Coldplay [Холодная игра]

Она ждала, что для нее будет открыт весь мир, 

Но объять весь мир ей не удалось, 

И она и ловит пули зубами. 

Coldplay – Paradise

Обычный дом в пригороде. Тихий уголок. Таким же был и Реджен-стрит. Только на этот раз Кастильо стояла снаружи возле машины Паркера и надевала специальный комбинезон, бахилы, шапочку для волос, перчатки и респиратор.

На огороженной жёлтой лентой лужайке вокруг дома толпились полисмены, работали криминалисты. Кастильо взглядом выхватила из толпы лицо Дженни Бекер, которая ещё утром передавала привет по телефону своего коллеги Лоу. Тот остался работать с подстеленным в «бункере».

Возле служебных машин, которые использовали в качестве ограждений, толпились полисмены в пёстрых жилетах, зеваки и журналисты.

— Готова? — спросил Паркер. Из-за респиратора его голос звучал приглушённо. Несколько полисменов, побывавших внутри, нервно курили в стороне, другие сидели на бордюре.

— Да, — уверенно ответила Кастильо. Если это и, правда, Редженский палач, то можно считать, что он, спустя пятнадцать лет, решил вернуться. Дал Кастильо знать, что он дышит ей в спину, что она действительно отвлеклась.

Преодолев лужайку, они подошли к входной двери, где столкнулись с Джозефом Галбрейтом – старшим инспектором. Тот бросил на них недовольный взгляд и приспустил респиратор, чтобы было удобно говорить.

— Вы оба отстранены.

— Что? — его слова имели для Кастильо такой же эффект, как если бы он дал ей пощёчину.

— Почему? — воскликнул Паркер.

— Напомнить? Ты, — Джо кивнул на Кастильо, — на больничном, а ты, — кивнул на Паркера, — после ночного рейда, так что считай, у тебя отсыпной. И разве я говорил вам двоим срываться с места и лететь сюда?

— Но Джо, это же Редженский палач! — Паркер махнул рукой в сторону открытой двери.

— И да и нет, — отрезал старший инспектор. — Никто в этом не уверен. И посмотрите, вон тех, новичков, как выкручивает. Это тебя касается, Камерон. А тебя, Алва, здесь быть вообще не должно – у тебя личная заинтересованность!

— Тогда, как понимаю, нам сменят суперинтенданта, потому что у него точна такая же заинтересованность, как и у меня, — ответила Кастильо, глядя прямо в глаза своему шефу. — Я кое-что узнала на этой неделе про Палача и хочу убедиться в своих предположениях.

— Это касается повешенной Сейди Монктон? Мне звонили утром из тюрьмы. Хотят с тобой побеседовать. Их очень заинтересовали показания конвоира в тот день.

— Джо, она знала его. И знала, как меня зовут! А теперь ты позволишь мне увидеть то, что, возможно, сделал он. И к чёрту заинтересованность!

— Я вас двоих предупредил, — строго произнёс Галбрейт и отступил в сторону, освобождая проход в дом. — Надеюсь, вы неплотно поели.

Кастильо поправила респиратор и переступила порог дома. Даже сквозь маску она чувствовала металлический запах крови и удушающий запах гниения. Казалось, что и воздух стал липким и тяжелым, оставляя на коже нечто вроде неприятного осадка. Но сама холодная атмосфера, царившая здесь, возвращала в дом № 28 по Реджен-стрит. Кастильо очень осторожно заглянула в гостиную. Криминалист щелкнул фотоаппаратом со вспышкой над первым трупом.

Пожилой мужчина сидел на диване перед включенным на беззвучном режиме телевизором. Точнее не так, его посадили на диван после смерти: кровь из перерезанной артерии на шее не забрызгала все вокруг, да и сама поза была не естественной. Чуть поодаль другой криминалист работал над вторым трупом – женщина, привязанная верёвками к стулу. А вот её застали врасплох – столешница в кровавых разводах и брызгах. Ей перерезали горло, подкравшись со спины. Рядом с ней так же привязаны к стульям мужчина и мальчик лет восьми, может меньше. На голове – пёстрый картонный колпак. Он – именинник.

Дэну тогда было 6 лет, а Марку всего 4 года...

На столе в центре стоял торт с незажженными свечами. Всего 10. Однако вместо шоколадной таблички с надписью «Счастливого Дня Рождения!» в торт была выткнута маленькая шапка цветов. Белые, скорее кремовые, колокольчики с черным буро-желтым основанием. Так же торт был украшен черными мелкими ягодами.

— Вишня бешеная, белладонна, — сказал кто-то, заметив заинтересованность Кастильо.

Её дали чай с белладонной. Он подбросил ей этот чай. Неужели сейчас ему хотелось так яро намекнуть, что это он?

— Где остальные? — спросила Кастильо.

— Второй этаж.

Она поднялась по лестнице наверх. Следом торопился и Паркер. Кастильо заглянула в одну из комнат, где толпились криминалисты. На кровати лежала пожилая женщина, скорее всего, убили во сне. В проходе между кроватью и тумбой лежал ещё один пожилой мужчина с перерезанным горлом. Возможно, он вошёл в комнату, хотел разбудить жену, а его ударили и перерезали горло.

Кастильо уже видела подобное. В тот день Марлоу она нашла в таком же состоянии. Но где ещё один ребёнок?

Выйдя из спальни, Кастильо огляделась. Последняя дверь дальше по коридору. Именно по такому же коридору она бежала в комнату Дэна и Марка, рассчитывая на спасение.

С трудом она вошла в детскую. Явно она принадлежала мальчишкам. Кругом игрушки, роботы, машинки, плакаты с трансформерами... и три кровати, а на одной из них остывшее маленькое тельце. Ему около 3-4 лет...

— Он был прикрыт одеялом, — сказала Дженни, опустившись на колени и осматривая ребёнка.

Дэн и Марк тоже были прикрыты одеялами, но в тот раз Кастильо просто почувствовала холод и запах крови. Она убежала.

Стоящая параллельно кровать рядом с той, где лежал труп, была заправлена, но Кастильо всё-таки отбросила покрывала. На белой простыне некто попытался написать кровью и даже нарисовать круг с подобием розы внутри него, а послание гласило: «Кольцо вокруг Роз сжимается!».

— Что это? — удивилась Дженни, проследив за действиями Кастильо. — Народ! Кто-нибудь! Здесь послание!

Кастильо отстранилась к стене, чтобы не мешать криминалистам. Это не просто послание. Не одно послание. Это напоминание о том, с чего всё началось. Это приветствие, даже знакомство, повторное знакомство. Это явное признание, что он дал ей ядовитый чай. Он помнил дальнюю комнату с телами Дэна и Марка, он знал, что она не сдернула одеяла с них. Ему и, правда, больше не нужны «почтовые голуби», он сам сказал ей, что она в ловушке. Подтвердил свою причастность к другим убийствам.

Кастильо вылетела из дома, на ходу снимая перчатки, маску и шапочку для волос. Ей было тошно. И её тошнило. Возле служебных машин её ждал Джо Галбрейт с каменным лицом, но Кастильо понимала, что сейчас он начнёт высказывать ей своё недовольство.

