на Бейкер-стрит едва различались силуэты прохожих и очертания экипажей, проплывавших мимо как призраки в молочно-белой дымке.

Холмс уже с раннего утра был на ногах, нервно расхаживая по комнате с трубкой в зубах. Время от времени он останавливался у окна, отодвигал занавеску и вглядывался в туманную улицу, словно ожидая появления кого-то определённого.

«Лестрейд должен был быть на месте ещё час назад», пробормотал он, взглянув на часы. «Надеюсь, наши птички не заподозрили неладного».

Галерея «Римские сокровища» находилась всего в нескольких кварталах от нас, и по плану инспектор со своими людьми должен был окружить здание ещё до рассвета, чтобы не упустить предполагаемых мошенников. Мы договорились, что как только появятся подозрительные личности, Лестрейд пошлёт нам сигнал.

Около десяти утра раздался стук в дверь, и миссис Хадсон поднялась к нам с явно обеспокоенным видом.

«Мистер Холмс», сказала она, «внизу мальчик-посыльный. Говорит, что должен лично вручить вам письмо. Настаивает, что это очень важно».

«Проводите его сюда», распорядился Холмс, и в его голосе я уловил нотку предчувствия.

Через минуту в комнату вошёл худенький подросток в заношенной куртке, держащий в руках запечатанный конверт.

«Это вам, сэр», сказал он, протягивая письмо Холмсу. «Велено передать лично в руки и больше никому».

Холмс взял конверт, достал несколько монет и отдал мальчику.

«Кто просил тебя доставить это письмо?» спросил он.

«Элегантная дама, сэр. Дала мне целых пять шиллингов и сказала, что это очень важно. Больше ничего не говорила».

После того как посыльный ушёл, Холмс внимательно осмотрел конверт. Он был из дорогой бумаги кремового цвета, без каких-либо опознавательных знаков. Имя «Мистер Шерлок Холмс» было выведено изящным женским почерком.

«Интересно», пробормотал мой друг, надрезая конверт серебряным ножом для писем. Он развернул лист и начал читать. По мере того как его глаза скользили по строчкам, выражение его лица менялось от удивления к восхищению, а затем к той особенной улыбке, которая появлялась у него при встрече с достойным противником.

Прочитав письмо до конца, он негромко рассмеялся и протянул мне листок.

«Прочтите это, Ватсон. Думаю, вам будет интересно».

Я взял письмо и прочёл следующее:

«Мой дорогой Шерлок,

Псы Лестрейда слишком громко бряцают оружием, чтобы я попалась в такую очевидную ловушку. Тебе следовало схватить меня ещё вчера, когда представилась возможность.

До новых встреч, мой блестящий детектив.

Твоя Ирэн.»

Я поднял глаза на Холмса, который стоял у камина с выражением глубокой задумчивости на лице.

«Холмс», сказал я осторожно, «это что, та самая Ирэн? Из того дела с шантажом короля Богемии?»

Мой друг медленно повернулся ко мне, и в его глазах я увидел ту смесь профессионального восхищения и личного вызова, которая всегда появлялась, когда он сталкивался с выдающимся умом.

«Похоже что так, мой друг.»

«Откуда она знает о засаде Лестрейда?»

«Похоже, она заметила меня на аукционном доме, а обслуга рассказала, что ею интересовались два джентльмена, насторожилась, ну и далее она заметила неуклюжую засаду Лестрейда»

«Значит, доктор Морган...»

«Это и есть Ирэн Адлер», закончил за меня Холмс. «Вчера в аукционном доме, когда я увидел эту элегантную даму в очках и с седыми волосами, сначала мне показалось, что я ошибаюсь. Но потом я заметил её походку, особый жест, которым она поправляла волосы, и, главное, этот неповторимый взгляд. Можно изменить цвет волос, надеть очки, состарить лицо при помощи грима, но нельзя изменить суть человека».

Я был поражён этим откровением.

«Но почему же вы не арестовали её тогда же?»

«По нескольким причинам, мой дорогой друг. Во-первых, у меня не было доказательств её причастности к афере с поддельными артефактами. Вокруг было полно благородных мужчин, а она могла разыграть сценку в стиле «Дама в беде»... Во-вторых, я надеялся поймать её с поличным во время сегодняшней сделки, чтобы раскрыть всю схему целиком. И в-третьих», он улыбнулся, «признаюсь честно, мне было любопытно посмотреть, как далеко она зайдёт в своей игре».

Холмс поднёс письмо к носу и осторожно вдохнул.

«А теперь самое интересное, Ватсон. Чувствуете этот аромат?»

