Пары судьбы
Неделя прошла быстро — слишком быстро для проекта, в котором требовалась не только аналитика, но и проживание чужих (а иногда — своих) травм. Чан Вонен не жаловалась. Она и раньше знала, как сжигать себя на срок, просто чтобы не думать о том, что творится внутри.
Работать с Пак Сонхуном оказалось... странно легко. Не комфортно, не по-дружески. Но стабильно. Он приходил вовремя. Делал свою часть. Понимал с полуслова. Не смеялся, не сочувствовал, не давил. Он просто был. Без шума.
И в этой тишине было больше поддержки, чем в любых чужих фразах вроде «держись» или «всё пройдёт».
⸻
— Тебе когда-нибудь казалось, что ты неправильно реагируешь на чужую боль? — спрашивает Чан Вонен, листая интервью, которое они взяли у участницы опроса. Девушка потеряла сестру в детстве и говорила слишком спокойно, почти стерильно.
— Постоянно, — отвечает Пак Сонхун, не отрывая взгляда от экрана. — Но теперь я думаю, что правильной реакции не существует.
— Даже если ты не чувствуешь ничего?
Он делает паузу.
— Иногда не чувствовать — способ выжить.
Чан Вонен кивает.
— А иногда — способ исчезнуть.
Они замолкают.
⸻
На следующей встрече она приходит с кофе. Один из стаканов молча ставит перед Пак Сонхуном.
— В благодарность за то, что ты не сбежал после всех моих слов на той первой встрече.
Он смотрит на стакан, потом — на неё.
— А ты думала, я сбегу?
— Я думала, ты просто никогда не появишься снова.
Он качает головой.
— Слишком поздно бросать. Мы уже «пара судьбы», как сказал профессор.
Вонен усмехается.
— Ужасно звучит.
— Почти как «мы выжившие».
Эта фраза остаётся в голове надолго.
⸻
Они делят проект на три части: теоретическая база, интервью с респондентами и финальная презентация. Параллельно с анализом чужих историй всё больше вскрывается их собственная.
Однажды поздно вечером, на фоне тусклого света настольной лампы, Пак Сонхун говорит:
— Я узнал о смерти брата через телефон. Меня не было дома. Я не ответил на вызов. А когда перезвонил, уже всё случилось.
Он не поднимает глаз.
— До сих пор не знаю, что сказал бы ему, если бы ответил.
Чан Вонен сжимает пальцы в кулак.
— Я помню, как смотрела в глаза врачам, когда они вынесли приговор. Мамина комната ещё пахла её духами. А врачи уже говорили, что готовить документы. Я тогда хотела кричать, но не смогла. Просто ушла. И с тех пор, кажется, так и не вернулась полностью.
Пауза. Тяжёлая. Давящая.
И вдруг — его рука оказывается рядом. Не на её, не касаясь, но рядом. Близко. По-своему — поддержка.
Они сидят так минуту. Потом две. Потом продолжают работать, будто ничего не случилось.
Но это была первая трещина в стене.
⸻
Через несколько дней Пак Сонхун предлагает встретиться на крыше общежития.
— Там спокойно. Меньше людей. Меньше давления.
Чан Вонен приходит в свитере поверх худи — вечер выдался холодным. Он уже там, с чашкой чая в руках, будто предугадывал.
— Ты что, экстрасенс? — улыбается она.
— Нет. Просто начал понимать, как ты думаешь.
Они сидят на парапете, ноги свесив вниз. Смотрят на светящийся город. Молчат. Но теперь — не от отчуждения. А потому что слова избыточны.
— Ты думаешь, мы сломаны? — спрашивает она вдруг.
— Думаю, мы ещё не поняли, что с нами.
Может, не сломаны. Может, просто перенастроены.
— Перенастроены на что?
— На выживание. На дистанцию. На молчание.
Чан Вонен утыкается носом в рукав.
— А если я устала молчать?
Он смотрит на неё.
— Тогда говори.
И она говорит. Про страх остаться одной. Про бессонные ночи. Про вину перед матерью, которой уже нет. Про злость, которую она маскирует под иронию. Про то, как каждый раз хочет уйти — и остаётся.
Пак Сонхун не перебивает. Просто слушает. До самого конца. До последнего слова.
А потом говорит тихо:
— Спасибо, что осталась.
⸻
Когда Чан Вонен ложится спать, её сердце впервые за долгое время не стучит в груди как набат. Впервые она думает не о том, кого потеряла — а о том, кто рядом.
Пак Сонхун.
Холодный, немногословный, странно понимающий.
Может быть, он тоже держится за неё — так же крепко, как она за него.
⸻
Хочешь, чтобы я продолжил