— Это он! — безапелляционно заявила Кастильо, швырнув на капот чужой машины скомканные в кучу перчатки, маску и шапочку. — Он сам сказал мне это.

— Как? — холодно спросил Галбрейт.

— Тогда был День Рождения Этана. Та пожилая пара на втором этаже находиться в точно таком же положении, как Марта и Джон Марлоу. Ребёнок в спальне так же прикрыт простыню, как Дэн и Марк. На торте цветы и ягоды белладонны – это ею меня отравили вчера. И последнее очень важное: в детской на второй кровати было послание «Кольцо вокруг Роз сжимается!». То же самое было в предсмертных записках. Это был он!

Галбрейт закурил. Кастильо знала, что он так пытается переварить информацию. Ей сейчас и самой не повредила бы сигаретка, да вот только они остались в сумке в машине Паркера.

— Так ты поняла, что это как-то связано с тобой, да? — тихо спросил он после долгой затяжки.

— Мне есть, что рассказать тебе и Макбину, — сказала она и огляделась по сторонам, — но давай это будет в участке.

Тот кивнул. Раздав дальнейшие указания в его отсутствие, Галбрейт дал знак Кастильо, чтобы они с Перкером следовали за ним. Паркера штормило. Из-за стресса бессонной ночью, нервов и пережитого шока, он едва держался на ногах. Кастильо и сама была не в лучшей форме, но вести машину была в состоянии. Они следовали за машиной старшего инспектора, пробираясь к управлению сквозь поток машин, спешащих на обед. Сама Кастильо не ела сутки. Если не больше.

Если участок напоминал жужжащий улей, то кабинет Макбина был единственным маленьким островком тишины. Когда все расселись по местам, Кастильо начала. Её радовало то, что Паркера перехватил кто-то из команды Найта, и тот сказал, что присоединиться, но несколько позже, поэтому стала рассказывать о связи Палача с Холли. Не утаила даже то, что Сейди Монктон считала шрамы на животе своеобразной подписью.

Её выслушали молча. Даже не перебивали. Перечитывали записки и рассматривали тату.

— Выходит, Редженский палач всё это время был рядом и следил за нами. И он тогда убил Холли Паркер.

— Поэтому ты не хотела говорить об этом при Камероне, — заметил Джек Макбин.

— Холли убил не Редженский палач, — встрял Галбрейт. — Её убил Флорист.

— С его вдруг... — Кастильо осеклась. Она знала это дело только в общих чертах. О деталях её никто не говорил.

— С того, что это был почерк начинающего в то время Флориста. Во рту у Холли нашли желтую гвоздику. На языке цветов это перевели как «Не обижайся на меня». Даже не его почерк.

— Это он. Я уверена. Он манипулирует людьми. Не удивлюсь, если и Флорист его «творение», — ответила Кастильо.

— В любом случае я запрошу у наших коллег в Данди и в Оксфорде материалы этих дел, — сказал Макбин. — По твоим словам, нам действительно нужно проверить каждое из них на предмет подобных деталей, — он кивнул на сканы записок и фото с татуировкой, затем внимательно посмотрел на Кастильо. — Тебе есть что добавить?

Она с такой силой сжала кулаки, что ногти до боли впились в ладонь. Ей нужно рассказать про связь с аукционом. Нужно рассказать, что в Абертрей Данди училась не только она с Холли, но и Менсфилд. Всю ночь она пыталась снова встать на место убитой подруги, но тщетно. Всю неделю она думала над тем, кто мог сотворить такое с её семьёй, какие имелись мотивы помимо её самой, и кто имел больше других возможность проникнуть в дом и учинить резню. Она пришла к выводу, что это однозначно был тот, кого они сами впустили. Никто не остался бы с посторонним человеком один на один в их семье.

— Нет, — солгала Кастильо. Ещё рано судить о подобных вещах.

— Дело будет громким, «стервятники» налетели ко входу, — заметил Галбрейт, имея в виду журналистов, толпящихся возле управления.

— Как и тогда, — кивнул Макбин.

Когда Кастильо вернулась в отдел, то Паркер сходу начал вводить её в курс дела. Обход ничего не дал, никаких видимых следов не обнаружено. Ничего. Никто ничего не видел подозрительного. И камер нет.

— Ненавижу! — от звучного удара кулаком по столу, многие обратили на Кастильо внимание. — Чёртов псих! Умеет заметать следы!

Паркер передал ей краткое жизнеописание жертв, а так же предварительное время смерти. Пробежавшись глазами, Кастильо едва не рухнула в кресло.

— Они были убиты... в среду?! — воскликнула она. Именно тогда ей подсунули чай с белладонной. Теперь вглядываясь в дату, она отчётливо понимала, что ещё упустила из виду. — 25 мая?

— Да, — кивнул Паркер.

— Нет, ты не понял. 25-го мая ровно пятнадцать лет назад он появился. Тогда был юбилей у деда...

— Шону Флетчеру исполнилось 10.

У Кастильо страшно закружилась голова. Со всей этой беготнёй она забыла про годовщину, и видно это убийство – очередное наказание.

— Знаешь, не хочется признавать, но Джо прав: мы с тобой не в том состоянии, чтобы эффективно работать – ты ещё не пришла в себя после отравления, а я – после рейда, — заметил Паркер. — Нам нужен отдых. Проспимся и поработаем в выходные. Всё равно даже зацепок никаких нет после обхода соседей и опроса родственников. Просто ничего нет. Нам нужен свежий взгляд.

Кастильо неохотно согласилась. Она не спала, была на нервах, память снова кровоточила. И она ничего не ела. Паркер предупредил Галбрейта, что они уходят «в отсыпной», поскольку оба нуждались в отдыхе. Ко всему прочему Кастильо официально не выписалась, поэтому направила красный «жук» в больницу. Там же и узнала о состоянии Найта. Тот пребывал в полудрёме из-за обезболивающих, однако, его состояние стабильное, угрозы для жизни не было, но когда его только привезли, он потерял довольно много крови.

Возле машины Кастильо столкнулась с Менсфилдом.

— Увидел «жука», подумал, ты уже на ногах, — сказал он с лёгкой улыбкой.

— Я и не ложилась, — ответила Кастильо. — День ещё не начался, а уже принёс проблем.

— Каких? — удивился Менсфилд.

— Когда перекушу, то расскажу всё. Я не ела с вечера среды.

— Тогда поскорее, а то сейчас в обморок упадёшь. То-то ты зелёная такая, — хоть Менсфилд и старался казаться весёлым, но в голосе слышалась обеспокоенность.

— Давай тогда возле моего дома встретимся в пабе «Ведро гвоздей», я поставлю машину, и мы поедим, — предложила Кастильо.

— Ты точно сама поведёшь? — насторожился Менсфилд.

Как обралась до дома и поставила машину на стоянку, она не помнила, зато помнила, как Менсфилд принёс заказ, и как тепло растекалось по телу, когда она наконец-то смогла поесть горячую еду. Попутно рассказывала о случившемся ночью и этим утром. Когда с едой было покончено, Кастильо откинулась на спинку стула и тяжело вздохнула. Она о много промолчала. Например, о том, что тела убитых Флетчеров располагались примерно так же, как и членной её семьи. Рассказала о торте с белладонной и послании. И видела, как Менсфилд мрачнел.

