Глава 5
На Кайру это известие произвело такое же впечатление, как и на всех остальных, она была потрясена, но при этом не скрывала своих эмоций... радости?
— Он вернулся? Сам? Оттуда, откуда вернуться нельзя?
— Он вернулся и говорит, что видел, будто боги пододвинули землю из-за моря и теперь она движется на нас. Теперь ты видишь, к каким последствиям привело твоё безрассудство? Когда земли столкнутся, они расколются пополам!
— Врёшь! — с отчаянием произнесла Кайра.
— Не вру. Пока никто в городе не знает, все ждут, пока он придёт в себя и расскажет точнее.
Кайра поморщилась.
— Что, все думают, что это из-за меня?
— Пока нет, но ты начала свои дела год назад. Боги долго на это смотрели, и...
— Прекрати меня пугать своими богами! — взъярилась Кайра. — Кто знает, есть ли они на свете?
— А кто, по-твоему, бросает камни с неба?
— Камни летят сами, дурак! Не видел, как листья падают с деревьев? Так же и звёзды перестают светить, гаснут и падают!
— А кто покарал больших людей за то, что они натворили? Не боги? Не боги уничтожили их почти всех?
Кайра отстранилась.
— Харуун, — сказала она, — какой же ты всё-таки дурак. Уходи и расспрашивай своего Туркаса, может, он ещё что тебе наплетёт.
Она отошла и села на сено, обняла колени руками и уставилась в стену.
Харуун ещё какое-то время постоял перед решёткой.
— Ты точно отказываешься от адвоката? — спросил он.
— Я буду защищать себя сама, — произнесла Кайра. — Иди прочь. Не хочу никого видеть.
По крайней мере, Харуун сделал всё, что мог.
Он вышел из башни, провожаемый сочувственными взглядами стражников, и направился в храм, рассудив, что молитва и жертвоприношение уже должны были закончиться. Он немного ошибся: ученики, их родители и новые учителя ещё не разошлись. Харуун протиснулся сквозь тесный проём, спустился вниз по винтовой лестнице. Вход в храм был почти что замаскирован. Только если знать, куда идти, можно было добраться до нужного провала в стене. Никто не пытался расширить его или сделать дверь. Маленькие люди и молились тихо, почти неслышно, под землёй, чтобы не потревожить богов своими громкими голосами и не навлечь их гнев.
Харуун вошёл в помещение, освещённое светильниками со свиным салом. По случаю церемонии их было больше, чем обычно. Матушка уже заканчивала последнюю молитву, и он видел только затылки людей, стоящих на коленях перед алтарем. На алтарь они положили свои жертвы: кто голубя со свёрнутой шеей, кто отрез ткани, кто собственноручно сделанные бусы — всякий старался во славу богов кто во что горазд. Однако ни в коем случае дары не должны были быть слишком богатыми — опять-таки из-за страха перед гневом, который покарает того, кто стремится слишком выделиться.
— Пусть боги не смотрят вниз, как мы не смотрим вверх, — громким шёпотом, который отдавался во всех углах храма, говорила Матушка. Она стояла на коленях спиной к алтарю и лицом к молящимся, сжимая на груди сморщенные руки. — Пусть они не обратят на нас свой гнев, ибо мы послушны.
— Мы послушны! — шёпотом повторили все, кто молился. Чтобы не торчать при входе столбом, Харуун тоже опустился на колени позади всех и молитвенно сложил руки. К богам не обращались с просьбой помочь, только с мольбой не наказывать, и потому он только надеялся, что прегрешения города останутся незамеченными. Пусть всё произойдёт наилучшим образом, Викки не станет мстить убийце отца, Кайра раскается и будет прощена после служения в храме — да и Матушке уже давно нужна сменщица... И пусть окажется, что зловредный Туркас всего лишь галлюцинировал, что нет никаких огней...
В это пожелание он вложил весь свой страх и отчаяние и как будто бы освободился от них.
— Пусть боги опустят свои стопы не там, где стоит наш город, ибо мы не стяжатели, — продолжала Матушка.
