Глава 12
После песен настала очередь Алисы читать стихи. Антон уступил ей свой стул, и, сев на него, Алиса прикрыла глаза, видимо, настраиваясь. Затем она сняла белую кепку и расчесала волосы пальцами. В ее движениях было столько грации и естественности, что я не мог оторвать от нее взгляд.
Наконец, собравшись с мыслями, Алиса глубоко вдохнула и начала декламировать. Она читала много красивых стихов, и я на какое-то время растворился в происходящем. Слушал ее мягкий голос, вникал в смысл ее слов, и на душе было безмятежно.
Потом Алиса спросила, не желают ли старики заказать ей свои любимые стихотворения. Они сначала несмело, а потом на перебой начали просить ее озвучить произведения, которые они хотели бы послушать. Поразительно, но она знала восемь стихотворений из десяти заказанных. Вот это память!
Закончив выступление, Алиса встала и поинтересовалась, почему сегодня нет Семена Евгеньевича.
— Он со вчерашнего дня хворает, — пояснила бабушка в цветастом платке. — Но он тебя очень ждал, дочка. Поди проведай его, порадуй старика.
— К нему можно, да? — радостно спросила Алиса. — Я ему его любимые блинчики принесла.
— Отчего ж нельзя? Иди, милая, — улыбнулась почти беззубым ртом старушка.
Алиса направилась к выходу и жестом поманила меня за собой. Мы вышли в коридор.
— Хочу своего любимчика проведать, — сказала мне Алиса. — Пойдешь со мной?
Я кивнул.
Мы двинулись по коридору в обратном направлении. В комнате Семена Евгеньевича располагалось несколько коек, но занята была только одна. На ней лежал седой, как лунь, дед. Он был худой и казался каким-то высохшим. Тусклые бледно-голубые глаза, которые, возможно, когда-то были синими, смотрели поверх очков вопросительно.
— Алиса, дочка, ты? — пытаясь приподняться повыше, спросил дед.
— Да, я, Семен Евгеньевич, — Алиса подошла к нему и звонко чмокнула в щеку. — Как ваши дела? Приболели?
Алиса пододвинула к кровати старика стул и села напротив него, внимательно вглядываясь в бледное лицо Семена Евгеньевича. Я опустился на свободную койку по соседству.
— Ага, дочка, приболел нынче. Говорят, отравился. Только чем я тут мог отравиться? У нас тут питание стабильное, безо всяких изысков, — пытаясь сесть на кровати, ответил дед.
— Значит, у вас с желудком проблемы? — разочарованно спросила Алиса. — Как жаль, а я вам блинчиков свежих принесла. Эх, значит, в другой раз.
— Нет, что ты, милая, я до следующего раза, может, и не доживу. В моем возрасте нельзя откладывать на потом, — усмехнулся он. — Так долго ждал твоих блинов.
— Точно? — Алиса с сомнением покосилась на него.
— Абсолютно, — старик закивал головой.
Наконец, у него получилось сесть и свесить ноги с кровати. Его взгляд остановился на мне.
— Семен Евгеньевич, чуть не забыла, — спохватилась Алиса. — Это мой одноклассник, Ваня . Он сегодня впервые у вас в гостях.
Я поднялся и протянул старику руку. Тот с улыбкой пожал мне ее. Его ладонь была мягкая, как испорченный помидор. Кожа на ней была обвисшая и вся в пигментных пятнах.
— Приятно познакомиться, — буркнул я.
— И мне приятно, Вань, — Семен Евгеньевич скользил по мне изучающим взглядом, пока Алиса возилась со своими блинами. — Ты, значит, друг Алисы? Славная она девушка, верно?
— Алиса замечательная, — кивнул я, отчего-то стесняясь его проницательного взгляда.
— Вы меня засмущаете, — хихикнула она и подала Семену Евгеньевичу тарелку блинов с клубничным вареньем.
— Спасибо, дочка, — дед принялся за еду, в процессе неспешно расспрашивая Алису о ее делах.
Она воодушевленно рассказывала про свою недавнюю поездку в приют для животных. А затем поведала краткое содержание последней прочитанной книги про какого-то парня по имени Клайд из бедной семьи, который хотел разбогатеть.