Голова Кастильо перестала кружиться, как после карусели, тело сделалось тяжёлым, ей хотелось спать.

— Знаешь, я тут вспомнил про твою машину, — вдруг сказал Менсфилд. — В тот день, когда мы встретились, и ты спасла меня от Монктон, кто-то пригнал твою машину к дому. Может, это...

— А? Нет-нет, это был Лоу, его Паркер попросил – у меня в ящике запасные ключи, а Лоу живет через три дома отсюда.

— Ты же ставила его профиль. У тебя есть догадки, кто это может быть?

— Составила и предупредила, что под него подходит слишком много человек. Сейчас я очень плохо соображаю: не спала столько времени...

Кастильо с трудом поднялась на свой этаж. И с таким же трудом доползла до кровати. Ей ничего не снилось. И проспала она до девяти вечера. А там приняла душ, немного прибралась в квартире и подготовилась выйти на работу в субботу. Но, проходя мимо доски с заметками над столом, Кастильо остановилась и пригляделась к профилю «гуру Монктон».

Мужчина приятной наружности от 30 до 40 лет.

Одинок, не женат, детей нет.

Имеет хороший постоянный заработок,

Вероятность владения собственным бизнесом 65%,

Гибкий график работы, знания в области психологии.

Вероятность детского насилия в семье 75%.

Из неполноценной семьи, вероятный опекун – мать.

Хорошо подвешен язык, настойчив, манипулятор.

Вероятность обучения в Абертрей Данди 45%.

Ярко выраженный собственник.

Но за эту неделю Кастильо украдкой составила список тех, кто мог попасть под профиль среди тех, кто был ей знаком 15 лет назад. И не одного, кто бы полностью подошёл по всем статьям. Однако из списка не убрала даже Менсфилда, а вот проверить Реджинальда Нэша возможности не было.

Утром, облачившись в легкую белую рубашку, джинсы и туфли, убрав волосы в высокий хвост, Кастильо появилась на работе. Ребята из их команды были рады её возвращению. Но собранных улик не хватало. А быть точнее – их просто не было. Ни одного чужого отпечатка пальца, ни ДНК, ничего, как и 15 лет назад. Никто не знал с чего начать и за что можно ухватиться. Во время собрания группы Кастильо предложила поискать в прошлых делах совпадение. Да, совпадения нашлись. Попались две девушки с теми же тату, только одну сбила машина два года назад, а другая покончила с собой, спрыгнув с крыши. Но записка последней не несла никакого послания.

На обеденном перерыве Кастильо встретилась с Менсфилдом и просила отвезти её в больницу к Найту. К ним присоединился Паркер. В дороге она снова изучила папку с делом «Кроатоан», и теперь ей хотелось послушать, что ей мог рассказать инспектор. Манчестер встретил её не слишком-то доброжелательно.

— А-а, Кастиль, — нарочно неправильно назвал её фамилию Найт, устраиваясь на больничной койке поудобнее. — Чем обязан?

— Расскажи свою версию случившегося в ту ночь, — сходу начала Кастильо, встав у изножья кровати.

— А разве Камерон не предоставил отчет? — холодно спросил Найт и с нескрываемым раздражением посмотрел на Паркера.

— Сказала же: мне нужна твоя версия, — заявила Кастильо. — Расскажешь, и я, может, помогу тебе с поимкой лидера «Кроатоана».

— Я слышал о резне, — Найт небрежно указал на телевизор, — но ты же не думаешь, что их лидер – Палач?

— Засунь своё высокомерие, Найт, в свою манчестерскую жопу и выслушай меня! Рон той ночью бежал за девушкой, которая, по всей вероятности, застрелила своего дружка. Так что произошло?

Она видела реакцию Найта. И заметила, что он хочет что-то скрыть. Вот только он сам не знал, что видел, и как это сказать.

— Да, я побежал за ними. Принял их за шпану, шатающуюся по докам. Я окликнул их, меня ослепил фонарь, я отвлекся и словил пулю. Стреляла не девушка, другой. Я почти не слышал их перепалку, а затем она застрелила его, когда тот сказал, что меня нужно добить. А затем прибежал Паркер.

— Ты отвлекся не на фонарь, — Кастильо раскусила его ложь. — Ты знал кого-то из них и замешкался.

— Как ты это делаешь? — нахмурился Найт.

— Микромимика, манера речи, основы психологии... Кого ты видел?

— Призрака. Этот человек два года назад умер.

— Девушка, — теперь Кастильо прекрасно понимала, почему застрелили подельника. — Кому-то помешали сантименты. — Она положила папку с профилем лидера на стол. — Здесь характеристика и возможный психологический портрет, но, думаю, ты догадываешься, кто это и как он выглядит.

— У тебя завал на работе, а ты моё дело расследуешь, — холодно заметил Найт.

— Я пытаюсь переключиться. Не могу постоянно думать о Палаче, иначе точно сойду с ума.

Менсфилд дожидался их в машине. Затем они перекусили и вернулись в управление. Однако на парковке её ждал неприятный сюрприз. Как только они вышли из машины, её окликнул мужской голос. И Кастильо встретилась с ним. К ним торопился Фредди Бристлоу, журналист, с которым она имела несчастье встречаться.

— Сколько не виделись, Алва! — радостно начал он, а кулаки Кастильо так и хотели показать ему всю радость их встречи и желательно по морде.

— Ещё бы столько же не видела, Фред, — холодно ответила инспектор.

— Я слышал, у вас совсем нет зацепок, — продолжал говорить Бристлоу, а Паркер начинал медленно закипать.

— А я вот не слышала, что ты бессмертным стал, — парировала Кастильо. — После того случая, тебе тут совсем не рады. Проваливай отсюда.

— Холодной тебе быть не идёт, сержант Кастильо, — усмехнулся Фред.

— Инспектор Кастильо, — поправила его она.

— Всё-таки получила повышение...

— Назло твоим стараниям. А сейчас извини, я очень тороплюсь.

— У вас же нет улик. И нет подозреваемых, — прокричал вслед Фред.

— Наша пресс-служба свяжется с тобой, — не оборачиваясь, ответила Кастильо и добавила полушёпотом, — если не прирежет тебя, дебил!

Он сильно изменился. Светлые волосы отросли, небрежно торчали в стороны, он осунулся, но не потерял самомнение. Выглядел замечательно, но... и в нём что-то надломилось. Хотя нет – его съедало собственное тщеславие.

Вначале их очередного собрания, Галбрейт выразил публичную благодарность команде от лица Манчестера за помощь в рейде на «Кроатоан». И добавил, что Найт передаёт отдельную благодарность Кастильо за составленный профиль лидера. Однако дело вернувшегося Редженского палача не сдвинулось ни на дюйм. Под конец собрания и свода информации в общую кучу, Галбрейт распустил всех пораньше: люди работали в пятницу до глубокой ночи.

