XXII
Однотонность сводит с ума. То, что происходит, словно по расписанию, медленно убивает, незаметно причиняя душевную боль. Даже когда некогда это было в кайф - сейчас уже понимаешь, что это просто уничтожает тебя. Даже если эта однотонность является дорогой к мечте - она автоматом становится противной, ненужной. Так люди и лишаются стремления.
Снова белые стены палаты окружают девушку, которая начала приходить в себя. Ощущение, которое зарождалось на интуитивном уровне, словно атмосфера этого места знакома давно, накатило на Хэйден. МакКейн долго пыталась открыть глаза, а когда это вышло, то реальность плыла. Что происходит с миром, который так возненавидел ее? Хотя можно и подумать о том, что именно стало причиной ужасной жизни девушки. Да, это наркотики. Нет, Хэйд не считала хорошим употреблением данного яда, но лишь так она могла избежать боли, какой бы она не была. Но наркотики ещё раньше испортили ей жизнь, когда мать покинула этот свет по причине передоза. Кажется, словно девушка связана с этим тугим узлом, при этом нюх до сих пор живёт в Хэйд, так что часто девушка просыпается и находит под подушкой очередную дозу того или иного. Конечно, плюс в том, что деньги никогда не покидают дом, пока Хэйд может продавать запрещенку. Но даже факт того, что это приносит хорошую прибыль, Хэйд надоело нести на себя клеймо отброса, держа очередной пакетик. Девушка хотела наконец нормально жить, ведь через полгода родится малыш или малышка, ради которой и стоит жить. МакКейн никогда не станет поступать с ней так, как с Хэйд поступали все. Она будет отличной матерью и на этом все сказано. А Митяй будет отличным папой. И будут они счастливы.
Хэйден испугалась. Обычно такие мысли приходят перед тем, как узнается самое страшное. Девушка пыталась открыть глаза, что вышло не скоро. И эта палата была ей знакома очень хорошо, застыв клеймом в памяти. Эти стены, аппараты, обустройство помещения... Постоперационное отделение, эти палаты - очень хорошо все было знакомо Хэйден. Два года назад она лежала тут, когда мёртвый плод удалили из чрева матери. Слёзы накатились на глаза. Никакого счастья больше не будет.
***
Прошло довольно немного времени. Поведение Хэйден не внушало особых надежд на разумное мышление, поэтому ее отправили в клинику для душевно больных. Максиму, который так и отыскал сестру, это не было по душе, но его уверяли в правильности действий врачей. МакКейн посещали Алексей, Макс, даже Эдвард, но Митяй словно испарился. Лекс перестал видеть парня в школе, куда звонили с тренировок, спрашивая причину прогула соревнований. Баскаков словно исчез из жизни этого мира.
МакКейн ни с кем не говорит, когда находится на людях. Когда же девушка наедине с собой, рядом появляются Эхо и Томас, которые помогают девушке не сойти с ума. По крайней мере, так думала она, не зная, что сходить уже некуда - она давно дошла до совершенства тихого безумия.
– Привет, куколка, – к Хэйд подсела Эхо, когда та сидела на лавочке, созерцая голую каменную дорожку, которая освободилась от снега благодаря тёплому февралю. – Как ты тут?
– Они снова пытаются говорить со мной. Они считают, что я сумасшедшая... – Шепчет МакКейн, кусая губу. Протез вместо руки отсутствовал.
– Это не так, милая, – с другой стороны подсел Том. – Они просто не понимают твоё горе.
Хэйден кивнула, обречено вздыхая. Тут же ее позвал врач, но не заметил никакого внимания, поэтому за девушкой пошли санитары. Через некоторое время Хэйд усадили перед столом психиатра.
– Ну что, Хэйд, ты будешь говорить? – Спросил мужчина, чье имя девушка никогда не могла правильно произносить, обсуждая его с Эхо. При этом сейчас девушка не подавала никакой реакции. – Пойми, Хэйд, это все ради твоего блага. Ты должна выходить с нами на контакт, чтобы мы поняли тебя и помогли. Поговори с нами.
