Начало и конец
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века-
Всё будет так. Исхода нет.
А. А. Блок
Окружение дома можно было описать первыми строчками, пожалуй, самого известного стихотворения Блока. Обычная старая хрущевка, в которой жилыми осталось квартир десять – одиннадцать, смотря как считать. Квартирка, являвшаяся местом моего проживания, уже давно опустела, зато была единственная на этаже, у которой имелись хозяева. Они не прожили здесь и года, предпочтя сдавать ее в аренду, но «бизнес» не пошел. Пару раз здесь оставались дворники, наркоманы пытались делать закладки, бывало, и воры-идиоты искали здесь ценности – все они убегали, сверкая пятками, узнав, что квартира обитаема.
Моими соседями уже долгое время являлись пауки, тараканы и крысы (с последними я так и не научился ладить). По утрам я слышал, как вздыхает паук, живший на кухне за верхними ящиками, а по вечерам из-за стены доносились скрежетания – жалобы крысы, но все они молчали, угнетенные мыслью о выживании. Когда же наступала весна, на балкон слетались птицы, и их души пели, повествуя о своих путешествиях, но замолкали, стоило мне появиться в дверях. Они боялись и избегали меня, что заставляло грустить вечерами, смотря на медленно тлеющую сигарету в мутном подобии руки.
«Я мыслю, а значит существую» – как-то так утверждал Декарт. Буква «с» здесь встречается трижды, два раза в одном слове; «а» - дважды; «я» - единожды и в одиночку. Я знал это высказывание наизусть, переводил с латыни и читал справа налево – оно одно будоражило мое сознание, и оно одно давало надежду на жизнь. А кто я такой? Я сам затрудняюсь с ответом. Имени у меня нет, тела собственно тоже. Я – человек, и в то же время лишь тень, отбрасываемая им, так нас и называли Высшие – тени. Люди меня не видят или не обращают внимания, когда встречают на улице. Собаки не чуют, слишком долго прожили с людьми. Лишь кошки обходят стороной (у этих зверей всегда был особый потрясающий нюх), да птицы, улавливая изменения вокруг, прекращают петь. Собственно, поэтому мой новый сожитель, заявившийся в начале снежного декабря, не заметил меня ни в первый, ни во второй, ни в третий день, чего нельзя было сказать о его питомце. Рыжий, с черными блинами – кляксами над глазами, в дом въехал важный кот Жека, этот еще при входе нашел меня своими зелеными плошками.
В тот же день от всех моих «друзей» избавились.
Не смотря на профессию, поведение людей меня все больше отторгало, особенно тех, кто заглядывал в дряхлую хрущевку, поэтому помогать им желания никогда не возникало. Мой новый знакомый, на которого вначале свалилось множество проблем, внешне отдаленно напоминал стандартных героев боевиков, которые спасали аэропорты, поезда или другие захваченные террористами места. Полицейский. Не качок, но турник повесил и полсотни делал спокойно. К счастью, не женат. На него жалоб не было (что меня ни раз удивляло). «Хороший человек» - так выражался кот и в принципе я впервые мог с ним согласиться. Кажется, в нем было что-то и от нашего мира, будто он все-таки умел видеть нас – духов. Так, однажды проснувшись, мужчина открыл холодильник, собираясь позавтракать, а его встретила неприятно мигающая лампочка. Единственное, что он сказал тогда было, может слегка хмурое, «Доброе утро», однако уже этого хватило чтобы за дальней стенкой, где уже давно спал домовой, что-то зашевелилось, а лампочка заработала в прежнем режиме.
С котом тоже он был в ладах. Каждое утро ровно в восемь часов он уходил на работу и перед тем как запереть дверь приглашал кота, не знаю куда уходило это животное, да и не особо задумывался. Человек и его работа интересовали меня куда больше. Полицейский по имени Лёша Скворцов или кратким прозвищем Скворчий работал в отделении по расследованию особо тяжких преступлений, но чаще перебирал бумажки за столом, писал отчеты и куда реже работал по специальности. Полицейский участок, не понятно почему, привлекал меня и вскоре я на постоянной основе стал заглядывать туда раз в день. И я бы бывал там чаще, если бы не своя работа.
Какие могут быть дела у тени? Надеюсь, мой читатель не сравнивал теней с привидениями, хотя что-то общее в нас все-таки есть. Привидения – это бывшие люди; «они умерли, не успев завершить дела на Земле» - вероятно не раз слышали такую формулировку, и она небезосновательна. Что с ними происходит дальше? Либо смиряются с невыполнимостью задачи, либо (не без помощи нас) живые родственники завершают дела усопшего за него. Итог один – привидение уходит из мира живых. Тени же были созданы снами людей. Те, которые связаны со своим создателем душой, а, говорят, и телом, мы называем Зеркальными. Они хранители энергии человека. Этакий бочонок ауры, который помогает в сложных ситуациях. Другие, подобные мне, были созданы Высшими из пыли (понимать это было ужасно, но приходилось с этим существовать). Мы способны путешествовать во снах разных людей, передавать послания, назначать встречи. У таких теней нет формы, лишь слабое подобие образа человека, черная дымка без видимых глаз, ушей и носа. Наверняка вы встречали подобных людей, у которых есть тело, а лицо размыто, во снах – это и есть тени. Как видите ничего общего с привидениями.
Мое место работы чаще всего располагалось в отделении реанимации (где зачастую сны становились на место реальной жизни), там я, как на каждой работе, периодически чувствовал свою значимость, уставал и блуждал по коридорам. Но место это было в «бледной пелене смерти и печали» другого описания больничной атмосферы я придумать не мог.
Усевшись на скамейку в приемной, я в очередной раз осмотрелся. Если два раза свернуть направо встретишь девочку, во сне катающуюся на розовом пони, а если два раза налево, то можно попасть к мужчине, угодившему под грузовик. Ему не снились сны. Он умер. Его тело жило посредством аппарата. Я знал это совершенно точно. Кто спит всегда окутан дымкой. Даже в самом плохом сне, даже в самой слабой дреме есть дымка.
Я закурил. Ни запах, ни сама сигарета не была видна живым – тоже иллюзия сна. Теперь внутри меня помимо пыли еще и пепел. Не знаю сколько я так просидел: пять раз появлялся хирург, десять раз прокатились койки с больными и около пятнадцати раз мимо пробежала сестра. Нужно было переходить во сны, а как не хотелось...
«Умереть от рук создателя – искупление или наказание?» Ведь теней уничтожали за бездельничество. Из мыслей меня вывел новый вой сирены. Через холл со скоростью света неслась койка с потерпевшей, чья рука с железкой вместо кольца свисала из-под белой ткани.
За ней вбежал полицейский, указывая врачам:
- Сделайте все, чтобы она проснулась!