Паркер и Лоу пригасили Менсфилда в паб выпить, приглашали и Кастильо, но та отказалась. У неё были дела поважнее. Так решила сама. В раздевалке она переоделась в спортивное, которое берегла для местного спортзала и спустилась вниз, перейдя по небольшому коридору в отдельную пристройку – в тир.

Ей нужно занять мозг чем-то другим. Нельзя постоянно думать о Палаче, козлине Фредди и красавчике Менсфилде. Так она решила, заряжая пистолет.

Это не Бристлоу. Монктон назвала его не нужным, но он ещё жив, потому что не любил меня, по его мнению...

Кастильо пыталась понять, что они упустили из виду, что не так растолковали. Да, убитые – это действительно подтверждение, что он ее знает, но насколько же самоуверен, думая, что не наследил, как в тот раз. Но! в тот раз не вовремя пришла она. Она и есть то, что он не смог убить, потому что «любил». Он «сделал» её, а есть ли надежда превзойти «создателя»? Кастильо не имела ни малейшего понятия. Она просыпалась ночью, объятая страхом, вздрагивала от липкого холодного пота. Она устала бояться. Ей надоело надеяться на случай.

Такие, как он, возвращаются на место преступления. Есть вероятность встретить его в том доме. Только он один знает, что там оставил. Только он.

С силой ударив по кнопке, Кастильо ждала, когда встанет на место бумажный «трафарет» преступника. Она давно не стреляла. На деле, ей не приходилось стрелять в людей, и молилась, чтобы и не пришлось, но события набирали оборот. И ей было страшно. Ей просто хотелось найти его, выполнить просьбу призраков, пришедших под токсинами белладонны.

Когда мишень заняла своё место в тире, Кастильо проверила пистолет, поправила защитные очки и прицелилась.

Деду тогда исполнялось 70 лет, а Шону Флетчеру всего 10...

Выстрел – девятка...

Марку и Дэну 8 и 6, а малышу Бену Флетчеру 4 года. Он знал, что она не сдернула тогда покрывало...

Выстрел – девятка...

Семеро сейчас, пятнадцать тогда. Прошло 15 лет с того дня. Ровно 15 лет с их «знакомства» и девять лет со смерти Холли...

Выстрел – девятка...

Он хочет её, хочет изменить под себя, хочет, чтоб любила его за то, что он сделал для нее, ведь он открыл ей глаза на мир, где ее могут покинуть любимые. Они не любят её так, как он...

Глубокий вдох...

Выстрел, выстрел, выстрел – десятка...

Он «создал» её, она его уничтожит...

Резким движением Кастильо сняла очки и вдавила кнопку кулаком. Издав пронзительный звук, мишень подъехала к «барьеру», Кастильо сорвала с крепежей бумагу и горько усмехнулась. Жаль, ее не видит Найт: она сдала аттестацию. Затем поменяла мишень и снова с силой надавила на кнопку, спустила всю обойму на далёкую точку по центру.

Не помогает.

Ей уже ничего не помогает. Редженский палач заставил её думать о себе постоянно. Он напомнил о себе, добился своего.

После тира Кастильо приняла душ и снова переоделась в рубашку и джинсы. Она вернулась на своё рабочее место и стала рассматривать фотографии с места убийства. Резня – вот более подходящее слово.

Захотелось курить. Очень сильно захотелось. Особенно после просмотра фотографий с детьми и кровавым посланием.

В ящике стола Паркера нашлись тонкие сигареты, какие Кастильо курила в первый год, вроде тогда шел четвертый месяц ее вредной привычки. Удивительно, что Паркер до сих пор хранит их. В участке царил полумрак и прохлада из-за открытых окон. Горели лампы. Прикусив зубами сигарету, Кастильо полезла в ящик за зажигалкой. Ни одна нормально не горела. Особенно в её трясущихся руках, которые всё ещё ощущали холод пистолета.

— Опять балуешься?

Хриплый голос Менсфилда нарушил тишину офиса. Он вальяжно прошёлся между столов и присел на край рабочего места Кастильо, чем удивил её. Однако по лёгкому запаху дешёвого табака и пива он успел выпить с Лоу и Паркером.

— Нужна разрядка, — ответила Кастильо довольно небрежно.

— Можно и по-другому. Предлагаю свою помощь, — его тягучий голос обволакивал, заставляя испытывать дрожь. Менсфилд отобрал у неё и пачку и зажигалку.

— Обойдусь.

— Тогда давай так. Только пол сигаретки. Договорились?

Кастильо кивнула.

Они отошли к открытому настежь окну. Менсфилд вытащил новую сигарету, вытащил из кармана зажигалку, но... сам зажал губами и поджёг. Затем прикрыл в наслаждении глаза, глубоко затянулся и выдохнул сладковато горький дым. Длинными аристократичными пальцами он зажал сигарету и передал Кастильо. Инспектор смерила его строгим взглядом, тот лишь с безэмоциональным лицом кивнул. Кастильо протянула руку, но Мансфилд успел убрать в сторону. Затем медленно протянул. Пришлось податься вперёд, чтоб обхватить губами фильтр, касаясь холодных пальцев Менсфилда. Она сделала затяжку и так же выдохнула дым. На фильтре остался отпечаток помады. Мансфилд так же сделал затяжку и стряхнул пепел в коно, а после так же дал Кастильо, не выпуская из рук. Это было настолько интимно, что у Кастильо задрожали руки. Они сделали ещё две затяжки, а потом Менсфилд затушил и выкинул.

— Если и делать что-то вредное, то уменьшать порции, да, Кастильо?

— Прекрати, звучит непристойно.

— А я ничего такого не говорил. Кроме того, что ты очень красивая, когда находишься в недоумении. Или когда куришь. Затягиваешься очень сексуально. Прям возбуждает.

— Заткнись, — Кастильо отвернулась от мужчины и уставилась в тёмное пространство офиса, где из всех ламп горела только одна и то на её рабочем месте. Она вернулась к столу, склонилась над фотографиями и отчётами. Стало немного легче, но теперь воздуха не хватало по другой причине. И эта причина сидела на подоконнике.

Кастильо устало рухнула в офисное кресло и потёрла переносицу. Она заметила, как Менсфилд подошёл к её столу, но не занял своё место с краю, а, опершись о столешницу руками, наклонился к инспектору.

— Хочу тебя на этом столе, и время не детское. Ты искушаешь сексуальных маньяков.

Сжав ладонь в кулак, Кастильо бросила взгляд с вызовом и ответила с наигранной серьёзностью:

— Это сейчас было чистосердечное признание? Сколько жертв? Где места их захоронения?

— Прилично, — подыгрывал ей Менсфилд, — но все живы. Забавно, как ты сумела меня развести на чистосердечное. Наверняка бы другой на моём месте и слова бы выдать из себя не смог, глядя тебе в глаза.

Кастильо усмехнулась. Да, у Менсфилда язык подвешен, хорошо говорит, ну, и не только...

"Наверняка бы другой на моём месте и слова бы выдать из себя не смог, глядя тебе в глаза..."