Я понюхал бумагу и действительно уловил слабый, но отчётливый запах.

«Кофе?»

«Не просто кофе, а тот самый редкий сорт Копи Лювак, который мы вчера ощущали в аукционном доме. Это письмо было написано недавно, и написано именно там. Что это может означать?»

Я задумался над его словами.

«Что она всё ещё находится в аукционном доме?»

«Именно! И это даёт нам шанс всё-таки поймать её. Вперёд, мой друг».

Когда они сели в кэм и направились к Лестрейду, Холмс начал размышлять вслух:

«Всю ночь меня мучил один вопрос: зачем столь изощрённая афера ради относительно небольших сумм? Даже если учесть все проданные поддельные артефакты, общая выручка вряд ли превысит тридцать-сорок тысяч фунтов. Для человека калибра Ирэн Адлер это мелочь, не стоящая такой тщательной подготовки».

«И к какому выводу вы пришли?»

«К тому, что торговля поддельными артефактами была не была основной целью. Настоящая цель Ирэн — кража золотой статуи Цезаря стоимостью в двести двадцать две тысячи фунтов».

«Но, Холмс! Разве статуя Цезаря не подделка?»

«Если у человека есть столько золота, чтобы отлить из неё двухметровую статую, то, поверьте, Ватсон, такому человеку не зачем проворачивать такие сложные аферы - вам так не кажется?».

Мысль была настолько очевидной, что я удивился, почему не додумался до неё сам.

«Значит, она стала экспертом не для того, чтобы продавать подделки, а чтобы отслеживать самые ценные лоты, проходящие через аукционные дома?»

«Похоже на то!»

«Но зачем нужна эта афера с подделками?»

«Полагаю, когда появилась статуя Цезаря, она поняла, что наступил её час. После такой кражи личность доктора Морган окажется для неё бесполезной. А значит можно воспользоваться репутацией и заработать ещё и на подделках. Жадность, мой друг, порок любого афериста. И теперь у нас есть уникальная возможность поймать её за этим занятием. Статую должны доставить сэру Пембруку сегодня во второй половине дня. Если я прав, и Ирэн планирует её украсть, она должна действовать именно сейчас, пока статуя ещё находится в аукционном доме».

Туман стал ещё гуще, и видимость не превышала нескольких ярдов. Фонари горели даже в дневное время, создавая призрачные круги света в молочно-белой дымке. Звуки города приглушались туманом, и наши шаги по булыжной мостовой казались необычайно громкими в этой мягкой тишине.

Путь до галереи «Римские сокровища» был не долгим — она была всего в паре кварталов от дома.

«Нам нужно найти Лестрейда», сказал Холмс. «Он должен быть где-то поблизости».

Мы обошли здание по периметру и действительно обнаружили инспектора в переулке, ведущем к чёрному входу. Вместе с ним находились четверо констеблей в штатском.

«Холмс!» негромко окликнул нас Лестрейд. «Что вы здесь делаете? Мы так и не дождались ваших мошенников в галерее. Там было тихо всё утро».

«Вашим навыкам устраивать засады можно только позавидовать, инспектор. К сожалению, наша преступница сейчас в другом месте»

«Где?»

«В аукционном доме Филипса. Нужно двигаться туда срочно»

Далее мы все вместе потеснились в кэб. Путь до аукционного дома занял у нас около двадцати минут.

«Если я прав», сказал он, когда мы приближались к Бонд-стрит, «то сейчас в аукционном доме должна происходить подготовка к транспортировке статуи. Это самый подходящий момент для кражи — в суматохе упаковки и погрузки никто не заметит подмены».

Здание аукционного дома Филипса возникло перед нами из тумана как мрачный силуэт. Большинство окон было тёмными, но в нескольких помещениях первого этажа горел свет. У входа стоял элегантный экипаж, а несколько рабочих сновали между зданием и каретой, перенося какие-то тяжёлые предметы.

«Отлично», прошептал Холмс. «Мы прибыли как раз вовремя. Видите того высокого человека в тёмном пальто? Это явно не обычный грузчик».

Действительно, среди рабочих выделялся мужчина, чьи движения и осанка выдавали в нём человека образованного. Он внимательно наблюдал за процессом упаковки, время от времени давая тихие указания.

«Потому что они здесь», ответил Холмс, показывая ему письмо от Ирэн. «Мы имеем дело не с мелкими жуликами, а с профессионалами высочайшего класса. Они планируют украсть золотую статую Цезаря прямо во время её транспортировки».

Лестрейд быстро пробежал глазами письмо, и его лицо стало серьёзным.

