Кейли

***

Парень приближался к ней облепленный снегом, его зимняя утеплённая мантия аврора развевалась на ветру. Рон что-то эмоционально говорил, активно жестикулируя, но Гермиона никак не могла разобрать слов из-за поднявшейся к ночи свистящей метели. Она щурилась и старалась прижать ладошки по бокам от щёк, чтобы вглядеться в его лицо и попытаться прочесть по губам. Когда Рон приблизился вплотную, она заметила, что даже его ресницы покрылись инеем. Уизли, видимо, всё это время бродил в окрестностях и поджидал ее, он обнял Гермиону, крепко прижимая к себе и целуя ее лицо. Почти севшим из-за мороза голосом он пытался перекричать свист ветра.

— Я так люблю, так люблю тебя, Гермиона! Прости, если я тебя обижаю! Я такой дурак! Но я очень боюсь потерять тебя, боюсь, что ты найдёшь кого-то получше, что ты разлюбишь меня!

Гермиона стояла, крепко зажмурив глаза. Эти объятия душили. Были не к месту. И не были желанными.

Внезапно она громко разревелась, отбиваясь от своего парня.

— Пусти, пусти меня, Рон!

Парень отошёл от неё на шаг, нехотя выпуская из объятий, с тревогой глядя на внезапную истерику. Он поднял обе руки вверх.

— Я отпустил, отпустил, Гермиона, успокойся, пожалуйста! Прошу тебя!

Но она не успокаивалась, а даже наоборот, не в силах держаться на ногах, хрупкая фигурка в мантии осела на заснеженную дорогу. Гермиона была безутешна в своём горе, все эмоции, которые до этого блокировало зелье, прорвались наружу, ничем более не сдерживаемые.

Все невыплаканные слёзы горячими каплями лились по щекам. Ее неоплаканные родители, те, кого она не смогла защитить, не смогла даже попрощаться, те, ради кого она боролась против тьмы, и, конечно же, те, кем она пожертвовала, принимая судьбоносное решение, произнося проклятый Обливиэйт. Здравые мысли испарились, уступая место чёрному отчаянию, сметавшему всё на своём пути.

Рон пришёл в себя, подхватил девушку на руки и помчался в сторону Хогвартса. Он не помнил, как миновал множество коридоров и добрался до больничного крыла. Мадам Помфри приняла пациентку, практически насильно вливая ей в рот зелья одно за другим. Целительница разводила руками, ничего не помогало, тогда она, взмахнув палочкой, призвала противоядие от истерики. Помогло.

Истерика действительно прекратилась, но гриффиндорка теперь ни на кого не реагировала, лёжа в больничной постели и глядя в потолок, по ее вискам продолжали катиться молчаливые слёзы.

Рон виновато смотрел на Гермиону, сидя на табурете у изголовья кровати, на которой разместили его девушку. Мадам Помфри хлопотала вокруг, причитая о том, что более сильного зелья здесь не найти, и что девушке поможет только время.

Гермиона всю ночь не сомкнула глаз, так и продолжая гипнотизировать потолок. Рон, в конце концов, засопел, уткнувшись в собственные локти, которые положил на край кровати.

Гриффиндорка больше не хотела принимать то сильное зелье, что вчера ей дал слизеринец. Да, от него становилось легче, но потом боль накатила с такой силой, что терпеть её было даже сложнее, чем вчера. Гермиона очень удивилась тому, что в объятиях Малфоя она отлично выспалась, и это не было связано с зельем. Оно не вызывало прилив позитивных чувств. Ей было стыдно признаваться себе в этом, да и анализировать события прошлой ночи сейчас было последним, чем бы она хотела заняться.

Эти размышления натолкнули ее на ряд других. Прокрутив в мыслях все возможные варианты развития событий, она пришла к выводу, что родители погибли бы ещё раньше, без переезда в Австралию. И попадись они пожирателям, их смерть была бы намного страшнее. Ее слегка передернуло. Но только человек, прошедший войну и ощутивший на себе все прелести Круциатуса, мог рассуждать именно так. Ведь никакой возможности вернуть память маме и папе не было, к тому же, не все пожиратели ещё были пойманы, поэтому Грейнджеры в любом случае находились бы сейчас в Австралии. Гермиона пыталась принять факт, что теперь она действительно осталась одна. Было нестерпимо больно.

***

В этот день Малфой, впервые с начала учебного года, попал в западню. Юноша задумался. Он размышлял о событиях прошлой ночи, одновременно разрываясь от гордости, что смог помочь, и от отвращения, что это была Грейнджер... И непринятием того, что девушка действительно ему небезразлична. Принятие было самым сложным.

Как обычно, староста в одиночестве патрулировал коридоры после отбоя. Кучка школьников, которая уже не раз собиралась с целью отыграться на бывшем пожирателе за своих родственников, всё же добилась, как они считали, возмездия — ведь сегодня Малфой не услышал их громких мыслей, потонув в собственных. К тому же, этих мстителей было более десятка и они совместными усилиями смогли-таки изловчиться и обезоружить слизеринца. Они загнали его в угол и избили до полусмерти, вполне себе по-маггловски.

Драко не знал сколько времени пролежал без сознания в одной из тёмных, холодных ниш. На его предплечье мантия и рукав рубашки были разорваны и залиты собственной чистой кровью. На белой коже, поверх шрама от метки, было вырезано ножом «пожиратель». Парень усмехнулся, вспоминая, что на том же месте его тетка писала совсем другое слово тем, кто не являлся чистокровным. Какая ирония. Посыл вполне понятен.

В кромешной тьме всё же удалось отыскать палочку. От любого движения сильно подташнивало и штормило, в глазах троилось.

Он чудом добрался до своей башни, потому как идти было слишком больно, несколько рёбер явно были сломаны, как и кисть, и пальцы на правой руке, одно колено вообще не слушалось, да и левая лодыжка. Видимо, чтобы он не смог сам себе оказать помощь, ему изувечили руки. Голова налилась свинцом, левый глаз вообще не удавалось открыть, нос, скорее всего, тоже был сломан. Драко выругался, когда понял, что волосы на затылке слиплись от крови. Доковыляв к башне старост, он кое-как пробрался в свою комнату, выпил костерост и кровевосполняющее зелье, запив эти сомнительного удовольствия напитки зельем сна без сновидений. Слава Мерлину, завтра суббота. За выходные будет время восстановиться.

Малфой радовался, что не встретил по пути преподавателей или Грейнджер. Ему меньше всего хотелось посвящать кого бы то ни было в свои проблемы, вызывая тем самым сочувствие и жалость. Он и раньше стоически выдерживал натиск врагов. Эти жалкие переломы и ссадины ничто, по сравнению с Круциатусом или сеансом легилименции от тетки Беллы, или же от самого Тёмного Лорда. В следующий раз он будет готов к встрече с этими ничтожествами. Нельзя позволять себе забываться, за ошибки приходится платить. Всегда.

Его семья и он сам ещё долго будут расплачиваться...

Он с какой-то злой иронией вспомнил, как Грейнджер сломала ему нос, а ещё, как его рука пострадала от Клювокрыла. Тогда это казалось трагедией. Но после войны, вернее, после того, через что ему пришлось пройти...

Физическая боль оказалась не такой уж и пугающей. Куда хуже, когда душа выворачивается наизнанку и тонет в зловонной и непроглядной тьме.

Последняя мысль, посетившая его перед спасительным забытьем, была о том, что Грейнджер сейчас, наверное, куда больнее. Он бы не хотел узнать, что такое потерять родителей, вернее мать. Драко ругнулся про себя за то, что мысли вновь и вновь возвращались к гриффиндорке, с которой так хорошо спалось... Вряд ли это было совпадением.

