Глава 2
«Мне надо идти. Я больше не чувствую его здесь»
Утром отец Софи рано уехал на работу, предоставляя смышленой малышке самой разбудить маму и приготовить с ней банановые оладьи. Софи решила бы, что ночной гость ей лишь приснился, но еще не высохшие следы на полу и кровати, а главное, его резинка на руке свидетельствовали о том, что все было взаправду.
Легче от этого не становилось, ведь никому о таком не расскажешь: родители, любители паниковать, поднимут шумиху, а друзей, с которыми таким делишься, попросту нет. У Софи, конечно, были подружки из школы-интерната, но общение их распространялось прямиком до самого ограждения и резной металлической калитки включительно. Недюжинное расстояние, если мерить от двери этого самого интерната.
Гоблин осторожно выпутался из плена сна и более осязаемого плена одеяла, чтобы тихонько снять с волос резинку и надеть ее на ручку девочки в благодарность за кров и уход.
Ночной гость был молчаливой и рассудительной персоной, так что довольствоваться было чем. Ему задали мало вопросов, не тревожили сон опасностью и не подняли шумиху попусту. Дитя попалось тихое и разумное. Но пора было отправляться в путь.
По следу нити энергии странник нашел место, где, возможно, ему смогли бы помочь. Довольно большим ее сгустком являлось старенькое двухэтажное здание с выцветшей надписью «НОТАРИУС». Чуйка никогда не подводила гоблина в таких вещах, но ничего даже отдаленно похожего на нечто невообразимо странное для местных краев не было в этом здании и в помине.
— Чего стоишь? На собеседование, что ли, пришел? Ну, заходи, не задерживайся, — ворчание донеслось сбоку, незнакомец вышел из-за угла, учтиво подождал пару минуток, больше ему не позволяли неотложные дела, и окликнул загородившего вход в здание.
Додо обернулся и поспешил отойти, попутно настороженно рассматривая человека. Пухленький и низенький, он не внушал доверия и чего-то ярко положительного, но и неприятным его назвать было нельзя. Карие глаза с желтым ореолом вокруг зрачка из-под очков-половинок на золотой цепочке прищурились, небрежно осмотрели гоблина и вернулись к пыльной двери из красного дуба, которая видала виды, и не самые приятные.
Человек погладил себя по шляпе-котелку таким привычным движением, что значило одно из двух: либо он беспредельно любил свой синий головной убор, либо под ним зияла постыдная лысина, которую хотелось запрятать в недра шляпы и забыть, как страшный сон.
И тут Додо таки заметил нечто странное в пухленьком мужчине, чей черный жилет выглядел так, будто сейчас лопнет, — его ноги.
Обычно гоблины с малых лет чувствительны к проявлениям энергии, они также умело распознают ее вмешательство в других существах. А Додо к тому же знал несколько фокусов с ней. Сейчас обычные люди видели в нем своих знакомых, подходящих к его комплекции. Маскировка работала на ура, но было ощущение, что карие глаза видели его обман насквозь. Главное не подавать голос, ведь найдя расхождения, мозг нечаянного свидетеля тотчас рассеет иллюзию, и пиши пропало.
И все же, ноги нелюдя все четче виделись гоблину как два копыта, вот они и вселяли уверенность, что местом Додо не ошибся.
— Я ищу дорогу домой, — осторожно сказал гоблин. Получилось тише, чем он планировал, но собеседник все равно услышал и напрягся.
Рука с короткими пальцами сжалась на ручке двери, медленно и с усилием повернула ее до щелчка и толкнула красное дерево, чтобы дать своему хозяину зайти в ничем не освещенный коридор.
— Значит, я не ошибся. Проходи, — голос незнакомца стал грубее.
Коридор с пыльными округлыми плафонами по бокам вел к лифту, над которым висела табличка-циферблат, подсвеченная светодиодами, тусклые огоньки вырисовывали деревянную стрелку и 10 этажей. В нем энергия копилась в сгустки, состоящие из золотых нитей.
На нужном им, первом этаже находились офисы, золотой след вел к лакированным бурым дверям из тиса. Ступив на скользкий пол из голубого мрамора, Додо ощутил сразу несколько спокойных запахов, окунающих его в детство, что странно, ибо воспоминания путались, комкались в крепкие узлы, но как-то же гоблин вспомнил, как пахла его детская библиотека, землистая пещера, ветерок, забравший с собой частичку соленого моря.
