Найти врага

— Ему очень повезло...

Звучит так, будто произошла какая-то сущая мелочь, а не трагедия, способная подкосить любого, даже такого стойкого, пережившего множество взлётов и падений человека как Ворон. Если бы он знал, что так случится — настоял бы на Сашиной ночёвке за городом, а не позволил вернуться обратно на Охту. И плевать на праздник, жизнь дороже.

— Повезло? — Ворон начинает ровно, но в следующую же секунду, сорвавшись, хватает врача за грудки. — Повезло?!

Ярость и страх накрывают с головой, когда Пётр Константинович заводит речь о везении, но именно оно и спасло от неминуемой смерти. Озвученная, чтобы хоть немного успокоить, фраза на деле же совершенно не помогает. Произошедшее в целом не иначе как неудачей не назовёшь.

— В-вениамин Сергеевич, не нервничайте, пожалуйста, — просит врач, пытаясь аккуратно отцепить его руки от медицинского халата. Старается говорить медленно и спокойно, но получается с трудом — он и сам дико напуган, и не только действиями Ворона. Нынешние переживания — это только верхушка айсберга, который может сойти смертоносной лавиной, если врачи не справятся. — Давайте я вам чего-нибудь накапаю.

Ворон рычит и отталкивает его. Отойдя, падает на жёсткое сиденье больничного стула и закрывает голову руками, впиваясь в кожу короткими ногтями. Внутри всё в раз тяжелеет металлическим грузом, тошнота подкатывает к горлу, а привычка "пары глубоких вдохов" в стрессовой ситуации не спасает. Он уже и не припомнит, когда последний раз чувствовал себя настолько паршиво и в какой момент испытал подобный ужас.

"Когда Валерик умер", — напоминает подсознание с садистским удовольствием, словно намереваясь сделать ещё хуже. Хотя, казалось бы...

Проклятье.

— Он выживет? — севшим голосом спрашивает Воронов, прижимая левую руку к рёбрам, но даже те не могут заглушить стук взвинченного новостью сердца. Он просто не может позволить себе думать о том, что потеряет и второго сына. Только не это... И гонит эти мысли куда подальше, потому что опыт подсказывает — лишь худшие из них способны материализоваться в полной мере.

То, что произошло восемь лет назад, Ворон не забудет никогда. Поиски, бессонные ночи, плач бывшей жены, Саша, застывший в углу безмолвной тенью. И единственный звонок, разрушивший не одну жизнь. Похороны. Каждый винил себя в том, что ему не удалось вернуть Валеру живым. Но больше всего себя винил и ненавидел, кажется, именно Джокер.

"Я должен был там быть! Должен!"

И только Ворон пытался доказать ему, что это не так.

А сейчас будто почувствовал себя в его шкуре. Должен был настоять. Должен.

Главврач Охтинской больницы садится рядом и тяжело вздыхает.

— Шансы есть. Пуля прошла между рёбер рядом с позвоночником, совсем немного задела лёгкие и застряла в нескольких миллиметрах от сердца. То, что она почти не задела ни одного жизненно важного органа — большое чудо, просто огромное. Не знаю, что за снайпер поработал, но это случай один на миллион.

Вениамин Сергеевич слышит только одно — снайпер. Убийца. Всё не просто так. Джокер не стал случайной жертвой, его заказали. Кто-то, кто люто его ненавидит. Кто-то из пары сотен человек, которым они перешли дорогу. Недоброжелателей так много, что не разгребёшься и за полгода. А найти врага, что пошёл на убийство, необходимо как можно быстрее. Потому что, если не сейчас, то уже никогда.

— И это ты называешь везением?

— Но он жив, — твёрдо произносит Пётр Константинович, пытаясь хоть как-то успокоить Ворона. — Его друг быстро среагировал, ещё бы полчаса и всё.

О том, что случилось, ему сообщили почти в одиннадцать часов ночи, когда Джокер уже лежал на операционном столе. Сначала Воронов даже не поверил, посчитав это идиотской шуткой бухого Шрамова — о вечеринке ему было известно, а уж в том, что на ней будет столько алкоголя, что можно споить всю Джокерскую бригаду и ещё пару человек, и не сомневался. Только вот в голосе Витали не было ни единой пьяной ноты, лишь нервное подрагивание и резкое, рваное дыхание — это и стало подтверждением того, что он говорит абсолютно серьёзно. Бросив дела, которых оставалось ещё предостаточно, Ворон сразу же приехал в больницу. В коридоре его встретил Шрам и попытался всё объяснить, но Вениамин Сергеевич даже слушать не стал — сразу рванул к операционному отделению, где и увидел Петра Константиновича.

Первое желание — прорваться к Джокеру, увидеть его. Убедиться, что он жив.

Лучше бы это была глупая, отвратительная шутка.