«Значит, эта Ирэн знала о нашей засаде?»

«Знала и обошла её. Но теперь у нас есть шанс взять их с поличным. Видите экипаж у главного входа? Это не транспорт сэра Пембрука. Настоящая карета должна прибыть позже».

Мы осторожно приблизились к зданию, используя туман как прикрытие. Через окна первого этажа было видно, как несколько человек в рабочей одежде аккуратно упаковывают большой предмет в деревянный ящик. Золотой блеск статуи время от времени вспыхивал в свете газовых ламп.

«Четверо внутри, один снаружи», тихо подсчитал Лестрейд. «Плюс кучер. Итого шестеро».

«Не забывайте о главном организаторе», напомнил Холмс. «Ирэн Адлер должна быть где-то рядом».

Как если бы в ответ на его слова, из бокового входа здания появилась знакомая фигура — та самая элегантная дама в тёмно-синем костюме, которую мы видели вчера на торгах. Даже в тумане её силуэт был узнаваем.

«Вот она», прошептал Холмс. «Джентльмены, я предлагаю действовать. Как только статую загрузят в карету, они попытаются скрыться».

Лестрейд кивнул и сделал знак своим людям. Констебли разошлись, окружая здание с разных сторон.

Мы наблюдали, как рабочие вынесли тяжёлый ящик и начали грузить его в карету. Элегантная дама стояла рядом, явно руководя процессом. В свете фонаря я мог разглядеть её лицо — умное, решительное, с той особенной уверенностью, которая характерна для людей, привыкших всегда добиваться своего.

«Сейчас», тихо скомандовал Лестрейд.

Констебли одновременно выступили из тумана, окружив карету со всех сторон. Рабочие в растерянности остановились, всё ещё держа ящик на руках.

«Полиция! Стоять на месте!» властно скомандовал Лестрейд.

Элегантная дама мгновенно оценила ситуацию. Она бросила быстрый взгляд на окружавших её полицейских, затем её глаза встретились с глазами Холмса. На её лице промелькнула смесь удивления и... восхищения?

«Мистер Шерлок Холмс», произнесла она спокойным голосом с лёгким иностранным акцентом. «Должна признать, на этот раз вы оказались быстрее».

Рабочие попытались было разбежаться, но констебли уже стояли наготове. Через несколько минут все участники аферы были задержаны, а ящик со статуей остался нетронутым.

Холмс подошёл к женщине, которая стояла с гордо поднятой головой, несмотря на обстоятельства.

«Мисс Адлер», сказал он вежливо, доставая из кармана её письмо. «Вы упомянули в своём послании, что я упустил возможность арестовать вас вчера. Но позвольте мне указать на одну небольшую оплошность с вашей стороны».

Он поднёс письмо к носу.

«Это письмо пахнет кофе Копи Лювак — тем самым редким сортом, который подают только в одном месте в Лондоне. В аукционном доме Филипса. Запах довольно стойкий, что означает — письмо было написано недавно. Очень недавно. Прямо здесь».

Ирэн Адлер — ибо это была именно она — слегка улыбнулась.

«Блестяще, мистер Холмс. Я недооценила вашу наблюдательность. Действительно, я написала это письмо сегодня утром, в кабинете директора аукционного дома, пока мои люди готовили операцию».

«И как вам удалось узнать о планах инспектора Лестрейда?»

«У хорошего преступника, мистер Холмс, есть глаза и уши повсюду. Даже в Скотленд-Ярде».

Лестрейд нахмурился, но Холмс лишь кивнул с пониманием.

Туман начинал медленно рассеиваться, и первые лучи послеполуденного солнца пробивались сквозь серую завесу. Лестрейд отдавал распоряжения о доставке задержанных в участок, а статуя Цезаря была возвращена в аукционный дом для безопасного хранения до настоящей доставки её законному владельцу.

«Мистер Холмс», обратилась ко мне Ирэн Адлер, когда констебль готовился надеть на неё наручники, «поздравляю вас с блестящей победой. Вы действительно единственный, кто смог меня переиграть».

В её глазах не было злобы или обиды — только искреннее уважение к достойному противнику.

«До новых встреч», добавила она тихо, когда её увели к полицейской карете.

Холмс смотрел ей вслед с недоверчивым выражением лица.

«Та самая женщина», пробормотал он себе под нос.

Карета медленно тронулась с места и скрылась за поворотом. Холмс долго смотрел ей вслед, задумчиво покусывая мундштук своей трубки.