Гоблин также запомнил запахи, витавшие в комнате Софи, и, возможно, уловил ее собственный: сухая трава под знойным солнцем и нечто неприятное, навязчивое в конце. Додо не знал, что это отпечаток больницы, которую ребенок посещал с раннего возраста.
«Софи. Красивое имя», — оно вспыхнуло в голове гоблина, а выражение лица изменилось с угрюмого и сосредоточенного на расслабленно-блаженное.
Провожатый, заметив внезапную разницу и будто прочитав его мысли, сменил хмурый внимательный взгляд на немного удивленный, а потом и вовсе насмешливый. Уголки его тонких губ сами собой расплылись в улыбке, если дикий оскал можно было таковой назвать.
— Я плохо вижу нити энергии.
Додо среагировал, не задумываясь, бросив на копыта быстрый взгляд.
— Ха, снова в точку. Значит, мой амулет не работает на тебе, гоблин. Я слышал о вас. Ремесленники, животноводы, умелые охотники, выслеживающие добычу по ее нити, искусно управляетесь с энергией и ее заключением в артефакты. Самобытный и тихий народец, — живое ликование с детским восторгом сменилось мрачной скорбной гримасой. — Раз ты ищешь путь домой, значит, это правда, что пишут в книгах. Хотя бы отчасти.
Вот тут гоблин почуял неладное, вслушиваясь в каждое слово.
— О твоем народе ходят легенды, пишутся баллады, находятся артефакты-проводники, которые буквально подписаны рукой вашего соплеменника. Но есть книги и дневники неизвестных авторов, в которых твердится одно и то же: «Гоблины внезапно исчезли, их больше никто никогда не видел», — продекламировал пухлый антропоморф. — Мало того, немногие вообще помнят, что вы действительно ходили по этим землям, вас причисляют к народному мифотворчеству даже такие же невероятные, по меркам людей, создания.
— У меня есть дом. Меня унесло сюда через рассечение, — сглотнув вязкую слюну, выдавил из себя гоблин осипшим голосом.
— Рассечение? Это здание — прикрытие для почтовой службы, которая сотрудничает с разными мирами через... рассечения, как ты их назвал, а они, в свою очередь, держатся постоянно и не закрываются. Здесь нет ни одного зафиксированного, что ведет к вам. К тебе домой, понимаешь? Ты реликт. Ценный, возможно, даже невоспроизводимый, биологический материал. И тебя надо спрятать. Я сам хочу во всем разобраться.
Обдумать полученную информацию Додо не дал быстрый стук копыт, гулко отскакивающий от мраморного пола. Пухленькая копия нового знакомого, но чуть ниже, осторожно выглянула из самой дальней двери с табличкой «Опасные/неизвестные артефакты», потрясла головой с черными кудрявыми волосами, думая, что ей кажется, но все же решила подбежать и сообщить нехорошую новость брату-близнецу.
— Кальвер, у нас проблема! — крикнул он издалека. — Один из артефактов словно взбесился. И я догадываюсь по... почему... — перепуганный родственник опешил оттого, что его догадка была верна, с интересом и трепетом рассматривая гоблина. — Не может быть. Это восхитительно! А он может разговаривать?
— Не валяй дурака, Тилька, я вас позже познакомлю, а пока не рассказывай о нем никому. И принеси ему черную рубашку из химчистки! — последнее он бросил брату уже на бегу, так ему не терпелось посмотреть на результаты гоблинского присутствия.
Дверь с восторгом распахнули, влетели внутрь, будто и не было лишнего веса у хозяина музея, и с не меньшим восторгом и трепетом захлопнули ее, грубо втолкнув носителя зеленой кожи.
Большой кабинет разделялся длинным стеллажом с книгами, тот закрывал коробки с документами, в коих хранилась информация об экспонатах музея. На ближней половине стояли артефакты под колбами: шестиконечная звезда из окисленной меди, покрытая вполне себе живыми водорослями, черный уголь в виде наконечника стрелы, венок из вечного аконита, к которому тянулись золотые нити, что опутывали лифт, чароитовая сфера и серебряная резинка с обсидиановыми бусинами.
Под колбой с последней небезопасно искрило.
Гоблин узнал «артефакт». Его мама сама обрабатывала эти бусины и вплетала в украшение для волос. Она же носила золотую резинку с розовым кварцем, подаренную отцом в знак предложения прожить жизнь как семья. Для первенца плели серебряную нить с рубинами по наступлении совершеннолетия, Додо бы отдал ее своему младшему брату. Если бы он, конечно, у него был.