Опять ничего. МакКейн смотрит в стену и словно видит там что-то. Картинки прошлого протекают перед глазами, словно медленная гондола по улицам Венеции. Мама, отец, унижения, Эдвард, смерть ребёнка, Митяй, Лекс, смерть второго ребёнка... Бесконечные картинки всплывали перед глазами, отправляя девушку в свою реальность, что та могла протянуть руку и коснуться событий. Но она этого не делала, боясь спугнуть. Приходилось сидеть, смотреть, пока вокруг витали воспоминания, а по щекам стекали слёзы. Каждую новую секунду девушка понимала, что без этого ей нет смысла существовать. Особенно нет смысла терпеть эту боль без Митяя и малыша...
Врач понял, что все тщетно, поэтому приказал увести Хэйд в палату. Жила она одна, так как прошлая соседка покончила с собой, вскрыв вены. До сих пор Хэйд помнит, как лапы Смерти тянулись к Лере, которая просто разрывалась в рыданиях. Это был первый случай, когда Хэйд не испугалась присутствия страшных ветвистых рук Смерти, словно зная ее, словно они знакомы. И сейчас бы не испугалась.
Хэйд легла на кровать, но после села, смотря в стену. Воспоминания о ребёнке порождали новый немой поток слез, которые стекали по щекам, по шее, ключицам. МакКейн подняла глаза, услышав шорох, и увидела Эхо, которая выросла перед девушкой и выглядила очень знакомо. Как... Как Смерть...
– Хэйден. Ты знаешь, что такое Смерть? – Спросила Эхо, от которой исходили по стенам тени скользких рук, которые были так знакомы.
– Не что... Кто. Смерть - это ты... – Прошептала Хэйд, чьи глаза перестали мгновенно истекать слезами, словно рана истекает кровью. – Ты забрала у меня малыша...
– Да, – кивнула Смерть, исчезая в темноте, которая воцарилась в палате. – Ему нельзя в этот жестокий мир. И он ждёт тебя, милая...
Хэйден ощутила обжигающий холод рук, которые коснулись плеча, которое не имеет продолжения. МакКейн прикрыла глаза, ощущая тот трепет, с которым обычно лишаются девственности. Девушка понимает, что отдается той, от которой бежала так долго, словно это было смыслом жизни. Но на этот раз мерзкие руки казались нежными, осторожными, словно ласкают новорожденного ребёнка. Хэйд надеялась, что Смерти точно так же нежно касалась ее малыша, забирая в свою темноту. Она не знала, хорошо ли там ее детишкам, но Хэйден осознавала, что скоро семья восстановится. Там и будет мама, которая, конечно же, будет отчитывать за наркотики, а Хэйд в свою очередь придётся отводить виновато взгляд, как-нибудь отнекиваясь. Но девушка понимала, что наконец станет счастливой, чего так давно ждала. Смерть лишь шепнула то, что девушке надо делать.
***
Утро началось довольно хорошо, ведь солнце обещалось светить до самого вечера. Даже клиника для душевно больных, кажется, окунулась в спокойную, гармоничную атмосферу, о которой успели забыть. Врачи и санитары были улыбчивы, так как самую бойкую пациентку сегодня отвезла ее врач на целый день на прогулку. А сейчас наступило время принимать таблетки. Пришли все, кроме самой загадочной пациентки.
Санитар Александр как раз только пришёл на работу, как сразу отправился в палату Хэйден. Ему была интересна своя работа, не смотря на вечное соседство сумасшедших.
– Хэйден, пора пить таб...
Но он не договорил. Когда дверь открылась, санитар созерцал довольно редкую в этом месте, но знакомую картину: белое тело сидит на полу, на пол до сих пор стекает тёмная кровь, издавая капающий звук, когда падала в лужицу красной жидкости. В протезе, который неизвестно как оказался на девушке, все ещё было лезвие, облитое кровью ранней суицидницы. И во всей этой картине была единственная записка, гласившая:
"Положите протез на могилу моей малышки"