В субботу Малфой проснулся в обед, почувствовав себя гораздо лучше, даже нашёл в себе силы принять душ. Кости за ночь более-менее срослись, но в зеркале на него смотрел почти незнакомый парень, с синюшным опухшим лицом и черными гематомами по всему телу. На мраморной белой коже эти отметины смотрелись особенно трагично и отвратительно. Прошептав еле слышно: «Episkey», потому что рёбра ещё болели достаточно сильно, он вправил свой нос. Разглядывая изуродованное тело с отвращением, парень вспомнил, что в гостиной была книга, оставленная кем-то из бывших студентов для будущих поколений. Драко несколько раз взмахнул палочкой, и его пострадавшее колено, а также лодыжка были тут же плотно обёрнуты бинтами, как и правое запястье, а ещё рёбра... Дышать стало легче.

Спустя несколько долгих минут, мысли вновь вернулись к учебнику, оставленному или забытому одним из выпускников. Этот волшебник явно собирался стать колдомедиком, потому что все поля фолианта были исписаны беглым косым почерком, и эти пометки были даже ценнее самой книги. Драко припомнил, что среди заклятий были те, что быстро излечивали гематомы. Призывать домовика и просить принести ещё и заживляющие мази будет слишком очевидно, чтобы мать лично посетила Хогвартс и привлекла внимание к данному случаю. Нет, нельзя... Быстро натянув шорты и майку он приоткрыл дверь и невербально применил «Gomanom Of Revelio», убедившись, что находится в башне один, спустился в гостиную и, как только миновал барьер, сразу произнёс: «Accio Book», глядя на нужный корешок. Слизеринец уже хромал обратно по лестнице, когда дверь открылась и вошли двое. Бледная, с залёгшими темными кругами под глазами, девушка и рыжий парень, стыдливо опустивший голову, сопровождавший ее. Уизли лепетал:

— Гермиона, ну скажи хоть что-нибудь! Или перестань плакать, прошу тебя! В тебе скоро вся вода закончится, невозможно чтобы в тебе было столько слез. Ну прости меня за вчерашнее.

У Малфоя было около секунды, чтобы успеть проскользнуть до того, как нежданные гости разглядят его лицо. Но этой секунды было недостаточно ещё не окрепшему телу. И Уизли с восторгом на все помещение проголосил:

— Ох, Мерлиновы кальсоны! Великий Салазар! Кто тебя так отделал, Малфой?! Хочу пожать ему руку!

Гермиона ошарашено разглядывала слизеринца. Он выглядел просто ужасно. На нем не было живого места, но держался он, как и всегда, отстранённо гордо.

— На тренировках по квиддичу и не такое случается. Хотя это не твоё дело, Вислый.

Малфой даже не стал слушать о том, что отговорка никого не убедила. Судя по всему, Гермиона выпроводила своего дружка, потому что в башне стало слишком тихо. Спустя пару часов, в его комнату кто-то постучал, хотя никаких сомнений в личности посетителя не было, Драко решил сделать вид, что спит. Девушка за дверью проговорила достаточно громко:

— Если что-то понадобится, дай знать. Я твоя должница, Малфой.

Парень усмехнулся, скептически взглянув на дверь. Послышался разочарованный женский вздох.

— Я тебе написала, прочти, как появится желание поговорить.

Шаги удалились. Любопытство взяло верх, парень тут же невербально призвал зачарованный пергамент и прочёл послание.

«Малфой, я не собираюсь лезть не в своё дело, но тебе стоит показаться мадам Помфри. На тебе же нет живого места! Не представляю, кто это сделал, но мне очень жаль. Пожалуйста, оставайся сегодня в комнате, я сама пройдусь по замку. Если что-то понадобится, можешь написать, я принесу. Оставлю на пороге. И спасибо тебе, что привёл меня в чувство.»

Слизеринец презрительно фыркнул, отбрасывая пергамент в сторону, и вернулся к своему занятию. Заживляющие чары для гематом выходили уже вполне сносно. На ногах, например, остались лишь светло-зелёные синяки. Внезапно он услышал шум где-то внизу, в гостиной. Наверняка кто-то пришёл к Грейнджер, возможно, рыжий нищеброд вернулся в компании со святым Поттером. Подойдя к двери, слизеринец разобрал знакомые голоса.

— Что ты сделала с Малфоем, грязнокровка?!

Голос девушки звучал уверенно.

— Минус десять очков Слизерину, за оскорбления.

— На тебе нет значка, заучка. Я повторяю, что ты и твои дружки сделали с Драко?! Он вчера так и не пришёл к нам!

— Его вчера вызвали домой. Неужели слизеринский принц не отчитался перед своими подданными?!

— Что ты себе позволяешь, поганая...

Договорить Нотт не смог, видимо, Гермиона наложила Силенцио.

— Пошли вон отсюда, оба.

— А то что?! Справишься с нами одна?! Как бы не...

Послышался женский вскрик.

— Убери руки, Нотт. Или ты пожалеешь об этом!

Драко уже схватился за ручку, когда услышал голос Теодора.

— А если мы сделаем с тобой нечто непростительное, а ты даже не вспомнишь?

Драко поморщился, ругая друзей, и, не медля ни секунды, распахнул дверь. Его ещё не обнаружили, но Забини пытался спасти ситуацию.

— Тео, не надо. Мы просто напишем Нарциссе и, если Грейнджер соврала, мы поговорим с ней позже.

Малфой подал голос:

— Не надо никому писать. И не называйте ее грязнокровкой, — опомнившись, он добавил, привычно растягивая гласные, — после войны они все стали маглорожденными.

Забини и Нотт ошарашено глядели на друга, как и Гермиона пару часов назад, чем воспользовалась Грейнджер, выхватывая из пальцев Тео свою палочку и отходя на безопасное расстояние от слизеринцев. Драко с неудовольствием заметил, как подрагивала ее рука, отчаянно сжимавшая палочку. Забини пришёл в себя первым.

— Кто это с тобой сделал?! Драко?!

Малфой усмехнулся и в привычной манере потянул гласные:

— Я понятия не имею. Но точно не Грейнджер. Оставьте ее в покое. Портить отношения с одной из компонентов золотого трио чревато, или давно шрамоголового не видели? Он теперь глава аврората, слышали?

Нотт скептически скривился.

— С каких пор тебя волнуют такие мелочи?

— С тех пор, как я могу присоединиться к отцу. Да и вы оба тоже. Позже поговорим, хочу отдохнуть.

Слизеринцы не стали давить на друга в присутствии чужачки, и молча покинули гостиную, не забыв презрительно посмотреть на обманщицу перед уходом. Когда портрет встал на место, закрывая двери за посетителями, Гермиона съехала вниз по стене, накрывая лицо ладонями, ее голос звучал сдавленно. Малфой понял, что сейчас девушка расплачется.

— Предлагаю сменить пароль, Малфой. Иначе твои друзья убьют меня, а мои тебя, — обреченно проговорила девушка.

— Меняй, Грейнджер. Мне все равно.

Драко уже почти закрыл за собой двери, но решил в последний раз обернуться. Гриффиндорка, даже не шелохнувшись, продолжала сидеть на холодном полу, уткнувшись лицом в свои согнутые острые коленки. Он все же закрыл за собой двери, скрываясь в собственной спальне. Его раздражало то, что она плачет. Она никогда не плакала просто так. Гермиона Грейнджер ни разу не расплакалась от его оскорблений, всегда колко отвечая в ответ. Да, он уже видел ее слёзы. Когда она лежала на полу его гостиной... Но это был весомый повод, нельзя это не признать.

