5 сентября, пятница
На лекции по судебной медицине, в момент, когда Светлана Борисовна самозабвенно вещала о стадиях разложения тела, в аудиторию влетела заместительница директора по учебной работе. По её бледному лицу и чрезмерно трезвому состоянию я поняла, что случилось страшное. Уголки тонких напряжённых губ тянулись вниз, белки глаз покраснели, морщинки резко углубились, добавив женщине возраста.
– Здравствуйте, дети. Не вставайте. – Начала она дрожащим голосом, звучно вытирая мокрый нос. – Товарищ Лайне не сможет вести у вас занятия в этом семестре по причине бессрочной кончины.
Я тут же нащупала Есины пальцы под партой и сжала их, как сжалось моё сердце.
– Мы постараемся оперативно подменить усопшего, чтобы из вас не выпали учебные часы. То есть, – женщина не выдержала и всхлипнула. – Вы поняли. Всё, мне пора, нужно предупредить остальных.
Пухлая ручка вытащила из кармана бумажных платок и промокнула слёзы. Дверь хлопнула. Тут же поднялся гомон. Молчали лишь двое – мы с Есей. Я боялась смотреть на неё, боялась не найти нужных слов для утешения.
– Славяныч, – позвал меня Гриша, любитель задних парт и тупых шуток. – А я не догнал, это в понедельник лафа что ли?
Раскалённым металлом по венам потекла злость, загорелись уши и стиснулись зубы. Глаза распахнулись так широко, чтобы у слёз не появилось ни малейшего шанса. Тихие содрогания Еси дали понять, что я должна проявить стойкость.
– Славяныч! – Крикнул Гриша, игнорируя призывы преподавателя к тишине.
– Тебе сказали завалиться, Жук. – Рыкнула я, подрываясь с места.
В нашей группе хромала дисциплина, хотя многим уже было по восемнадцать, казалось бы, разумные люди. Так что мягкотелая Светлана Борисовна позволяла мне как старосте наводить порядки крепким словом.
– Никто ничего не прогуливает. Ясно?! – Я окинула одногруппников взглядом, ловя испуганные кивки. – А теперь замолчите и слушайте лекцию.
В дверях мелькнули жемчужные волосы. Светлана Борисовна продолжила безрадостно вещать о стадиях разложения, не обращая внимания на то, что я выскочила из кабинета вслед за Есей, прихватив наши сумки.
Учёба в маленьком провинциальном колледже давала немного привилегий. Не потому что я староста, просто меня уважали за ответственность и исполнительность. Светлана Борисовна знала, что я опережала программу, посвящая лето учёбе, так что не волновалась за мой уход.
Толкнув массивную дверь в женский туалет, я обнаружила подругу сидящей на широком подоконнике. Рюшки на ажурных носках печально повисли, брусничная юбка миди помялась и походила на половую тряпку. Изящные пальцы с аккуратным маникюром осторожно собирали салфетками хрустальные слезинки в уголках глаз. И лишь съеденная с обкусанных губ матовая помада говорила о том, как сильно Еся страдала.
– Чё, как ты? – Неловко произнесла я, протягивая ей вырвиглазно-салатовую сумку.
– Я как чувствовала. Всю неделю не могла нормально уснуть. – Голос звенел, как первая в году капель.
О проблемах со сном мне стало понятно по тому, как резко Еся перешла на плотный тональник, запекая лицо приличным слоем рассыпчатой пудры. Видимо, не хотела надоедать мне своей влюблённостью и переживаниями, вот и молчала.
– Как дура ждала выпускного, чтобы позвать Женю на свидание. – Опухшие губы сжались в тонкую полоску, остекленевшие глаза буравили ясное небо за окном. – А его больше нет.
– Скверно вышло. – Я ненавидела себя за то, что не умела находить слова поддержки, когда они были так нужны. – Хочешь, прогуляем последнюю пару и я останусь у тебя с ночёвкой?
Еся вымучено улыбнулась и сжала моё плечо. Мы покинули туалет, когда она привела макияж в порядок. Я в очередной раз поразилась тому, сколько всего вмещалось в её сумочку: косметичка, пластыри, два вида салфеток, зеркальце, зарядник, духи, бутылочка с водой, расчёска и ещё ворох всяческих вещиц на любой случай. Всё, кроме тетрадей и ручки.
Парковка располагалась возле ларьков с жирными чебуреками и дешёвым кофе. Там же студенты организовали условную курилку, прямо напротив окон кабинета директора. На переменах парковку застилал удушливый сигаретный дым, как и сейчас, когда мы подходили к машине. Раньше Евгений Эдуардович гонял любителей подышать свежим никотином, вёл профилактические лекции на пару с обжшником. Кто теперь будет этим заниматься?
– Эй, труповозка, за кавалером поехала? – Раздался гулкий смех вперемешку с кашлем.
– Жук, – прошипела я, от выброса адреналина затряслись коленки.
Расправив плечи, Еся вплотную приблизилась к одногруппнику, игнорируя глазеющих студентов. Разница в росте и каблуки делали ситуацию комичной, заставляя Жука задрать голову, чтобы затравленно посмотреть на ту, кого он посмел обозвать. Подбирая остатки смелости, он дерзко выпустил едкий дым ей в лицо. Я тут же подлетела к ним, намереваясь вступиться за подругу.
– Мне тебя жаль. – Еся жестом остановила мой словесный поток, ядовитой слюной скопившийся на кончике языка. Она поморщилась, отгоняя рукой противный дым. – Пытаться компенсировать размер своего недостоинства через унижение женщин – это низко.
Пушистые ресницы опустились, тонкие брови оценивающе приподнялись. Толпа взорвалась от хохота. Наглый коротышка раскраснелся.
– Я хоть могу прокатить подругу на катафалке, а тебе своих подружек катать не на чем. – Пухлые губы изогнулись в издевательской ухмылке. – От слова совсем.
– Ну ты и штрих, – бросила я через плечо, когда мы синхронно отвернулись и зашагали к машине.
Хлопнули двери видавшей виды «Нивы», загремела «Я твой номер один» и мы резко вырулили с парковки под улюлюканье студентов, получивших повод для сплетен.
По пути я черканула матери сообщение, что останусь на ночь у Утешиных. В ответ тишина. Лишь две голубые галочки дали понять, что она уведомлена. Хотя, что-то мне подсказывало, и без сообщения никто не бросился бы разыскивать меня по городу с собаками. Наши отношения давно растеряли семейное тепло.
Переступив порог дома, Еся рухнула на колени и разрыдалась. Её родители ещё работали, так что я на какое-то время превратилась во внимательные уши, кивающую голову и руки, подающие салфетки.