Тайны акушерки. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

Раньше она никогда не брала с собой Клэр, когда уходила по вызову. Но сегодня ситуация была совсем другая. Впервые в два часа утра в дверь постучал сосед. Иногда ее вызывали ночью по телефону. Клэр слышала, как мать уходила, и знала, что будет одна готовить завтрак и собираться в школу. Мать обычно была уже дома, когда Клэр возвращалась из школы, но ее никогда не волновали дела матери, что бы там ни происходило. Клэр это было безразлично. Ее больше интересовало чтение, чем то, чем занималась ее мать.

Ее мать была стара – ей было пятьдесят два года, – и в светло-каштановых волосах пробивалась седина. Вокруг глаз и на шее у нее были морщины. Она была намного старше, чем матери одноклассников Клэр, и все часто думали, что это ее бабушка. У матерей ее школьных друзей ухоженные ногти были покрыты лаком. Они красили губы и делали прическу в салоне. Клэр смущал возраст матери и ее нестандартное поведение. Но когда она набирала номер службы спасения и старалась объяснить диспетчеру, где живет Эдвард, у нее возникло вдруг странное чувство, что теперь ее восприятие матери должно измениться.

Клэр никогда раньше не знала, что мать способна бегать. Они трусили по грязной дороге вслед за велосипедом Эдварда. Даже со своей синей парусиновой сумкой с инструментами мать обгоняла Клэр. В воздухе стоял запах реки, и нити испанского мха свисали с кипарисов по сторонам дороги. Они свернули на тропинку вдоль залива, и за плечи Клэр начал цепляться мох. Когда она была маленькая, мать рассказывала ей, как однажды жена индейского вождя ослушалась мужа, и он отрезал ей волосы и забросил их на ветви дерева, где они разрослись и начали покрывать ветви соседних деревьев. Клэр не знала, какое это все имело отношение к Чикаго, но ей нравилось думать, что жена вождя могла приходиться ей прародительницей.

Клэр с матерью следовали за Эдвардом до последнего поворота. На облезлых белых стенах домика мерцал лунный свет. Они услышали крики еще до того, как увидели дом. Голос походил скорее на крик животного, чем человека. Он, как острие меча, прорезал воздух. Услышав эти вопли, мать побежала еще быстрее, а встревоженная Клэр слегка замедлила темп. Рождение живого существа было ей не в новинку – она видела, как кошка рожала котят, – но она никогда не слышала таких воплей.

– Где твои родители? – спросила мать Эдварда, бросившего на землю свой велосипед.

– Мама уехала в город, – бросил он через плечо. – У нее сестра заболела.

Он ничего не сказал про своего отца, и мать Клэр не стала его спрашивать. Они вбежали в дом, представлявший собой всего две низенькие маленькие комнатки. Первая – нечто вроде кухни, совмещенной с жилой комнатой. В одном конце стояли кушетка, раковина и плита, в другом – маленький холодильник. Мать не обратила на комнату никакого внимания. Она устремилась на стоны, раздававшиеся из соседней комнаты. Там на двуспальной кровати лежала на спине девушка, тоненькая, как тростинка, но с огромным животом. С виду она была всего лишь на пару лет старше Клэр. Ниже пояса она была голая, рубашка задралась ей на грудь. Колени у нее были согнуты, а между ног выдавалось что-то огромное и темное.

– О, да ты уже совсем доспела! – сказала мать. Она повернулась к Эдварду.

– Наполни водой все горшки и кастрюли в доме и поставь кипятить! – распорядилась она.

– Да, мэм.

Эдвард исчез, а Клэр стояла неподвижно, завороженная тем, что происходило с телом девушки. Такого же не может быть! Казалось, что все ее тело рвалось на части.

– Все в порядке, моя хорошая. – Разговаривая с девушкой, мать начала доставать из сумки вещи. – Не толкай! Я знаю, тебе так хочется, но пока не надо, ладно? Я тебе помогу, и все будет хорошо.

– Ничего хорошего не будет! – закричала девушка. – Не хочу я никакого ребенка!

– Ну, хочешь или не хочешь, а через несколько минут он у тебя появится.

Мать обернулась к Клэр.

– Найди мне все чистые полотенца и белье, какое есть в этом доме, – сказала она, накладывая манжетку на тоненькую руку девушки, чтобы померить ей давление. – А потом намочи какую-нибудь тряпку в воде, которую накипятил парень, и принеси мне.

