IV часть.
Астрид Дэвис
Я вновь поздно возвращаюсь из библиотеки. Под ногами хрустит гравий, а фонари потрескивают, будто старые поленья, и мигают через раз – мэр не чинит освещение последние лет двадцать. Ничего удивительного, он такой же пьяница, как и большинство мужчин в Луксоне.
Оглядываюсь и сжимаю в кулаке тонкий ремешок сумки. Следовало бы позвонить Патриции, чтобы она заехала за мной на машине. Но я и так постоянно обращаюсь к ней за помощью. Я все-таки ее подруга, а не надоедливая младшая сестра. Справлюсь! До дома всего пара кварталов. И вновь становится горько оттого, что через пару месяцев Пат уедет.
Ускоряю шаг, минуя заправку. Осталось не более пятнадцати минут до дома. Со мной ничего не случится. Город маленький, все друг друга знают.
– Астрид!
К сожалению. Все друг друга знают – к огромному сожалению.
Я останавливаюсь. Мужской голос разрывает тишину и лишает сил. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, три тени уже рядом.
Обычные работяги. Они окончили школу в прошлом году и остались в городе. Застряли, словно неупокоенные души. Не могут вырваться. Каждый их день похож на предыдущий: страшнее всего стать таким же призраком. Я наклоняю голову, пряча лицо за волосами, и пытаюсь прошмыгнуть мимо.
– В одиночестве, по темноте… нехорошо, – с мнимым сочувствием говорит один из них.
– Давай проводим, а? – предлагает второй.
– Не обидим, не бойся, – хохочет третий.
Им ничего не будет. Луксон – не то место, где за плохие поступки наказывают. К моей удаче, парни боятся навредить мне всерьез. Так, пристают от скуки. Вдруг я буду в настроении «потерять свою вишенку», как они говорят, видимо прочитав такое определение девственности в бульварном романе своей мамочки. Но они знают, что есть кое-что страшнее, чем они, пьяные рабочие. Кое-кто.
Но сейчас я одна на улице, поэтому они смелые, как шавки на привязи.
Майлз, сын фермера, кладет ладонь мне на талию, а Патрик, музыкант-бездельник, рассказывает о вечеринке на заброшенном складе.
– Поехали, Астрид, будет весело!
«Покажи зубы, заставь их бояться», – вспоминаю слова Пат. Но я слишком напугана. Пережить. Переждать. Через год я уеду. Я не стану очередной заблудшей душой этого проклятого города.
Парни смеются и неспешно идут со мной в обнимку под предлогом проводить до дома, а я надеюсь на чудо. Например, что соседка выйдет на позднюю прогулку или Пат перед сном решит покататься по району на своем старом пикапе.
Из-за угла выезжает патрульная машина. Проблесковый маячок на крыше освещает темную улицу красно-синими бликами.
Мои знакомые отпрыгивают, громко кричат:
– Шериф! – и бросаются врассыпную.
Машина тормозит у обочины. Когда мотор глохнет, погружая улицу в звенящую тишину, я до боли сжимаю зубы. Челюсть сводит. Надо было согласиться и пойти на вечеринку. Я оглядываюсь, но улица пуста.
– Астрид? – бурчит шериф. – Быстро на заднее сиденье.
– Иду, дядя Томас.
Луксон похож на чистилище.
В городке, которого нет на карте, живут неупокоенные души, а добро и зло давным-давно поменялись местами.
Я проснулась с липкой пленкой на лбу и грохочущим в груди сердцем. Включив настольную лампу, перевернулась на бок и долго рассматривала узор на обоях. Все закончилось. Я уехала. Я в безопасности. Я в Берроузе. Прикрыв веки, прикусила одеяло. Зубы сводило, но я кусала и кусала ткань. Спустя пару минут мне удалось переключить внимание и погасить приступ паники. Лучше бы мне снова приснился Дерек Ричардсон.
В кровати я провалялась до рассвета и заставила себя встать под The Neighbourhood[5] на будильнике телефона. Нельзя унывать. Предстоит новый день, он еще на шаг приблизит меня к высшему образованию и независимости. Воодушевленная, я включила воду в душевой кабине: прохладные капли смыли остатки кошмара. Скоро Луксон станет таким же далеким и неприятным воспоминанием, как первый поход к дантисту.