Глава IV. Та самая женщина

Вечерние сумерки опустились на Лондон, окутывая город мягкой пеленой октябрьской прохлады. В нашей гостиной на Бейкер-стрит горела единственная лампа, бросая тёплые жёлтые отблески на стены и создавая уютный островок света в наступающей темноте. За окнами слышались привычные звуки засыпающего города: отдалённый стук копыт по булыжнику, приглушённые голоса поздних прохожих, скрип тележек торговцев, спешащих домой после долгого дня.

Холмс сидел в своём излюбленном кресле у камина, медленно попыхивая трубкой. Языки пламени танцевали в камине, отбрасывая причудливые тени на его лицо, подчёркивая острые черты и придавая его облику что-то загадочное и задумчивое. Время от времени он делал глубокую затяжку, и тонкие струйки ароматного дыма поднимались к потолку, растворяясь в тёплом воздухе комнаты.

Я устроился напротив него с чашкой чая и вечерней газетой, но слова расплывались перед глазами. События дня всё ещё казались мне невероятными. Арест Ирэн Адлер, раскрытие сложной аферы с поддельными античными артефактами, попытка кражи бесценной статуи Цезаря — всё это укладывалось в голове с трудом.

«Замечательное дело, не правда ли, Ватсон?» негромко произнёс Холмс, не отрывая взгляда от огня. «Редко встречаешь противника столь высокого калибра. Ирэн Адлер действительно оправдала свою репутацию».

«Вы говорите о ней с каким-то особенным уважением», заметил я. «Она ведь всё-таки преступница».

«Преступница, да», согласился мой друг. «Но какая преступница! Два года кропотливой подготовки, создание фальшивой личности, проникновение в самые закрытые круги лондонского арт-сообщества. Признаюсь, если бы не счастливая случайность с запахом того кофе, она вполне могла бы и на этот раз ускользнуть».

Холмс сделал паузу, глядя на трубку.

«Знаете, Ватсон, есть в ней что-то... особенное. Она единственная женщина, которая смогла переиграть меня. И сегодня, даже находясь под арестом, она держалась с таким достоинством, словно всё происходящее было лишь интересной игрой».

«Игрой, которая стоила музею восемнадцати тысяч фунтов», напомнил я.

«Безусловно. Но посмотрите на это с другой стороны — благодаря её действиям мы обнаружили недостатки в системе экспертизы античных предметов. Возможно, это предотвратит подобные аферы в будущем».

Размышления мои прервал осторожный стук в дверь. Миссис Хадсон поднялась к нам с явно встревоженным видом.

«Мистер Холмс», сказала она дрожащим голосом, «внизу полицейский. Говорит, что у него срочная телеграмма от инспектора Лестрейда. Просит немедленно передать вам».

Холмс мгновенно выпрямился в кресле, а его глаза сверкнули тревогой.

«Проводите его сюда немедленно», распорядился он.

Через минуту в комнату вошёл молодой констебль в мокрой от тумана форме. Он был явно взволнован и держал в руке жёлтый листок телеграммы.

«Мистер Холмс», сказал он, слегка запыхавшись, «инспектор Лестрейд велел доставить это срочно. Произошло нечто чрезвычайное».

Холмс взял телеграмму и быстро пробежал её глазами. По мере чтения выражение его лица менялось от удивления к глубокой озабоченности.

«Интересно», пробормотал он и передал мне листок.

Я прочёл следующее:

«Холмс. Карета с заключёнными перехвачена на Вестминстерском мосту. Мои люди найдены без сознания. Всех преступников освободили. На борту кареты вырезан знак — большая буква «М». Лестрейд».

Я поднял глаза на Холмса, который уже стоял у окна, глядя в темноту ночного Лондона.

«Это невозможно», сказал я. «Как кто-то мог узнать маршрут следования кареты? И кто решился бы напасть на полицейский конвой в центре города?»

Холмс медленно повернулся ко мне. В свете лампы его лицо выглядело мрачным и сосредоточенным.

«Ватсон», произнёс он тихо, «вы спрашиваете, кто мог это сделать. Я скажу вам кто — тот самый человек, чей знак оставили на карете. Человек, известный в преступном мире Лондона под одной единственной буквой — М».

«М?» переспросил я. «Кто это такой?»

Холмс вернулся к камину и задумчиво уставился в огонь.

«Это самый загадочный и опасный преступный ум, с которым мне доводилось сталкиваться, хотя и косвенно. Человек, который действует из тени, никогда не показываясь лично, но координирующий действия множества банд и отдельных преступников по всему Лондону. Его настоящее имя неизвестно, но в определённых кругах его называют не иначе как Кукловод».

Я невольно поёжился от этих слов.

«Вы имеете в виду, что существует некий преступный гений, который управляет половиной лондонского криминального мира?»