Он ненавидел женские слёзы. Не те, что использовались для манипуляций, или чтобы разжалобить. А искренние женские слёзы. Драко несколько раз видел как горько плакала мать.

Впервые он увидел ее такой после ссоры с отцом, несколько лет назад. А именно, сразу после возвращения на летние каникулы. Родители впервые его не встретили на вокзале, поручив это дворецкому. Не встретили дома. Самой ссоры Драко не слышал. Но. Мать была бледна, как мел, и убийственно спокойна, приказала эльфам собрать вещи и, вытянув сына посреди ночи из постели, шагнула в камин, произнося адрес их поместья во Франции.

Драко был удивлён и не понимал, что именно произошло между родителями. Он даже не успел поговорить с ними, а ведь вся школа стояла на ушах: весть о том, что тот-кого-нельзя-называть вернулся — была ошеломительна. Из рассказов отца Драко знал про славные времена. Поэтому не был особо напуган, он ведь чистокровный...

Мальчик так и не смог уснуть, поэтому через час проскользнул в спальню к матери. Нарцисса наложила заглушающие на комнату, поэтому, открыв дверь, ее сын замер на пороге, застав мать, бьющуюся в истерике. Она ничего не смогла объяснить, просто обняла своего ребёнка и под утро оба уснули. Мать начала тренировать его окклюменции со следующего утра.

Они пробыли во Франции две недели, пока не явился такой же бледный, как мать несколько дней назад, отец. Они заперлись в кабинете минут на пятнадцать, игнорируя ребёнка.

А потом родители пригласили его в гостиную с прекрасным видом на лазурный берег, который открывался из комнаты. Легкий бриз заносил в дом живительную прохладу и пропитанный солью запах моря.

Драко стоял напротив отца, восседавшего в кресле. А мать стояла рядом с ним, и по тому, как были сжаты ее кулаки, становилось понятно — она была зла. Костяшки ее утонченных длинных пальцев побелели, сжимая древко палочки.

Драко боялся, что именно он послужил виной гнева родителей и приготовился к наказанию.

Отец вообще часто его наказывал без объяснения причин. Это порождало в мальчике желание отыграться на других, на тех, кто позволял ему выплеснуть свою злость на себя.

Люциус только открыл было рот, как Нарцисса сжала плечо супруга.

— Нет. Я сама. — Женщина подошла к сыну, ее руки легли на плечи Драко. Взгляды пронзительных глаз встретились. У матери это был цвет голубого льда, такой холодный и решительный. У сына — цвет стали, непоколебимый, скрывавший подступивший страх глубоко внутри. Нарцисса глубоко вздохнула, прежде чем заговорить таким привычным ласковым голосом, — Драко, ты должен быть сильным и смелым, — мальчик кивнул, не до конца понимая о чем пойдет речь. Он начал думать о том, что родители решили разводиться. — Ты никому не расскажешь о наших с тобой занятиях. У нас дома необычные гости. Тёмный Лорд почтил своим присутствием наш замок. Ты должен обращаться к нему не иначе как «Повелитель», не смея поднимать глаз. И об этом ты тоже никому не скажешь, ни при каких обстоятельствах. Ясно?

Драко снова кивнул, не до конца понимая чем так напуганы родители? Ведь со слов отца выходило, что Волан-де-Морт великий волшебник. Мать, увидев в глазах сына непонимание, ещё раз вздохнула.

— Ты ещё совсем ребёнок, но ты уже сейчас должен быть ему предан. Ты не должен лгать или скрывать что-либо. Иначе пострадаем мы все. Сейчас мы направимся домой и ты постараешься до конца лета не покидать свою комнату.

В тот день Малфой-младший воочию узрел Повелителя. Его отец стоял на коленях перед своим господином, представляя сына, который тоже встал на колени. Это было страшно, Драко в ужасе наблюдал за змееподобным безносым существом и за его гигантской змеей, которая свернулась кольцами у ног хозяина. Красные зрачки, мертвенно бледная кожа и босые ноги.

Лишний раз выходить из своей комнаты желания вообще не было. Драко научился очень быстро прятать свои страхи и любые мысли на задворки сознания в маленькую шкатулку, которую нельзя было найти, если не знать где искать. Крестный тоже подключился к обучению крестника окклюменции, с удовольствием отмечая врождённый талант последнего.

Спустя всего год, Малфой-младший наблюдал, как унизительно-раболепно его отец пресмыкается перед своим хозяином, ползая перед ним на коленях. Тогда уже точно хотелось схватить мать и сбежать, как это сделала она годом ранее. Она была безупречной актрисой, выполняла всё, что от неё требовалось. Драко слишком быстро повзрослел. Забавно было то, что пришлось принять метку, в расплату за неудачу отца, чтобы спасти мать. Тогда он ещё не понимал этого, а вот сейчас... Лучше бы не понимал.

Нарцисса в тот день пришла к нему в комнату и присела на край кровати, сразу за ней вошёл Люциус. Отец говорил о какой-то чести, которую оказал его сыну Повелитель. «Хозяин», — со злой усмешкой про себя поправил Драко. Это было унизительно, то, как относились к его отцу в собственном доме. Нарцисса не смела перебить мужа, но всё-таки обернулась к нему и произнесла:

— Оставь нас наедине, Люциус.

Отец вышел из комнаты, опустив голову. Мать долго всматривалась в глаза Драко, явно пытаясь пробить брешь в его стене окклюмента. Но ничего не вышло. Она смотрела на него точно так же, как и год назад. Ее голос дрогнул.

— Не смей думать о том, что твой отец ведёт себя недостойно и, тем более, пресмыкается перед «хозяином». Ты похоронишь нас всех. Мы преданы Темному Лорду и его идеям. Помни об этом и не расслабляйся ни на секунду. Сегодня ты примешь метку.

У Драко в неверии округлились глаза.

— А если я... Я ведь несовершеннолетний, — голос юноши звучал неуверенно и тихо, будто он сам испугался того, что сейчас произнёс.

Мать резко втянула воздух в лёгкие.

— Ты можешь отказаться.

— Но? — Малфой знал, что будет «но». Он уже видел, что происходило с теми, кто отказывался.

Мать сжала губы в тонкую линию.

— Но? Ты сам знаешь, что «но».

Парень сглотнул. Сначала он убьёт мать с отцом, а затем и его. Не нужно было пояснять. Эти слова были глупыми, обреченными. Опасными. Голубой лёд и сталь встретились. Нарцисса легко улыбнулась и уже занесла руку, чтобы погладить сына по голове, но замерла в нерешительности, заметив, как побледнел ее единственный ребёнок. Она постаралась улыбнуться, но в глазах стояли слезы. Со всей торжественностью, на какую была способна в этот момент, женщина проговорила: «Это честь, Драко».

Малфой на секунду прикрыл глаза, пряча в самый дальний угол сознания свою шкатулку с опасными воспоминаниями. Он молча кивнул. А Нарцисса положила свои изящные руки на плечи сына и, глядя ему в глаза, твёрдо произнесла: «Мужайся, сын».

И он не мог ослушаться. Не мог подвести ее. Тогда он осознал причину прошлогодних слез матери. В голове прозвучал лишь один вопрос: «Почему отец не сбежал вместе с нами?».

Ответ пришёл мгновенно: те, кто не пришли сами — мертвы. Как Каркаров, например. Больше никаких колебаний не было, как и права на ошибку.

Встряхнув головой, юноша вернулся в настоящее. Он не хотел вспоминать это, не хотел вспоминать и то, что было потом. А ведь их троих пытали Круциатусом... больнее всего было смотреть на мать. Хотя нет. Больнее всего было, когда «он» пытал Драко Круцио, подсовывая в сознание лживые воспоминания о том, как мучительно убивает Нарциссу.