- Она не проснется, – но меня, как обычно, не слышали.
Я откинулся на спинку, когда над моим ухом разразились новый всплеск рыданий. Справа сидело еще совсем «юное» привидение, только ее руки начинали блекнуть.
Выйдя на улицу, докуривая очередную сигарету, пропадавшую в черном мутном подобии руки, я раздумывал об услышанном. Часы показывали без пятнадцати десять. Снег кружил огромными белыми хлопьями, а значит Белые слоны пришли и в наш город. Они бродили где-то совсем рядом, раз с их шкур летели такие крупные пылинки, таявшие, подлетая к красному кончику сигареты. Я выкинул ее в сторону, та растворилась в воздухе, и медленно побрел к дому, но на полпути остановился, мне не встретилась аптека, а фонари здесь были новые – чужие.
Улица была полна света, оживленного шума и скопища машин – все это казалось каким-то посредственным, бессмысленным и второстепенным по сравнению с мирно падающим снегом. У него короткая жизнь, и он ей наслаждается.
Девушку, чье приведение встретилось мне в больнице, убили здесь и, чтобы понять, как она умерла, мне не обязательно нужно было видеть место преступления. Стоило ей коснуться моей руки, я увидел, как живой, от первого лица, все, что произошло в квартире тридцать семь дома напротив автостоянки, но этого было недостаточно для полного расследования.
Квартира потерпевшей была опечатана, в ней копошились люди, кажется, Скворчий записывал показания соседей, а я искал домового. Хозяина не оказалось за холодильником, а гнездо над вытяжкой пустовало. Петьку мне удалось найти в шкафу за длинными вечерними платьями. Он был юн, как любой домовой новостройки, опрятен и по неопытности труслив. С трудом я вытащил его из шкафа, тот с опаской огляделся вокруг и, остановив взгляд на телефоне, вновь посмотрел на меня:
- Я от твоей хозяйки. Задам лишь несколько вопросов. - Он сжался и стал раза в два меньше.
Мне показалось, домовой вот-вот заплачет:
- Надеюсь, ты был сегодня дома?
- Я вернулся под конец... ах... Если бы я был дома!
- Это ведь убийство?
- Да.
- В таком случае тебе придется дать показания. Желательно, со временем.
- Хорошо, - сказал домовенок и, сжав ручку в кулачок, тихонько начал. – В районе семи Таня вернулась домой, она выглядела на удивление счастливой и после ужина стала звонить подруге. Она вроде тоже актриса. Я решил, что ничего серьезного не случится, если я на несколько минут покину квартиру. Мне нужно было к соседу за стекляшкой для обряда, - Петька шмыгнул носом и, вытирая слезы кулачком, потупил взгляд. – Теперь и меня... Высшие, наверное... Присушат... Я вернулся домой около девяти, тогда ей снова позвонили... Ей последнее время часто звонили. Страшные тяжелые голоса доносился из трубки почти каждый день, а она не могла не брать телефон из-за работы. Телефон всегда был ее второй жизнью. Когда я вернулся... я, - он спрятал лицо в ручки и, кажется, заплакал. – Я не смогу вам сказать... я пришел слишком поздно. Грязные следы, мужчина в черном над ней, и балкон...
- Угрозы приходили только по телефону?
- Нет. Все начиналось с писем, потом странные подарки. Я пытался бороться! Без толку... Хозяйка все больше истощалась, ее очень сильно изматывали подобные сообщения, и силы так же покидали меня.
- Письма сохранились?
- Все письма были выкинуты или сожжены после вскрытия конверта. Она избавлялась от них, как только можно.
- Убийца и угрожавший ей один человек? – я решил пока не настаивать на описании преступника
- Тебе покажется странным подобное заявление, но домовые тонко чувствую подобные вещи. Человек находившийся в квартире этой ночью и... и люди, угрожавшие ей. Разные... Хотя его аура тоже появлялась в письмах.
- Ты сказал люди?
- Да. Один, который заявился к ней. Этот фанатик. Поехавший убогий фанатик! Сами понимаете: им только повод дай. Не оставят им автограф, ручкой не помашут, криво улыбнуться и все! Враг народа! Тем более накануне нового фильма, – Петька разозлился и из ушей в прямом смысле пошел пар. – Он кричал. Громко, - относительно новая информация, утаенная от меня призраком.
- Я посмотрю? – Петька нервно сглотнул, снова чуть не плача.
Я подал руку домовенку и тот, сразу сообразив, положил свою ладошку сверху, делясь воспоминаниями (это была частая практика среди теней). Перед моими глазами, словно кадры из фильма, мелькали картинки разных дней прошлого: вот актриса вернулась с букетами цветов и коробкой конфет; последняя серьезная ссора с мужем; уставшая пришла с работы поздно ночью; вернулась из суда – домовенок обратил внимание, что обручального кольца больше нет; первое угрожающее письмо – отрывной календарь тогда остановился на пятом июле; а дальше множество воспоминаний с новыми письмами, лезвиями и мышами, взломом замков, телефонными звонками.
Все, что рассказывал домовой, совпадало с отрывистым воспоминанием призрака и все же мне стоило увидеть произошедшее еще раз сторонним взглядом (воспоминания призрака были отрывисты и замедленны).
Ничего критичного не происходило, даже писем и звонков за этот день не было. Девушка общалась с подругой и домовой позволил себе выйти из квартиры. По возвращению его встретили истеричные крики. В этот момент картинки воспоминаний полетели с бешенной скоростью. Мокрые грязные следы на полу через весь коридор. Низкий угрожающий голос и зов о помощи. Девушка выбежала на холодный балкон в одном халате, мужчина выломал дверь почти сразу и медленно, словно играя, начал приближаться: «Ну же! Не тушуйся! Слезай, дай руку!». Девушка перелезла через перила и старалась зацепиться за пожарную лестницу. Я чувствовал, как домовой волновался и пробовал колдовать, подкидывая под ноги сумасшедшему разные вещи, толкая и цепляя его, параллельно поддерживая Татьяну. Но она все-таки соскользнула и повисла на одной руке, а за вторую все-таки зацепился маньяк, надевая на безымянный палец жертвы странного вида кольцо, из проволоки: «Теперь мы на земле и на небе». Тут словно в замедленной съемке девушка полетела вниз, а домовенок потерял сознание. Воспоминания закончились.
Я вернулся в реальность, смотря в пустоту и приходя в себя после увиденного.
- В него будто пес вселился, - на всякий случай домовенок заменил букву «б».
- Какие у нее были отношения с мужем?
- Петром Геннадьевичем? Не смотря на ту серьезную ссору, они расстались вполне спокойно, - это подтверждали часть воспоминаний, на которых я не особо останавливал внимание. – Хотя, тот жутко ревновал и продолжает ревновать ее к коллегам.