Я благодарна проклятому городу только за то, что он свел меня с одним человеком: с Патрицией. Вчера мы болтали как в старые добрые времена: вспомнить тот разговор – лучший способ начать день с чего-то приятного.
Накануне вечером
– Пат, я почувствовала магию.
– Вау, подруга!
Патриция, вероятно, ударила по стене – я вздрогнула от резкого стука и едва не свалилась со стула. Вцепившись в письменный стол, я выругалась.
Но Пат не заметила, она тараторила дальше, и только годы близкой дружбы помогли мне распознать в ее нью-йоркском говоре отдельные слова:
– Я говорила! Астрид, я говорила тебе! Надо всего-то подождать! Он хорош, да? В сравнение не идет с… как его звали? Джонни с заправки?
Я поморщилась, вспомнив первые – и пока единственные – отношения. Тогда мой выбор пал на местного раздолбая. Вне всяких сомнений, Дерек Ричардсон – бог с Олимпа на фоне неудачника Джо.
Я сменила тему, и пару минут Пат слушала, как я устроилась в Берроуз, о современных коттеджах вместо типичных общежитий, о программе занятий, о маленьких классах… И снова спросила:
– Итак, в неотразимости зацепившего тебя парня я убеждена. А что насчет характера? Дай мне слово: он не обижает тебя? Иначе приеду и…
– У меня был оргазм, – перебила я, пока ее не унесло в лес оскорблений и нецензурных слов: можно уехать из Луксона, но Луксон не уедет из тебя.
Пару лет хватило, чтобы Патриция приобрела привычку ругаться через слово. Мы старались себя контролировать, но если эмоции захлестывали… А Пат определенно была сейчас не в стабильном состоянии.
Она воскликнула:
– Твою ж мать! Вы переспали?!
Мои уши загорелись, и я спешно добавила:
– Технически нет. Он… мне приснился. Я проснулась от яркой вспышки, словно тело ударило током. Бедра мокрые, а сердце бешено колотилось. Даже представить не могу, каково это в реальности. С ним. – Уточнить стоило, потому что никто не возбуждал меня настолько. Хотя, опять же, сравнивать не с кем: на моем пути профессор Ричардсон первый мужчина в дорогом костюме и с образованием выше среднего. – Это чувство… – я помолчала. Пат терпеливо ждала. – Оно не идет ни в какое сравнение с самоудовлетворением. Я представила его губы на своих губах, его руки на моем теле. Мы были в библиотеке, чувство опасности все обострило. Черт возьми, что было бы, поспи я еще хотя бы минут десять?
– Ох, подруга! – Патриция по-доброму посмеялась надо мной.
Я могла рассказать Пат о чем угодно. Она выслушивала мою разочарованную тираду о том, как Джо с заправки отвратительно целуется. А однажды я нашла у отчима кассету с порнографией: краснея и теряясь, я спросила у Пат, нормально ли, что я возбудилась, когда посмотрела то мерзкое кино? Пат сказала, что для удовольствия не всегда нужен мужчина, а некоторые порнофильмы сняты как настоящее искусство. Также подруга добавила: некоторые отношения стоят того, чтобы их ждать.
Мы познакомились, когда мне было пятнадцать, а Патриции – шестнадцать. Ее семья приехала к родственникам из-за финансовых трудностей. Пат оказалась гораздо просвещеннее девочек из Луксона, у многих из нас даже не было компьютеров. К тому же она придерживалась позиции, что женское удовольствие должно быть на первом месте или хотя бы не ниже мужского. В нашем захолустье царил патриархат, поэтому женщины были либо домохозяйками, либо прачками. А мужчина, будь он отъявленным негодяем или последним пьяницей, все равно считался добытчиком и главой семьи. Осудить «отсталых горожан во времена эпохи феминизма» легко, но большинство женщин боялись остаться без средств к существованию и с детьми на руках. В Луксоне всего один завод, на котором работали, разумеется, мужчины.