Мысли сами понесли его по кривой и скользкой дорожке в непроглядную вязкую и зловонную тьму, пропитанную запахом страха и крови.

Вспомнилось, как однажды Долохов поволочился за его матерью, а отец молча опускал глаза, запрещая Драко вступиться. К его гордости, мать сама применила что-то невербальное к непрошенному ухажёру, заставив того болезненно содрогаться в конвульсиях на полу их Малой гостиной.

Слишком мрачно. Слизеринец вернулся к сегодняшнему дню. Грейнджер. Почему она не выходит из головы? Почему все время попадает в глупые ситуации. А ведь ее тоже пытали Круциатусом. И у неё на руке до сих пор этот отвратительный шрам, оставленный его родной теткой. Как она тогда визжала...

Малфой приказал себе не думать о девчонке, и спокойно продолжил залечивать гематомы, довольно профессионально, к слову. На животе, к примеру, оставались лишь блеклые разводы желтоватого цвета. А лицо вообще получилось исцелить практически идеально. Недавние побои можно было различить лишь на очень близком расстоянии. Когда синяков не осталось и стало скучно, он вспомнил о другой книге, в которой было написано как свести шрамы.

Малфой нехотя поплёлся в гостиную, надеясь, что Грейнджер там уже давно нет, но она продолжала сидеть ровно на том же месте и ровно в той же позе, что и несколько часов назад. Слизеринец закатил глаза, приняв решение не замечать ее, он прошествовал к книжному шкафу, нашёл нужный фолиант и вернулся в свою комнату.

Теперь, помимо воли, юноша прислушивался к лёгким шагам, но их не было. Грейнджер сидела все там же. Почему-то это ужасно злило. И зачем только она пыталась соврать его друзьям, хотела скрыть его позор? Не может быть. Глупая зубрилка наверняка просто хотела повредничать. Хотя эти доводы были совершенно неправдоподобными. Да, она не хотела чтобы кто-то видел его таким. Но почему? Может, она сама была среди тех, кто избивал? Хотя... После сегодняшней ночи слишком маловероятно. И она действительно была в шоке. Может, она чувствует что-то к нему самому?! Что-то такое же странное, необъяснимое и навязчивое... Нет. Ответ прост... Она всегда защищает убогих и слабых. Взять того же Уизли, он настолько жалок, что она даже начала с ним встречаться. А быть жалким Драко не нравилось. Эти мысли заставляли злиться на девчонку ещё сильнее.

Малфою удалось сконцентрироваться на книге лишь спустя час. А ещё спустя столько же он стал практиковать, отточив движение, описанное в учебнике. Уродливые рубцы от Сектумсемпры не поддавались совершенно, лишь немного покалывали. Но вот небольшой шрам на коленке, оставшийся после его первого полёта на метле, исчез.

Драко было шесть лет. Отец запретил избавляться от шрама, более того, Люциус распорядился, чтобы мальчишке не оказывали никакой помощи после его неудачного падения. Это должно было стать уроком, что проигрыши — это боль. А Малфои не должны чувствовать боль, никогда. А значит, не должны проигрывать. Драко тогда смотрел на отца с восхищением, впитывая каждое его слово, а сейчас без зазрения совести избавлялся от этого урока. В свои девятнадцать он точно знал, что проигрыш — это не боль. Проигрыш — это возможность найти в себе силы подняться и идти дальше. Это куда важнее.

Внезапно, наплевав на все нравоучения отца и избавляясь от предрассудков вместе со шрамами... Драко подскочил на кровати, его осенило.

— Криккер!

Раздался хлопок и перед ним материализовался эльф в чистой наволочке, как обычно, низко кланяясь своему господину.

— Хозяин Драко звал Криккера!

— Принеси из моей комнаты флакон зелёного цвета, он подписан как Рябиновый отвар.

Глаза Малфоя искрились от восторга, кажется, он нашёл решение, только что. Выглядел юноша уже отлично, поэтому переживать о том, что эльф передаст что-то матери, было не нужно. Домовик принёс хозяину флакон, после чего испарился с характерным хлопком.

Волшебник нанёс немного отвара на шрам от Сектумсемпры, ничего не произошло. Обычно это снадобье пили, избавляясь от таких нежелательных последствий как отметины на коже. А Драко решил попробовать сделать иначе. Летом он уже пытался таким способом избавиться от этих белёсых полосок, но после взмаха палочкой и произнесения заклинания из пометки на полях, шрам чудесным образом исчез. Малфой долго разглядывал здоровую кожу, это было невероятно!

Магический шрам испарился. Почти невозможно. Он тут же посмотрел на своё левое предплечье и уже занёс руку, чтобы проделать тот же трюк, но в последний момент замер. Быстро закупорив флакон, блондин схватил палочку и направился в гостиную, все ещё заметно прихрамывая и немного сутулясь от боли в районе грудной клетки.

— Грейнджер, иди сюда, сейчас же. Кое-что покажу. Ты такого точно ещё не видела!

Девушка не реагировала. Малфой раздраженно цокнул языком и подошёл к ней.

— Я не в том расположении духа, чтобы прикасаться к тебе. Иди за мной.

Она даже не подняла голову, не ответила очередной остротой, чем жутко выводила из себя. Слизеринец поджал губы, походящие теперь на тонкую полоску, не церемонясь, он отлевитировал Гермиону на диван и уселся рядом. Лицо девушки было красным и опухшим от слез. Но каштановые локоны смотрелись роскошно, похвалил сам себя Малфой.

— Грейнджер, ну прекрати разводить сырость. Ты отвратительно выглядишь. Посмотри лучше сюда, или я заставлю тебя посмотреть! — добавил он с нажимом. Ее слёзы просто выбивали из колеи. Хотелось поскорее заставить ее перестать плакать, и он знал как.

Гермиона нехотя перевела глаза на своего соседа, а тот показал ей своё левое предплечье, взмахом палочки юноша убрал бинты.

Предплечье... на котором творилось что-то безобразное. Драко даже забыл о свежей ране, это было опрометчиво с его стороны. Больше всего он ненавидел жалость.

Поверх шрама от чёрной метки красовалась надпись, очень похожая на ее собственную, только вместо «грязнокровка» было высечено «пожиратель». Увиденное привело девушку в чувство, она, не раздумывая, схватила его за руку и поднесла ее ближе к своему лицу, параллельно наклоняясь к предплечью Малфоя. Голос девушки задрожал и она подняла на него свои покрасневшие и опухшие глаза.

— У меня заживало почти год! Это же кинжал гоблинской работы! Я вижу как кровит... Малфой, надо... и

— Не надо! Смотри сюда, Грейнджер!

Парень нанёс на поражённый участок кожи отвар и прошептал заклинание. Кожа тут же срослась, а шрам от метки стал менее осязаемым. Он проделал процедуру около ста раз, навсегда избавившись от позорной и ненавистной змеи, обвивающей череп, а заодно и от нового увечья.

— Ну что, готова попрощаться со своим клеймом?

Гермиона тут же доверчиво протянула руку, закатывая рукав свитера, и тем самым оголяя нежную кожу. Она впервые в жизни встретила того, кто нашёл решение, неведомое ей. Это было необычно. Драко действительно был талантлив по части целительства, стоило это признать. Спустя полчаса шрам исчез. Девушка зачарованно водила рукой по здоровой коже. Ее голос немного дрожал, а в глазах застыли слёзы. За время, что они сидели в гостиной, Гермиона уже успела успокоиться. Новые знания, это то, что могло переключить ее внимание.

— Малфой... это невероятно! Как?.. — Это было восхищение. Неподдельное. Искренность девушки заставила его почувствовать себя необычно, слишком хорошо. Будто он сделал что-то невероятное только что.