- Я так понял они в разводе?
- Да, но проблема с имуществом. Уже как полгода длится это разбирательство. Не могут определиться кому квартира достанется.
- Они раньше здесь вдвоем жили?
- Да.
- А ты куда пойдешь? – Домовенок мне больше ничего не скажет, а мне стоило хорошенько осмотреть квартиру.
- Не знаю, сначала у соседей переночую, а дальше отправлюсь в путешествие по новостройкам. Может приживусь...
Вспомнив своего домового, который до сих пор дрыхнет за холодильником (жив ли он вообще?), я предложил Петьке переехать к нам. После множества благодарностей домовенок, предварительно достав маленький чемоданчик, растворился в воздухе, переместившись в старую хрущевку рядом с аптекой.
Я прошелся по квартире. Как все-таки безответственно подходят к делу эти полицейские! Следы убийцы были ели видны в этой грязи. Часть вещей была перерыта и разложена на столе. В кухне соседи давали показания Скворчему:
- Я слышал крики, но не придал этому значения. Понимаете, в этой квартире часто бывали громкие скандалы. Иногда прям житья не было. А вот, когда съехал муж, все стало налаживаться...
- Куда он переехал?
- Не в курсе.
- Скажите, среди ее знакомых были высокие люди, скажем, под метр девяносто?
В этот момент я поблагодарил все небесные силы за внимательность этого человека – Скворчему удалось разглядеть следы, или он обратил внимание на дверь балкона.
- Муж был у нее высокий, а так вроде не встречал, - полицейский захлопнул тетрадь с показаниями и, проводив соседей, еще раз внимательно оглядел помещение.
Скворчий побродил по квартире, попримерялся к сломанной двери, а потом обратил внимание на пейзаж за окном, где все так же равнодушно хлопьями летел снег, а фонарь автостоянки напротив слепил глаза.
- Фонарь достаточно сильный, не кажется? – спросил полицейский у проходящего мимо знакомого в очках.
- Жильцы жаловались, петиции писали. Те обещали заменить.
- Не про это. Там пару камер точно должны быть. Посмотрите записи, глядишь, что-нибудь откопаем.
В районе двенадцати полицейские начали закругляться, перемещаясь в участок, где в одном из отделений по «особо тяжким» появились новые фотографии на старой пробковой доске.
Несмотря на поздний час, здесь собралась почти вся небольшая команда. Двое сидели, тяжело положив голову на руки, и, наверное, дремали, один чертил на бумаге каракули, а Скворчий мерил шагами комнату, периодически перечитывая показания соседей.
- Лёш, скажи уже что-нибудь! – не выдержал толстый, когда Скворчий в очередной раз заглянул в лист.
- Сколько время? – холодно отрезал тот.
- Полпервого.
- Дождемся Горбунова и, если тот ничего не принесет, разойдемся до завтра... - Мрачный мужчина еще раз прошелся до двери. – Мужа потерпевшей арестовали?
- Пока нет оснований.
- Тогда вызовите его завтра в участок и...
- Так сразу? – Скворчий не успел ответить, как дверь распахнулась, и в комнату вбежал Горбунов.
- Нашел?
- Одолжил у второго отдела. Ознакомься, – Блондин протянул стопку бумаг Скворчему. – Что у вас?
- Предположительно - жертве долгое время угрожали. Вывалилась она около девяти вечера, труп нашла соседка, возвращавшаяся домой. Бывший муж живет в коммуналке на С**, не виделись более двух недель, планировалась встреча, – мрачно рассказывал все тот же человек в очках, кажется между собой его звали Гавриком.
– Факт убийства присутствует, – продолжал Скворчий. - Были обнаружены следы и сломана дверь на балкон, убийца высокий под метр девяносто. Соседи отмечают, что в районе девяти им слышались скрежетание замка, будто взлом, в глазок увидели мужчину, но приняли за мужа актрисы, тот так же часто забывал ключи и ростом совпадал. Одет банально - всё черное...
- Что касается работы?
- Сейчас везде закрыто, завтра утром наведаемся в театр.
- Всё?
- Стоит так же посетить автостоянку, где, вероятно, есть камеры...
- А в доме?
- Не установлены. Так же стоит дождаться заключения паталогоанатома.
- В таком случае все могут быть свободны.
Когда в комнате остался только Скворчий, Горбунов спросил:
- Посмотреть ее показания в качестве свидетеля была хорошей идеей, хотя, не кажется, что это поможет.
- Она изначально говорила про преследование. К тому же двух идентичных людей одновременно просто так не убивают...
– Прошла неделя... - Скворчий скептически приподнял бровь. – Посмотрим. Будь по-твоему... Дело твое. Ребят хватает или пристроить кого?
- Не надо. Завтра они задержат мужа, с твоего позволения.
- Договор. Документы по делу театра, где работала Ищанская. Не потеряй.
Лампочка замигала, что не осталось без внимания людей, а я почувствовал неприятный холодок, будто кто-то наблюдал со спины. Сначала мне казалось приведение, которое должно появляться при упоминании о нем, но нет. Эта энергетика была намного сильнее, и я не мог определить ее место положения: она была одновременно слишком близко и недосягаемо далеко...
- Сегодня метель обещали. – После этих слов Горбунов вышел, оставив моего друга с кипой бумаг.
Мне пришлось ненадолго запрыгнуть в теневую составляющую мира, которую сейчас пронизывал яркий ледяной свет, слепящий глаза. В растерянности я присел на колено, склонив голову. Высший был прямо передо мной. Высший!
Для них нет описания. Они просто Высшие. Скопище света, перед которым видны все твои пороки и добродетели. Голос разносился эхом и от этого казалось, что со мной говорит не одно существо, а сразу пять.
- Кто?
- Почему не на работе?
- Как посмел?
- Перед вами тень ваша, по образу и подобию вашему. Я выполняю последнее желание усопшего... - Я начал задыхаться. Светлая рука шевелилась внутри меня, и грудину пронизывал белый свет. Потом я упал, заметив лишь, как черный камень с кулак, похожий на мрамор, с белыми прожилками, улетает вместе с рукой Высшего.
- Убийство.
- Опять этим людишкам не живется!
- Почему они хотят все время друг друга убить. - Хотелось ответить, но язык заплетался, не давая произнести и звука.
- Вижу, ты заинтересовался расследованием.
- Решил в копа поиграть?
- Хорошо.
- Похвально.
- Грешник должен быть наказан.
- Здесь замешаны тени.
- Тебе придется стать Зеркальным.