И вдруг приехала Пат. Ее отец в прошлом был руководителем новостного канала, мама – бухгалтером, а Патриция мечтала стать актрисой. Думаю, ее родители не меньше остальных – сочувствующих луксонцев – понимали, что город засосет их и никогда не отпустит. Я видела в глазах родителей Пат: работа в местном продуктовом – их новая реальность, с которой они смирились. Но целеустремленная Патриция выросла в мегаполисе и не собиралась провести всю жизнь среди бедняков и пьяниц. Она училась день и ночь, а в перерывах рассказывала мне о жизни в Нью-Йорке. Другие девочки сторонились «городской», считали странной, а я слушала о Большом Яблоке как о волшебном городе, где сбываются мечты. Там живут успешные женщины, там можно стать кем угодно! Пат мечтала покорить Бродвей, а мне открыла глаза на то, что все возможно. Я смогу уехать следом за подругой, получить образование!
Когда Пат окончила школу, то перед отъездом взяла с меня обещание, что я поступлю в университет или колледж, чтобы покинуть Луксон. Потребовалось на год больше, чем мы планировали, для осуществления непростой мечты, но я справилась. Не могу дождаться момента, когда мы, две счастливые выпускницы, будем вместе жить в Нью-Йорке. В мире, по которому Пат безумно скучала, поэтому и поступила в Нью-Йоркскую академию киноискусств, а я, зная город по рассказам, уже любила его.
– Ты на связи? – спросила Пат. – Думаешь о своем красавчике?
– Вспоминаю, как мы мечтали покорить Нью-Йорк.
– Я уже в процессе!
Патриция говорила настолько убедительно, что сомнений в ее правоте никогда и ни у кого не возникало. Она выигрывала любые споры, оказывала огромное влияние на окружающих, умела очаровывать. Если бы Пат захотела, то стала бы королевой школы, но ей хватало и меня. Подруги, по ее словам, только отвлекали от цели, как и парни. Но все же Патриция не могла оставить других в беде и хотя бы немного, но изменила Луксон к лучшему. Благодаря Пат в городе сократился процент подростковых беременностей: лекции о воздержании и контрацепции не имели такого эффекта, как слова Пат, что «этот козел тебя недостоин».
– Пытаешься съехать с темы, Асти?
– Ладно-ладно! Никаких секретов, да?
– Ага, – хихикнула подруга.
– Ты сама напросилась! О профессоре Ричардсоне я могу говорить вечно. Вы бы посоревновались в умении завоевать чужое внимание, ничего при этом не делая. Мне страшно, насколько быстро у него получилось обосноваться в моих мыслях. Постоянно о нем думаю. И… – Я выдержала театральную паузу – Пат ненавидит, когда я так делаю.
– И – что?
– Я рассказала ему о тебе.
– О, я польщена! – рассмеялась Пат. – Подожди, «профессор Ричардсон»? Он… – Теперь эта чертовка выдержала паузу, а я подумала, что убиться головой о письменный стол – неплохая смерть. Все лучше, чем признаться лучшей подруге в безнадежности своего первого серьезного увлечения. Патриция прошептала: – Он твой профессор?
– Ну… да.
– Асти! – Патриция захохотала. – Прости-прости! Точно, ты же сказала, что вы занимались сексом в его кабинете.
– В библиотеке.
– Разве это важно? Скоро и в его кабинете. Настоящий секс! С профессором! Звучит как мечта. Классно, что у вас преподают красавчики. У нас все профессора старше меня вдвое, – загрустила она.
– Зато ты учишься в Нью-Йорке, – напомнила я.
Настоящий секс?! По шее к лицу поднялся жар.
– Ты тоже могла бы поступить в нормальное место, если бы верила в себя. А ты выбрала Берроуз… Университет хотя бы в Америке? Ты не попала в секту? У Берроуза есть аккредитация?
– Есть! – обиженно выпалила я. – Как и отличная стипендия. Ну и после встречи с профессором Ричардсоном я ни за что отсюда не переведусь, – отшутившись, я поспешила оставить тему. – Спасибо, что ты есть, Пат. Мы обязательно будем жить в Нью-Йорке вместе, даю слово!
Мы еще немного посплетничали о сексапильных преподавателях и способах их соблазнения, а потом я легла спать с надеждами вновь оказаться наедине с Дереком Ричардсоном в его кабинете, пусть лишь в своем сне.