— Считай, что это мои извинения... за тот день. — На его губах играла лёгкая улыбка и Гермиона заметила, что слизеринец горд собой, хоть и старался показать полнейшее безразличие. Его выдали глаза.

Гриффиндорка благодарно взглянула на него, и внезапно, даже не ожидая такого от самой себя, кинулась к слизеринцу, крепко обнимая его.

— Спасибо, За... за извинения! Ты правда очень изменился! И за шрам... Это гениально! Как ты придумал это?! Или в книге было написано?

Малфой болезненно зажмурился, рёбра до сих пор саднили, а Гермиона обняла его за торс слишком крепко. Тем не менее, он размеренно и спокойно сказал: «Заклинание из книги, а с отваром сам догадался». Ему не хотелось разрывать эти объятия, сейчас она им гордилась. Кажется, ещё никто так искренне не поздравлял его с успехом. От этого стало немного грустно и больно.

— Это же!.. Это же надо срочно передать в больницы! Ты представляешь сколько жизней ты можешь изменить?! У тебя талант! — Драко прикрыл глаза, незаметно вдыхая ее аромат. Она всё ещё пахла яблоками и совсем немного корицей сегодня. На его губах все ещё играла улыбка, прикрыв глаза, юноша просто наслаждался моментом. Когда его в последний раз вообще кто-нибудь хвалил?

В этот неподходящий момент портрет отъехал в сторону, пропуская гостей. В башню ввалились Гарри с Джинни и Роном. Все трое замерли на пороге. Малфой посмотрел на них с не меньшим шоком, но его лицо, как и всегда, не выдавало никаких эмоций, в отличие от троицы, застывшей на пороге. Рон заорал на всю гостиную, уничтожая такой прекрасный момент:

— Какого дементора ты творишь? Гермиона?! Значит, когда тебя обнимаю я, ты сутки напролёт ревешь в больничном крыле, а с Малфоем так пожалуйста?! Ну ты и дрянь!

Староста школы резко отпрянула от своего соседа, а слизеринец сидел все в той же позе, потому что не совершал попыток ее обнять в ответ. Джинни тоже была в гневе и уже приготовила палочку, целясь в Малфоя.

— Потрудись объяснить, что все это значит?!

Один Гарри стоял и спокойно взирал на происходящее, готовясь к тому, что сейчас предстоит использовать очень много раз Протего, а, возможно, ещё и Ступефай... Похоже, интуиция его не подвела. Между двумя старостами действительно что-то есть. Даже если они ещё сами этого не осознали. Гарри хотел в это верить больше, нежели в то, что Гермиона солгала ему. Сейчас все зависело именно от неё, и Поттер спокойно ждал пока подруга сама все объяснит.

Гермиона молча подошла к друзьям и протянула теперь уже здоровую руку. Все трое изучали ее с неприкрытым изумлением. Джинни только и смогла вымолвить:

— Как это возможно?! Мы же были в больнице... И даже МакГонагалл ничего не придумала...

Гермиона спокойно улыбнулась, предпочитая не реагировать на недавний выпад Рона. Ее голос звучал спокойно и с нотками гордости, а на губах играла едва различимая улыбка.

— Не знаю. Спроси у Малфоя, это всё он. — Малфой замер, когда понял, что Гермиона Грейнджер действительно гордится им. Не жалеет. Не спасает. А гордится.

Рон уже выбежал вперёд к этому моменту, разъярённо набрасываясь на слизеринца с криком: «Не смей прикасаться к моей девушке!»

Но Малфой легко избежал столкновения с кулаком рыжего парня, грациозно перемахнув через спинку дивана, и теперь наблюдал за тем, как противник падает на мягкое сиденье. Реакция ловца его не подвела. Он злорадно усмехнулся и издевательским тоном произнёс:

— Если ты не можешь ничего ей дать, хотя бы не мешай другим. И... Не моя вина, что ты ей противен.

Малфой, не напрягаясь, отбился от желтой молнии, вылетевшей из палочки Рона секундой позднее. «Это всего лишь Баубиллиус», — успокоил себя блондин. Ему не нравилось то, что снова затеял рыжий. Это было совсем несвоевременно, учитывая события позавчерашней ночи. Его девушка потеряла родителей, он должен ее сейчас успокаивать, а не устраивать очередную дуэль, помня, чем закончилась предыдущая.

— Уизли, ещё одно заклятие, и я не посмотрю на твою непроходимую тупость, поверь, ты пожалеешь. — Малфой задумался о том, что сказал чуть ранее Уизел: он обнял Гермиону и она ночь проплакала в больничном крыле?! Что за бред. Драко едва уклонился от следующего заклятия.

На фоне звучал голос Поттера, просивший друга убрать палочку. Но это было бесполезно.

Рон попытался бросить в противника Обезьяз, но снова промахнулся, а слизеринец, как и обещал, ответил, и на шее Рона появилась огромная тыква на месте головы. Джинни взвизгнула от ужаса, но Гарри ее удержал за руку: «Тыква не вместо головы. Успокойся».

Пока Рон пытался снять с себя овощ, по щекам Гермионы вновь потекли слёзы. Она заговорила дрожащим и срывающимся голосом:

— Ну почему... Почему каждый раз вы устраиваете вот это... — староста обвела гостиную рукой, указав на Рона, и без труда сняла заклятие с парня, но тут же отгородила себя с Малфоем Протего Максима, возведя щит между ними и ее друзьями.

— Просто уходи, Рон, — голос звучал безжизненно, разочарованно.

Волосы рыжего парня вновь уступали в яркости красному от гнева лицу.

— То есть ты выбираешь хорька, этого мерзкого пожирателя?!

Гермиона повысила голос и топнула ногой.

— Рон, я не выбираю никого! Мы тут живем! Почему сложно поддержать, когда моя жизнь разваливается на части?! Почему пожиратель, как ты его только что назвал, сделал для меня больше за последние два дня, чем ты сам?! Уйдите! Прошу вас!

Гарри молча пошел к выходу из помещения, уводя за собой растерянную Джинни. Гермионе было стыдно признаться, что Рон в чем-то прав. Она действительно неосознанно выбрала Малфоя и, конечно же, ее парень это почувствовал. Но девушка ничего не могла с собой поделать, потому что испытывала спокойствие лишь рядом с этим холодным и скользким слизеринцем, который сейчас, кажется, еле стоял на ногах, потратив последние силы на небольшую дуэль.

Рон с нескрываемой ненавистью смотрел на соперника.

— Если хоть пальцем ее тронешь, я тебя убью, будь уверен.

Малфой облокотился на спинку дивана очень вальяжно, даже вызывающе, но Гермиона видела, что он держится на ногах лишь из гордости.

— Вислый, ты не сможешь меня убить даже если я буду без палочки, ты слишком бездарный.

— Прекратите оба. Сейчас же. Рон, мы встретимся на следующих выходных и поговорим. А сейчас уходи!

Ярость, подпитываемая ревностью, плескалась в Роне, выплескиваясь наружу и превращаясь в обидные слова.

— Неужели тебе понравилось, когда он тебя заколдовал той ночью, и ты готова раздвинуть перед ним ноги после этого? Ты мне противна!

Малфой не дал Гермионе даже раскрыть рта. Его голос звучал уверенно с едва различимыми нотками стали.

— Она, по крайней мере, теперь знает, что ты неспособен даже на такую малость, — Гермиона уже собиралась взмахнуть палочкой и наложить Силенцио, ожидая, что Малфой опять выскажет что-то о неспособности Рона удовлетворить девушек, но он закончил фразу совсем иными словами, — как проявить уважение к ее горю. Сгинь.

