Тайны акушерки. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

– Я так не считаю, – возразила я и тут же вспомнила, как Крис сказала, что он вообще мог бы к нам переехать. Может быть, мне следовало спросить ее, почему она так сказала. Хотя она вряд ли ответила бы.

Я села напротив Нейта и опустила вилку в миску, но на самом деле есть мне не хотелось. После смерти Зейна я похудела на восемь килограммов.

– Мне не хватает моей маленькой Крис. – Я прикусила губу, глядя в темные глаза Нейта, скрывавшиеся за очками. – Когда она была поменьше, она постоянно ходила за мной по всему дому. Она забиралась ко мне на колени и ласкалась, а я ей пела и читала и… – Я пожала плечами. Я умела быть хорошей матерью маленькой девочке, но на самом деле этой маленькой девочки уже давно не было.

– Я полагаю, так чувствуют себя все, у кого есть дети-подростки, – сказал Нейт.

У него не было детей, и он даже никогда не был женат, что в случае другого человека могло бы вызвать подозрения, но Нейта мы принимали безоговорочно. Он давно стал нам близок – как и Клэр, – и я думаю, что он так и не оправился после того, как эта близость внезапно оборвалась.

– Зейн знал бы, что ей сказать. – Я услышала в собственном голосе беспомощное раздражение. – Я ее очень люблю, но она всегда была папиной дочкой. Она была нашим… нашим переводчиком. Нашим посредником. – И это правда. Зейн и Крис были родственные души. Им не нужно было говорить, чтобы общаться между собой. – Связь между ними чувствовалась сразу, когда войдешь в комнату, где они сидели, даже если один из них за компьютером, а другой читает. Это было ощутимо.

– Ты во всем стремишься к совершенству, Кейт, – сказал Нейт. – Ты хочешь стать идеальной родительницей, но таких не бывает.

– Ты знаешь, чем они любили заниматься? – Я улыбнулась, погружаясь в воспоминания, чему в последнее время предавалась постоянно. – Иногда, поздно возвращаясь домой, я заставала их смотревшими вместе телевизор и пившими какую-то изобретенную ими кофейную смесь.

– Зейн и его пристрастие к кофе! – засмеялся Нейт. – Он пил кофе целыми днями. У него был железный желудок.

– К четырнадцати годам он превратил Крис в кофеманку. – Я пожевала кусочек пасты. – Она с ума сходит от тоски по нем.

– И я тоже. – Нейт потыкал вилкой в миску.

– А потом, вскоре после… С ней порвал Зейн. – Я покачала головой. Мой ребенок страдал. – Хотела бы я, чтобы она больше походила на меня, – сказала я и поняла, что это несправедливо. – Или чтобы я немного больше походила на нее. Чтобы мы в чем-то могли быть вместе. Но мы такие разные. В школе все об этом говорят. Я хочу сказать, другие учителя говорят. Мне кажется, все ожидали, что она увлечется театром, как я.

– Если не ошибаюсь, есть такой закон – в семье может быть только одна примадонна, – сказал Нейт, и я пнула его под столом ногой.

– Я не примадонна, – возразила я. – Но я всегда думала, что театр был бы ей полезен. А ты как думаешь? Это побудило бы ее вылезти из своей скорлупы.

– Она просто замкнутая. Быть интровертом – не преступление.

Конечно, не преступление, но мне, чья потребность все время находиться с людьми граничила с патологией, было трудно понять застенчивость моей дочери. Крис не выносила мероприятий с участием более чем двух человек, в то время как обо мне мой отец, бывало, говорил: «Кейт мертвого разговорит».

– Она не сказала тебе, получается она права?

Я покачала головой. Крис боялась водить машину после смерти Зейна. Даже когда я ее куда-нибудь возила, то чувствовала, как она напрягалась, сидя в машине.

– Она не хочет об этом говорить, – сказала я. – С Зейном она поговорила бы.

Я подцепила вилкой еще кусочек пасты. Внезапно меня захлестнуло чувство реальности, это случалось со мной в любую минуту – во время урока, распределения ролей в пьесе для малышей, за стиркой белья: Зейн больше никогда не вернется. Никогда мы с ним больше не займемся любовью. Никогда не будет ночных разговоров в постели. Никогда я не проснусь утром в его объятиях. Он был не только моим мужем, но и лучшим другом. Много ли найдется женщин, которые могут сказать такое о том, за кого они вышли замуж?

Мы загружали посудомойку, когда зазвонил мой мобильник. Я вытерла руки и взглянула на монитор.

– Это Эмили, – сказала я. – Ты не возражаешь, если я отвечу?

– Конечно, нет.