От того, что Кастильо так резко вскочила с места, Менсфилд отшатнулся немного назад. Та бросилась к кабинету Галбрейта, но дверь оказалась заперта. Инспектор выругалась. Она вытащила из волос обычные невидимки и отыскала отмычку в ящике стола.

В кабинете Галбрейта она отыскала то, что он утаил от неё: в ящике стола лежало не только дело Редженского палача, но и папка с именем «Холли Марджари Паркер». На первой странице её данные с маленькой фотографией в уголке, положение, причина смерти, далее отчет судмедэксперта на отдельном бланке и фотографии. Крупным планом шея со следами синяков и глубокой бороздой от верёвки, на которой её повесили. Тело с синяками – следами насилия. Запястья – её удерживали руками. Рот с жёлтой гвоздикой и живот...

Кастильо закрыла рукой рот, чтоб не закричать.

Тонким лезвием чуть ниже пупка на коже вырезано слово «Падшая».

«...нанесено канцелярским лезвием...»

— Господи, Холли! — воскликнула Кастильо, привлекая Менсфилда. Всё это время он стоял на пороге кабинета, наблюдая за её действиями. Но, стоило подойти ближе, как Кастильо захлопнула папку Холли и бросила её обратно в стол.

Она осознала весь ужас личной заинтересованности. Ещё одного близкого ей человека осквернили с особой жестокостью.

Кастильо забрала только то, за чем пришла – дело Редженского палача. Она перечитывала отчёты, пересматривала фотографии жертв, борясь с приступами рвоты. Затем отложила всё в сторону, посмотрела на встревоженного Менсфилда, который ходил за кофе, и закрыла на несколько секунд глаза.

Когда она встала с кресла, то очень осторожно подошла к Менсфилду, зажав в руке обычный карандаш, медленно обошла его, улыбнулась. А затем, обходя за спиной, сымитировала удар ножом по горлу.

— Я здесь должен упасть, госпожа инспектор? — насмешливо спросил Менсфилд, наблюдая за её действиями.

— Кому ты так просто позволишь пройти у тебя за спиной? Только тому, кому доверяешь. Они, ну, те, кто вели дело до нас, тоже пришли к такому выводу, но у всех оставшихся родственников Макбинов было алиби. Так кто же смог так просто войти в дом и перерезать им горло? И как смогли Флетчеры повторить действия, если и у их родных и знакомых тоже алиби? В тот день стояла жаркая погода, и Флетчеры открыли настежь окна. По данным, отец семейства Рик Флетчер вернулся с работы как обычно. А значит, убийца проник через окно и поодиночке убил всех в доме, заманивая либо тишиной, либо невнятными звуками, нападал со спины, заставал врасплох. Но тогда... тогда было прохладно, — Кастильо нахмурилась. — Окна и двери были заперты... Его впустили, потому что хорошо знали. Так кто же это?

Все пятнадцать человек были хорошо друг с другом знакомы. Только семья на юбилее, дед сам так настоял. Так почему же они впустили «чужака»? Кто им был?

— Время позднее, тебе нужно отдохнуть, — сказал Менсфилд, когда Кастильо успокоилась и выпила кофе.

— Знаешь, — она задумалась, — ты прав. На сегодня впечатлений достаточно.

— Но ты что-то поняла, ведь так, иначе бы не стала взламывать кабинет своего шефа, — заметил Менсфилд, следуя за Кастильо в коридор.

— Тут ты тоже прав, но сказать сейчас не могу – версия не подтвердилась. Завтра зайду в дом Флетчеров, рассмотрю все повнимательнее, — ответила она, направляясь к лифту.

По дороге домой ей позвонила тётя Эби, насколько помнила Кастильо, на следующей неделе родственница улетает в Испанию сменить её сводного брата Элия у прикованной к постели бабушки.

— Как ты? — спросила Эби.

— Вполне обычно, — соврала Кастильо, учитывая, насколько насыщенной выдалась последняя неделя. Радует, что суперинтендант Макбин не позвонил её матери, когда та отравилась и загремела в больницу. У них была на этом серьезный уговор. — А ты как?

— Я уже прилетела, обстраиваюсь в комнате, — несколько радостно ответила Эби. — О! И Натаниэль тебе привет передаёт – машет из коридора.

— Ему тоже, ты извини, что я тебе тогда наговорила, но мой ответ не изменился, — сказала Кастильо, переключая скорость. — И у меня завал на работе.

— Очередная несчастная жертва обстоятельств?

— Редженский палач. Он снова объявился. Но кое-что мне не даёт покоя. И это что-то я пока никак не могу найти.

— Ты держишься? — обеспокоенно спросила Эби. — Разве могут тебе разрешить вести это дело?

— Никто не узнает. И так слишком многое мы с Макбином поставили на карту. Я обязана его отыскать, — Кастильо остановилась на светофоре. — Он оставил мне сообщение, я его прочитала. И если он думает, что действительно меня хорошо знает, то он уже должен был понять, что я не отступлю. Найду и засажу. Пожизненно.

Светофор загорелся зелёным. Кастильо показалось, что в тот день, когда она попросила водителя довести её до дома деда, то на их пути постоянно встречались красные светофоры. Они подолгу стояли на перекрёстках, в пробках, в тот день они объезжали не одну аварию. Почему же она не поняла, что все говорило ей не идти. Не заходить в тот дом.

Кастильо остановилась у дома возле навеса для велосипедов. Её посетила мысль, что подобный вид транспорта очень удобен для убийц: их полно, можно бросить, украсть, и тебя не засекут.

"Наверняка бы другой на моём месте и слова бы выдать из себя не смог, глядя тебе в глаза..."

Другой на моём месте...

Это был не совсем Редженский палач. Возможно, он был с подручным. Ведь не мог так сильно изменить свой почерк: вот чего они все не заметили – он не привязывал своих к стульям жертв, а где убивал, там и оставлял. Он не обставлял всё так... «наиграно». Он не приобрёл почерк, просто это был совершенно другой человек. Посторонний. И белладонну не он положил, ему незачем Кастильо убивать или травить, раз заботится о ней.

Об этом рассуждала Кастильо в постели. Сон очень долго не приходил. И инспектор знала, чем всё может кончиться – очередным кошмаром. Её снова будет трясти, возможно, будет рвать.

Я сильная! Я готова!

Очень долго Кастильо пыталась убедить саму себя в этом, а была ли честна с собой? Разумеется, нет. Поэтому выпив снотворного, она прогрузилась в сон без сновидений.

Рано утром Кастильо вскочила из-за настойчивого стука в дверь. Пришел Менсфилд и приготовил ей завтрак, пока та приводила себя в порядок, но ничего по работе не спрашивал, вообще молчал.

Когда одетая Кастильо вышла из ванны, на ходу убирая волосы в хвост, Менсфилд уже расставил тарелки и разложил еду.

— Ты сегодня почему-то тихий, — заметила Кастильо, забираясь на высокий стул.

— Я все думал над твоими словами, — задумчиво ответил Менсфилд. — Ты не думаешь, что это... подражатель?