Я впервые потерял сознание. Очнувшись теневой мир встретил меня дождем и шквалистым ветром. Никто никогда не упоминал о встречах с Высшими. И о последствиях тоже. А про мраморное сердце все молчали. Ведь это было оно? Я сел и глубоко вдохнул. Голова кружилась. Неприятно мутило. Как после похмелья. С трудом верится. Оказывается, у меня есть сердце! Иронично. Ведь я все-таки скопище тьмы... Придя в себя, я вернулся в мир людей с относительно ясным разумом и душой – теперь я мог так говорить.
Полицейский дремал за тяжелым письменным столом с разложенными бумагами, газетными вырезками и красными нитками.
Дело 32 «Театр» расследовала другая команда. «Убийство в театре» с таким заголовком пестрили вложенные газеты. Их было много, но все походили друг на друга, будто бы так и писались – одна с другой.
«Яна Старицкая была найдена заколотой в своей гримерке после вечернего спектакля. По мимо серьезной колотой раны под ребрами, на теле видны синяки, царапины».
«Девушку нашли убитой в темной гримерке около восьми часов вечера...»
«Дублерша Татьяны Ищанской найдена убитой. Что по этому поводу думает сама актриса?»
Здесь я остановился, фотография девушки, прикрепленная в газете, чересчур напоминала внешность встреченного мною приведения. «Поехавший фанатик» - эхом отозвалось у меня в голове слова домового. Судя по карандашным заметкам в тетради, о чем-то подобном думал и Скворчий, все еще погруженный в дымку сна. Время поздние. Стоит его разбудить.
Часы очень удачно пробили два часа ночи. Полицейский неожиданно резко поднялся и, сложив стопку бумаг в стол, тяжелым шагом отправился домой.
Стоит отметить Петька успел внести свою лепту в заброшенную квартирку. Что-то он совершенно точно сотворил, пока нас не было дома. Это заметил и Скворчий, который, впустив голодного кота, непривычно замер в дверях.
Ночь была бессонная и потому для всех тяжелая. Приготовив ранний завтрак (или все-таки поздний ужин), Скворчий оставил его остывать на столе нетронутым. Чай несколько раз успел покрыться белесой плёночной, а мужчина даже не прилег, зато раз сто подтянулся и бесконечно черкал что-то на листке. Что именно я так и не понял, почерк под конец совсем стал похож на кашу из завитков, петель и закорючек. Не то, чтобы его бодрствование мне мешало (обычно я обходился без сна), но странное новое чувство беспокойства о состоянии человека не покидало меня. Такими темпами свалится по дороге.
- И долго он так еще? – Тихим голосом спросил домовенок, которого Жека умудрился загнать на полку.
- Будет доводить себя до тех пор, пока дело не решится или не свалится, - сонным голосом промурчал кот, помахивая хвостом и сидя со мной на подоконнике.
Сделав очередной подход на турник, уже далеко не столь полный как в первые разы, мужчина облокотился на стенку и сполз по ней на пол, погружаясь в дымку сна.
- И часто он так?
- Смотри, сейчас отключится, - сказал пушистый и спрыгнул с подоконника, улегся рядом с хозяином. – Не хочешь с ним поговорить?
- Не буди его раньше девяти, договорились? – Жека отвернулся, как кажется, полностью игнорируя мою просьбу. Нужно мне было его разрешение. Не теряя больше и минуты, я под удивленным взглядом домового на ходу перешел в «сонную» составляющую мира.
Ночью в теневой мир заходить было страшновато даже мне (с учетом того, что сейчас здесь не было всепоглощающего Высшего): здесь бродили все страхи людей, а их фантазия, как уже ни раз убеждался, была способна на многое. Внешне этот мир был полным дубликатом нашего, но «неживой». Теневой мир был вечно темным, пыльным и холодным, ветреным и иногда дождливым, а самое обидное пустым. Ни одной говорящей души! Люди здесь были, но лишь в роли кукол, не способных пошевелиться и защититься от монстров-кошмаров.
Каждый человек, когда засыпает, попадает в эту теневую составляющую мира, но он не замечает ее, сразу окутываясь дымкой. Дымка сна здесь играла, если не самую, то, по крайней мере, важную роль.
Дымка защищала от кошмаров снаружи и создавала сны внутри. Чем ярче и плотнее дымка, тем сложнее в нее зайти кошмарам, если только он не будет создан внутри. Наверное, вы помните, что будучи маленькими, кошмары посещали вас намного чаще, чем во взрослом состоянии? Это тоже дымка. Маленькие дети, хоть и обладают плотной дымкой, являются огромными фантазерами и случайно создают кошмары внутри своих мирков, а из-за того, что дымка плотная, выгнать кошмары куда труднее. А стоит детям проснуться, их созданные монстры оказывались на свободе в теневом мире и там наступал их черед борьбы за существование. Со взрослыми же все сложнее, я и сам не до конца разобрался. Они так же обладают дымками, как плотными, что встречаются реже, так и более прозрачными. Но некоторые могут создавать странные барьеры, где не образуются кошмары и куда не могут войти снаружи. Внутри этих барьеров-куполов тоже существует дымка, но это совсем редкостное явление. Могу лишь предположить, что подобным людям просто нечего бояться. Подобным человеком являлся Скворчий.
Я нашел его все там же на полу у стены, с котом у ног и под защитным куполом-барьером. Дымка внутри была слабой, а купол наоборот – чересчур плотным и вязким, так что даже мне пришлось постараться, чтобы попасть внутрь.
Скворчему не снился сон. Пустой черный экран. Устал. Он стоял или скорее парил в центре с закрытыми глазами, полностью расслабленным, так что я в очередной раз полностью убедился в неустрашимости этого человека.
Я подошел со спины:
- Скворцов Алексей Михайлович... - Обращение было произнесено, и я почувствовал, как мы приземлились на что-то твердое. – Лёша, слушай меня внимательно, – тот хотел обернуться, но я опередил. – Не оборачивайся! Пока рано. Иначе все осложнится. Я сейчас к тебе притронусь, только не дергайся, - я дотронулся до плеча мужчины, и он открыл глаза.
Обычно люди начинали дергаться, задавать вопросы, но мужчина сказал лишь:
- Слушаю. – Странно было говорить с человеком. Точнее, именно с ним.
- Ты расследуешь дело про убийство актрисы, у меня есть чем с тобой поделится, - все, что происходило дальше можно было бы сравнить с фантастическим фильмом. Человек, очутившийся на месте Скворчего, увидел бы все воспоминания, которые я транслировал. Почти так же как я получал воспоминания от домового (очень удобная способность теней, должен вам сказать). Они передавались через прикосновение и оставались в памяти даже после пробуждения. Я показал ему многое: письма, странные «подарки», особенно точно расставание с мужем и саму смерть Татьяны.
- Класс. Фантазия – огонь.
- Ты можешь мне не верить. Но расследование должно привести к нему...
- Даже лица не видно. Он в маске. Только глаза. А нет, волосы немного видно.
- Запомни: ей угрожал не один человек.