Его девушка залетела как раз тогда, когда на горизонте показалась более выгодная для него партия. Парень повез ее кататься на лодке, а потом взял и (представляете?!) утопил. Утопил свою беременную подружку!
У этого чувака явно не все дома! История кончилась тем, что его умертвили на электрическом стуле. Вот такая жесть. А я-то думал, девчонки читают всякую романтическую хрень про вампиров и любовь. Но не тут-то было. Алиса не переставала меня удивлять. Надо тоже будет потом прочесть эту книжку.
Семен Евгеньвич смотрел на Алису очень внимательно, и, казалось, ему, как и мне, доставляет неземное удовольствие слышать ее звонкий голос.
— А как твои стихи, милая? — спросил он. — Пишешь?
Что?! Алиса еще и стихи пишет?! Застрелите меня. Я бесталанная скотина.
— Пишу понемногу, — Алиса положила в рот кончик волос и начала смущенно пожевывать его.
— А о чем твои стихи? — вклинился в разговор я.
— Обо всем. О любви, о дружбе, о школе, а еще о личных переживаниях.
— Дашь почитать?
— Нет, что ты, — напугано замотала головой Алиса. — Я никому не даю их читать. Это очень личное.
— Но ведь если бы твой любимый Есенин писал в стол, то мир бы лишился одного выдающегося поэта, разве нет? — улыбнулся я.
— Ой, Вань , где Есенин, а где я, — рассмеялась Алиса. — Это так, ребячество.
— У многих авторов так: боятся показать свое творение людям, — заметил Семен Евгеньевич. — Страшно открыться миру. Вдруг раскритикуют, скажут, что неталантливо, несовременно или глупо.
— Да, — поддержала Алиса. — В этих стихах частичка моей души. Если кто-то скажет про них плохо, я не переживу.
— Настоящая конструктивная критика, Алиса, помогает автору расти и развиваться. А обидные фразы и вкусовщина — это лишь мелочи, на которые не стоит обращать внимания. Когда я выпускал свои повести, мне тоже много разного говорили. В основном хорошее, конечно, но было и плохое. Я обижался, а потом понял, что от того, что кто-то нелестно отзывается о моем произведении, оно не становится хуже, понимаешь? Я, например, Гоголя не люблю. Стиль изложения и вообще. Но он же от этого не становится менее значительной фигурой в российской классике. Согласись?
Алиса немного помолчала, а потом согласно качнула головой.
— Но ваши повести — просто чудо, — сказала она. — Ваня, представляешь, Семен Евгеньевич — настоящий писатель!
— Какой уж там, — смутился дед и вдруг, схватившись за живот, сдавленно закряхтел.
— Что такое? — Алиса вскочила и обеспокоенно уставилась на старика.
Семен Евгеньевич стал еще бледнее, если такое возможно. Положил руку на грудь и сморщился, будто пытаясь сдержать рвоту.
— Принеси… — начал он, но договорить не успел.
Его начало тошнить. Он попытался наклониться, но двигался чересчур медленно. Противная желтоватая рвота стекала по его подбородку на застиранную синюю рубашку. Он закашлялся, и позывы вновь одолели его. На этот раз он все-таки скрючился, и содержимое его желудка оказалось на полу. Никогда в такой близи не видел, как человека рвет. Зрелище, мягко говоря, неприятное.
Я растерянно стал озираться по сторонам в поисках персонала: надо же теперь все это убрать. Наверняка, Алиса, как и я, испытывала смесь отвращения и жалости. Однако то, что я увидел в следующую секунду, лишило меня дара речи.
Дождавшись, пока Семен Евгеньевич опустошит желудок, Алиса подскочила к нему и начала расстегивать его облеванную рубашку. На ее лице не было ни тени сомнения, ни капли брезгливости.
— Эм… Может, мне кого позвать? — подал я голос.
— Не надо, у персонала и так полно дел, я сама приберу — отозвалась Алиса. — Принеси ведро с водой и тряпку, пожалуйста. Как выходишь, сразу направо, а потом вторая дверь по левой стороне.