— Нет, это не подражатель, — ответила Кастильо, накалывая порезанные блинчики на вилку. — Да, это два разных человека, но убил их один, а сцену «безумного чаепития» создал другой. Редженский палач кое-что знает обо мне, о деталях, которые не просочились в прессу, и которые могла знать только я.

Менсфилд отложил в сторону вилку. Вид у него был весьма удручённым.

— Ты говорила, что это мужчина, психолог по образованию с детской травмой, — рассуждал он. — Без семьи и второй половинки с гибким графиком...

— А ещё сказала, что внушительный процент населения под это описание походит, — добавила Кастильо, продолжая уплетать завтрак. — Но ни один не подходит под этот профиль. Даже близко. Но есть кое-что другое: зачем меня травить-то? Кажется, кто-то захотел избавить своего гуру от балласта – меня. И если он узнает, то... ну, скажем, не завидую дилетанту.

Менсфилд улыбнулся, но тут же его лицо изменилось, когда что-то ударилось в дверь.

— У тебя так всегда шумно? Или соседи каждый раз, как видят меня, стучат в дверь? — хмуро спросил он.

Кастильо поперхнулась, и едва пробив дыхательные пути, вдавила:

— Что ты сказал?

— А что? — Менсфилд немного растерялся. — Я не прав?

Быстро соскочив со стула, Кастильо бросилась к входной двери и распахнула её настежь. Паренёк в толстовке с капюшоном снова задел её дверь велосипедом, да вот только на кой чёрт ему каждый раз поднимать велик на последний этаж? И как можно постоянно задевать её дверь?

— Эй! — крикнула Кастильо, а сосед дернулся. — На пару слов.

— Кас, — за ней следом вышел Менсфилд, — я пошутил...

— Ты подбросил мне чай с белладонной? — прокричала Кастильо, подходя ближе. Её догадка подтвердилась в тот миг, когда парниша швырнул свой велик в неё. Инспектор вовремя отскочила в сторону и бросилась за преступником. — Полиция! Остановись!

Парень перепрыгивал через ступеньки, проскакивал лестничные пролёты, а Кастильо догоняла. Очень удачно, что переоделась она в спортивные бриджи, футболку и обула кроссовки. Однако, стоило выбежать на улицу из подъезда, как того и след простыл, а на стоянке пропал велосипед.

— Чёрт! Ну и дура! — ругала себя Кастильо, выбегая за кованый забор. Велосипедист промелькнул за поворотом. — Последствия белладонны?

Запыхавшаяся, Кастильо поднялась в квартиру. Менсфилд чуть прикрыл дверь, а сам говорил по мобильнику возле открытого балкона.

— Нет, его не особо видел, но он укатил на велике... — Менсфилд обернулся, — а вот и она...

Кастильо отобрала телефон. Голос принадлежал Паркеру.

— Я нашла этого урода, — холодно сказала она. — Латинос примерно метр восемьдесят, среднее телосложение, на вид лет 25, голова бритая, носит тёмную толстовку.

— Ты чего за ним не помчалась следом? — возмутился Паркер.

— Я едва одеться успела, думаешь, ключи от машины стоит брать на разборки с соседями?!

— Он твой сосед?!

— Да! Швырнул в меня великом, поэтому не раздражай, а пришли кого-нибудь. А лучше сам приезжай! И я без тебя в его квартиру не пойду!

На трясущихся ногах Кастильо подошла к дивану и рухнула на него. Её била дрожь после бега по лестнице, после выброса адреналина и осознания, что всё это время она здоровалась с помощником Палача. Вот почему он постоянно носил капюшон и избегал взгляда. И вот почему в среду он решился и снял капюшон на лестнице. Чтобы она видела его лицо. Не выживи она, он бы долго смеялся: она видела его, но не предала значения, не поняла, что перед ней стоит её смерть.

Откинувшись на спинку дивана, Кастильо посмотрела на Менсфилда.

— Ты видел его раньше?

— Нет.

— Тогда тебе лучше остаться.

По приезду Констебли и дежурные изъяли все камеры, опросили всех соседей и охрану дома, но ничего не было. Когда открыли дверь в квартиру, то обнаружили только голые стены, матрас и спальник, резиновые и хирургические перчатки и целую стену с фотографиями Кастильо. Сама Кастильо благодарила небо за то, что он не шпионил за ней той ночью. И что не было фото с поездки в Оксфорд с Менсфилдом. Но, что всех впечатлило больше всего, так это рисунок розы в кольце из шипов на той самой стене, которая разделяла его квартиру с её.

Кастильо так же поделилась с Паркером и доработанным портретом и теорией насчёт двух Палачей. Он протянул ей стакан воды и уселся на диван, пока Менсфилд давал показания констеблям.

— Всё это время он был рядом, — прошептала Кастильо.

— Больной урод! — согласился с ней Паркер. — Наводка, конечно, так себе, но у нас есть имя, есть запись с камер на перекрёстке с ним. И история. Эммануэль Мартинес 24 года. Когда ему было 10, на его глазах родителей забили до смерти на улице при ограблении. До сего дня не привлекался, поэтому и в базе нет. Криминалисты прочесали всю его квартиру. А пока не нашли совпадения с ДНК из дома Флетчеров, ему предъявят обвинения за за попытку убить офицера полиции и незаконную слежку за ним. Это даст фору, там найдём улики за особую жестокость. Но в любом случае, пока его не нашли, будь осторожна.

— Спасибо, Рон, — улыбнулась Кастильо.

— А как иначе, подруга? — одобряюще улыбнулся Паркер и бросил многозначительный взгляд в сторону Менсфилда, — А скажи-ка, что у тебя в такую рань в выходной Менсфид делает? И что там ты говорила про одежду? «Едва одеться успела»?

— Мы до позднего вечера в участке провели, отсюда моя теория насчёт двоих убийц. А Менсфилд приехал утром завтрак приготовить, он же без кухни в отеле живёт, — нашла, что сказать Кастильо.

— А я-то надеялся, что ты парня завела. Подруга, тебе почти 28, а отношения были только с тем уродом Бристлоу. Это очень обидно.

— Давай не будем об этом, — попросила Кастильо.

Паркер потрепал её по голове, подобно старшему брату и направился к выходу. А затем все ушли. Кастильо переоделась в джинсы, рубашку и туфли, схватила сумку. Они с Менсфилдом вышли и дома, она нашла причину отправить его домой.

В машине Кастильо задумалась и полезла в бардачок за сигаретами, наплевал на слова Менсфилда, но! там лежала роза с наколотой на стебель бумажкой. «За среду» — значилось в послании и адрес, но этот дом Флетчеров, а Макбинов на Реджен-стрит 28.

Господи!

Когда она познакомилась с Менсфилдом, когда подвернула лодыжку, спасая его, в тот день она подумала, что это он доставил её машину, но это был Лоу. Лоу живет в три дома отсюда, Паркер это подтвердил, сам же попросил, да вот только Лоу никогда бы не оставил ей розу и записку «За вчерашнее».

Хочешь поиграть? Для тебя это игра? Ну, давай, покажи мне, на что ты способен!