— Операция очень сложная, — продолжает врач, — потребуется несколько часов, чтобы провести все... манипуляции. Но вы не волнуйтесь, Игорь Васильевич у нас прекрасный специалист, один из лучших хирургов города. Давайте я вам лучше палату и успокоительное выделю? А как всё закончится, сразу разбужу.

— Не нужны мне твои таблетки, — отмахивается от него Ворон, как от назойливой мухи, — мне Саша живым нужен.

Да и какой к чертям собачьим сон, когда сердце не на месте. Вскочив, Вениамин Сергеевич ходит из стороны в сторону, прижимая руку к груди. Ему настолько плохо, что и до приступа недалеко, но просто сидеть и ждать он физически не в состоянии. Раньше с волнениями помогали справляться работа и бокал хорошего коньяка, но в этой ситуации все способы казались бесполезными. Оставив Стаса дожидаться новостей у дверей оперблока, Ворон идёт в противоположном направлении — где-то там всё ещё сидит Шрам, опасающийся после случившегося попадаться руководству на глаза. Он сидит за поворотом, опустив голову и держа в подрагивающих руках Сашин телефон.

— Рассказывай, что произошло, — приказывает Вениамин Сергеевич и садится рядом. — В подробностях.

— Мы приехали на квартиру около половины десятого, — быстро отвечает Виталя, крепче сжимая телефон. — Хвоста за нами точно не было, мы бы заметили. Джокер почти сразу ушёл в комнату, переоделся и вернулся. Говорил только со мной и Ирой. Около десяти вышли на балкон, он вдруг... закурить решил.

Ворон на это уточнение хмурится — только этого ещё не хватало, — но молчит, потому Шрам продолжает:

— Задумчивым каким-то выглядел, напряженным, будто что-то не так. Я спрашивал, но он так и не ответил ничего. — Он выдыхает. — В него выстрелили, когда салют запустили. Я даже не сразу понял, что не так. Потом у него кровь изо рта пошла, и я рану на спине увидел. Кто-то сразу свалил, кто-то ментам стал звонить. Мы с пацанами его быстро в машину погрузили и сюда привезли. Простите, Вениамин Сергеевич, я даже не успел сообразить пацанов на поиски стрелка послать.

— У тебя другая цель была.

Ворон зол, и на Шрама в том числе, но обвинять его ни в чём не собирается — это всё эмоции, ими Саше не поможешь. А Шрам и так себя уже наказал — не физически, но морально. Вениамин Сергеевич всё ещё прорывается через пелену чувств, застилавшую глаза, но он не ослеп. Никто не мог предположить, что Сашу захотят убить этой ночью — ни угроз, ни предупреждений не поступало. К тому же, если бы не оперативно сработавший Виталя, Джокера с ними скорее всего уже не было бы.

Выдохнув, Воронов собирает все силы в кулак и пытается рассуждать здраво, оставив эмоции на заднем плане сознание.

— Стрелок грамотно сработал: в таком грохоте и не поймёшь, откуда прилетело, и высматривать сразу никого не станешь. Пока не закончится операция, мы не узнаем, по какой траектории прошла пуля, так что бессмысленно сейчас искать место, откуда стреляли. Однако, если работал снайпер, странно, что он промахнулся. Хоть и на какие-то ничтожные миллиметры.

— Джокер просто в какой-то момент позу поменял, наверное поэтому так и получилось.

Качнув головой, Ворон нервно хмыкает.

— Надо же, сам себе жизнь спас. Сколько человек в квартире было?

— Не знаю, может быть пятьдесят. Многие из них скорее всего Иркины знакомые, потому что я их раньше не видел. Да и Джокер походу тоже, как-то настороженно он к ним отнёсся. И ещё: мы когда на балконе стояли, из квартиры кто-то вышел — я слышал, как входная дверь захлопнулась.

— Как говорят в полиции: у нас есть возможный подозреваемый. Осталось только узнать, кто именно вышел.

Вздохнув, Вениамин Сергеевич хлопает его по плечу и только хочет подняться, как у него возникает ещё один вопрос.

— Подожди, а сама Ира где? Я думал, что она одной из первых сюда прилетит. Или с ментами осталась разбираться?

В этот раз Шрам так сразу ответить не может. Задумчиво отводит взгляд, хмурится. Ворон не понимает, что такого сложного он спросил, потому что Витале требуется почти минута, чтобы заговорить снова.

— Она была в гостиной где-то за минуту до выстрела, а потом я её больше уже не видел. Хотя может просто не заметил, не до неё было. Но ни мне, ни Джокеру она за это время ни разу не позвонила.

Вениамину Сергеевичу это кажется очень подозрительным — надо же, такая любовь, такие отношения, а как трагедия случилась, так сразу же испарилась.

— Я могу у наших спросить, может её видел кто, — предлагает Шрамов, поднимаясь вслед за Вороном, на что тот качает головой.

— Не до неё сейчас. Лучше узнай, как там менты работают.