Лето. Астрид шестнадцать, Патриции семнадцать
– Я не позволю тебе испортить свое будущее. Ты уедешь из этой дыры следом за мной, поступишь в университет и найдешь хорошего мужчину!
– Все-все, успокойся! – смеюсь и стаскиваю Патрицию с крыши ее пикапа. Она садится ко мне в кузов, но порывается снова начать возмущаться. Тогда я пытаюсь объяснить: – Тебе легко говорить! У тебя уже было! А я… Все девочки в классе уже сделали это! – Я едва не реву, а Пат смотрит снисходительно, с умилительной улыбкой.
Мы ложимся в кузов, чтобы принять солнечные ванны: загораем в коротких шортиках и тонких футболках. Близится июнь, и Луксон кажется симпатичнее, чем обычно. Зеленая листва, голубое небо. Я вытягиваю руку, пытаясь коснуться густых облаков.
– Твои одноклассницы? – Пат хрипло смеется и затягивается сигаретой. Я отодвигаюсь к стене пикапа, чтобы дым не попал на мою одежду или волосы. – Врут они все, – утверждает Патриция. – Если не врут, я им сочувствую. Серьезно! В первый раз заняться сексом после трех банок пива на заднем сиденье отцовского минивэна? Нечему тут завидовать, Асти, поверь!
Я приподнимаюсь на локтях, обиженно дую губы. Легко ей говорить! Пат тоже меняет положение: садится на колени и, щуря кошачьи зеленые глаза, по-доброму хихикает.
От обиды сводит скулы. Я падаю на жесткое дно пикапа и хныкаю. Иногда мне кажется, что Патриция посвящена в некую тайну, потому что она уже спала с парнями. А я не имею представления о том, каково это.
Мягкие полотенца не позволяют травмировать спину, но я случайно касаюсь раскаленного металла – боль пронизывает кожу, из глаз брызжут слезы. Интересно, это больнее, чем спать с парнями?
– Расскажи: как ты потеряла девственность?
Патриция ложится рядом, обнимает меня за плечи, но быстро отпускает: липкие от пота тела неприятно греют друг друга в изнуряющую жару. Пат берет из вязаной сумки бутылку с водой и делает глоток. Капли блестят на ее губах, и она вытирает рот ладонью.
– Явно не так, как твои одноклассницы, Астрид. Ты ведь понимаешь, что девственность нельзя потерять? Наоборот, ты приобретаешь новый опыт. В сексе много приятного. Удовольствие. Оргазм. Магия. – Патриция пытается объяснить как можно понятнее, но запутывает меня еще сильнее. – Но ты станешь уязвима. Каждый половой акт тут, в Луксоне, толкает тебя в бездну. Очень не хочу, чтобы ты провела свою жизнь, воспитывая детей от придурка, который даже школу окончить не смог.
– Я тоже этого не хочу, – киваю. – Но мне исполнилось шестнадцать, а я ничего не знаю… Девочки говорят, я никому не буду нужна.
– Было бы чего знать, милая. Не спеши с этим. Ты всегда можешь сама доставить себе удовольствие. Начни себя изучать, так будет проще получить удовольствие с мужчиной.
– Что? – жар пылает по всему лицу. – Трогать себя?!
– Можешь трогать, – Патриция вновь пьет воду. – Или начни с душа, только напор сделай поменьше. Представь какого-нибудь красавчика из сериала, расслабься и… вперед, на планету удовольствия.
Я поднимаюсь и смотрю на подругу широко распахнутыми глазами. Мне стыдно даже представить такое. А если дядя Томас увидит?! Я была уверена, что только парни занимаются подобной мерзостью.
– Ты тоже это делаешь? – тихо уточняю.
– Ага! – Пат улыбается. – Пока не удалось найти здесь никого достойнее своей правой руки. Для настроя можешь посмотреть порно.
Мое лицо, наверное, одного цвета с лобстерами, а руки дрожат. Зря я начала эту тему. Но Патриция не обращает внимания на мой стыд, а, хлопнув себя по лбу, извиняется:
– Черт, прости. Забыла, что у тебя нет личного компьютера.