– Привет, Эми, – проговорила я. – В чем дело?

– Ты говорила с Клэр? – спросила Эмили. По звуку было похоже, что она в машине.

– Ты за рулем? Ты в наушниках?

Я представила себе, как она держит трубку около уха, ее длинные в завитках волосы падают ей на руку.

– Если не в наушниках, я не буду с тобой разговаривать.

– Да, да, в наушниках. Не беспокойся.

– Хорошо.

После гибели Зейна я стала особенно осторожно относиться к пользованию мобильниками в машине.

– Так ты разговаривала с ней за последние два дня? – спросила Эмили.

– Н-ну… – призадумалась я. – Может быть, дня три назад. А что?

– Я еду туда. Я не могу ей дозвониться. Ты не помнишь, она не говорила, что собирается куда-нибудь уезжать?

Я старалась вспомнить мой последний разговор с Клэр. Мы говорили о дне рождения, который мы с Эмили планировали устроить для Розы Роуз, одной из волонтеров, сотрудничавших с детской программой Клэр… и матери Зейна. Идея празднования ее дня рождения принадлежала Клэр, но я охотно ее поддержала, так как это давало мне возможность заполнить свое время какой-то деятельностью.

– Не помню, чтобы она говорила что-то о поездках.

Нейт взглянул на меня. Я была уверена, что он понимает, о ком мы говорим.

– Вот и я не помню.

– Я слышу, ты волнуешься.

Нейт коснулся моей руки и выговорил беззвучно, одними губами: «Клэр?» Я кивнула.

– Я ждала ее вчера, – сказала Эмили, – но она так и не появилась. Должно быть, я… Эй, – перебила она себя. – Сукин сын! Извини, машина впереди меня вдруг остановилась ни с того ни сего.

– Будь осторожнее! – взмолилась я. – Давай лучше потом договорим.

– Нет-нет. Все в порядке. – Я услышала, как она перевела дух. – В любом случае, мы с ней, наверно, просто не поняли друг друга. Но я не смогла дозвониться и решила заехать к ней по дороге из «Хот!».

Это было новое кафе, которое Эмили недавно открыла на набережной.

– Она, вероятно, собирает пожертвования на свою детскую программу.

– Скорее всего.

Эмили всегда о ком-нибудь волновалась. Она была добра и заботлива. У каждого, кто говорил с ней, на язык так и просилось слово «милая». И Астра у нее была такая же. Как хорошо, что моя дочь и дочь моей подруги – тоже близкие друзья.

– Я в Грант-Парк и сейчас поворачиваю на улицу к Клэр, – сказала Эмили. – Попозже поговорим.

– Передай привет Клэр.

– Обязательно.

Я закрыла телефон и взглянула на Нейта.

– Клэр вчера должна была приехать к Эмили, но не приехала, так что Эмили хочет заскочить к ней и узнать, все ли в порядке.

– Я уверен, что все хорошо, – сказал он, взглянув на часы. – Я, пожалуй, поеду и дам тебе возможность отнести Крис наверх какую-нибудь еду. – Наклонившись, он поцеловал меня в щеку. – Спасибо за ужин. Я заберу остальные дела Зейна через пару дней, ладно?

Я смотрела ему вслед. Я хотела было подогреть для Крис пасту, но усомнилась, что она это оценит, и, откровенно говоря, не хотела больше нарываться на ее холодность и резкость. Вместо этого я начала протирать мраморную поверхность стола и кухонной стойки – занятие, которое казалось мне успокаивающим, пока я не уперлась глазами в магнитик на холодильнике – нашу семейную фотографию. Мы стояли на набережной летним вечером не многим более года назад. Гипнотизируя взглядом свою маленькую семью, я хотела заставить время повернуть назад.

Прекрати, сказала я себе и снова решительно взялась за уборку.

Я воображала, как Эмили приезжает к Клэр и передает ей мой привет. Я говорила с Клэр два раза в неделю, но давно ее не видела – с того субботнего вечера в конце июля. Крис была где-то с Астрой и Зейном, а я разбиралась в письменном столе Зейна. Это было мучительное занятие – перебирать вещи и документы, которых он так недавно касался сам. На полу лежали аккуратно сложенные стопки бумаг. Я должна была передать их Нейту, так как не знала, какие из документов и писем относились к делам, которые вел Зейн. Нейту было трудно разобраться в этих материалах. Зейн не отличался аккуратностью. У него был письменный стол типа бюро с крышкой, и мы договорились, что у него там может быть любой беспорядок, лишь бы он был скрыт от моих глаз. Я бы все отдала, чтобы увидеть сейчас этот беспорядок.