Он говорил о ее горе. О ее чувствах. О том, что важно, для неё.

В этот момент вернулся Гарри, явно расслышавший последние две фразы, и силой вытолкал Рона из гостиной, после чего вернулся в одиночестве.

— Я целиком и полностью разделяю твою скорбь, Гермиона. Но не мучай Рона. Он этого не заслужил. Отправь сову, как захочешь поговорить. Доброй ночи, Малфой, — Гарри кивнул блондину и вышел вон.

Драко тут же рухнул на диван, пытаясь восстановить дыхание, Гермиона, выждав пару минут, вышла из гостиной, а вернувшись, сообщила:

— Новый пароль "Munlockall".

Девушка присела на край дивана, вглядываясь в побледневшего парня, который не мог отдышаться и прикрыл глаза, но все же она не удержалась и спросила:

— Зачем ты его провоцируешь?

Малфой открыл глаза и перевёл безразличный взгляд на девушку.

— Меня это забавляет.

Гермиона помолчала, разглядывая догорающее полено в камине, ее голос звучал отстранённо.

— Как думаешь, что со мной сделали бы сегодня Забини и Нотт?

Слизеринец встретился с насмешливым взглядом карих глаз, прекрасно понимая, о чем она говорит.

— Они бы не посмели! — Он это выпалил не задумываясь, но прозвучав и повиснув в воздухе, эта фраза вызвала сомнения где-то в районе солнечного сплетения.

— Ты сам в это веришь?

— Да. Блейз не позволил бы, — голос звучал всё также уверенно, в отличие от реальных чувств.

— А если бы позволил, что бы ты чувствовал, узнав об этом? — Гермиона почти физически ощущала, что он сомневается. Нет, он себя не выдал абсолютно никак. Это была исключительно ее интуиция.

— Грейнджер, к чему ты...

Девушка махнула рукой, не дав ему договорить.

— Вину, не так ли? Так вот, если что-то случится с тобой или с Роном, я тоже буду чувствовать свою вину. Понятно?

Блондин с трудом встал на ноги и пошёл вверх по лестнице не оборачиваясь, уже почти дойдя до двери, он произнёс:

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь, заучка, — Малфой всё же обернулся и ещё раз задумчиво посмотрел на заплаканную гриффиндорку, скрываясь в своей комнате.

Он оставил ее одну посреди гостиной. После ее объятий запах зелёных яблок все ещё незримо окутывал, и парень совершенно не хотел разбираться в своих чувствах, думать о том, что будет дальше, тем более, анализировать. Сейчас он позволил себе просто представить то, что хотелось, а именно, позвать ее с собой и заснуть вместе.

Просто заснуть. В тот день, когда она спала в его постели, он впервые выспался за долгие-долгие несколько лет. А ведь спать спокойно не получалось с того самого дня, как Том Реддл выбрал Мэнор в качестве своей резиденции.

Но впускать ее в свою жизнь было сродни безумию. Она грязнокровка. Он Малфой. Они оба потеряют абсолютно всё, если Драко позволит себе впервые сделать собственный выбор. И поэтому он сегодня заснёт один, все ещё ощущая прикосновение ее нежной и ароматной кожи.

Спустя час Драко так и не смог заснуть. Мыслей в голове не было никаких совершенно. Он сходил в душ и зачем-то надел пижаму, хотя... Хотя почему зачем-то? Ответ был прост. Пижама до сих пор пахла Грейнджер. Парень даже подумал заклинанием сохранить этот запах, чтобы высыпаться. Внезапно дверь ванной отворилась и на пороге появилась владелица чудодейственного аромата.

— Я знаю, что ты не спишь. Я тоже... не могу.

Драко прикрыл глаза, поджал губы и тяжело вздохнул. Гермиона почувствовала себя крайне глупо и уже пожалела о необдуманном поступке, отступая назад, но Малфой вдруг поднял палочку и сотворил какое-то невербальное заклятие, даже не обернувшись к двери. Его голос прозвучал тихо и глухо, но уверенно:

— Иди сюда, Грейнджер.

Девушка неуверенно перешагнула порог комнаты, теперь прекрасно понимая, к чему Малфою были такие предосторожности.

На ней была небесно-голубая пижама с длинными штанами и рубашкой с коротким рукавом, она скользнула под одеяло, осторожно укладываясь у самого края кровати. Но Драко, который и сам хотел ее присутствия, молча притянул девушку ближе, так легко, словно она ничего не весила. Они оба не проронили ни слова. Обоим это было одинаково нужно. Парень обнял ее, вдыхая аромат любимого фрукта и зарываясь носом в пышные локоны. А Гермиона выдохнула, ощутив себя в этих тёплых объятиях, которые дарили странное умиротворение и ощущение правильности происходящего.

Драко не мог расслабиться, мысли кружили в его голове, прямо как метель за окном. Ему наверняка придётся поплатиться за свою сиюминутную прихоть, но не сейчас. Сейчас можно позволить себе просто делать то, что хочется. Хотя бы раз.

Они заснули, крепко прижавшись друг к другу, прямо как в первую ночь.

***

Рон, тем временем, уже пару часов обреченно глядел в огонь камина на площади Гриммо. В соседнее кресло уселся Гарри и отлевитировал своему другу бокал огневиски, на что Рон немного поморщился, но принял его. Тишину нарушил хозяин дома.

— Ты любишь Гермиону?

— Конечно, Гарри, что за вопрос?! — голос Рона звучал немного растерянно и уязвленно.

Тон Гарри, напротив, был примирительным.

— Я сейчас хочу тебе помочь. Она мне как сестра, ты же знаешь. И я больше всего на свете хочу чтобы вы, двое моих лучших друзей... Были счастливы.

— К чему это ты? Говори уже...

— Почему ты не думаешь о ней?

— Как это не думаю?! Я же из кожи вон лезу!

Гарри откинулся в кресле, рассматривая содержимое бокала.

— Рон. У неё погибли родители позавчера. Ей нужна поддержка.

— Да я и без тебя знаю это!

— Не перебивай. Я хочу тебе помочь, помнишь? — рыжий парень тяжело вздохнул и кивнул. Гарри продолжил. — Сразу после войны мы с ней поддерживали тебя, поддерживали всех. Ваша семья потеряла Фреда, мы все его любили ведь. Гермиона всю себя посвятила тебе, она помогала нам с зачетами в аврорате, помогала Молли по дому, помогала с магазином вам с Джорджем, поддерживала Джинни и всех, кто писал ей письма с мольбой о помощи.

— Какие ещё письма?

— Ей писали многие маглорожденные с просьбой о помощи и благодарностью. Оборотни, да много кто ещё. И она помогала всем. Хотя ее саму мучили кошмары. Гермиона отодвинула встречу со своими родителями, чтобы поддержать тебя. А ты даже не предложил ей свою помощь в их поиске.

— Ну она же их сама нашла!

— Нет. Ей помог я и Кингсли.

— Вот как... А почему же ты мне ничего не сказал?! Гарри?! — Рон начинал злиться, это было видно по его раскрасневшемуся лицу. Гарри, напротив, был предельно спокоен.

— Я говорил. И не один раз. Ты не обращал внимания. Тебе это было неинтересно. А теперь представь, что бы ты чувствовал, если бы погибла вся твоя семья?

Рон вмиг погрустнел, ему стало ужасно стыдно. Он потупил взор и несмело произнёс:

— Она сильно злится на меня?

— Достаточно. Не вздумай под это всё звать ее замуж, иначе вы точно расстанетесь. Рон, ты уверен, что любишь ее?

— Уверен. Что мне делать, Гарри?