– Мама обещала купить мне компьютер на шестнадцатилетие. Думаю, в ближайшие недели он будет у меня. Маме хочется идти в ногу со временем, пусть Томас и против. Но я никогда не буду смотреть порно! – Меня слегка трясет, несмотря на жару. – Те кассеты, что я нашла у Томаса, мне не понравились. Это не похоже на удовольствие…
Пат снова пьет воду. Делает на два глотка больше, чем до этого. Сплевывает воду на руки и умывает веснушчатое лицо.
– Извини, Астрид, мне кажется, твой отчим немного того. Но со стороны и не скажешь – шериф полиции, примерный семьянин…
Патриция всегда мрачнеет, когда речь заходит о Томасе Дэвисе. Один раз он поймал ее за курением травки и рассказал ее родителям. Наверное, Пат затаила обиду. Дядя Томас не извращенец, я это точно знаю. Он любит мою маму. Он хорошо относится ко мне. В Луксоне такие, как Томас Дэвис, будто золотой билет на шоколадную фабрику среди обычных бумажек.
– В общем… – резюмирует Пат. – Хрен с ними, с твоими тупыми одноклассницами. Главное, будь осторожна. Встретить достойного мужчину трудно, но ты найдешь его. Обязательно. Скажу банально, но ты… почувствуешь эту магию.
Но единственная магия, которую я чувствовала, – это магия знаний. Мне нравилось учиться. Каждый выбранный предмет был интересен, и я не могла представить, что придется отказаться от каких-то дисциплин на следующих курсах, чтобы взять новые или посвятить больше часов углубленному изучению. Сэм также показала мне клуб журналистики, и, как я ни пыталась ей объяснить, что фотографии в комнате сделаны не мной, Сэм уже все решила. В субботу я пойду на первое собрание как полноценный участник. Что ж… вдруг мне понравится фотографировать? Полароид обещали выдать.
Но больше всего, конечно, я ждала лекций профессора Ричардсона. Ко второму занятию он задал первокурсникам подготовить сочинение по тому произведению, цитату из которого мы выбрали. «Утраченные иллюзии» – одна из моих любимых книг, и я посвятила целый вечер, рассуждая о главном герое, Люсьене, восхищаясь умением Бальзака жонглировать вопросами нравственности: Люсьен был то положительным, то отрицательным героем. Я настолько увлеклась, что отправила сочинение на электронную почту на пятнадцать минут позже крайнего срока. Но я надеялась, мои рассуждения, стиль письма и аргументы настолько захватят Ричардсона, что он простит мне оплошность.
К сожалению, я ошиблась. И, кажется, ошиблась во всем.
– Простите?! «C»?
Весь класс обернулся на мой возглас, а профессор Ричардсон остановился у следующей парты. Он спросил:
– Вас что-то не устраивает, мисс Дэвис?
Конечно, черт возьми, не устраивает! Я могу потерять стипендию!
Возмущение от несправедливой оценки не позволило мне выдавить ни звука. Горло сдавил спазм. Я смотрела на перечеркнутый красным распечатанный лист с моим сочинением, и буквы расплывались от нахлынувших слез. Несправедливо!
– Каждый, кто считает, что я излишне строг, может оспорить оценку после лекции, – добавил Ричардсон и направился дальше по кабинету.
– Ты как? – Тейлор легонько ткнула меня в плечо. – Мне он поставил неуд. Расслабься, старшекурсники предупреждали…
Я не слушала ее. В голове барабанила кровь. Как я могла расслабиться?! Раз в месяц комиссия будет смотреть мой табель, и если средний балл опустится ниже допустимого, прощай грант! А платить за учебу самостоятельно я не смогу, я вернусь в Луксон, я… я…
– Мне надо выйти! – вскочив, я бросилась прочь из кабинета.
Бежала, словно от прошлого, что норовит ударить в спину. Слышала только глухие удары своих подошв о паркет в коридоре. Видела размытое будущее, не понимая, как контролировать то, что от меня не зависит.
Я рывком открыла дверь женского туалета и рухнула на колени. Холодная плитка, оглушающая тишина и запах хлорки встретили мою панику как старую подругу. Слезы не упали на щеки, ни единого всхлипа не сорвалось с губ. Но мне отчетливо казалось, что в легкие перестал поступать кислород. Я задыхалась, цепляясь за ткань блузки на груди.
