Глава 3
Кладбищ в городе не устраивали, не ставили могильных камней и памятников, как бывало раньше. Эта традиция выродилась, оставив только саму церемонию. Никто не стал бы ходить в лес, чтобы навестить могилу близкого человека, он просто оставался в летописях и в памяти живых, потому и в том, чтобы отмечать место погребения, не было смысла. К тому же дикие звери часто раскапывали могилы и пожирали трупы, как ни старайся зарыть поглубже. Люди делали что могли — остальное было напрасной тратой сил, которые можно было употребить на благо города.
Туркаса положили на землю, Харуун принял у кого-то лопату и наметил контуры могилы. Первым вонзил лопату в тяжёлый пласт, откинул в сторону, перевернув травой вниз.
Работали втроём: он, Элтар и Сайме, стражник. Копая, Харуун поглядывал на Малику. Та стояла со скрещёнными на груди руками и гордо поднятой головой и смотрела на труп в саване. О чём она думала? Втайне переживала радость по поводу окончательной смерти убийцы мужа? Это было нехорошо, ведь боги знают даже мысли людей, но как заставить другого человека перестать думать и чувствовать, чтобы не навлечь на себя гнев?
Туркас взбаламутил весь город, и Харуун надеялся, что, когда они его закопают, он наконец перестанет оказывать свое злобное влияние на горожан. Разумом он понимал, что этого не случится.
— Может, хватит? — спросил Лиам, когда могила дошла Харууну до пояса. Тот уже копал один, с остервенением вбивая лопату в коричневую землю. Под лопатой что-то хрустнуло, но он не стал смотреть, вышвырнул прочь вместе с землей.
Он знал от Кимрита, что если пойти в лес и начать копать, то на глубине примерно в длину руки начнут попадаться предметы, которые остались с той поры, когда люди ещё были большими. То были остатки их прошлого величия, остатки их магических артефактов, с помощью которых они могли следить за всем происходящим на земле, уподобляясь в этом богам, артефактов, с помощью которых они почти мгновенно перемещались на огромные расстояния, уподобляясь в этом богам, артефактов, с помощью которых они воплощали любую свою мысль, уподобляясь в этом богам. Как, наверное, было больно потерять иллюзию своей божественности...
Харуун представил неведомый огромный город, находившийся на этом месте. Его жители оказались в настоящем кошмаре, когда боги, устав от их своенравия, непокорности и стремления занять небеса, начали защищаться и показали, кто на самом деле велик и всемогущ. Как, наверное, они испугались, видя огромные раскалённые камни, которые летели на них с неба. Как они падали, когда их наколдованные крылья не могли больше поймать ветер. Как они бросали всё и бежали, охваченные животным ужасом, сравнявшись с животными, показав свою истинную суть.
Боги были правы, как всегда, правы.
«Я смиренен, я покорен», — мысленно повторял Харуун, не замечая, что делают его руки, пока голова была занята ужасными картинами смерти и разрушения. У них были дети, и эти дети ползали в пыли возле мёртвых тел родителей, пока сверху обрушивались гигантские башни, которые они понастроили для своих нужд, пока разрушались их обиталища, их волшебные артефакты, пока рушилось всё.
В этом аду смогла уцелеть королева Шарлотта; исторические сведения говорили, что её успели спрятать под землёй. Зачем большим людям нужны были подземные убежища? Значит, в глубине души они знали, что творят, знали, чем всё закончится, знали, что испытывают терпение богов... И однажды оно кончилось. Только потому, что Шарлотта признала, что её народ был не прав, боги не добили выживших, но тогда несчастным пришлось влачить жалкое униженное существование на пепелище, оставшемся от былого величия... Именно тогда руки королей и вельмож, никогда ранее не утруждавших себя, покрылись мозолями. А сколько лет после этого уцелевшее племя ютилось под землёй, боясь выйти на поверхность, — вдруг боги ударят снова? Хотя и подземные жилища не уберегли бы их от гнева богов. А уж пить неочищенную воду никто бы не рискнул до сих пор, и потому Анна обходила дома, проверяя фильтры, ведь пить воду без очистки запретили предки. Они же не велели одеваться в яркое — чтобы не привлечь внимания богов. Они же не велели громко кричать и петь — чтобы не разгневать...
Как там Анна? Как Леа, Шуша, справились ли они...
— Харуун, может, хватит? — спросила Алексис, переминаясь с ноги на ногу. — Давайте уже закапывать.
Харуун выбросил наверх лопату, выбрался сам с помощью Лиама, и Туркаса опустили в могилу. Он шмякнулся вниз, и оказалось, что голова его осталась чуть приподнятой, потому что он упёрся затылком в стенку могилы.
— Поправить? — спросил Сайме.
— Закапывай, — приказал Харуун.
За лопаты взялись уже не те, кто копал могилу, а стражники со свежими силами, и над последним пристанищем Туркаса вскоре высился земляной холмик. Харуун вздохнул и с усталостью осмотрел тех, кто собрался на похороны — от него ждали положенной речи.
Всё замолкло, только шуршали от ветра листья.
— Я надеюсь, — сказал Харуун, — что Туркас будет спать спокойно и больше не потревожит нас. Я, твой король, отпускаю тебя.
Он применил наиболее мягкую формулировку, зная, что боги не любят, когда маленькие люди ненавидят друг друга и вредят. Он знал также и то, что ещё до заката могила будет разрыта, Туркаса вытащат падальщики и растерзают на куски.
— Кто-то хочет ещё что-то сказать? — спросил Харуун, глядя на Малику. Малика не пошевелилась, только рот сжался чуть сильнее.
— Пусть будет так! — подытожил Харуун и взял лопату на плечо.
Что произошло потом и с чего началось, он не смог бы сказать. Закричал Альвис — он стоял ближе всего к кромке кустов, сверкнул наконечник его вскинутого копья. Вслед за этим на поляну выпрыгнула пухоспинная рысь.