- Театр связан с убийством?
- Возможно, - я начал отходить.
- Подожди... А ты собственно кто?
Скворчему нужно было хотя бы немного поспать, а подобные разговоры только больше выматывают.
- Кто ты? – эхом отдалось в голове.
Я вышел из купола, следом из теневого мира, а Скворчий, на секунду проснувшись, вновь вернулся в сон.
Утром Скворчий, так и не притронувшись к завтраку, сорвал куртку и выбежал в дверь.
В лицо мне ударили солнечные лучи чисто вымытого окна лестничной клетки. И тут я словно очнулся. На стенах больше не висела паутина, подоконники перестали быть могилами мух, откуда-то взялся фикус. Подъезд этого старого дома изменился. Что-то здесь точно происходило. Скворчий вкрутил новые лампочки не только в квартире, но и по этажу.
- Здравствуйте, Алексей Михайлович! – Тетя Зина, фармацевт из аптеки напротив, которая сейчас поливала тот самый фикус, никогда не проявлявшая особой любезности, очень добродушно и искренне улыбалась полицейскому, а из ее квартиры вкусно пахло блинами.
Полицейский, поздоровавшись в ответ и с трудом отказавшись от блинов (Зинаида Павловна не принимала отказы), вышел во двор, где его встретил следующий жилец одинокой хрущевки:
- Здравствуйте, Алексей Михайлович! – Снимая поношенную кепку, маляр Игорь Петрович чуть не выронил авоську с апельсинами. – Как вы думаете, в какой цвет покрасить эту лавочку по весне?
Просто удивительно! Раньше он месяцами не выходил из запоя, а сейчас собрался облагораживать дом. Мне показалось, что и снаружи дом приобрел некоторое очарование. Во мне проснулось что-то новое родное, приятно греющее душу. Странно. Даже захотелось возвращаться домой.
А Скворчий тем временем вежливо что-то ответил и, пожелав удачи, скрылся за поворотом. Следователь спешил в участок, я почти слышал, как колотится у него сердце и сколько мыслей витает в голове. У входа в здание, мужчина остановился: он обрывал лишние листы с утренних газет, оставляя статьи, которые пестрили заголовками о вчерашнем происшествии.
Краем глаза, я заметил девушку, она почему-то сразу напомнила мне актрису. Она сидела у входа на скамейке в черном пальто и аккуратно заколотом, пятнистом платке (его-то я и заметил первым), из которого выбивалась прядь русых волос. Она внимательно склонилась над газетой, а больше мне не удалось ничего разглядеть: полицейский полетел дальше, а я - следом.
Ближайший час полтора Скворчий провел вместе с ножницами, скотчем и множеством самого разного рода бумажек, непосредственно относящиеся к делу. Он создавал доску с красными нитками, которые часто украшали полицейские участки в голливудских фильмах. Интересно, что лист, исписанный карандашом по утру, где описывались события сна, он так же прикрепил на доску, спрятав за силуэтом, характеризующий убийцу.
В дверь постучали, когда следователь разглядывал получившийся коллаж:
- Зайдите.
- Доброе утро! Лёш, там подруга пришла... Ну этой... Актрисы вчерашней. Показания Гаврику дает.
- Где?
- В сто первом.
Скворчий почти бесшумно прокрался в светлом кабинет и присел на специально поставленный для таких случаев стул у двери, оставаясь незамеченным. Девушка отвечала очень скованно, все время теребя пятнистый платок, бывало на долго замолкала. Каких-то новых сведений она не принесла и уже собиралась уходить, когда мой друг обратил внимание на себя, громко хлопнув дверью:
- Здравствуйте! Алексей, следователь по делу, - Скворчий протянул руку в знак знакомства. – Пусть вам не покажется этот вопрос странный... Хорошенько подумайте, когда последний раз Татьяна носила обручальное кольцо?
- Спектакли считаются?
- Предположим.
- В среду, мы с ней встретились в театре. Ей добавилось много новых ролей, после... - Девушка нервно сглотнула. – Я обратила внимание на имитацию кольца на безымянном пальце.
- Проволока? – уточнил Скворчий, будто проверяя полученные ночью.
- Да. Знаете, такие «кольца» иногда скручивают из проволок от шампанского. Казалось бы, мелочь, а она так давно не носила колец. Вообще никаких, так что за исключением этого случая, я даже и не вспомню. «Моя удача» почему-то так она выразилась о нем.
- Может, шутя кто-то подарил? – Гаврик прыснул, а рассказчица приподняла бровь.
- Я тоже так подумала: она какими-то влюбленными глазами рассматривала его. Я тогда постеснялась спросить. До окончания суда она обещала ни с кем не встречаться и с большим трудом принимала подарки. Вы должно быть знаете, ей долгое время угрожали, - девушка вытерла слезы. – А я не могла поверить. Столько ей приходило красивых цветов и подарков, что сложно было признать наличие недоброжелателя.
Снова внутреннее отторжение, как раньше. Мне казалось с приходом Скворчего это пропало. Вот вроде девушка приятная и голос звучит, но что-то не то.
- Скажите, а были среди ее, может быть ваших общих знакомых, ну скажем, кареглазый светловолосый мужчина ростом под метр девяносто?
Второй полицейский снова ели удержался от смеха, девушка будто наигранно покраснела, а Скворчий, поняв двоякость вопроса, ударил себя по лбу. Я сделал так же. Он случайно описал себя.
- Ее постоянно окружали мужчины, так что многие завидовали и не особо удивлялись, когда ей приходили очередные цветы, подарки или за ней приезжал мужчина подобно вашему и предлагал подвезти.
- Значит такой был?
- Да, хотя под ваше описание подходят многие, – холодно ответила девушка, будто связано это было напрямую с ней. – Я больше ничего сказать не могу. Он подъехал к ней на машине у самого театра и предложил прогуляться, а когда получил отказ, провожал почти до самого подъезда. Это был ее какой-то давний знакомый, который все время извинялся...
- Что-то еще странное было в последнее время? – Гаврик задал последний вопрос.
- Это все...
Попрощавшись, Скворчий вернулся к себе в кабинет, где его ждали, разглядывая стенку, еще четыре полицейских.
- Лёш, а зачем две картинки убийцы?
Начиная с одиннадцати часов радио и новостные каналы кричали о странной смерти актрисы.
«Переутомление на работе». «Актриса покончила с жизнью». «Издевательства на работе». Бедному театру сегодня доставалось. Несмотря на это у входа в театр лежала горка гвоздик, а множество репортеров, словно осы, окружили главный вход, из-за чего театр не мог работать в прежнем режиме.
Скворчий был холоден и спокоен, он ушел глубоко в себя и смотрел в пустоту. Сказывалось переутомление.