Ее тонкие пальчики скользили по пуговицам, расстегивая их, быстро и проворно, будто она всю жизнь только и занималась тем, что снимала рубашки с дряхлых стариков. Семен Евгеньевич стонал, охал и причитал о том, что ему стыдно и неловко.
Через пару минут я принес ведро с водой и ужасного вида старую тряпку. Как будто ей мыли полы еще во времена молодости Семена Евгеньевича.
К этому моменту Алиса сняла рубашку с деда и уложила его на кровать. Каким-то чудом на постельное белье рвота не попала. Затем девушка намочила тряпку в ведре и, не выражая никаких признаков омерзения, принялась отчищать пол от рвотных масс старика.
К счастью, она не просила меня подойти и помочь. Не уверен, что я смог бы это сделать. Потому что вид рвоты и ее кислый запах был для меня просто невыносим.
Меня искренне поразило то, как ловко Алиса орудовала тряпкой, параллельно успокаивая расстроенного случившимся деда. Эта девочка — просто какое-то чудо. Выросшая в богатой семье, она совершенно не была избалованной. Да что уж там говорить, по сравнению с ней я казался себе чертовым белоручкой. Ее слова о необходимости добрых поступков не расходились с делами. И это не могло не восхищать.
Закончив с мытьем полов, Алиса вышла из комнаты, чтобы вылить воду и вернуть на место ведро с тряпкой. Семен Евгеньевич тихонько кряхтел на кровати.
— Как вы себя чувствуете? — спросил я.
— Лучше, сынок, лучше. Негодник-желудок отказывается работать, как положено. Но это ничего, поправлюсь, — вздохнул старик.
Я смотрел на этого пожилого человека, и впервые меня посетили мысли о скоротечности жизни. Мне казалось, что я буду молодым и здоровым вечно. Я не ощущал своего тела, оно было настолько крепким, что все раны заживали на мне, как на собаке. Я считал себя неуязвимым и думал, что так будет всегда. Мне и в голову не могло прийти, что собственное тело может быть тесной клеткой для души. Старое и больное, оно становится тяжелой ношей для самого человека.
То, что на смену позы можно потратить более двух секунд, представлялось мне невероятным. А невозможность самостоятельно передвигаться (как некоторые старики, которых я видел в общем зале во время мини-концерта) и вовсе казалась мне чем-то далеким и нереальным. Думалось, что такое никогда не случится со мной. Но, сидя напротив Семена Евгеньевича, я понял, что от этого не застрахован никто.
И неожиданно я осознал, что, несмотря на то, что все это время считал свою жизнь бестолковой и несносной, она таковой не была. Я был молод, крепок, здоров. У меня, в отличие от Семена Евгеньевича, впереди были десятки лет, за которые при желании можно много чего успеть.
Алиса бесшумно вошла в палату и, присев на стул рядом с дедом, взяла его за руку.
— Семен Евгеньевич, я сказала медсестре, что вам было плохо. Не следовало вам, конечно, блины есть, — вздохнула она. — Вы пока отдохните, а она чуть позже подойдет.
— Спасибо, дочка. От всего сердца спасибо, — улыбнулся Семен Евгеньевич. — Жаль, что как в прошлый раз не погуляли. Погода сегодня за окном чудесная.
— Да, погода — прелесть. Настоящее лето. Но вы не огорчайтесь, в следующий раз обязательно погуляем, — ласково поглаживая старика по руке, сказала Алиса.
— Ты приходи, обязательно приходи, дочка. Я тебя очень жду, — Семен Евгеньевич накрыл своей ладонью пальцы Алисы и ласково посмотрел ей в глаза.
Алиса усиленно закивала, и мне показалось, что ее глаза немного увлажнились. Сцена и впрямь была трогательная.
Распрощавшись с Семеном Евгеньевичем, мы вышли на улицу. Туда волонтеры вывели желающих погреть кости стариков и общались с ними.
Был полдень, и жара стояла невыносимая. Я весь взмок, футболка прилипала к телу, да и есть хотелось нестерпимо. Но Алиса, по-видимому, не разделяла моих мучений. Порхала, как бабочка, от старика к старику и лучезарно им улыбалась.
Удивительная все-таки она девчонка. Никогда таких не встречал.