Клэр кивнула и начала рыться в узеньком бельевом шкафчике, хватая с полок тщательно сложенные полотенца, простыни и наволочки. В соседней комнате она нашла Эдварда, дрожавшего над кастрюлями с горячей водой.

– Окуни это в теплую воду, – сказала она ему. – Какая здесь погорячее?

– Вот эта, может быть, – указал он на ближайшую к ней кастрюлю. Клэр окунула одно полотенце в воду и, выжав его над раковиной, отнесла в спальню.

Мать развернула одну из простыней и подложила ее под ягодицы девушки. Затем, взяв теплое полотенце, она приложила его к натянувшейся коже вокруг головки ребенка.

– Это нормально? – спросила Клэр шепотом, указывая рукой на раскинутые ноги девушки.

– Абсолютно нормально. – Мать отмахнулась от ее руки. Клэр поняла, что, отвечая на ее вопрос, мать одновременно старалась успокоить девушку. – Почему бы тебе не помочь парню?

– Я хочу остаться здесь, – покачала головой Клэр.

– Тогда возьми стул. Дай ей руку.

Клэр подвинула стул к кровати. Девушка сжимала в руке край матраса. Клэр неловко разжала ее пальцы и обвила их вокруг своей руки. Девушка стиснула ей руку. Слезы лились по ее лицу, и на лбу выступили капли пота. Кожа у нее была светлее, чем у Эдварда. Лицо роженицы искривилось от боли. Клэр увидела, какая она хорошенькая и как она боится.

Она наклонилась вперед и вытерла девушке слезы кончиками пальцев.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Оливия, – прошептала девушка. – Я умираю, да? Этот ребенок меня убьет?

Клэр покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Моя мама…

Оливия перебила ее новым воплем.

– Я разрываюсь на части! – кричала она.

– Ни одна женщина еще не разорвалась на части, – сказала мать. – Ты тужишься, как тебе и положено.

– У меня здесь жжет! – Она выпустила руку Клэр, чтобы коснуться себя между ног. Глаза у нее расширились, когда она нащупала там что-то, чего Клэр не могла видеть.

– Господи Иисусе! – сказала Оливия. – Господи Иисусе, спаси меня!

– Да, Господь Иисус, – засмеялась индейско-голландско-еврейская мать Клэр, произнося эти слова, возможно, в первый раз в жизни. – Твой Господь Иисус здесь, с тобой, раз Он тебе нужен. – Она приподняла ей голову. – Клэр, хочешь посмотреть, как этот ребенок появится на свет?

Клэр подошла к ногам кровати. Темный круг стал еще больше, и она затаила дыхание, не представляя, как матери удастся извлечь ребенка из худенькой маленькой Оливии. Вдруг Оливия вскрикнула, и темноволосая смуглая головка выскользнула из ее тела.

Клэр ахнула от изумления.

– Прекрасно! – сказала мать. – Дела у тебя идут отлично. – Она протянула руки к головке ребенка, не касаясь Оливии, но словно поддерживая головку в воздухе, как по волшебству. Головка повернулась набок, и Клэр увидела крошечное личико, все сморщенное, как будто процесс рождения был так же труден для ребенка, как и для Оливии. Клэр увидела маленькие косоватые глазки и губы со следами крови на них и осознала, что без всякой видимой причины плачет.

Ребенок выскользнул из тела Оливии в руки ее матери.

– Чудесный мальчик! – Мать завернула пищавшего младенца в полотенце и положила его на живот Оливии. Она проделала это так быстро и легко, что Клэр поняла: это происходило уже сотни раз.

– Я не хочу этого ребенка, – простонала Оливия, но приподняла кончик полотенца, прикасаясь к влажным волосикам сына.

– Это мы еще посмотрим, – сказала мать. – А теперь нам нужно заняться еще кое-какой работой.

Клэр наблюдала, как мать перерезала пуповину и извлекла плаценту, отвечая на ее вопросы и объясняя все, что она делала. Ее мать была совсем не та женщина, которая каждый вечер готовила ужин, убиралась в доме, кормила цыплят, выращивала помидоры и подстригала их жиденький газон. В этой комнате, наполненной животными криками, потом и кровью, ее мать преобразилась: она превратилась в другого человека – таинственного полумудреца-полуволшебника. Все в ней было прекрасно. Каждая морщинка на ее лице. Каждая серебряная нить в ее волосах. Каждый распухший сустав на ее руках, с такой легкостью и изяществом принявших маленького человечка в этот мир. В этот момент Клэр поняла, что хочет быть такой, как она. Точно такой.