- Лёш, может кому-то с тобой пойти? – Очкарик, чье отражение так же сильно рябило в луже талого снега, вылез из машины следом за Скворчим.
- Не надо. Влад в курсе, поезжайте в коммуналку и, как договаривались. Многое прояснится после ареста мужа. Не забудьте опросить соседей. Я вернусь в участок к трем, хочу задать ему пару вопросов...
Не смотря на закрытые двери и траурную атмосферу снаружи, внутри театра было все так же безмятежно спокойно, тихо и пустынно, так что звук от каждого шага разносился по залу. Высокие потолки, поддерживаемые мраморно-белыми колоннами, позолоченные зеркала, картины с театральными сюжетами, а на самой дальней стене – доска почета. Понятное дело - она так не называлась. Под заголовком «Мы ими гордимся» висели множество портретов актеров, режиссёров, сценаристов, но полицейский остановился перед двумя почти идентичными портретами двух девушек, а самое неприятное – оба эти портрета теперь были перевязаны черной траурной лентой.
Это выглядело пугающе. Два улыбающихся портрета смотрели на тебя живыми глазами, но
черные ленты указывали на недавнюю смерть, а понимание убийства бросало в дрожь.
Навстречу Скворчему выбежал мужичок в черном пиджаке и с зализанными редкими волосами, полицейский предъявил документы:
- Здравствуйте. Excuse me. Я Грант Каспар, директор театра, - странная постановка слов выдавала в нем приезжего. - Театр закрыт сегодня. Я был бояться, что охота начнется на остальных моих актеров. It's horrible! – Он эмоционально размахивал руками. - Что вы хотите?
- Я бы хотел увидеть гримерку Татьяны Ищанской и ее дублерши – Яны Старицкой, если это понадобится.
- Да, пойдемте. У Тани есть своя гримерка, ее вещи остаться там, а про Яну я не знаю.
Когда полицейский с директором вошли в эту маленькую коморку, я уже успел там освоиться. Комнатка без окон была маленькая и заставленная множеством вещей, не привлекающих внимания. Множество духов, платьев, косметики – ничего особенного, но сверху я обнаружил интересную деталь: напольные вешалки перекрывали уголок, где скрывалось маленькое кресло с полочкой, на которой уместилось пару книг.
Следователь надел любимые кожаные перчатки и включил лампочки на зеркале, единственный способ освещения комнатки, но угол остался темным. Скворчий бродил по комнате, заглядывая в ящики, рассматривая записки на стенах, роясь в косметических баночках, а директор все причитал, оставаясь за порогом.
-...horrible! Poor girl... - он боялся
- Прошу вас...- Скворчий тяжело вздохнул успокаиваясь. – Помолчите пять минут.
Придется снова вступать в игру. Всем сердцем веря, что мой друг все-таки обладает большой внимательностью чем обычные люди, я начал махать руками в зеркало, стоя перед вешалкой. Не знаю, на сколько это помогло, но следователь все-таки полез в угол и вскоре увидел тоже, что ранее предстало передо мной.
- Что это? – Его голос был приглушен.
- Я не знаю. Только актерам и гримерам можно заходить в гримерки.
- Уборщицам?
- Тоже, – Это прозвучало крайне неуверенно.
- Яну же нашла одна из них? - Скворчий вылез из уголка, пролистывая книжку, из которой сыпались письма, те самые, с угрозами, а на форзаце книжки оказалась дарственная надпись: «Восходящей звезде о звездах. Даниил». – Это я возьму с собой. А где пост охраны? Проверю камеры.
- Cameras?
- Которые улицу снимают. В тот раз их разве не проверяли?
- А Yana's гримерка?
- В следующий раз, - настроение у полицейского поднималось.
- Следуйте за мной.
Просмотр камер видеонаблюдения, которые хоть и были не особо распространены, все-таки стояли, дал куда больше информации. Вечер среды, упомянутый подругой актрисы, стал первой и основной просматриваемой датой. Несмотря на раннее время, на улицу успела опуститься ночь. Шумная компания из пяти человек вышла из театра, среди них актрису было найти несложно, ее блондинистые волосы будто подсвечивались в общей тьме. Она вышла под руку с каким-то молодым человеком, но вскоре отделилась. Судя по всему, ее окрикнули: к тротуару подъехал, кажется, красный порш и оттуда выскочил высокий светловолосый мужчина. Полицейский сделал снимок на потрепанный фотоаппарат.
Они поговорили минуту, а затем этот сомнительный тип сначала присел на одно колено, будто делая предложение. Пощечина. К девушке все-таки подбежали ее друзья, а незнакомец, запрыгнув в машину, скрылся.
- Чья это машина?
- I don't know.
Через некоторое время зазвонил телефон.
- Опять журналисты! Нет. Там вас просят, - сказал директор полицейскому, упорно прокручивающему черно-белые кадры.
- Слушаю... Гаврик?
- Леш, он сознался.
- В убийстве? Даже без доказательств?
- В угрозах... Нам стоило начать обыск и он сознался... Ну пришлось немного надавить... - Скворчий негодующе молчал. – Помнишь она жаловалась на постоянные угрозы. Это он. Муж Ищанской. Но только доказательств нет. На сорок восемь, если что. Ты заедешь в участок?
- Сделаем не так: еще раз допроси на месте...
- Уже сделано.
- Геннадьевича в участок, ты и пару ребят с докладом на квартиру к Ищанской.
- А улики, Лёш?
- Кладу трубку.
Что-то готовилось. Что-то должно было произойти. И далеко не такое хорошее. Тучи над городом встали, и слонов поблизости не было.
Что-то готовилось и мне все-таки придется стать Зеркальным. Мне нужно быть рядом со Скворчим. Как его вырубить? А откуда взялась эта преданность? Ладно. Придется браться за весла, раз нет ветра.
Коснувшись друга, который не убавлял шаг, я пытался с ним заговорить, но даже шум в ушах его не остановил. Кто он вообще такой? Все не как у людей! А если Скворчий погибнет? Там же замешаны тени. Зеркальные. А Скворчий без поддержки... Во что он вляпался! И я вместе с ним...
Я наблюдал за полицейским, который, прислонившись к стеклу автобуса, все-таки задремал. Ехать ему еще и ехать.
В теневом мире спали немногие. Автобус больше не ехал, за окнами глухая пустота, люди исчезли, остались только три марионетки в своих дымках.
- Скворцов Алексей Михайлович.
- А, это снова ты. А знаешь, пока все сходится. И все-таки кто ты? Шестое чувство?
- Сквор... - я вдруг остановился.
Почему я его вечно зову прозвищем? Как кличка у собаки. От сравнения меня передернуло. Будто я им командую как хозяин овчаркой. Будь это кто-то другой, я бы так и сказал, но...