«Не половиной, Ватсон. Большей частью. М — это не просто преступник. Это организатор, стратег, человек, который видит на несколько ходов вперёд. Он никогда не марает рук непосредственно в преступлениях, но его невидимая рука направляет десятки, а может быть, и сотни операций».

Холмс сделал глубокую затяжку и продолжил:

«За последние три года я неоднократно замечал странные закономерности в преступлениях Лондона. Грабежи, которые происходили словно по расписанию. Кражи, совершённые с хирургической точностью. Аферы, продуманные до мельчайших деталей. И всегда — всегда! — преступники словно знали на один шаг больше полиции».

«И вы считаете, что за всем этим стоит этот таинственный М?»

«Я в этом уверен. А сегодняшние события лишь подтверждают мои подозрения. Подумайте сами — как освободители узнали точный маршрут конвоя? Как они знали время отправления? Это была операция, спланированная заранее, до мельчайших деталей».

Раздался новый стук в дверь, и миссис Хадсон снова поднялась к нам.

«Мистер Холмс», сказала она, «ещё один посыльный. Говорит, письмо для вас».

«Проводите его», кивнул Холмс.

На этот раз вошёл другой мальчик — ещё более юный, чем утренний посыльный. Он дрожал от холода и явно спешил поскорее избавиться от своей ноши.

«Это вам, сэр», пролепетал он, протягивая Холмсу небольшой конверт. «Красивая дама сказала доставить точно по адресу».

Холмс взял письмо и дал мальчику несколько монет.

«Где ты встретил эту даму?» спросил он.

«У моста, сэр. Вестминстерского моста. Она стояла в карете и окликнула меня».

После ухода посыльного Холмс медленно вскрыл конверт. Внутри оказался листок той же дорогой бумаги, что и утреннее послание.

«От Ирэн?» спросил я.

«От неё», подтвердил Холмс и прочёл вслух:

«Мой Шерлок, У тебя ещё будет возможность поймать меня. Твоя Ирэн.»

Холмс сложил письмо и положил его на каминную полку рядом с утренним посланием.

«Любопытно», пробормотал он. «Очень любопытно».

«Что именно?» спросил я.

«То, что она смогла написать и передать это письмо. Вы понимаете, что это означает, Ватсон?»

Я задумался над его словами.

«Что М не убил её за провал операции?»

«Именно! Более того — он позволил ей связаться со мной. Это говорит о многом. Либо наша Ирэн гораздо более ценный партнёр для М, чем мы предполагали, либо...»

«Либо что?»

Холмс встал и начал медленно расхаживать по комнате, что всегда было признаком интенсивной мыслительной работы.

«Либо кража статуи Цезаря вовсе не была главной целью этой операции. Подумайте, Ватсон — преступник масштаба М не стал бы разрабатывать столь сложную схему ради двести двадцати двух тысяч фунтов. Это мелочь для человека его калибра».

«Тогда что же было настоящей целью?»

Холмс остановился у окна и долго смотрел на ночной Лондон. Газовые фонари образовывали цепочки жёлтых точек, тянувшиеся до самого горизонта, а между ними расстилалась тёмная пучина городских улиц, полная тайн и опасностей.

«Этого я пока не знаю», признался он. «Но одно могу сказать с уверенностью — мы стали свидетелями лишь малой части гораздо более масштабного плана. То, что мы считали главной аферой, было всего лишь отвлекающим манёвром».

«Отвлекающим манёвром? От чего?»

Холмс не ответил, подошёл к письменному столу, где лежали различные документы по делу.

«Завтра с утра мне нужно будет изучить любые сводки за последние недели. Если М действительно проводил параллельную операцию, должны остаться следы. Где-то в городе произошло что-то необычное, что мы пропустили из виду».

За окном прозвучал далёкий бой часов — полночь. Лондон погружался в сон, но где-то в его тёмных переулках и закоулках продолжалась невидимая игра между законом и преступностью. И в центре этой игры стояли две фигуры — загадочный М, кукловод преступного мира, и та самая женщина, которая дважды сумела обвести вокруг пальца самого Шерлока Холмса.

«Спокойной ночи, Ватсон», сказал мой друг, направляясь к своей комнате. «Завтра нас ждёт много работы. Что-то подсказывает мне, что дело о поддельных древностях было лишь прелюдией к гораздо более сложной симфонии».

Оставшись один, я ещё долго сидел у затухающего камина, размышляя о событиях дня. В воздухе всё ещё витал слабый аромат табака из трубки Холмса, а тени от угасающих углей медленно танцевали на стенах.