– Спокойно, – изо рта со словами выходил воздух, – спокойно.
Я могу дышать. Я в порядке. Я все исправлю.
Оперевшись о раковину, я встала на ноги. Из зеркала на меня смотрела та, за кого я в ответе. Ни один мужчина не отнимет у меня будущее!
В кабинет я вернулась с гордо поднятой головой.
Ричардсон что-то писал на доске, а заметив меня, остановился.
– Извините.
– Останьтесь после занятий, – спокойно ответил профессор.
Опять вытирать за вами доску?!
Но вслух я ничего не сказала.
А после звонка попросила Тейлор меня не ждать. Она улыбнулась и подарила объятия, окутав ароматом фруктовой жвачки. Я прикрыла глаза, наслаждаясь ее теплом перед нервной неопределенностью.
– Мисс Дэвис, – окликнул профессор.
– Удачи, – сказала Тейлор одними губами.
Оставаться после лекции один на один станет своеобразной традицией? Но если в первый раз общение с Ричардсоном вызвало у меня трепет, то сейчас… я все равно испытывала гребаный трепет.
Профессор сидел за столом, сцепив ладони в замок. Когда я подошла, он ровно произнес:
– Мы не в старшей школе. Там вы были лучшей в классе, но в университете все сложнее. Если на каждую оценку вы будете реагировать так драматично, я попрошу вас больше не приходить. Возможно, вам и вовсе не стоит тратить силы на Берроуз?
Стыд заставил меня вспыхнуть словно факел. Я быстро заморгала.
Что? Ричардсон хочет прогнать меня с курса? Считает, мне не место в университете? «Вишенка из тех деревенщин, кого берут в Берроуз, чтобы доказать, какие мы все тут прогрессивные», – выпад футболиста отозвался болью, словно свежая царапина. Я поморщилась, вздернула подбородок. Черта с два. Я докажу, что заслужила свое место в Берроузе.
– Извините, профессор. Могу я переписать работу?
Он поднял бровь. Удивился моему внезапному спокойствию?
– Разумеется, мисс Дэвис. Я говорил на первом занятии, что всегда даю второй шанс… – Ричардсон взял у меня из рук сочинение и пробежался глазами по тексту. – Но не третий. Работа неплоха. Лишь банальна. Напишите то, что думаете вы, а не литературные критики из интернета. Не нужно опираться на их мнение. И впредь присылайте работу вовремя.
Всего пятнадцать минут!
– Конечно, профессор. Спасибо.
– Я отправлю вам на электронную почту дополнительные вопросы. Удачи, мисс Дэвис.
– Меня зовут Астрид, – не выдержала я. Хватит повторять фамилию моего отчима! Так часто и… так сексуально. Собравшись, я уточнила: – Во сколько нужно прислать работу?
– Нет, нет. – Ричардсон пару раз ударил ручкой по столу. – Я уже убедился в вашей пунктуальности. Распечатайте и принесите сочинение на следующее занятие.
Я кивнула и развернулась к выходу.
Вдруг в спину прилетел его бархатный голос:
– Удачи… – Профессор помолчал. – Астрид.
Прежде чем выйти из кабинета, я на мгновение прикрыла глаза. «Астрид». Прозвучало почти нежно. Мне искренне казалось, что я чем-то его зацепила. Что у меня есть шанс получить взаимность. Ха. Вышло отличиться, запомниться и найти повод поговорить с ним наедине. Но реальность всегда суровее фантазий и снов. Расколдовать этого злодея будет непросто.
Прошло сорок минут, как я пялилась в ноутбук и не могла выдавить ни строчки. В понедельник меня ждала очередная лекция по зарубежной литературе, а я не дописала сочинение. Вернее, я переписывала его все те дни с момента, когда получила свой второй шанс. «Но не третий», – напомнила себе. «Да послала бы его к черту и перевелась на историю американской литературы, профессор Гибил веселая женщина!» – чертенком на плече воскликнула Моника. Она в свое время не стала страдать и ушла из класса Ричардсона спустя пару занятий. Ее примеру последовали четыре первокурсницы с моего потока, разбив свои иллюзии, прямо-таки как Люсьен из романа Бальзака. Но я не собиралась сдаваться.