- Лёша, сегодня мне нечего рассказать. Я не могу раскрыть свою сущность. Близится развязка, и тебе грозит опасность, - наихудший исход заключался в переселении Зеркального в Скворчего.
- Вот только не говори, что разум меня убеждает в своей же слабости. Такими темпами я точно ничего не добьюсь.
- Я не могу больше связываться с тобой через сны, – Что-то новое колотилось в груди. – Пообещай мне одно: как только дело закончится, ты отпустишь меня. – Он стал мне другом, но связать наши души навсегда, я пока не хотел и не мог. Слишком многое мне нужно еще узнать, раз я все-таки обрел душу.
- В каком смысле?
- Если дословно: мы будем связаны.
- Ты ангел-хранитель?
- Это другое! Так надо. Я приду вновь, когда придется расстаться, тогда ты скажешь фразу. Мы будем снова здесь. А сейчас... Повернись...
- Ты исчезнешь? Как к тебе обращаться-то?
- У меня нет имени, - к горлу подступил ком. Даже имя пожалели. - Я стану твоим зеркалом. Прислушивайся к себе с большим вниманием.
- Тогда я поворачиваюсь.
Сердце больше не билось... Я растворился... Сначала были сны... Потом пустота... Лёша проснулся, а вместе с тем открыл глаза и я.
Я теперь был по ту сторону стекла автобуса – в зазеркалье – еще одна оболочка обычного мира. Менее страшная, но все еще «холодная». Хотя бы светлая в отличии от теневой. Тело было в странной белой оболочке. Такие же оболочки самых разных цветов были и у других немногочисленных зеркальных. Тело мне не подчинялось, оно зеркально повторяло движения настоящего Лёши, а я мог управлять лишь глазами и немного разумом. Бессмысленно. Зато я слышал мысли полицейского, и эта речь своей манерой общения напоминала Высших.
Подходя к дому Ищанской, я вспомнил о так и не проверенной автостоянке, и полицейский, видимо не до конца осознавая свои действий (так как он через пару шагов остановился, спросив: «А что я хотел?»), поспешил к закрытой парковке.
- Здрасте, вам чего? – спросил охранник, покуривая тощую сигарету.
- Мне нужно посмотреть камеры.
Камеры действительно были, две снимали улицу, и одна находилась прямо перед входом в подъезд. По идее именно эта камера и должна была запечатлеть и убийцу, и смерть Татьяны, но стоило высветиться нужной дате на экране появился шум.
- Что это значит?
- Хех. Это интересно. Камеру выключили. Может меняли. Нужно у Данька спросить.
- Он дежурил в ту ночь?
- У него ночные смены. Часов с пяти до пяти.
- Где его можно найти?
- Без понятия, сейчас его здесь нет эт точно. Он странный чувак: спит часов пять в сутки под утро и нормально, а бывает выспится и убить всех готов. Подозреваю, что не чистый. Его пост как раз в том крыле.
- Отлично.
- А вы собственно кто? – Вдруг проснулся охранник, пряча лицо, а Скворцов, не ответив, махнул рукой и отправился в сторону будки.
Машинки здесь стояли приличные, соответствующие статусу района. Много иномарок самых разных цветов.
- Понтовая машинка, – аккуратный красный порш, идентичный с тем, что видели у театра, глядел на нас из дальнего угла. Полицейский сделал пару снимков и повернул в сторону второго поста охраны. Там, как и планировалось, никого не оказалось, а через затемненные окна невозможно было что-либо рассмотреть.
- Скажите, вам разрешено пользоваться всеми этими машинами?
- Да нет конечно. Некоторыми. Жильцы, которые предпочитают, чтобы их машина сама подъезжала к подъезду, оставляют нам ключи... - я почувствовал, как белая оболочка, опоясывающая тело зеркального Лёши, расширилась.
- Цель подходит с западного крыла. Иду на точку. – Рация зашипела и тут же отключилась.
Часа два назад Лёша со своей командой пробрались в ранее недоступный пост охраны и тщательно всё осмотрели.
- Ты все еще считаешь, что мое подозрение безосновательно? – Спросил полицейский у Гаврика, после просмотра фотографий (книжку Ищанской решено было оставить в ее квартире) и указывая на полку с довольно сомнительной литературой. – Здесь только «Коллекционера» не хватает.
- Персона Геннадьевича кажется мне не менее подозрительной. Плюс...
«Под матрасом» - мысленно повторял я, нехорошее предчувствие засело внутри, стоило нам войти в эту комнату. Все что происходило, я видел лишь в отражении стекла. У Гаврика не было тени и в зеркальном мире стояла абсолютная тишина, потому что зеркальное тело не издавало никакого звука, только без толку открывая рот, но при этом я слышал все что происходило в реальном мире.
- Вы смотрели под матрасом?
На металлической сетке оказался блокнот, потрепанный, исписанный резким густым подчерком довольно сильно отличавшийся от того, что красовался в книжке. Но что свидетельствовало в пользу теории, это огромное количество фотографий актрисы, вырезки из газет:
- Он сам коллекционер. Книжка не к чему... - Полицейский протянул блокнот другу.
Я поглядел в окно, Лёша сделал тоже самое и посмеявшись заметил:
- А у него здесь неплохой вид.
- У него однозначно не все дома...
- Цель подходит с западного крыла. Иду на точку. – Рация зашипела и тут же отключилась.
Мой друг на ходу закинул тетрадь обратно и, снимая перчатки, вместе с командой спрятался на парковке за машинами.
«Камеры! Камеры!»
Что-то надвигалось. Тяжелое, темное и злое. Что-то подобное человек чувствовал, когда, гуляя в лесу, натыкается на слепого медведя в метрах пятидесяти. Или... не знаю... Затаенная злоба и ярость – вот, что нес в себе зеркальный прошедший мимо меня. Его черная оболочка была намного больше моей. Она буквально окутывала его словно пламя. Лампочки предательски замигали. Страшная тень закрылась в комнатке.
Полицейский направился, надеясь, что монитор с камерами все еще выключен.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - зеркальный человек почти полностью был погружен во тьму. – Что-то хотели?
Зеркальный живущий внутри него узнал меня. Узнал, а значит опасность возросла.
- Я от хозяина того красного порша. Дело в том, что пришли странные штрафы. Они интересуются, может кто-то брал машину? После недавнего происшествия, сами понимаете, на все обращают внимание... Мало ли, что с машинами случится. Скажите, как часто вы делаете обходы? – Я, точнее оболочка полицейского, начала светиться, а тень передо мной наоборот полыхала черным.
- Раза три за ночь...
- Я зайду посмотреть камеры?
- Пару минут. У меня не убрано, - дверь закрылась.
В реальном мире слышались странные ели слышные нечленораздельные причитания, но в зеркальном творилось что-то более масштабное.
