Для всех, кто придёт за нами
Телефон зазвонил, наверное, уже сотый раз за утро. В этот раз на экране горело: "Паша". Похоже, он всё-таки не "разрулил", как обещал...
Арина поднялась с небольшой кушетки в своём кабинете и села на край, массируя виски. Ничего. Это пройдёт. Рано или поздно. Так или иначе. Пусть даже и иначе, пусть поздно... Главное, что все мучения и усилия — ради одного, самого важного. А это значит — все они имеют смысл.
Через приоткрытую дверь кабинета было видно ковёр в гостиной, заваленный игрушками. Рядом на паркете копошились Машенька и Никитка — строили башню. Минут через пять-десять они закончат и прибегут тянуть за руки и кричать наперебой: "Мам, мам, пойдём! Мы ба-а-ашню постро-о-оили!". Это она знала точно, потому что только за сегодня дети строили уже третью.
Как неудачно, что именно в этот день няня не пришла... Заболела.
Арина устало подошла к двери и прикрыла её. Телефон всё ещё надрывался и мигал.
Самым сложным в работе из дома, даже из загородного и такого большого, было решать кризисы. Особенно острые. Но возвращаться за этим в офис, как многие другие генеральные, Арина не могла. Потому что карантин — это не игрушки. Уж кому как не ей это знать...
— Неверова, — глухо сказала она, приняв вызов.
— Арина Михайловна! — выдохнул Паша сдавленным шёпотом. — Они всё раскопали.
Нет-нет-нет, Пал Валентиныч!
Тошнота подкатила Арине к горлу.
Пожалуйста, запнись сейчас, поправься, что имел в виду что-то другое...
— Насколько всё плохо?
— Очень плохо, Арина Михайловна... Они, конечно, только в начале пути, и пресса ещё никаких новых фактов не знает, только служба безопасности в штаб-квартире... Но это лишь значит, что есть ещё немного времени. Все нити, все правильные нити они нашли.
Арина часто заморгала.
— На чём, Паш? На чём мы прокололись?..
— Не знаю, Арина Михайловна, пока не знаю... Курьеры-китайцы? В самой лабе кто-то не выдержал? Всё может быть. Но сейчас это не важно... — Черкасов запнулся, пожевал губами на том конце и вдруг торопливо зашептал: — Вам нужно понять, что говорить прессе и как отвести фокус от семьи. Может быть, пока пожить отдельно. Оставьте детей с мужем, езжайте куда-нибудь на московскую квартиру, где их не будут осаждать заодно с вами. Мы приготовим Вам все формулировки, что и как лучше излагать, о чём просто молчать, а о чём, наоборот, говорить открыто. Свяжемся с лучшими адвокатами, добьёмся мягкого срока...
Он всё говорил и говорил, а Арине казалось, что шёпот Паши становится неразборчивее с каждой секундой, а сама она будто погружается в воду, заботливо укрывающую от любых звуков снаружи.
Не помогут лучшие адвокаты. Не будет мягкого срока. Никто в мире не простит ей того, что она сделала. Никто и никогда.
Хотя понимания она и не искала.
— ...и потом, когда выйдете, уедете всей семьёй куда-нибудь на далёкие острова, где Вас никто не найдёт, да и забудете обо всём этом, как о страшном сне... — наговаривал Черкасов в трубку, от нервов всё больше переходя с шёпота на глухое бормотание. — Всё будет хорошо, Арина Михайловна. Всё будет хорошо...
Но даже Паша знал, что хорошо не будет. И потому его попытки ободрить звучали так натужно и беспомощно, что Арина даже улыбнулась. Горько.
— Ладно, Черкасов, я всё поняла, — не слушая дальше, тихо ответила она. — Спасибо тебе большое. За верность, за помощь, за слова поддержки... Мне тут надо кое-что ещё сделать, пока могу. Я перезвоню.
И положила трубку.
Невеликий она преступник всё-таки. Совершить преступление оказалось несложным. Сложнее — уйти незамеченной. И она не справилась.
Надо было самой ехать в этот чёртов Ухань и не думать, что такое дело можно доверить кому-то из местных...
"Но ведь ты сама хотела быть подальше от риска?" — с сарказмом спросила Арина себя и лишь покачала в ответ головой.
Ну что же, осталось сделать одну, только одну действительно важную вещь.
Она снова подняла телефон и по памяти набрала номер.
— Добрый день, — ответили ей по-китайски.
— Начинаем раньше. Сегодня, сейчас, — без приветствия распорядилась Арина. — Запускайте сразу второй и третий штаммы во всех четырнадцати столицах. Когда получу фото-подтверждения, ответом пришлю код и номер ячейки на вокзале.
— Да, госпожа, будет сделано.
Вызов прервался.
В общем-то, это было всё. В обед у входа в охраняемый посёлок уже будут журналисты. К вечеру они станут задавать с экранов совсем неудобные вопросы. Максимум завтра за ней придёт полиция.
А через две-три недели начнётся вторая волна заражений и карантинов по всему миру. И она будет сильнее, много сильнее первой. Но как показала на пробном прогоне и эта, будет опасна лишь взрослым.
Арина подошла к окну, сразу за которым начинался сосновый бор.
"Ничего, родная, — подумала она, ласково глядя на высокие рыжие стволы. — Мы уже дали твоим лесам и морям отдохнуть пару месяцев. А теперь дадим и побольше. Годков десять-пятнадцать. Восстанавливайся уж пожалуйста. Для всех, кто придёт за нами. Для Машки и Никитки."
И Арина пошла собирать вещи, уже зная, что скажет детям.
Мама уедет ненадолго. Но обязательно, обязательно вернётся, дорогие вы мои. Она вас не бросит. Она ради вас на всё готова.