Виталя убирает телефон Джокера в карман, вместо него достаёт свой и выходит на улицу. Выдохнув, Вениамин Сергеевич опирается на стену и присаживается на место. Последнее время нервы и так не к чёрту, думал хоть сегодня дух перевести, завалив себя бумажками и работой на месяц вперед, лишь бы о проблемах не думать. За Сашу Ворон радовался: отдохнёт парень, повеселится немного, проведёт время с друзьями и девушкой. Он ему хотел половину следующего дня на сон презентовать.

А что в итоге вышло?

В собственный день рождения получил пулю. У Джокера бы на этот случай какая-нибудь шутка обязательно нашлась.

"Отличный подарок, в самое сердце попал".

Стиснув зубы, Ворон улыбается и вскидывает голову. Звучит настолько в духе Саши, что он будто и правда слышит его голос. Но Саша в другом конце коридора под присмотром врачей участвует в борьбе за собственную жизнь. И если бы только Ворон мог сделать хоть что-то, чтобы помочь. Всё же, что у него есть — это время, надежда и вера в крепкий организм Джокера, который с обычной пулей запросто справится. На глазах наворачиваются слёзы, но Вениамин Сергеевич не позволяет им взять верх. Он над гибелью Валеры не плакал, и сейчас не станет. Возможно, когда Саша поправится, позволит себе немного эмоциональности наедине с самим собой. Сейчас же ему некого и нечего оплакивать.

Всё наладится.

— Вениамин Сергеевич, — доносится до него голос вернувшегося Шрама.

"Сколько же времени прошло?"

— Ну что там?

— Да ничего пока. Группа работает, гостей опрашивают. Поговорил с участковой, рассказал всё то же, что и вам. Она говорит, что разобраться будет сложно. Все смотрели на салют, выстрела никто не слышал, стрелка, естественно, никто не заметил. Будут проверять камеры ближайших парадных, но пока глухо.

Ворон в общем-то другого ответа и не ждёт — всё настолько очевидно, что и обсуждать нечего. Однако надеется, что у полицейских хватит мозгов на то, чтобы проверить не только камеры и устроить допрос всем, кто находился поблизости. Как надеется и на то, что они вообще станут искать стрелка, а не спишут всё на глухарь и отложат в долгий ящик, потому что подстрелили человека совершенно им не нужного. От этого ещё хуже становится.

— Займитесь этим параллельно с ментами, — приказывает Воронов, вставая. — Дело они, конечно, заведут, но что-то сомневаюсь, что захотят быстро раскрыть. Висяки им не нужны, но Саша у многих как кость в горле. В общем, ты и сам всё понимаешь.

— Мы всё сделаем, Вениамин Сергеевич, — обещает Шрам с твёрдой уверенностью в голосе.

И уж в этом точно нет никаких сомнений — они все ради Джокера в лепёшку расшибутся, но сделают всё, что потребуется. Ворон машет рукой.

— Езжай домой, нечего тебе здесь всю ночь торчать.

Впервые Виталя не слушается.

— Как я дома могу сидеть, когда он в таком состоянии. Нет, я уж лучше тут подожду.

А Ворон слабо улыбается, совсем немного завидуя Джокеру — у него таких верных друзей никогда не было. Да и сам он, пожалуй, никогда таким не был. И до Саши, который готов выгораживать и прикрывать своих людей, верить в них до последнего, далеко и поздно. А если кто-то из них и окажется предателем, совершившим роковой выстрел? Об этом Ворону думать тоже не хочется, потому что Джокера это ранит куда больнее, чем какая-то пуля.

Вернувшись к операционному блоку, он устраивается между Стасом и Петром Константиновичем и закрывает глаза. Нет смысла бродить по коридору и трясти врачей, потому что никаких ответов не получит.

С начала операции проходит немногим больше часа, но для Ворона время тянется тугой жвачкой. Сердце начинает немного покалывать, но он может думать только о том, что Джокеру сейчас в разы хуже, и сам он жаловаться вообще права никакого не имеет.

— Пётр Константинович, накапай мне от сердца чего-нибудь, — произносит он обыденным тоном.

Врач сразу же убегает, словно Ворон сказал, что умрёт прямо здесь и сейчас, если ему не окажут первую медицинскую помощь. Стас уже порывается что-то предпринимать, но Вениамин Сергеевич останавливает его одним движением руки.

— Нормально, просто колет немного. — И хмыкает. — Никогда бы не подумал, что после Валеры буду ещё за кого-то так сильно переживать. А ведь если я Сашу сыном назову, он решит, что я рехнулся. Может даже и озвучит.

Капли делают своё дело: сердца успокаивается, в Ворон засыпает в крайне неудобном положении. И открывает глаза, лишь когда двери операционного блока распахиваются. Хирург снимает маску, а Воронов думает, что надо попросить у Петра Константиновича ещё немного капель.