— Не стяжатели! — шёпотом ответили люди.
— Пусть боги бросают камни не в нас, ибо мы кротки и нас не за что наказывать, — проговорила Матушка.
— Мы кротки! — ответил храм.
Матушка воздела руки вверх.
— Идите с миром, дети мои, и бойтесь божественного взгляда в сердце своём, — сказала она. — Да славятся великие боги, разрушители и каратели.
Зашуршали юбки, накидки. Все поднимались, каждый, прежде чем выйти, кланялся алтарю. Харуун прижался к стене, чтобы не мешать выходящим, и дождался наконец, что храм опустел.
Матушка обернулась к нему. Её седые волосы были, по обыкновению, растрёпаны, но она не заботилась о своём внешнем виде. Смотрительница храма редко выходила отсюда, передвигалась по большей части на коленях, а разговаривала шепотом, сама воплощая собой принцип не гневить богов. На неё можно было только равняться.
— Ты хотел поговорить? — шёпотом спросила она и резво подползла на коленях к алтарю, поправила кусок ткани, укрыв им мёртвого голубя. Потом она подобралась к горящим светильникам, затушила лишние.
— Хотел, — сказал Харуун. В её присутствии он и сам разговаривал шёпотом, впрочем, в храме голос старались никогда не повышать. — Ты благословила детей. Что о них думаешь?
— Хорошая смена, — ответила Матушка, глядя на него блестящими глазами из-под кустистых бровей. — Городу нужен врач. От Шуши не ожидала, но пусть будет как будет, не понравится — уйдёт к кому-то другому.
— Она упрямая девчонка, — сказал Харуун, — возьмётся за что-то и не отступится.
— С годами перестанет быть такой резвой, остепенится, — заметила Матушка, — мало, что ли, я вас повидала на своём веку? Что на самом деле тебя беспокоит, король?
— То, что Туркас вернулся, — признался Харуун, — нет ли в этом руки богов?
Матушка посмотрела на него долгим взглядом, прежде чем ответить.
— Мы этого знать не можем, Харуун, — сказала она. — Лучше бы боги на нас не смотрели никогда, но я-то знаю, что они смотрят.
Она поправила косынку на плечах, зябко поёжилась, и это была отнюдь не старческая холодная кровь.
— Мне сорок восемь лет, Харуун, — сказала она, — я вдвое старше тебя, и я многое видела и чувствовала. Но взгляд богов не спутаешь ни с чем. Иногда делаешь что-то в храме и чувствуешь: вот он.
— Тебе страшно тогда? — спросил Харуун неслышным шёпотом.
— Я привыкла, — ответила Матушка. — Дать тебе совет?
— Дай, — сказал Харуун, склонив голову.
Это Матушка короновала его в этом самом храме, как раньше короновали его мать, его деда, его прадеда... Корона уцелела с древних времён чудом, её передавали из рук в руки и защищали ценой своей жизни. Она показывалась людям только один раз на протяжении жизни короля — на коронации, а всё остальное время хранилась где-то в храме. Харуун мог бы поклясться, что в жизни не видел такой красоты — корона была сделана из золота и усыпана блестящими драгоценными камнями. Она считалась великим артефактом ещё во времена больших людей, что говорить про времена маленьких!
Он как будто снова почувствовал тяжесть короны у себя на голове.
— Не препятствуй тому, что не можешь остановить, король, — сказала Матушка. — Ты понял меня?
Харуун сжал её сморщенную руку.
— Понял, — ответил он. — Ты говоришь о том, что моя власть имеет пределы. Но что мне делать с...
В этот момент его уха коснулся отдалённый звук, как будто наверху кто-то кричал.
— Ты слышала? — спросил он. — Кажется, меня зовут.
По ступеням промчались чьи-то быстрые шаги, и безо всякого почтения в храм влетел Мелле, с разбегу бухнулся на колени, вспомнив о том, где находится.
— Харуун! — выдохнул он, силой переводя себя с крика на шёпот. — Туркас умер!