Мотор заревел. Кастильо едва ли не до упора нажимала на педаль газа. По дороге на одном из светофоров она набрала Паркера и рассказала о записке.

— Нет-нет-нет! Не смей, Кас! — повторял друг. — Разве он этого не ждёт? Это же откровенное приглашение!

— Знаю, поэтому, Рон, ты приедешь чуть позже, прикроешь меня, я оставлю телефон на связи, только динамик выключу, — Кастильо прекрасно понимала на какой риск идёт, но если это поможет, если она узнает его, имя или хотя бы отличительная черта, то риск будет оправдан. Возможно, он сам придёт, но шансы ничтожно малы.

Ренджен-стрит была полупустой – многие соседи переехали, когда Макбины разъехались. Дом не был опечатан, просто закрыт на ключ. Насколько помнила Кастильо, мебель они всю выкинули, поскольку дом насквозь пропитался запахом крови, по крайней мере, матери он мерещился везде. Окровавленную мебель забрали криминалисты, да так и не вернули – она была частью места преступления.

Когда Кастильо подошла к изрядно выцветшей бордовой двери, то обнаружила её чуть прикрытой, дабы не привлекать лишнее внимание. Очень осторожно инспектор приоткрыла дверь. Тогда в холле лежала Анжела. В щелях кафеля осталась её кровь. Когда их впустили в дом и разрешили навести порядок, то мама и дядя Джек вдвоём пытались отмыть то место, где была убита их младшая сестра, но тщетно.

В этот раз было пусто, только чернеющие швы на плитке. И Кастильо заглянула в кухню, где тогда обнаружила тела Кейт и Тома Макбин, невестки и двоюродного брата мамы и дяди Джека. Даже там, на кафеле, остались следы, ковер тогда хорошо пропитался кровью. Остался гарнитур без дверей нижних шкафов – всё было в брызгах.

Тогда Кастильо вернулась в холл и завернула влево, туда, куда забежала, надеясь на помощь – в гостиную. На стенах остались картины, фотографии, висели шторы, но мебель они либо отдали, либо выкинули. И теперь некогда тесная комната поражала своими размерами, потому что ничего е стояло, не пылилось, пространство свободно от диванчиков, кресел, столов и комодов, от буфетов и книжных шкафов...

Возле дальнего окна стоял человек. Мужчина. Он обернулся к ней. Это был её сосед.

— Привет! — весело сказал Эммануэль, помахав свободной рукой – в другой сжимал пистолет. Кастильо хотела вернуться назад, но тот направил на неё ствол и дал знак выйти в центр.

— Я из уголовной полиции, — громко и чётко произнесла Кастильо, выходя в центр комнаты с поднятыми руками. Её обжигал включенный мобильник, она давала информацию Паркеру. — Будешь стрелять в офицера?

— Нет, я говорю «привет» от имени Мастера, — ответил Эммануэль.

— И что тебе ещё говорит твой «мастер»? — по спине Кастильо лился холодный пот. Она едва контролировала свой голос, когда к ней подошли.

— У него для тебя в эту годовщину есть подарок, — Эммануэль достал из-за пояса ещё один пистолет и протянул его Кастильо. — Возьми.

— Зачем мне пистолет? — Кастильо скользнула взглядом по холодной стали в его руке. — Чтобы я застрелилась?

— Нет-нет, всё не так. Ты неправильно поняла. Это подарок, — улыбаясь, он кивком давал ей знать, чтобы она взяла пистолет.

— Убийство целой семьи?! Там были дети! — воскликнула Кастильо. Ей нужно признание. Самое обычное. По договорённости, Паркер включил диктофон, а она должна была озвучивать свои действия. — Это... это своеобразный ритуал посвящения? Или ты говоришь про отравленный чай?

— Это я хотел отравить тебя, вот только ты слабо заварила его. Я хотел, чтобы ты видела призраков своих родных, вместо лиц той семьи, но вы лишком поздно узнали об убийстве, а ты слишком рано попала в больницу. В итоге мне досталось. Я подорвал доверие Мастера...

— Он промыл тебе мозги, — холодно произнесла Кастильо, живот сложился в тугой узел, ноги дожали. — Ты помог ему убить ни в чём неповинных людей! Помог уничтожить всю семью... Или он тебе сказал, что это они убили твою семью, и им нужно отомстить? То отдаешь себе отчёт, что натворил? Ты осознаёшь, что наделал?!

— Держи! — грубо произнёс он и сунул ей в ледяные руки пистолет. — Это подарок.

Кастильо осмотрела оружие в своих руках, а затем посмотрела ему в глаза, сказав:

— Думаешь, не воспользуюсь им?

— О, ты... а-ха-ха-ха — он рассмеялся, заметив, с каким рвением она сняла с предохранителя, направив на него, — ты тоже не поняла, да? И я сначала не совсем понял, что он хочет...

— Так что именно он хочет? — Кастильо теряла терпение. Она чувствовала вес оружия в руках, знала, что там есть патроны. Даже после тренировки в тире стрелять она не собиралась. Он просто должен опустить свой пистолет, бросить его на пол, а затем она его прижмёт к стене и наденет наручники. Хороший план, не считая непредсказуемости промытых мозгов...

— Подарок не пистолет, — рассмеялся Эммануэль. — Подарок – это я. Для меня большая честь стать той ступенью, благодаря которой его главный шедевр будет близко к завершению.

— Так я должна убить тебя за то, что сделал он? За то, что заставил?

— Если не убьёшь меня, он заберёт дорогих тебе людей: Скай Фрейзер, Джека Макбина, Камерона Паркера, Эбигейл Сондер, Дэниэла Лоу... — он демонстративно облизнул губы, — Аарона Менсфилда...

— И почему все решили, что у меня с ним роман? — съязвила Кастильо, но пистолет не опустила. — Эммануэль Мартинес, бросьте оружие и поднимите руки, чтобы я их видела!

Эммануэль пожал плечами и одним резким движением поднёс пистолет к кадыку. На лице играла не улыбка – оскал боли. Он отходил от неё все дальше, чтобы не было возможности скрутить или выбить оружие. Узел в животе Кастильо стянули крепче. Ей было очень страшно.

— Брось пистолет и сдайся! — продолжала Кастильо, убрав пистолет. — Если ты будешь с нами сотрудничать, есть вероятность на смягчение приговора. Пожалуйста, одумайся! Ты этого не заслуживаешь! Он этого не заслуживает! Я понимаю, ты стал свидетелем жестокой расправы над родителями, и я... я знаю, что ты чувствуешь. «Это не справедливо», «они этого не заслужили», и «почему они» – вот, что крутиться в голове. Постоянно! Держу пари, сказал, что убийство тех уродов – это не убийство, а возмездие. Ты ведь отомстил за родителей?

— Да! — проревел Эммануэль. Он терял самообладание, но пистолет не опускал. — Я их прирезал в подворотне, а тела закопал возле трассы. Он был мной доволен. И он рассказал о тебе. О Сейди, о Ивенне, Меган, об Исле и...

— Сейди Монктон? Ивенна Кейн? Меган Артруз? Исла Мейси? — уточнила Кастильо.