— Для начала прекрати ее злить. Гермиону мучают кошмары, ей снится кровь. Пожалуйста, никаких красных цветов рядом с ней. Постарайся не скандалить и не устраивать сцен. Дай ей время. И если ты будешь о ней заботиться, у вас всё наладится. Рон, искренне, по-настоящему заботиться, оберегать ее. Ничего не требуя взамен. Она всегда тянула нас за собой. Она очень сильная. И если ты хочешь быть с ней, тебе нужно принять это и сделать так, чтобы рядом с тобой она чувствовала себя женщиной. Это единственное, что ты можешь сделать.

— Хорошо... Как думаешь, когда она уже подпустит меня к себе?

Гарри чуть не поперхнулся огневиски от этого вопроса.

— Рон?! Я думал мы поняли друг друга! Дай ей время!

— Ты ведь не думаешь, что они с Малфоем...

Гарри был в ярости.

— Ты хоть понимаешь что говоришь?! Она бы не стала раздвигать перед ним ноги, находясь в отношениях с тобой!

— Вообще-то, она уже предлагала нам расстаться. Я отказался.

Гарри на секунду задумался, а потом произнёс очень спокойно:

— Если ты действительно любишь Гермиону, то примешь любое ее решение.

— А как же я?!

— Рон! Оберегать. Заботиться. Искренне. Понимаешь?

Рон недовольно хмыкнул и осушил бокал.

— Пойду попрошу у Кикимера что-нибудь съедобное, я что-то проголодался.

Гарри молча кивнул, продолжая смотреть в огонь. В его голове, уже не в первый раз, вертелись поступки Рона, которые он сравнивал с поступками Малфоя.

Поттера, конечно, не радовала своеобразная и специфичная дружба между его лучшей подругой и Хорьком, но как-никак, она сейчас была не одна. Он ее поддерживал и действительно старался помочь. Сначала дал успокоительное зелье, потом убрал шрам. Гарри вспомнился случай, о котором рассказала Джинни ещё в начале года. Вся школа об этом сплетничала.

У импровизированного «восьмого» курса, состоявшего из тех, кто должен был окончить школу год назад было сдвоенное занятие. Малфой тогда поддел Гермиону на зельеварении, но Гарри выслушал рассказ и сделал свои выводы: Хорёк не поддевал, он наоборот исправил ситуацию. Без его вмешательства Гермиону окрестили бы оборотнем и неизвестно, какая травля ее ждала.

Поттер множество раз погружался в воспоминания своего школьного врага во время судебных процессов летом в поисках каких-то скрытых мотивов, но не находил их. Да, Малфой не был заложником ситуации, как казалось даже ему самому. Он принимал решения самостоятельно, просто изменял своё мировоззрение с течением времени. Это было поучительно. Гарри вернулся мыслями к Рону, которого, похоже, не волновала сама Гермиона. Его друг всегда всё донашивал за старшими, о нем никогда не думали в первую очередь. И вот, казалось бы, он должен осознавать, как важно ставить дорогого человека на первый план... Но нет. Рон теперь только требует.

Гарри подумал о том, что примет любой выбор Гермионы. И даже если это принесёт ей в будущем страдания, он будет рядом, чтобы поддержать.

***

Этим утром первым проснулся слизеринец — от того, что его рука затекла. Он ухмыльнулся собственным мыслям, наблюдая за девушкой, удобно устроившейся на его плече.

Она сейчас была похожа на прекрасную вейлу, отчего он начал рассматривать ее с утроенным вниманием. Может, грязнокровка не такая уж и грязнокровка? Нет, это невозможно. «Это просто я схожу с ума», — подумал парень.

Блондин нахмурился, глядя в потолок, он совершенно не собирался сближаться с этой девчонкой, просто так вышло. Что там говорила его мать в день, когда пришло письмо из Хогвартса?

Неужели она уже тогда знала, что ее сын станет старостой? Скорее догадывалась, она всегда была на несколько шагов впереди. Ведь такое решение было логично: защитить его от общества, а общество от него. Но что-то было не так, а именно, рассуждения Нарциссы о чистоте крови с разрешением жениться на грязнокровке. Что это вообще было? Неужели все снова решили за него?

Нет, он не станет осквернителем рода. Никогда. Что за мысли вообще? Думать о грязнокровке, хотеть ее... нужно проверить не подлил ли ему кто любовного зелья, вот она, первая здравая мысль за это утро. Водоворот размышлений был прерван пошевелившейся девушкой.

— Давно проснулся?

— Достаточно.

— Не в настроении?

Гермиона робко улыбнулась, поднимая голову, чтобы встретиться с ним взглядом, он молчал, изучая потолок. Немного смутившись, девушка заправила локон за ухо и, жутко краснея, скороговоркой пролепетала:

— Я тогда не стану злоупотреблять твоим гостеприимством. Спасибо за всё.

Она молча выскользнула из постели и покинула комнату, оставляя за собой еле заметный шлейф пьянящего аромата. Малфой со злостью прокусил собственную щеку.

Решение принято — дождаться рождественских праздников и поговорить с матерью. Если она задумала исправить семейную репутацию с помощью грязнокровки, он этого не потерпит и действительно сведёт общение с Грейнджер к нулю. А если нет? Тогда... а что тогда? В любом случае, от неё надо держаться подальше. Это проблема, которая грозит обернуться катастрофой.

***

Сегодня Слизерин играл против Когтеврана.

Мётлы уже взмыли в воздух на огромную высоту. Погода была ясная, морозный воздух заставлял болельщиков плотнее кутаться в мантии. Бледное солнце висело высоко на небосклоне, предрекая метель ближе к вечеру.

Малфой усмехнулся, когда квоффл оказался в воротах Когтеврана, да, слизеринская команда была сегодня отлично подготовлена. Они должны выиграть. Вот только Малфой поймает снитч.

Внимательный взгляд блондина скользил по трибунам, по кромке запретного леса и не выпускал из виду ловца команды соперника. Чжоу Чанг также внимательно сканировала пространство, в поисках золотого шарика с крыльями.

Внезапно внимание Драко привлекло что-то знакомое на стороне болельщиков Когтеврана. Он уже отвёл взгляд оттуда, но знакомый силуэт не давал покоя. Он сделал вид, что все ещё находится в поисках снитча, возвращая взор в толпу Когтевранцев.

Чжоу решила, что ее противник что-то заметил, и устремилась в ту сторону. В этот момент на весь стадион прозвучали слова: «И гол забивает Блейз Забини! 110:90 в пользу Слизерина! Поднажмите, ребята, змеи не заслужили победы», — этот выпад меньше всего задевал платинового блондина, он как раз сейчас встретился взглядом с карими глазами гриффиндорки. Его сердце почему-то пропустило удар, а потом бешено застучало. Драко тут же отвёл взгляд, задаваясь вопросом:

Неужели она пришла болеть за него?! Быть этого не может.

Гермиона действительно стояла на трибунах рядом с Луной и Симусом и плотнее куталась в шарф. Ее мысли занимал слизеринец, в которого большая часть стадиона мечтала запустить проклятие, чтобы тот свалился с метлы. По большей части, убеждала себя Гермиона, она здесь именно по этой причине.

Вчера вечером староста девочек подслушала разговор двух студентов в коридоре, которые обсуждали, что запустят в Малфоя что-нибудь эдакое. И, несомненно, Гермиона собиралась предотвратить последствия. Отгоняя от себя мысли, что ей хотелось бы увидеть лицо этого парня, когда он поймает снитч. Ведь впервые за долгое время его будут поздравлять, радоваться вместе с ним. В памяти слишком свежи были воспоминания о том, как он был счастлив, когда смог убрать шрам с предплечья Гермионы. Она улыбнулась своим мыслям, наблюдая за ним. Игра ее никогда особо не интересовала. Из размышлений вырвал голос Полумны:

— Твои мозгошмыги начинают меня атаковать и я становлюсь невнимательной, Гермиона!