Крыша и стены гаража в момент отлетели, оставляя маленький кусочек земли, где стоял я и закрытая комнаткой тень. Непонятно откуда взявшийся шквалистый ветер сносил меня с ног, странный острый ливень заливал глаза, но самое раздражающее это голос. Будто из самой преисподней воющий голос читал какие-то писания в этой самой комнате, откуда теперь расползалась тьма. Черная. Беспросветная. Всепоглощающая.
«Останови его! Вломись внутрь!»
В груди что-то зажглось, бело-желтый свет полился из глаз, окутывая тело. Вот так раз! Еще вчера я был сгустком пыли и тьмы странной формы, а сегодня я полыхаю светом похлеще Высшего.
Я как огромная лампочка в абсолютной тьме, где уже не было ни комнатки, ни ветра, ни дождя, парил и светился энергией, до последней капли отдавая Скворчему. Моя энергия не бралась из воздуха, она бралась из тьмы. «Без тьмы не бывает света» - еще одна мудрость человечества. Две буквы «б», целых четыре «е», раньше я считал от скуки, а сейчас совсем об этом позабыл.
В реальном мире Алексей Скворцов выломал дверь и в последний момент выстрелил в веревку, весящую под потолком.
- Э, нет... Придется еще помучится!
Преступник накинулся на полицейского с шариковой ручкой, намереваясь ею проткнуть горло.
- Я близок! Стреляй! Стреляй! И я наконец умру! - Его тело обмякло и упало рядом с полицейским.
- Гаврик... А быстрее?
Темнота вдруг рассеялась, я стоял по середине поля. Трава доходила до колен, мягкий ветер шевелил волосы, я раскинул руки пропуская его через себя, словно очищаясь. Но неужели это мое тело? У меня есть материальное тело? Я поглядел на свои белые руки, и посмотрел на небо, где медленно расплывались грозовые облака, открывая розоватый закат.
- Спасибо.
- Не стоит пока привыкать. Всему свое время, - голос сзади заставил меня обернуться, но там никого не оказалось. Значит это в моей голове. Я зажмурил глаза, представляя светлый образ Высшего.
- Что теперь с ним будет?
- С человеком или сосудом? Сосуд разбился и потому свободен. Он стал пылью. – Я слышал Высшего совершенно четко.
- А человек?
- Последует наказание от людского мира, а, когда придет время, последует наказание и от нас. Он уже давно потерял себя. А это, одна из самых ужасных вещей. Потому и сосуд не может жить отдельно, ему проще разбиться. Он сам стал просто тенью.
- Просто тенью, - безнадежно произнес я.
- Твое сердце забилось. Еще не почувствовал? Ах да, тебе мешает твой человек. Твое время близится к концу, скоро предстоит выбор. Недолго ждать, - светлый образ исчез, и я очутился во сне своего друга.
Видимо, наступила ночь. «Мой человек» спал крепко, не просыпаясь и не шевелясь. Родственная душа тихонько дремала в этом огромном теле. Но стоило подойти, она проснулась, и мужчина первый повернулся ко мне:
- Здравствуй, Тень... - в груди что-то упало. А потом... Взлетело.
Спустя время, разными способами я все же узнал мотив убийства.
Версия полиции - «поклонник молодости» и «поехавший фанатик». Когда-то, еще в школе, мужчина встречался с Татьяной, а потом что-то произошло. Молодой человек страдал странным расстройством личности, когда в беспамятстве творят безрассудства, могут в легкую избить или покалечить, а потом даже не вспомнить. Находясь в подобном состоянии, он «напал» на подругу, к счастью без последствий, после чего последовало их расставание. И если девушка благополучно забыла о бывшем кавалере, то парень спал и грезил о восходящей звезде телеэкранов. По иронии судьбы автостоянка, где мужчина работал сторожем ночью и днем водителем, находилась напротив окон девушки, и тот не раз этим пользовался, даже один раз помог донести сумки – тогда она его узнала и прогнала, что и стало «катализатором». Помимо прочего мужчина увлекался эзотерикой, откуда был вычитан обряд венчания якобы через небеса (поэтому активизировались Высшие). В помутненном состоянии он убил актрису, но обряд не был выполнен до конца. Так как выяснилось – под руку попалась дублерша.
Вскоре мужчина снова попытался встретиться с актрисой (сцена у театра), но ничего не изменилось. Убийца начал готовиться к следующему нападению. Долго и аккуратно. Мужчина заранее подбирал отмычки к квартире, изучил квартиру. В этот раз он не хотел убивать, это случилось «само». Припадок вновь случился невовремя - на балконе...
Так или иначе цель, по его мнению, была достигнута, помолвка состоялась: кольцо было сильно затянуто на безымянном пальце, так что его нельзя было снять, и поэтому его должны были сжечь вместе с трупом, а значит оно станет частью праха. Обряд должен был завершить смерть преступника по истечению дня. Но полиция успела раньше.
Тень, которую он создал и использовал как сосуд, держала его слишком долго и постепенно начала захватывать тело. В конце концов, он сам стал тенью, отражающей всю злобу, что хранилась в долгом ящике.
А Высшие, которые не должны допускать вмешательство древних сокрытых сил, не могли вмешиваться в дела людей и «наняли» меня.
Запутано, да? И слабовато для реальности...
Мда, моя жизнь перестала мне казаться реальность. Многое менялось и, кажется, в лучшую сторону. Вот жизнь моего соседа Лёши Скворцова не сильно изменилась, даже скорее никак. Такой же полицейский все с тем же родным прозвищем Скворчий и своей маленькой семьей в виде кота. А вот уже не убогая хрущевка под его командованием менялась и преображалась. Новенькая желтая штукатурка и покраска украсили стену, милый садик у дома и аккуратно выкрашенная лавочка теперь находились под строгим надзором Зинаиды Павловны. Даже объявились хозяева некоторых квартир, так что у нас появились соседи. А моя квартира теперь навсегда осталась за Скворчим. Не обошлось и без трагедий, старый домовой, перестав узнавать свою квартиру и дом, ослеп и, проведя обряд по передачи бразды правления юному поколению, навсегда растворился. Петька много грустил, но позже начал так же активно помогать с ремонтом квартиры новому хозяину, а Жека активно этому мешать.
А я?
Я Тень. Все тот же наблюдатель, но больше не пустое место. Я больше не вникал в философские мысли Декарта и не искал смысл существования. Я кажется впервые жил, и тьма внутри меня уже не была такой тьмой.
Каменное сердце теперь билось (выходит – не такое уж и каменное), и я с радостью слушал его четкий ритм и ощущал тяжесть. Я не был пылью, я стал кем-то иным.
«Тебе осталось недолго».
И все-таки интересно, сколько это «недолго»? Ах, опять эти философские мысли...
Дневник Тени
Январь
200* гг.
17.05.25