Сегодня, в пятницу, соседки устроили в коттедже пижамную вечеринку, поэтому я искала тишину и вдохновение в библиотеке.
– Астрид? Привет!
Тишину найти было не суждено.
Я посмотрела поверх учебников. Толстые фолианты украсили весь стол, и пришлось вытянуть подбородок, чтобы увидеть, кто ко мне шел. О черт… Я прокашлялась, выигрывая время, и придала голосу беспечности:
– Лиам! Как ты меня увидел?
– Узнал по сумке, – он кивнул на спинку стула, на которую я повесила кожаный ремешок сумки. – Чем занимаешься?
Я открыла рот для ответа, но тут же закрыла. Не собираюсь быть милой с человеком, который остался в стороне. Я поправила очки на переносице и вновь погрузилась в анализ произведений Бальзака. Да, профессор сказал опираться на свои знания, но как я могла пренебречь ценной информацией! Он прав в одном: интернет – это несерьезно. В библиотеке я точно найду то, что его впечатлит.
– Астрид?
– Лиам! – Я кинула на стол ручку. Библиотекарь, словно коршун на добычу, посмотрела на меня из-за угла. – Лиам, – сказала я тише, – разве у тебя нет другой компании на вечер пятницы?
Он поджал губы, отодвинул стул и сел рядом. Откинув светлую челку, тихо сказал:
– Мне следует извиниться, Астрид…
– Тебе следует? Или ты хочешь извиниться?
Лиам заморгал. Я вздохнула, рассматривая его дорогую одежду. Отодвинув книги, я подсела к Лиаму поближе.
– Знаешь, почему ты хороший приятель для всего кампуса? – Он отрицательно помотал головой. – Потому что ни для кого ты не друг!
– Я хотел дружить с тобой…
– Нет, – перебив, я ткнула себя в грудь. – Ты надеялся, что я буду дружить с тобой. А на мои чувства тебе глубоко плевать.
Лиам не ответил. Он оперся ладонями на стол, намереваясь встать, но я вцепилась в его запястье, усадив обратно.
– Ты классный, Лиам. Не бойся остаться один.
– Хм… – Он смущенно дернул плечами.
– Все хорошо, – заверила я, – давай будем дружить. Но дружить честно.
Лиам кивнул, и несколько минут тишину в библиотеке нарушали только мои пальцы: я листала старые книги, теребила край блузки, поправляла волосы.
– Профессор Ричардсон оказался тем еще… снобом. – Я решила начать диалог, чтобы дать понять Лиаму – наш конфликт исчерпан. – Мне нужно сдать сочинение в следующий понедельник.
– Астрид, будь аккуратнее. Ты же долго шла к учебе здесь, верно?
– Мягко сказано. Если я вылечу из университета, Патриция убьет меня… – Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Или убьет кое-кто другой?
– Вот видишь, никто не стоит твоих нервов, пусть даже это великий и ужасный Ричардсон. Надо было убедительнее объяснить тебе, что не следует связываться с ним и его предметом…
– Лиам! – прошипела я сквозь зубы, хотя мне хотелось закричать.
– Понял, понял, – ответил он так же шепотом. – Перестаю быть хорошим. Помочь тебе с сочинением?
– А Кармен не будет против? – поддела я.
Лиам закатил глаза.
– Расслабься. Мы же друзья, да?
Я кивнула. Мои мысли, вопреки логике, оставались заняты только самодовольным преподавателем зарубежной литературы. Смогу впечатлить его и получу высший балл – идеальный в теории план.
– Поехали, – я указала Лиаму на стопку книг. – Заставим Дерека Ричардсона влюбиться в мое сочинение. А бонусом – пусть извинится.
– Ого! – Лиам закрыл рот ладонью. Когда опасность в лице библиотекаря миновала, скрывшись за книжными полками, Лиам добавил: – Клянусь местом в команде, это будет первый случай в истории Берроуз – местный Северус Снейп попросит у кого-то прощения. Жги, Астрид!
Лиам зааплодировал, и нас выгнали из библиотеки.