Девушка обернулась в непонимании, немного нахмурившись.

— Мои мозгошмыги? Луна, ты же всегда говорила, что у меня их практически нет.

Блондинка перевела свой взгляд куда-то вверх и мечтательно зажмурилась.

— Не было. Раньше. А сейчас их столько, что может показаться, что у тебя их больше, чем мозгов.

Гермиона спокойно развернулась к подруге, осознавая, что та не собиралась ее оскорблять, но Симус и Дин, стоявшие рядом, дружно покатывались со смеху. Гриффиндорка открыла было рот, чтобы переспросить у подруги... Как ее сердце ушло куда-то в пятки, она почувствовала за спиной какое-то движение, инстинкты, натренированные во время войны, никуда не пропали. А со всех сторон послышался дружный вопль «А-аах», болельщики дружно прикрывали кто рты, а кто глаза. Гермиона хорошо видела это, словно в замедленной съёмке, прежде чем сообразить, что же произошло, девушка услышала знакомый голос, он был зол:

— Отбивать бладжер в болельщиков запрещено, особенно в своих! Или Когтевран об этом не слышал?!

Когда девушка обернулась, никого позади неё уже не было. Симус и Дин шокировано переглядывались между собой, подошедшая к ним Джинни также замерла на месте в паре шагов. Первым пришёл в себя Томас, и прокричал во все горло:

— Запоздало ты решил погеройствовать, Малфой! Все равно останешься пожирателем!

Трибуны загудели, поддерживая высказывание Дина. Гермиона обернулась к Луне, в попытке получить разъяснения, а подруга, всё с той же блаженной улыбкой, проговорила:

— У вас с Малфоем мозгошмыгов одинаково много.

Пока Гермиона пыталась понять, что же все-таки произошло, трибуны Слизерина взорвались от победного крика. Глаза гриффиндорки тут же нашли Малфоя, который в этот момент катился по засыпанному снежным покрывалом полю. Он лёг звёздочкой и поднял руку, в которой сжимал свою победу. Остальные ребята из его команды уже бежали к нему, выкрикивая поздравления.

Гермиона прятала свою улыбку в шарф, ведь все, кто ее окружал, не скупились на выражения относительно бывшего пожирателя.

Особенная волна негодования поднялась уже в стенах школы, где гриффиндорцы в запале обещали обыграть Слизерин в следующей игре. Лишь на секунду Гермиона поймала на себе взгляд серых глаз, она гордилась им! Несмотря на ненависть окружающих, несмотря даже на то, что его заставили играть — он принёс победу команде. А ещё спас ее. Это было необычно и немного смущало.

Несколько часов спустя девушка всё ещё сидела в гостиной старост, перелистывая страницы книги по трансфигурации. Она хорошо знала эту тему, но повторить было не лишним. Портрет пропустил ее соседа, и их глаза снова встретились. Малфой всё ещё был в спортивной форме, но уже изрядно пьян после вечеринки в подземельях, устроенной в его честь, поэтому заговорил первым без всякого стеснения:

— Надеюсь, тебя и твоих правильных друзей не сильно огорчила моя победа? Никто не умер от горя?

Гермиона усмехнулась, эту манеру она успела перенять у него.

— Вообще-то я болела за тебя и хотела поздравить, — она пожала плечами, снова переводя взгляд на страницу о незримом расширении пространства.

Малфой плюхнулся в кресло.

— Так ты пришла из-за меня, заучка? И что бы это могло значить? Мммм?

Гермиона рассмеялась.

— Всего лишь то, что тебя хотели сбросить с метлы, Хорёк, а я решила подстраховаться. Не нравится мне одной патрулировать весь замок, знаешь ли. Пополам быстрее.

Губы Малфоя растянулись в улыбке сами собой.

— Что-то не заметил ни одной палочки, направленной в мою сторону.

— На это и был расчёт. — она была предельно спокойна.

— Так ты теперь что-то вроде моего талисмана?

— О-о-о, не думаю, что я талисман, и тем более твой, — она по-прежнему читала что-то в учебнике, и Малфоя это злило.

— Ты... кажется собиралась меня поздравить с победой.

Гермиона подняла удивленный взгляд на блондина.

— Я уже это сделала ведь. Могу ещё раз. Поздравляю тебя, Малфой. Ты сегодня был на высоте. И спасибо, кстати.

— Какие-то слабые поздравления... Это за что ещё спасибо? — он делал вид, что ничего не понимает, разглядывая свои ногти.

Гермиона решила подыграть.

— Ты ведь спас меня.

— Не видел тебя на трибунах.

— А почему же тогда спросил за кого я болела?

— Ты сама об этом сказала. Я лишь задал уточняющий вопрос.

Гермиона прикусила губу, она выглядела идиоткой в собственных глазах.

— Ну, мне в затылок летел бладжер, а ты его в последний момент отбил. Так что, спасибо. Я не видела твоего героического поступка, в отличие от всей школы, — девушка мстительно улыбнулась и встала с дивана, — Мне пора, доброй ночи.

Малфой лениво ответил.

— Ааа, так это была ты? А я-то думал, кто мог перепутать сторону, — он сделал паузу, а Гермиона залилась краской, приготовившись к тому, что он сейчас скажет. Ведь из ее собственных слов, раз она болела за него, то должна была стоять с противоположной стороны, вместе со слизеринцами. Но его следующие слова заставили ее разозлиться ещё больше. — Обычно болельщики смотрят на поле и игроков, а не стоят спиной.

Девушка молча прошла к лестнице и скрылась за дверью своей комнаты.

На губах Драко в этот момент расплылась широкая, немного мечтательная улыбка.

— Не за что, Грейнджер, — проговорил он одними губами.

Перед его глазами вновь всплыл этот эпизод. Охотник из команды противника отбивает бладжер в Забини, но тот успевает увернуться в последнюю секунду, и Малфой видит знакомую кудрявую макушку в десяти метрах под собой. В неё летит бладжер на бешеной скорости, мало того, что она стоит спиной, так ещё и ее тупоголовые слепые дружки над чем-то смеются так, что даже не видят происходящего. Такой удар по голове грозит парой-тройкой недель реабилитации, если, конечно, она вовсе не свалится с трибун. Эти мысли очень быстро проносятся в его голове, пока он летит вниз на полной скорости, отбивая щитком, прикрепленным в районе берцовой кости, злосчастный мяч. Она даже не заметила. Драко зол. Когда он спустился ниже, то увидел, что практически у ног Гермионы была лестница, по которой она бы и полетела вниз. Чудом было бы, если бы девушка осталась жива после этого.

Он сам не понял, как смог так быстро отреагировать.

Но был крайне доволен собой сегодня. И взгляд... Ее восхищённый взгляд. Драко, конечно же, видел, как она прятала свою улыбку, проходя мимо их команды со своими друзьями. В холле у главного входа в школу.

Ее огромные карие глаза говорили все за неё. Это была гордость, радость от его победы... Он впервые чувствовал нечто подобное. И это было совсем непривычно. Отец требовал от сына всегда первых мест — Драко был его разменной монетой. Не хватало чего-то настоящего... Вот именно тех эмоций, которые давала ему Гермиона...

Единственное, что немного расстраивало, так это тот факт, что Поттер научил Грейнджер окклюменции. Или она сама... Но факт оставался неизменным — незаметно проникнуть в ее разум не получалось.

Возможно, это получится, если она ещё раз заснёт с ним... Но, такого не должно больше произойти.