— Да, они все были несчастны, — продолжал Эммануэль. — Их сломали: Ивенну жестоко избивал её парень, Сейди изнасиловал её брат, а Ислу – отчим. А Меган... Меган видела, как сбили её мать. Мы... мы все сломаны, разбиты, а Мастер... он собирает нас заново...

— Серьёзно? — Кастильо сжала пистолет. Её трясло. — Меган Артруз в тюрьме за подстрекательство к убийству мужа, Сейди Монктон повесилась в камере, Ивенне Кейн разбили голову и утопили, а Ислу Мейси жестоко убили из арбалета. А в этом доме расправились со всей моей семьёю, едва не убили меня, и это он называет «заботой»?! Я такую заботу не принимаю! А что он тебе наговорил?

— Только смерть от твоей руки. Я должен принять смерть от твоей руки, потому что он тебя очень любит, — повторял Эммануэль. — А если ты не сделаешь этого, ты пожалеешь, что не приняла его таким, какой он есть. Убей меня, иначе пожалеешь...

— Кастильо! — голос Менсфилда эхом прогремел в пустом доме.

— А вот и мотивация! — рассмеялся Эммануэль и прицелился в дверной проём, откуда и прозвучал голос.

Прогремел выстрел – это Эммануэль выстрелил в коридор.

Прогремел второй выстрел и третий...

Эммануэль громко закричал, потеряв точку опоры в простреленной ноге. Однако из-за этого он сдавил спусковой механизм и пустил пули в сторону.

Кастильо же крепко сжимала пистолет, которым воспользовалась единожды. Её трясло. В ушах стоял шум от выстрелов и осознания, что стреляла в человека. Однако почему-то она не могла пошевелиться, а только крикнула:

— Менсфилд, не высовывайся! Звони девять-девять-девять!

Однако не могла отвести глаз от Эммануэля, а он от неё, притом вид у мужчины был потрясённым. Он продолжал сжимать в руке пистолет, его трясло так же, как и Кастильо, лицо исказилось от боли. Он скользнул по неё взглядом ещё раз и пролепетал:

— Он меня не простит... не простит...

Однако Кастильо ничего не могла сказать, тело её не слушалось. Видимо, наступил шок. Её продолжало трясти, она едва могла вздохнуть.

— Он не простил за белладонну, а за это и подавно...

Дрожащая рука Эммануэля поднесла пистолет к голове.

Кастильо хотела его остановить, закричать, но не могла вымолвить ни слова. Тело отказывалось слушаться. А вот кожа чувствовала, как что-то теплое и густое стекает по бедру. Одного хватило взгляда, чтобы понять, что не так. И тут же мозг сообразил, а левый бок обожгло болью.

Он попал в неё, а она не сразу это поняла из-за адреналина.

И в тот момент, когда ноги перестали держать, её подхватили под руки, а другой знакомый голос заорал:

— НЕТ!!!

И раздался выстрел.

И грязный мат.

Кастильо помогли осторожно опуститься на пол, а затем обняли.

— Паркер! — мужской голос позади неё срывался. — У неё кровь!

Спустя какое-то мгновение холодные и потные ладони Камерона Паркера обхватили её лицо. Он заглянул в глаза.

— Эй! Ты слышишь меня? Не отключайся! Терпи! Зажми вот тут! — руки с лица исчезли, послышался щелчок и характерный хрип рации. — Говорит инспектор Камерон Паркер, разыскиваемый Эммануэль Мартинес застрелен, запросите криминалистов по адресу Реджен-стрит 28...

— Рон... — жалобно прохрипела Кастильо. Её била крупная дрожь.

— Не болтай! — оборвал её взвинченным тоном Паркер и снова обратился по рации. — Офицер Алва Кастильо ранена. Я остаюсь на месте преступления, сообщите в ближайшую больницу, что везут женщину, 27 лет, пулевое в бок, требуется переливание крови вторая положительная!... Кас, зажми здесь! — и ледяные руки Паркера положили ладони Кастильо на горящую огнём рану, сквозь пальцы сочилась кровь... — Менсфилд, нужно очень осторожно поднять и донести до машины! В это время мы её довезём быстрее скорой. Эй, как тебя?

— Бредли Гилл... — прозвучал чужой голос из холла.

— Бредли, подгони служебную к входу, быстрее! Быстрее!

Перед глазами Кастильо все расплывалась. Её начинало трясти ещё больше, она задыхалась. Оглушенный болью мозг выдал смутное, размытое воспоминание, как она точно так же истекала кровью, как над ней точно так же склонялась фигура, но тогда никто не спешил с ней на руках, никто не кричал, не указывал, как правильно её нужно положить на заднее сиденье. Никто не зажимал её рану.

Пронзительный вой сирены на какое-то время заставил Кастильо придти в себя. Она лежала на боку на заднем сидении, Менсфилд бережно придерживал её за плечи, прижимая в себе одной рукой и продолжая давить на рану другой. Она вцепилась в рукав его пиджака, попыталась подтянуться. Боль была нестерпимой, голова кружилась, её тошнило, а пальцы потеряли силу, не гнулись.

— Мне нужно позвонить... — прохрипела она дрожащим голосом.

— Я позвоню Скай позже, — его голос звучал надтреснуто.

— Мой телефон в кармане джинсов... — измученно сказала она, слова давались с трудом, но кое-что решила сделать, потому что должна, потому что виновата, — найди в списке пропущенных «Ал»... набери его...

Менсфилд выполнил её просьбу, но мобильник едва не выскользнул из её рук, когда она попыталась поднести его к уху – Менсфилду пришлось придерживать. Электронные гудки оборвались, и теплый родной голос бодро спросил:

— Детка! Решила наконец-то позвонить или же номером ошиблась?

— Привет... пап... — прохрипела Кастильо. Разобрать его слова мешала сирена, но девушка решилась сказать: — Пап, ты ещё... любишь её?

— Ты о ком, детка? Что это за шум? — его голос звучал обеспокоенно, а Кастильо замерзала, она не чувствовала ни рук ни ног. — Ты... ты в порядке?

— Я буду в порядке... — она попыталась говорить громче, но походило больше на скрип, — буду в порядке, если ты сейчас же... всё бросишь и приедешь к маме... в Оксфорд... она очень скучает...

Кастильо не могла остановить поток слез, в горле образовался комок, мешающий говорить. Кастильо тихо всхлипнула. Менсфилд крепче прижал её к себе. Её затошнило – кровью. Во рту застрял премерзкий металлический привкус, но Кастильо нашла силы крикнуть:

— Просто езжай к ней... сейчас же!

Она мотнула головой, давая Менсфилду сигнал отключить связь. А затем посмотрела в его перекошенное и очень-очень бледное лицо, перепачканное её кровью.

— Если умру, не дай им меня на стол класть... И пусть это сделает Дженни, Лоу я не потерплю!..

— Ты не умрёшь, Алва!.. — Менсфилд сардонически улыбался.

— Умру со стыда, — Кастильо улыбнулась, глядя ему в глаза, и добавила: — Спасибо за завтрак...

Она видела его лицо очень расплывчато, а затем всё погрузилось во мрак...